Днями ранее
— Ты уверен, что это безопасно и последствий не будет? Я не могу рисковать жизнью моей жены. — Вы заплатили более, чем достаточно, эфенди. Я обязан предоставить качественный товар. Будьте уверены, сознание вашей супруги будет достаточно притуплено, чтобы она ощутила боль меньшей мерой. Аптекарь передал плотно закупоренную склянку Мустафе, который тут же спрятал её. После этого достал кошель с монетами и вручил его взамен. Травник с жадным блеском в глазах взял деньги и засунул за пазуху. — Дай, Аллах, вам и вашей жене здоровья, эфенди. — Аминь, — кивнул мужчина и поспешно покинул лавку. Найти этого аптекаря было гораздо труднее, чем придумать легенду для его ушей. Мустафа аккуратно прощупывал почву у самого Сюмбюля-аги, который знал, казалось, обо всём в столице. Кто чем дышал, жил, торговал и помышлял. Как только Шехзаде мимолётно упомянул о своём тревожном состоянии в последнее время, и что стоит подыскать средство, чтобы предотвратить возможные последствия, евнух тут же поведал о Хасане-эфенди, который прекрасно знается на травах, и кому нет равных в Стамбуле. И уже на следующий день аптекарь был разыскан Мустафой. Чтобы получить нужное, Шехзаде рассказал о беременной жене, которая вскоре должна разродится, вот только беда — она безумно боится боли. Хасан-ага отнёсся с пониманием и предложил настойку, которая позволит притупить болезненные чувства путём лёгкого помутнения сознания у роженицы. Мустафа подумал, что это отличная идея и согласился, оставив задаток в большую половину требуемой суммы. Пообещав надбавить сверху, он дал травнику пару дней. Теперь вернулся, чтобы получить требуемое. Настойка была готова, и Шехзаде выполнил обещанное, не пожалев золота. Задуманный план казался неимоверно хорошим. Главное, чтобы всё прошло так, как предполагалось им. Совесть мало мучила Мустафу, ведь то, что творила она по отношению к нему, гораздо греховнее. Он был уверен в том, что поступает верно. Жажда наконец будет утолена, а дальше… Он освободится. От неё и её проклятых чар.***
Рука крепко сжала стоящую на столе небольшую склянку. Он чувствовал, что время лучше, чем сейчас, не найти. Встал, задержался взглядом на тюль, который колыхался от дуновения бриза Босфора. Свежий воздух заполнил пустующее пространство в груди. Нерешительный шаг. Потрескивание догорающих поленьев камина. Ещё один. Стало легче. Мустафа расправил плечи, представив сладостную картинку в уме. Жар коснулся кожи. Желание овладело естеством. Нужно поторопиться. Он шёл почти вслепую. На половине пути остановился и подумал о том, как вообще можно осуществить задуманное. Гадкие сомнения тут же протянули свои мерзкие ручонки, но мужчина лишь раздражённо встрепенулся, прогоняя непрошенные мысли. Всё правильно. Всё так, как нужно ему. Он уповал на случай. Какой? Даже в нескольких метрах от её покоев не знал этого. Затаиться и ждать. Многочисленные коридоры Топкапы сослужили свою службу. Краем глаза наблюдал за тем, как она, облаченная в тонкий шёлк халата, выходит из своих покоев, нервно зовёт служанку и направляется в сторону хаммама. Прекрасная, шайтан её возьми! Жадным взглядом провожал буйный огонь локонов, которыми их хозяйка так часто любила взмахивать. Главное дождаться. Не выдать себя. Раздался раздражающий щебет служанок, вышедших через время. Обсуждали подозрительное поведение госпожи, которая внезапно захотела полного одиночества и прогнала девушек. Мустафа удовлетворённо усмехнулся. Что это, если не подарок самой судьбы? Оглянувшись по сторонам для безопасности, он в один миг преодолел разделяющее его от мечты расстояние и прошмыгнул словно вор в незапертую дверь. Дальше ключ к загадке был найден. У кровати стоял небольшой столик, на котором разместился поднос с кувшином и стаканом. Мужчина определил, что в кувшине был свежезаваренный, ещё горячий травяной отвар и вылил в него содержимое склянки, убедившись, что запах остался почти неизменным. Он надеялся, что она выпьет отвар, иначе его план провалится, так и не достигнув цели. Внимание Мустафы привлёк свёрнутый свиток на столе. Развернув его, Шехзаде принялся читать. Но с каждым словом гнев застилал его взгляд. «Нестерпимая мука овладела мною, когда вы покинули свою преданную Хюррем. Падишах моей жизни! Моя душа изнывает от боли, стремясь, мой светлый повелитель, к вам. Не было ни минуты, чтобы я не думала о вас и не молила Аллаха о вашей победе и скорейшем возвращении. Как пышный бутон розы ждёт прикосновения первых лучей солнца, так и я жду тепла вашего взгляда. Вы покинули меня, и мир стал в одночасье серым и безликим. В моём саду не поют птицы, ангелы оставили мой рай. Молю лишь об одном. Поскорее очутиться в ваших объятиях, познать сладость вашей ласки и дарить вам всю любовь, которой трепещет моё израненное разлукой сердце. Пусть донесется к вам мой шёпот на крыльях любви. Да разразится он устрашающим для всех врагов грохотом, и вы услышите, как я люблю вас. И мой шёпот будет громче лживых криков всех смутьянов, которые против наших великих, благословенных самим Аллахом, чувств. Потому что любовь моя сильна настолько, что уничтожить её никто не в силах, ибо кто попытается, сам сгорит в пламени и познает неизведанную доселе агонию. Вы — моя неугасающая надежда, ваш светлый лик освещает мою тьму, сияя ярче всех драгоценностей мира. Стою перед вами на коленях и целую вашу руку. Пока дышу, люблю вас больше жизни. Покорно ваша и навсегда Хюррем.» «Вот чем ты притягиваешь отца… Красноречием», — прошептал Мустафа и поднес к носу свиток. Он источал её запах. Как такое возможно? Разлила флакончик с духами, когда писала письмо? Или намеренно колдовала над бумагой в надежде, что повелитель проникнется её откровениями ещё больше? Бессмыслица прямо! Но проблема в том, что Мустафа бы проникнулся. О, он с нетерпением бы ждал каждой весточки от неё, когда находится вдали от дома. Такие слова не рождаются просто так. Даже взирая на то, что Хюррем — искусная интриганка. Их диктует сама любовь. И здесь Мустафа бессилен. Он ещё раз перечитал письмо, запоминая каждое слово, впитывая его и представляя себя на месте отца. Свернул и положил свиток на место, чтобы не быть разоблаченным раньше времени. Дверь на террасу распахнулась от сквозняка, впуская в комнату прохладные вихры воздуха. Нужно спрятаться. Стать незаметным для неё. Лучшего варианта, чем спрятаться за плотной шторой, не было. Конечно, есть возможность, что Хасеки захочет насладиться одиночеством на террасе, и тогда увидит наглеца, который посмел не только проникнуть в её покои, а и осуществить подлую задумку и утолить свой голод, но об этом мужчина не думал. Если ему повезло один раз, обязательно повезёт и следующий. Ждать пришлось долго. Достаточно для того, чтобы успеть засомневаться, передумать, разозлиться на свою слабость, стиснуть крепко зубы и спокойно терпеть. А что, если она вообще отправилась к Михримах и не собирается сегодня приходить? Могла ли подскользнуться у упасть в хаммаме? Возможно, кто-то угрожает ей сейчас? Мысли были настолько громкими, что разоблачить его можно было запросто. «Очень цинично думать о том, что она попала в неприятность, когда сам затеял такое…» — полагал Мустафа и сразу же откинул все лишние мысли, потому что дверь в покои наконец-то отворилась. Хюррем была бледна, несмотря на то, что только вышла из хаммама. Её влажные волосы тяжёлым грузом свисали почти до поясницы, кое-где уже успев завиться в озорные колечки. Халат словно вторая кожа прилип к телу, очевидно, из-за сильной влажности. Однако она не спешила переодевать его во что-то другое. Нервно оглядываясь, будто ощущая проникновение чужака на свою неприкосновенную территорию, Хасеки обхватила себя руками. Ходит по комнате, задумчиво выпрямляя непослушный локон. Остановилась в доступной близости от него. Стоит сделать шаг, протянуть руку и можно коснуться её. Мустафа затаил дыхание. Чему-то улыбнулась, заставляя его сердце биться чаще. Резко отвернулась и пошла к столу. Взяла в руки письмо, пробежалась по нему глазами, не прекращая улыбаться, прошептала что-то неразборчивое и поднесла бумагу к губам. Мужчина наблюдал за каждым действием с долей восхищения и отвращения, ведь знал, чему, вернее, кому была послана эта улыбка, этот искрящийся взгляд и нежный поцелуй. Долго расчёсывала волосы, тихо напевая что-то себе под нос. Мустафа вдруг понял, что совсем не знает Хюррем такой, какой он видит её сейчас. Юная, беззаботная и совсем не опасная. Это не та гордая и величественная Хасеки, которую привыкли все видеть, и даже, пожалуй, её дети воспринимают подобный образ матери как данность. Но она совсем не такая! Хрупкая и маленькая, её хотелось любить и защищать. Как Хюррем могла сохранить невинное очарование после всех вызовов судьбы, которые обрушивались на её слабые плечи? Она была словно стальная статуэтка с сердцевиной из горного хрусталя. Крепкая снаружи, но внутри хрупкая и уязвимая. Он собирается насладиться этой хрупкостью. Хюррем налила себе в стакан отвара и, покрутив сосуд, выпила всё до дна. В этот момент Мустафа чуть не выдал себя своим облегченным выдохом. Она принялась тушить одну за другой свечи, которые заливали её покои тёплым, мягким, но приглушённым светом. Стало темно, лишь очертания, играя бликами, угадывались в темноте. Лишь после этого Хюррем сорвала с себя халат и принялась переодеваться в ночную сорочку. Он не видел её обнажённого тела, но само представление того, что происходит прямо перед ним, заставило его неслышно выругаться сквозь зубы. Мустафа поймал пристальным взглядом очертание линии бедра, и этого хватило, чтобы потерять голову. Мужчина ждал подходящего момента, как никогда в своей жизни. Вот Хюррем откидывает покрывало, готовясь лечь в постель, тихо стонет и кидается в объятия шёлка. Было заметно, что движения её ленивы и расслаблены, даже немного непорядочны, а, значит, план воплощается в действительность. Он терпеливо выждал нужный момент. Хюррем успокоилась. Средство должно было наверняка подействовать. Она не узнает, но почувствует. Подумает утром, что ей приснился сон. Да. Сладкий, волнующий сон. Он вышел из своего тайника и неспеша подошёл к изголовью её кровати, такой огромной, что Хюррем казалась от того ещё меньше. Немного понаблюдал за беспокойными метаниями. Поджёг одну свечу. Просто для того, чтобы любоваться. Иметь возможность ласкать её не только руками, но и взглядом. Долго смотрел, изучая каждую деталь, выжигая навсегда в своей памяти и надёжно пряча в потаённых уголках души. Хюррем внезапно открыла глаза. Мустафа перестал дышать и приготовился закрыть ей рот, чтобы крик не привлёк ненужного внимания. Не закричала. Затуманенным взглядом посмотрела мужчине в глаза и судорожно сглотнула. Мустафа в предвкушении улыбнулся. Эту улыбку можно было сравнить с оскалом шайтана. Как просто всё оказалось! Он несмело прикоснулся к её руке. Не отдернула, как ожидалось. Была не в состоянии. Мужчина сел на край кровати, пробежался пальцами по бархатистой коже ладони, взял её в свою руку и поднёс к губам, запечетляя поцелуй. Хюррем вновь прикрыла глаза. Пальцы коснулись волос, пропуская живой огонь сквозь них, изучили полные губы и решительно схватили покрывало, откинув его. Она не двигалась, но Мустафа был уверен, что почувствовала каждое прикосновение. Мужчина переместил взгляд вниз, с лица на ритмично вздымающуюся пышную грудь. Сорочка, несмотря на свою закрытость, позволяла увидеть всё, что посторонние видеть не должны. Прозрачный материал чётко обрисовывал полные вершины и подчеркивал заострившиеся от холода соски, вида которых было достаточно, чтобы в паху почти болезненно заныло. Мустафа потянулся, чтобы развязать шнуровку, его била слабая дрожь. С нетерпением он распахнул ткань, открывая доступ к голой, теплой коже. Никогда ещё розовый цвет не выглядел настолько красиво. Пальцы потянулась к совершенству. Обвёл сосок, вырисовывая вокруг узор, накрыл ладонью грудь и несильно сжал. Раздался тихий стон, который бальзамом лег на душу, ведь предназначался не его отцу, а исключительно ему. Повторил все действия заново, прорисовывая новый путь. Он художник, а Хюррем — его холст. Прикоснулся губами к впадинке на шее, проделав дорожку жалящих поцелуев к розовой вершине. Обвёл языком, лизнул и слабо захватил зубами. Она прогнулась в пояснице, словно предлагая себя ему. И он радостно принял этот совершенный дар. Вдохнул полной грудью её неповторимый аромат. Её кожа источала запах страсти? Он не мог найти слов, чтобы описать это. Сказать, что пахла розами — ничего не сказать. Было что-то необыкновенное, присущее только ей. Волнующий, заставляющий сердце трепетать, а чресла изнывать от желания аромат. Яд, который успел потечь по его венам. Покрывало забилось где-то у подножия кровати. Мустафа поднял сорочку до её талии, оголяя самое сокровенное, что принадлежало до этого его отцу. Мужчина обязательно исправит досадное упущение. И пусть она выпита другим, но изнывать от ласки и первобытного желания впустить его в своё тело будет сейчас под ним. Мустафа сполна насладиться и этим. Ему будет достаточно лишь вкусить её. Жадными пальцами впился в бок. Провёл ногтями от талии и до колена, возвратившись обратно, но уже ко внутренней поверхности бедра, ощущая жар, исходящий от её кожи. Он сгорит вместе с Хюррем. Она сожжёт его дотла, и лишь это понимание вводит в экстаз. Готов идти за ней, ползти на коленях, стать её рабом. Аллах, разве не безумие? Мустафа болен ею, что неизлечимо. Он навсегда отравлен любовью. Злость овладела им. Что ему осталось? Страдания. А Хюррем свободна от этого чувства, как и от него самого. Её голова резко откинулась назад, а сквозь сжатые губы раздался стон. Мужчина не заметил, как слишком сильно сжал нежную кожу бедра. Тут же разжал пальцы. Достаточно игр. Чем больше касается, тем сильнее запечатляется в памяти её расслабленное тело, жаждущее ласк. Он пришёл не за этим. Не тогда, когда она лежит перед ним в беспамятстве и всё равно мало что вспомнит. Мустафа хотел, чтобы Хюррем знала, кто прикасается к ней, кто дарит наслаждение и кто ею овладевает. Сейчас же для неё происходящее — это сон. Он коснулся пылающей плоти. Влажная и готовая, как и в его мечтах. Жаль только, что Хюррем почти безучастна, но мужчина как-то переживёт. Извиняюще поцеловал её скулу, провёл рукой по плоскому животу и раздвинул коленом пышные бёдра. Его твёрдая, готовая плоть вошла нелегко, оказавшись зажатой в тесном плене женского нутра. Хасеки вскрикнула и часто задышала. — Да, ты наконец на своём месте. Подо мной, — зарычал Мустафа, поступательно делая ритмичные движения. Она оказалась волшебной, а любить её — одно удовольствие. — Ты чувствуешь меня, как я в тебя проникаю, делаю то, что ты никогда бы мне не разрешила. Движения стали резче и грубее. Он сжал в руках её волосы и потянул вверх. Хюррем обхватила его спину. Мустафа замер, всматриваясь ей в глаза. Нет. Её взгляд по-прежнему был отрешённым, и от этого становилось гадко. Мужчина снова набрал ритм, приближая себя к блаженству. Осталось всего немного, и он освободится от её проклятия. Горячее тело под ним задрожало. — Сулейман! — поток ледяной воды хлынул на Мустафу. Мужчина впился взлядом в Хюррем. Чувство предательства глубоко ранило его. Возбуждение резко спало. Он покинул тиски её тела, выпрямился и запахнул халат. Она думает о нём даже во сне. Дрянь. Поправил сорочку и завязал шнурок. Накрыл покрывалом и погасил свечу. Сделал всё с ощущением брезгливости и раздражения. А что он ожидал? Совершенно понятно было, что она любит отца. А Мустафа бредит ей. Удовольствие испарилось. Осталась лишь глухая злость.***
Хюррем проснулась с ощущением неправильности. Потянувшись всем телом, она с удовлетворением отметила, что хорошо выспалась, чего не было уже долгое время. Этой ночью ей приснился дивный сон, детали которого вспомнить, к сожалению, не могла, но было в нём что-то волнующее и прекрасное. Назлы помогла Хасеки привести себя в порядок, одеться и сделать причёску. Свой вид в зеркале Хюррем очень понравился. Она улыбнулась. Настроение было на высоте. — Госпожа, приходил Сюмбюль-ага, но вы ещё спали. — Что же ты стоишь? Позови его немедленно, — отщипывая кусочек лепёшки и отправив его в рот, сказала девушка. Что-то изменилось. Возможно, это всё потому, что она решилась написать Сулейману и не держать больше обиды? Любовь в сердце играла яркими красками и делала счастливой. Вошёл Сюмбюль и сразу же отметил радость на лице султанши. Давно же он не видел её такой! Перед Хасеки стояла пустая тарелка. Она успела уже позавтракать. — Вы по-особенному великолепна сегодня, госпожа, — Хюррем кивнула. — Я к вам по важному делу. Рустем-паша просит встречи с вами. Он ждёт вас прямо сейчас в дворцовом саду. — Спасибо, Сюмбюль. Я сейчас же отправлюсь к нему. Евнух терпеливо ожидал, пока служанка помогла надеть Хюррем меховой жилет, после чего они вместе отправились на встречу к Рустему. Мужчина стоял у небольшого фонтана. Девушка приказала Сюмбюлю подождать её у ворот. — Госпожа, — поклонился Рустем подошедшей к нему Хасеки. — Благодарю, что вы почтили мою просьбу и пришли. — Я не могла не прийти, узнав от Сюмбюля, что у тебя есть, что сказать мне. — Я выяснил то, что поможет вам раз и навсегда избавиться от Фирузе. — Что же это? — улыбнувшись, спросила Хюррем. — У меня есть одна просьба. — Какая? Я могу сделать всё, что ты захочешь, если твоя информация окажется действительно ценной. — Даже не сомневайтесь в этом. Но взамен я хочу… — Рустем замолчал, но, глядя на требующий взгляд госпожи, продолжил: — Чтобы Михримах Султан стала моей женой.