Надломленные

      Мустафа распахнул дверь в свои покои и, взяв Хюррем за руку, настойчиво втянул девушку внутрь. Замок сразу же был наглухо защёлкнут, полностью отрезая двоих от внешнего мира. Чувство неправильности происходящего так и не накрыло их. Мужчина издал протяжный стон и уткнулся носом в шёлк рыжих волос, глубоко вздохнув волшебный аромат, что будоражил сознание. Ожидание было слишком долгим и невыносимым, почти на грани муки.       Хасеки затуманенным взглядом посмотрела куда-то выше плеча Шехзаде и оказалась крепко прижатой к разгоряченному телу. Тончайшая ткань платья позволила ей ощутить это полной мерой. Она не предпринимала никаких ответных шагов, позволяя Мустафе повелевать ею, как только ему вздумается. Мужчина и женщина. Предельно правильно и волнующе. Он сперва опешил от лёгкой отстранённости девушки, ему всегда казалось, что Хюррем не покорная, робкая в любовных утехах девица, а страстная демоница, с неуёмным аппетитом, с которой никогда не соскучишься. И ожидал, что она кошкой набросится на него, изводя своим прекрасным телом часами. Что же, мужчина был удивлён отсутствием подобной реакции. Приятно или нет — покажет время.       Чтобы как-то её растормошить, он нежно, но твёрдо схватил Хюррем за шею, заставив посмотреть себе в глаза. На лице девушки расплылась блаженная, неестественная улыбка, а сама она, казалось, была в дурмане нахлынувших эмоций. Их взгляды переплелись, лаская и пленяя друг друга в пылающем танце. Мустафа нетерпеливо ждал полной отдачи, безумства, её похоти. Однако ничего из этого так и не происходило. Хасеки даже не собиралась отдаваться бурной страсти, а просто наблюдала за Шехзаде, не поощряя, но в то же время и не пресекая его действий.       Хюррем взяла Мустафу за руку и провела пальцем по мужской ладони, вырисовывая незатейливый узор. Такой простой, но одновременно с этим — значимый для него жест. Не хотел, но пришлось прервать таинство ласки, вожделение оказалось сильнее нежности. Шехзаде лёгким движением рук откинул ниспадающий водопад волос с плеч Хасеки. Её пышная грудь, часто вздымающаяся от волнения, запретно приковывала к себе пристальный взгляд. Мустафа томился желанием прикоснуться к молочной коже, удостовериться, что на ощупь она настолько же мягкая, как и на вид.       Он терпеливо ждал разрешения. Не смел нарушить невидимые границы их весьма странных отношений. Однажды уже сделал ошибку, нарвавшись на твёрдый отказ. Повторения истории не хотелось. Хюррем должна определиться для себя, сможет ли упасть в пропасть, стирая грани между ненавистью и вожделением?       Возможно, сейчас она сама сделает первый шаг, ведь не была же миражом искра, что проскочила между ними? Шехзаде успел усомниться в этом, ведь Хюррем не думала приглашать его в свой мир. Хитро прищурившись и проследив за раболепным взглядом мужчины, она прижалась к нему вплотную, чем вызвала судорожный вздох. Мустафа был высок, на добрую голову выше неё. Сулейман был такого же роста. Девушка почувствовала внезапный комок в горле, сразу же нервно сглотнула пару раз, пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Сулейман… Что же ты наделал? Зачем предал священное? Хюррем разозлилась от подобных мыслей. В его объятиях сейчас нежится другая. Падишах в очередной раз унизил ту, которой клялся в вечной любви, пренебрёг, позволил Фирузе наблюдать за падением, опозорил. Все мысли Хасеки находились далеко не здесь, в этой душной комнате, а рядом с ним — повелителем не только всего мира, но и её естества, души, тела.       Она чувствовала, что совершает непоправимую ошибку, нагло лжёт, но поделать с собой ничего не могла. Хюррем значительно расслабилась, пронзительно посмотрела в глубокие карие глаза, мягко улыбнулась, почти правдиво, и бесжалостно растёрла в прах последние крупицы расстояния между ними, обвив мужские плечи своими руками. Мустафа крепко обнял девушку. Объятие стало запредельно интимным.       Он никогда не думал, что можно соблазнить не раздеваясь, не изгибаясь в откровенном танце и не делая томных движений. Не мог объяснить, как простое объятие стало таким порочным и желанным. В этот момент ему не хотелось удовлетворять жажду плоти. Не то, чтобы мужчина не желал вкусить сладость роскошного тела, однако это была не главная цель. Ему хотелось испить её до дна. Завладеть телом не так интересно, гораздо значимее и глубже — проникнуть в душу. Слишком молод с Эфсун, слишком безразличен с Фатьмой, слишком безрассуден с Хеленой. Смерть первой сломала его сознание, потеря второй не вызвала ровным счётом ничего, третья… Он не определил до конца, любил ли вовсе эту девушку, которая так внезапно ворвалась в его жизнь. Отпустить её было единственно правильным решением, о котором Мустафа ни разу не пожалел. Убеждения матушки и Ибрагима-паши уберегли его от поспешного, сумасбродного желания пойти наперекор воли отца и сойтись браком с Хеленой. Сейчас он окончательно сделал вывод, что никях — просто безосновательная прихоть, о которой ему в скором времени пришлось бы пожалеть.       А что слишком его ожидает с Хюррем? Слишком неправильно или…? Ход мысли был прерван бесконечной нежностью, потоки которой Мустафа внезапно ощутил через крепкие объятия.       — Убеди меня, что происходящее здесь и сейчас это правильно, — раздался горячий трепетный шёпот.       — Даже не подумаю, ты сама знаешь правду, — её шумное дыхание согрело ему шею. — Что произошло между вами? Он причинил тебе боль?       Она не ответила, но горящие недавней обидой и решительностью изумруды глаз сказали всё сами. Мужчина сжал в злобе кулаки, взглядом отвечая, что не намерен мириться с таким положением дел. Мустафа успел заметить красный след, оставленный рукой отца на щеке любимого врага. В том, что это сделал именно он — сомнений не было, ведь больше некому. Не так досаждало то, что повелитель ударил, как то, что в очередной раз предал доверие преданной Хюррем. Она поверила, поддалась на его раскаяния и наигранную нежность тогда, когда в первый день их пребывания в охотничьем домике, падишах решил вспомнить о ней.       — Мустафа, это лишь наши с повелителем дела, я не думаю…       — Хюррем! Ради Аллаха прекрати сейчас же!       — Что? Что ты хочешь, чтобы я немедленно прекратила? Это? — она провела пальцами по его плечу, приглаживая ткань халата. — Или это? — рукой коснулась мужской щеки, покрытой жёсткой щетиной. — А, возможно, это? — неожиданно для Мустафы и для самой себя Хюррем вовлекла Шехзаде в страстный поцелуй.       Мир поплыл в глазах мужчины. Он, не веря в происходящее, переместил руки со спины Хасеки, крепче обхватив её тонкую талию. Пространство вокруг засияло яркими красками, ослепляя безумным вожделением обоих. Мустафа вовсе не целовал, а почти насиловал мягкие губы девушки своей пылкостью и напором. Мужчина сжал в тисках желанное тело, что вызвало у Хюррем резкий вздох и еле слышный стон. Она пожалела, что сглупила и позволила произойти тому, что было совершенно невозможно. Предприняв слабые попытки отстраниться, девушка нарвалась на решительный протест. Шехзаде не хотел выпускать её из объятий, он схватил изящную ладонь, намеренно причиняя боль. Не обращая внимания на назойливое возражение, Мустафа начал покрывать лицо Хюррем жадными поцелуями, прикасаясь пылающими губами к щеке, ко лбу, к шее.       Хасеки стало дурно. Как теперь прекратить всё это? Перед её глазами стоял Сулейман с суровым, но грустным выражением лица и качал головой, выказывая своё разочарование происходящим. Хюррем в тот момент испугалась, но вовсе не за свою судьбу в случае их разоблачения, а за детей. Она в очередной раз попыталась вырваться из крепкого захвата, ничего не получилось.       — Хватит! Прекрати сейчас же! — раздался полукрик, который не только не отрезвил мужчину, но и привёл его в бешенство.       — Ты сама затеяла эту игру, Хюррем. Теперь хочешь, чтобы я прекратил?!       — Я совершила ошибку, — наконец вырвавшись, ответила Хасеки. — Минутная слабость. Неправильно, запретно. Мне нужно идти, пока нас не заметили, иначе не избежать беды!       Хюррем отбежала к двери и принялась судоржно отпирать замок дрожащими руками. Он, как назло, не поддавался. Мустафа после небольшого замешательства, посмотрел на жену отца, которая злилась и чертыхалась, усердно трудясь над несчастным замком. Мужчина стремительным шагом преодолел разделяющее их расстояние уже в который раз за этот вечер и, схватив Хасеки за плечо, резко повернул её к себе. Глаза на раскрасневшимся от напряжения красивом лице метали молнии, огненный локон то и дело норовил закрыть обзор, но бесноватая девушка терпеливо пыталась сдуть его.       — Открой немедленно!       В ответ мужчина послал лишь широкую улыбку, которая совершенно не понравилась Хюррем. Она посмотрела на расслабленую позу Шехзаде, который стоял перед ней, скрестив перед собой руки. Хасеки нервно заправила непослушную прядь за ухо и усмехнулась, ей стало всё предельно ясно.       — Что ты от меня хочешь, Мустафа? — слегка прищурившись, спросила она, пройдя вглубь покоев, которые когда-то принадлежали Хатидже. Обстановка почти не поменялась, за исключением лежащих на столе многочисленных книг и хаотично разбросанных свитков. Всё по-прежнему было аляповато и скучно, совсем в духе занудной султанской сестры.       — Ты всё прекрасно знаешь, не думаю, что это для тебя тайна, Хюррем, — по-особенному выделив её имя, он намеренно сел в кресло за стол, тем самым поставив себя в главенствующее положение.       Хасеки мысленно рассмеялась. Мальчишка! Думает, что она себя будет неуверенно чувствовать из-за вынужденного стояния перед ним? Хотя нужно отдать Мустафе должное — в отличие от неё, он занимал более выгодную для разговора позицию. А вот Хюррем подумала, что ей самое время начать оправдываться.       — Я не намерена дальше выслушивать твою тираду и играть в эти глупые игры. Ты скажешь или…       Мустафа прекратил отбивать пальцами дробь по гладкой деревянной поверхности, чем сбил с толку Хасеки, которая так и не закончила свою мысль, сосредоточив свой взгляд на мужчине.       — Я хочу тебя, — рука легко заскользила по столу, сметая невидимые глазу пылинки.       В покоях на миг стало очень тихо. Ветер, проникающий с лёгким свистом в комнату, и потрескивание плачущей восковыми слезами свечи были совсем не слышны, в голове отбивалась небрежно брошенная мужчиной последняя фраза. Хюррем перевела взгляд, желая посмотреть Мустафе прямо в глаза, чтобы понять, шутка ли это. Однако ничего так и не удалось — Шехзаде лениво подпёр рукой подбородок, задумчиво глядя перед собой на открытую, оставленную совсем недавно им перед ночным приключением, книгу.       — Какие-то проблемы? — Хасеки почти задохнулась от наглости этих слов. Она невольно сделала шаг назад, но нечаянно ногой зацепилась за край толстого ковра, покачнулась, стараясь сохранить равновесие, и упала оземь. Шум от падения разбавил царствующую в последние минуты в покоях тишину.       — Ты вновь передо мною на коленях, — Мустафа встал с кресла и неторопливо, вальяжно подошёл к Хюррем. — Уже в который раз. Признаться честно, я польщен, раз уж сама Хасеки изволила преклоняться, то… — мужчина протянул руку для того, чтобы девушка могла подняться, но та лишь смерила его брезгливым взглядом и отказалась от помощи.       — Даже не обольщайся! Лишь такой наглец, как ты, может вести себя подобным образом! — сказав последние слова, Хасеки ловко вскочила на ноги и с вызовом посмотрела на Шехзаде. Надоедливый локон в очередной раз неудачно закрыл обзор, но Хюррем не повела и глазом.       Что-то резко изменилось. Атмосфера накалилась до опасного предела, а исходящий от мужчины гнев, казалось, даже потрескивал в воздухе. Флёр романтичного настроения рассеялся бесследно. Взгляд Мустафы превратился в убийственный. Он хищным зверем начал медленно наседать на девушку. Она, поняв, что сказала лишнее, выставила в защитном жесте руки вперёд и попятилась к стене, отступая от неизбежного.       — Остановись, Мустафа, — раздалось решительно. — Не делай того, о чём будешь жалеть потом, — последнее прозвучало крайне неубедительно.       Хюррем больно наткнулась спиной на дверь и поняла, что больше отступать некуда. Её глаза заметались в поисках другого выхода. Мужчина, загнав свою жертву в угол, остановился и молча стал наблюдать за метаниями. Воздуха стало катастрофически мало. Хасеки с трепетом ожидала дальнейших действий. Что делать? Закричать? Пригрозить? Ничего из этого не годилось для исполнения. На крики сбегутся слуги и увидят странную сцену, которая будет нуждаться в объяснениях. Угрозы вряд ли подействуют, ведь она неоднократно грозилась разоблачить его, но что с того? Под раздачу попадёт совсем не он. Мустафа выкрутится, переиграет всё себе на руку и обвинит её в клевете или, не дай Аллах, в обратном: Хасеки питает тёплые чувства к Шехзаде. Какой позор! Нет, нельзя допустить, чтобы о происходящем узнал кто-либо ещё.       — Даже сейчас ты испуганная и разозлённая, но такая соблазнительная, — прошептал мужчина, уперев ладони в дверь, совсем близко по бокам от лица Хюррем, тем самым ставя её в неловкое положение. — Ведьма!       Она ловко увернулась, и его губы лишь успели немного скользнуть по её щеке. Второго раза больше не будет.       «Чем я думала, поцеловав Мустафу? Лишь Аллаху ведомо. Теперь это клеймо срама будет на мне до конца жизни, » — не унималась в душевных метаниях Хасеки. Она не покидала попытку отворить дверь, дёргая замок рукой, заведённой за спину в тайне от мужчины.       — Охладите свой пыл, Шехзаде! Я — законная жена вашего отца, падишаха Османской империи и повелителя всего мира — султана Сулеймана Хана. Если он узнает о том, что вы мне сказали, вам несдобровать!       — Именно поэтому ты набросилась на меня, предпринимая отчаянную попытку соблазнения? — Мустафа, видя удивлённое лицо Хюррем, поспешил добавить, стараясь ударить по-больнее: — Или ты не ожидала, что твои слова и действия могут обернуться против тебя самой? Измена карается особенно жестоко. Пострадаешь не только ты, но и твои дети, ведь теперь нет гарантий того, что они представители династии Османов, учитывая любвеобильность их дражайшей матушки.       Слова попали точно в цель. В следующий момент произошло то, чего Шехзаде никак не ожидал.       — Закрой свой рот! — рука Хюррем с силой обрушилась на мужское лицо. — Не смей, слышишь меня? Не смей даже думать о таком! — голос сорвался на дрожащий крик.       Мустафа пришёл в себя после пощёчины сразу же и схватил руку Хасеки выше предплечья. Захват вызвал протяжный стон, на который мужчина не обратил внимания.       — Ты слишком много позволяешь себе, Хюррем, как для человека, судьба детей которого в моих руках.       — Даже не вздумай меня шантажировать! Зря я тогда не рассказала обо всём Сулейману сразу же, пожалела тебя, а не стоило.       — Ты себя пожалела, дорогая. В твои сказки никто бы не поверил, а вот у тебя возникли бы проблемы, — усилив захват, гневно прошипел Шехзаде.       — Что тебе нужно от меня? — пискнула девушка, свободной рукой не оставляя в покое замок. Наконец он поддался, и дверь теперь было можно отворить.       — Я никогда не думал, что у тебя проблемы с пониманием. Но так уж и быть, сделаю особое исключение и повторю: мне нужна ты. Вернее, твоя благосклонность.       — Забудь. Этому никогда не бывать.       — Возможно, ты сперва хорошо подумаешь и лишь, осознав все риски такого решения, дашь верный ответ? — Мустафа отпустил руку и сделал шаг назад, не подозревая, что птичка может с лёгкостью упорхнуть из когтистых лап кота.       — Никогда! — отчеканила Хюррем и с сумасшедшей скоростью толкнула дверь, стремглав выбежав из покоев.       — Ты всё равно придёшь рано или поздно. Вот только потом придётся умолять стоя на коленях, — спокойно ответил мужчина, полностью уверенный в том, что был услышан.       Хасеки забежала за угол и глубоко вздохнула, оперевшись о холодную стену. Она убеждала себя, что произошедшее не более, чем кошмарный сон и стоит лишь проснуться, он обязательно рассеится. Требование Мустафы не укладывалось в голове. Да, он пылал огнём желания к ней, но разве можно было хотя бы думать о таком безрассудстве? Угрозы очень правдоподобны, Шехзаде знал, что её можно шантажировать детьми, чтобы полностью лишить покоя. Хюррем не знала, что делать, но решила, что будет думать об этом не сейчас, а позже, когда успокоится.

***

      — Госпожа, — поклонился евнух. — Вы так бледны сегодня, позвать лекаря? Вас вновь тревожит рана?       Хасеки не захотела даже смотреть сегодня утром в зеркало, знала, что внешний вид желает лучшего. Ей не удалось выспаться этой ночью, беспокойный сон длился от силы пару часов. Она часто просыпалась и звала Назлы, чтобы та подала воды или помассировала виски. Хотела пригласить Джихангира, но побоялась тревожить сына. Лишь под утро ей удалось сомкнуть глаза, но спокойствие могло лишь сниться.       — Нет, Сюмбюль. Всё хорошо. Ты сделал, то что я просила?       — Рустем-ага будет ждать вас в саду.       — Спасибо. Можешь идти.       — Вы уверены, что вам ничего больше не нужно? Я могу…       — Не нужно ничего. Оставь меня, — слишком резко ответила Хюррем.       Евнуху ничего другого не осталось, как согласиться с волей султанши и покинуть покои. Состояние госпожи тревожило Сюмбюля, но поделать с этим ничего не мог. Можно было обратиться к повелителю, но вряд ли бы кто-то похвалил его за такое, скорее наоборот.       После обеда, к которому Хасеки почти не прикоснулась, лишь выпив чашку кофе и откусив пару кусочков пирога с кизилом, она собралась на встречу к Рустему. Погода позволяла отказаться от тяжелой меховой накидки, заменив её лёгкой шалью. Солнце согревало лучами, заставляя отвлечься от насущных проблем. Хюррем надеялась, что сегодня не встретит ни Сулеймана, ни Мустафу. Встреча с последним была особенно нежелательной.       Хасеки подошла к стоящему под высоким дубом Рустему, он низко поклонился. Хюррем оглянулась по сторонам, чтобы убедится, что за ней не было слежки, и махнула рукой служанкам, приказывая отойти.       — Госпожа, приветствую. Рад видеть вас в здравии.       — Твоими молитвами, Рустем. Благодаря тебе мы избежали большой беды, — улыбнулась в ответ девушка. — Как тебе это удаётся?       Мужчина хитро ухмыльнулся.       — Люди очень сговорчивы перед страхом смерти. Они готовы чётко следовать любым указаниям, если к их горлу приставить нож. Мне стало известно, что Серкан распрощался с жизнью, но, тем не менее, не выдал нашу задумку.       — Мало того, он обставил всё, как покушение на меня, упокой, Аллах, его душу. Если у него осталась семья, найди её и позаботься о ней. Я выделю необходимые средства с лихвой.       — Но цель не была достигнута. Шехзаде Мустафа, — Рустем оскалил зубы. — Жив и невредим. Более того, он останется наместником в столице на время похода повелителя на Тебриз.       Хюррем сильнее побледнела и жестом приказала мужчине молчать. Разговоры о Мустафе — последнее, что сейчас ей было нужно.       — Сейчас он не помеха для нас. Нужно подумать, как избавиться от Фирузе. Она — главная моя проблема.       — Вы хотите, — начал Рустем. — Убрать её навсегда?       — Нет, — категорически ответила Хасеки. — Просто убить её мы не можем. Нужно думать что-то другое, вот только что…       — Оставьте это мне, госпожа. Совсем скоро она перестанет тревожить вас, даже не сомневайтесь в этом. Больше никто не посмеет пошатнуть ваше могущество.       Слова прозвучали настолько грозно и убедительно, что Хюррем невольно вздрогнула, поверив Рустему.