***
Хюррем чувствовала, что падала в пропасть. Хватала воздух руками и летела вниз. Уже почти соприкоснувшись с землёй, она громко закричала и проснулась. На крик прибежали служанки и окружили Хасеки, наперебой спрашивая о том, что её беспокоит. Хюррем тяжело дышала, хватаясь за горло, не в силах вымолвить ни слова. — Госпожа, вам плохо? — Назлы обеспокоенно прикоснулась к плечу султанши. — Позвать лекаря? — Воды, — слабо прохрипела Хюррем, разрешая девушке вытереть холодную испарину со своего лба, выступившую от ужаса. Выхватив дрожащей рукой полный стакан, она моментально осушила его. — Вам плохо? — Назойливо повторила свой вопрос служанка. — У вас что-то болит? — Страшный сон, — скривилась Хюррем. — Впустите свежий воздух в комнату. Две служанки кинулись распахивать плотные занавеси. Назлы налила из кувшина воды в таз и поднесла Хасеки, чтобы та умылась. Девушка брызнула пару раз себе на лицо и вытерлась поданным полотенцем. Когда прохладный поток воздуха проник в покои, она с наслаждением вдохнула его, ещё чувствуя мелкую дрожь. С ней всё хорошо. Это был просто сон. Кошмарный, отвратительный сон, который никогда не станет явью. Нужно успокоиться и выбросить его из головы. Хюррем откинулась на подушках и натянула одеяло до подбородка. Занавеси колыхались от ветра. Наблюдая за ними, девушка отвлекалась от тяжёлых мыслей. С чего бы ей снилась подобная чушь? Очевидно виной всему постоянные раздумья о Мустафе. Ещё и провал задуманного плана… Сюмбюль пришёл, когда она уже готовилась ко сну, и сообщил, что Шехзаде прогнал наложниц, даже не посмотрев на их танцы. Конечно, Хюррем поняла сразу, что он мог о чём-то догадаться и заподозрить неладное. Аллах, где был её разум, когда она затевала всё это? Теперь ещё и останется виновата. Но в том, что Мустафа ничего ей не сделает, Хасеки была уверена. Не посмеет. А дурной сон… Да Шехзаде казнили бы сразу же, только узнай повелитель об этом. Её враг точно не был настолько глупым, чтобы решиться на такой грех. За мыслями Хюррем не заметила, как уснула. Благо, тревожные сны её больше не мучили ночью, поэтому отдых был спокойным. Утром пришли дети, чтобы вместе позавтракать и поинтересоваться самочувствием матери. Джихангир радовался и не выпускал из объятий свою Валиде, Мехмет извинился за произошедшее, признав свою вину, а Михримах пыталась узнать у брата, чем тот так завинил. — Почему Селим и Баязид не пришли? Где они? — Хюррем подвинула тарелку с кашей для младшего сына, которую он перед этим далеко отставил от себя. — Сказали, что заняты, поэтому прийти не могут, — Михримах закатила глаза. — Обещали прийти к вам в обед. — Сестра, почему ты так недовольна? — Усмехнулся Мехмет. — Ты же прекрасно знаешь, что они постоянно заняты одним — ссорами. Глупое соперничество до добра не доведёт, я уверена. — Они ещё дети, дорогая. Станут взрослее и поумнеют. — В чём я лично сомневаюсь. — Буркнула Михримах и уткнулась в свои тарелку с пловом. Хюррем посмотрела внимательно на дочь. Разве могли быть ещё сомнения в том, что Рустем ей не пара? Нет. Её жемчужина никогда не выйдет замуж за человека, к которому не испытывает любви. На то она и султанша. Хатидже всегда гордилась тем, что она госпожа с рождения, а значит, ей нет равных. Михримах — дочь повелителя, поэтому имеет полное право связать свою жизнь с тем, с кем пожелает сама, а не по причине интриг за своей спиной. К тому же, Хюррем дала слово. — От отца известий нет, Валиде? — Нет, — вздохнула Хасеки. — Я написала ему письмо, теперь жду ответ. — Надеюсь, что дела обстоят хорошо, и повелитель уже вскоре вернётся с победой. — Аминь, Мехмет. Ты же знаешь, этот поход чрезвычайно важен. — Да, я тоже хотел бы пойти с отцом, но не судьба. — Не расстраивайся, сынок. Тебе предстоит ещё много походов, мой храбрый лев. — И мне? — Джихангир отвлёкся от любимого десерта и серьёзно спросил. — И тебе, мой хороший. — Все засмеялись, глядя на то, как малыш гордо приподнял голову. Уже после завтрака Михримах затронула тему Мустафы, сказав, что её тревожит его поведение. Видите ли, он часто просто сидит в своих покоях, ходит мрачный и расстроенный. — Ему просто нелегко. Навалилось много дел, большая ответственность. — Хюррем не хотела развивать эту тему, поэтому постаралась поскорее её закрыть. Мехмет согласился со словами Валиде и подтвердил, что брат полностью погрузился в работу, вот и ведёт себя так отчуждённо. Михримах удовлетворилась ответом и завела разговор о другом, на что Хасеки облегчённо выдохнула. Чего она только не хотела сейчас, так это упоминаний Мустафы. Вполне достаточно и ночных кошмаров. После завтрака Хюррем решила прогуляться во дворцовом саду вместе с младшим сыном. Благо, череда холодных дней сменилась хорошей и солнечной погодой. Джихангир весело бегал среди кустов, пока запыхавшиеся служанки сидели в беседке. Хасеки радовалась вместе с Шехзаде, пытаясь догнать его. Незамысловатая детская игра должна была помочь отвлечься от тяжёлых мыслей. Девушка резво бегала по саду, несмотря на красивое платье и смешной, даже нелепый для султанши вид. Пусть думают, что хотят, но сегодня она навеселится вдоволь, как когда-то много лет назад, будучи маленькой девочкой. Ей казалось, что время повернулось вспять, снова отчий дом, и имя её — Александра. Ветер развивал кудри, а всё казалось таким прекрасным! Бесконечные дни беззаботной радости. Кажется, это было только вчера. Но что грустить о прошлом, если можно наслаждаться настоящим со своими детьми? Да, всё утекло как вода, но осталось одно: Хюррем по-прежнему умеет любить жизнь. Внезапно девушка подскользнулась и в следующий момент растянулась на траве. Служанки закричали и бросились на помощь, но султанша только отмахнулась от них, продолжая лежать на спине и смотреть в прозрачное голубое небо. — Госпожа, вы ушиблись? — Я в полном порядке, Назлы, успокойся. — Вы нас так напугали! Умоляю, будьте осторожны. — Мама, я хочу с тобой лежать и смотреть на небо! — Воскликнул Джихангир и упал на мягкую траву следом. — Нет, нет, львёнок. Земля холодная, ты можешь простудиться. — Хюррем привстала, опираясь на локоть. — Шехзаде, — послышалось от служанок хором, на что Хасеки обернулась и чертыхнулась про себя. К ним шёл Мустафа. У него что, талант появляться в ненужном месте и в ненужное время? Однако почему он распространяется только на Хюррем? Джихангир сам встал и побежал к брату, который подхватил его тут же на руки и подбросил. — Захотели прикоснуться к природе, султанша? Тогда не стоило выбирать столь дорогой наряд. Казна опустеет, если все средства пойдут на ваши платья. Хюррем встала на ноги, отряхивая попутно ткань, которая была безнадёжно испачкана. — Не беспокойтесь так, Шехзаде. Мои наряды я оплачиваю исключительно своими деньгами. — Что же, тогда я спокоен. Они избегали взглядов друг на друга, то и дело отводя их в разные стороны. Мустафа о чем-то тихо общался с Джихангиром, а Хюррем отправилась в беседку, чтобы передохнуть. Присев на скамью, она осторожно наблюдала за своим ночным кошмаром. Что-то в нём определённо изменилось. То ли взгляд, то ли манера речи… Если раньше в его голосе была грубость и постоянная насмешка, то сейчас слова хоть и предназначались, чтобы задеть её, но в них не было злости. Мустафа опустил Джихангира на землю и после того, как Назлы забрала малыша, чтобы показать птиц, поющих на ветвях фруктовых деревьев, подошёл к беседке, где сидела Хасеки. На Шехзаде она никак не отреагировала, продолжая наблюдать за сыном. — Я присяду? Хюррем посмотрела на Мустафу и пожала безразлично плечами, показывая, что ей абсолютно всё равно. — Я хотел бы извиниться и попросить забыть всё сказанное ранее мною. — Не понимаю о чём вы, Шехзаде. — Хюррем, — прошептал Мустафа с грустью. — Тебе прекрасно известно. — О вашей бестактности? — Хасеки ухмыльнулась. — Не пойму, какие цели преследуешь и не желаю даже ломать голову. Мне порядком надоели эти игры. Я забуду прошлое, если ты наконец-то оставишь меня в покое! — Последние слова были сказаны далеко не шёпотом, а сама Хюррем вскочила на ноги и отвернулась. — Я не потревожу больше никогда тебя. Вас. — Исправился Мустафа глядя на выпрямленную, словно струна, спину с каскадом рыжих волос. — Меня это радует. Молю Аллаха, чтобы повелитель вернулся как можно скорее, чтобы не видеть тебя в Топкапы! — Бросила напоследок Хасеки и не оглянувшись пошла к Джихангиру, который восторженно взмахивал руками. — Как же я тебя люблю, — тихо сказал мужчина, уткнувшись лбом в поврежденную руку, которая с силой сжимала деревянный столб. — Но так действительно будет лучше. Ты принадлежишь другому. У нас нет будущего.***
— Говорю вам, госпожа, я сам удивился. Шехзаде позвал меня поздно ночью и спросил о вас. Более того, он ударом поранил руку о стекло. Что с ним произошло, неизвестно. Ещё поинтересовался вчерашним вечером, но так, будто не помнит, как прогнал наложниц. — Зачем ему это было нужно? — Хюррем отвлеклась от документов, на которые ставила свою печать и внимательно посмотрела на Сюмбюля. — Возможно, пришли плохие новости из Тебриза? — Не приведи Аллах! Наш повелитель вернётся только с победой. — Аминь. — Что делать с рабыней? Она не выполнила приказ. — Оставь её, Сюмбюль. Я уверена, что девушка сделала всё, что в её силах. Просто глупо было с моей стороны думать, что у Мустафы не возникнет подозрений. — Вы сделали, что могли, султанша, — покачал головой евнух, принимая поданные Хюррем свитки. — Что делать с Рустемом? Есть ли у вас варианты? Хасеки отпила прохладный щербет и вздохнула. Вариантов никаких не было. Рустему придётся отказать, а значит, план по избавлению от Фирузе расстроился. — Я долго думала и решила, что не готова жертвовать счастьем своей дочери ради собственной выгоды. Михримах — моя единственная дочь, которой я обещала счастливую судьбу с любимым человеком. Выдать её за Рустема — лишить этого счастья. Однако он нужен мне, я не знаю, как поступить. — Вы правильно решили, госпожа. Этот, — Сюмбюль состроил презрительную гримасу. — Проходимец хочет устроить свою жизнь с помощью вашей милости. Да, он помог вам пару раз, но сколько уже вы сделали для него? Бывший конюх стал бейлербеем! Где видано такое? Хюррем рассмеялась, глядя на недовольство Сюмбюля. — Не забывай, что пост Великого визиря занимает бывший сокольничий. Рустем с Ибрагимом начинали в равных условиях. Только первый более осторожен и хитёр. У него есть все шансы взлететь в государственной иерархии. Я, конечно, помогла ему кое в чём, но поверь, он сам знает, как получить желаемое. Евнух внимательно посмотрел на расслабленную позу султанши, и понял, что она, как всегда, права. Благо, Рустем не получит Михримах Султан. Всё же не одного поля они ягоды. — Даже не хочу тянуть, а скажу о своём решении Рустему сразу же. Позови его, Сюмбюль, в сад. Пусть придёт как можно скорее туда. У меня и так много дел сегодня, хочу поскорее закончить с этим, — последние слова были произнесены с чувством обречённости. — В ближайшее время он будет там, госпожа. — Чудно. От повелителя нет письма? Зачем она задала этот вопрос, ведь ей прекрасно известен ответ? Возможно, для того, чтобы хоть немного успокоить себя. — К сожалению, — развёл руками Сюмбюль. — Вы же знаете, что я бы сразу вам сообщил. — Да, конечно, — устало прошептала Хюррем. — Можешь идти. Предупреди меня заранее насчёт Рустема. Евнух настолько низко поклонился, что, казалось, его тюрбан слетит с головы, но, к удивлению, ничего подобного не произошло. Султанша слегка вздрогнула от громкого хлопка захлопнутой двери. От накатившего чувства безысходности стало дурно. Помощи от Рустема ей не видать, Фирузе отравляет Топкапы своим присутствием, а повелитель оставил без внимания её письмо. Хюррем хотела верить в то, что бывший конюх окажется благодарным ей по гроб жизни и вне зависимости от принятого решения всё же поможет ей, и что гонец с ответом просто задержался в дороге. Да, она тешилась этими мыслями, заставляя себя верить в лучшее. Кого-либо видеть не хотелось. Зря только назначила встречу с Рустемом. Настроение было безнадежно испорчено. А всё по причине того, что Хюррем не знала, как поступать дальше. Неужели она проиграла, и игра окончена? Разве можно говорить о том, что выхода нет, а впереди лишь тупик? Кто победил? Фирузе? Ещё до конца неизвестно. Есть шанс, хоть и небольшой, избавиться от неё. Мустафа? Султанша разозлилась и вскочила с места. «Пора выбросить его из головы. К чему вообще мысли о нём? Я ведь его, как и прежде, ненавижу?», — подумала Хюррем. От того, что последнее вызвало долю сомнения, девушку резко бросило в жар. Она кинулась на террасу, жадно хватая прохладный воздух. Схватившись за горло, чувствуя почти болезненный, удушающий спазм, Хюррем посмотрела на балкон покоев Хатидже, которые занял Шехзаде. Слава Аллаху, его там не наблюдалось. Стараясь утихомирить бушующее беспокойство, султанша глубоко задышала. Она заставила себя прийти в чувство и, как ни в чём не бывало, вернуться к решению гаремных вопросов, коих накопилось предостаточно. Ближе к обеду пришёл Сюмбюль и сообщил, что Рустем ожидает в саду. Хюррем поспешно собралась и отправилась на встречу, не желая задерживаться перед трапезой с детьми. Лениво поправляя накидку, она продумывала каждое слово, которое придётся донести до мужчины, объясняя причину её решения. Да, сложно. Да, вместе с этим теряется шанс избавиться от ненавистного врага. Однако это счастье родной дочери, торговаться которым султанша не могла. Рустем стоял с каменным лицом, будто наперед знал, что ему сейчас ответят отказом. Даже проскочила мысль, что Сюмбюль не удержался и сам проболтался, что никакой свадьбы не будет, но Хюррем была уверена, что евнух промолчал, сказав лишь то, что необходимо и не более. Она слегка замедлила шаг, но окончательно приняв для себя происходящее, уверенно пошла навстречу к Рустему. Как только султанша приблизилась, он отвесил почтительный поклон. — Вы желали меня видеть, госпожа? — каменное выражение лица сменилось липкой надеждой. — Я хотела сказать тебе о своём решении. — Без приветствия строго ответила Хюррем, и не дав Рустему вымолвить слово, продолжила сухо: — Никакой свадьбы не будет. Я не даю своё согласие на эту помолвку. Мужчина скривился как от зубной боли, но тут же взял себя в руки и любезно улыбнулся. — Это решение Михримах Султан, продиктованное вам? Госпожа умело манипулирует чувствами. — Думай, что говоришь, Рустем! — Вспылила Хюррем не на шутку, оскорбившись словами бывшего конюха. — Михримах — моя любимая дочь, и выйдет за того замуж, кого выберет сама. Я не рассматриваю ваш с ней брак, как возможный. — Однако, тем не менее, вы не отказали мне сразу, сказав, что взвесите все «за» и «против». — Не думаю, что мои решения требуют обсуждения. — Конечно, госпожа. Я не осмелился бы пойти против вашего величественного слова. — За свою помощь мне в избавлении от Фирузе ты потребовал руки Михримах. Для меня это неподъемная цена. Ты можешь просить всё, что угодно, взамен на свою помощь, но не брак с моей дочерью. — Это было моё единственное условие… Хюррем раздражённо сжала руки в кулаки, немигающим взглядом глядя перед собой. — В таком случае — это твой выбор. — Султанша резко повернулась и направилась во дворец, не обращая внимания на извиняющиеся оклики Рустема. Предлагать дважды она не собирается. Сюмбюль был прав. Однако и Рустему больше не видать привилегий. Помогать отныне Хюррем ему не будет, ровно, как и просить его о помощи. Ей нужны лишь те люди, которые безоговорочно выполнят её приказы, в противном случае — колеблющихся и наглых слуг она терпеть не намерена. Всему есть свой предел.***
Мустафа отложил письмо от матери. Она сильно волновалась за сына, ведь тот не удосужился написать даже пары строк, заверив её что с ним всё хорошо. Лгать он не любил, тем более, Валиде. Своё состояние предпочитал скрывать ото всех, испытывая болезненное чувство пустоты в душе. Все государственные дела решал отстраненно. Конечно, полностью отвлечься от них не мог, ведь это была основная цель его пребывания в столице, но и от прежнего воодушевления не осталось и следа. Две долгие недели он мучительно думал о ней, пытался увидеть проблеск огня в гареме и в саду, следил тайно за её террасой, но всё тщетно. Хюррем прекрасно удавалось не попадаться Мустафе на глаза. Что же, это к лучшему. Возможно, ему удастся отвлечься и выбросить её из головы. Но на деле становилось только хуже. Ему нужно было встретиться с ней. Да чёрт с тем, хотя бы увидеть её! Насладиться светом, который она излучает, испить прикосновение женственности и услышать будоражащий душу смех. Он живёт ею. Писал отец из Тебриза. Сообщил радостную весть об успешном течении войны и спросил о делах в империи. Мустафа сразу же отписал подробно о ситуации, пожелав скорейшей победы. После этого долго думал над тем, ответил ли повелитель Хюррем? От осознания того, что она могла перечитывать желанные ею строки о любви, хотелось выть волком. Прижимала бы письмо к сердцу, мягко прикасалась к нему пальцами и подносила к сладким губам, радуясь своей маленькой победе. Мустафа не хотел даже думать об этом. Слишком невыносимо. Слишком больно. И от того неправильно. Ситуация была действительно критическая. Что он мог сделать? Признаться ей в любви? Даже звучит абсурдно. Выхода из положения нет. Мустафа просто останется до приезда отца в столице, а после уедет в Манису, чтобы больше никогда не видеть ту, перед которой он готов упасть на колени. Он стал рабом любви к женщине, чьё сердце навеки принадлежит его отцу. На исходе очередного бессмысленного дня в покои постучались и, не дожидаясь ответа, распахнули дверь. Мустафа заканчивал пересматривать распоряжения кади, делая для себя пометки моментов, требующих уточнения. В проёме появилась заплаканная Михримах и Мехмет, который придерживал сестру за плечи, а сам был мрачнее тучи. — Михримах, Мехмет, — нахмурился Мустафа. — Что случилось? — Тон выдержанный и твёрдый. Девушка всхлипнула и попыталась что-то сказать, но душившие её рыдания не дали ей этого сделать. Слов было совсем не разобрать. — Мехмет? Что произошло в конце концов?! Почему Михримах так расстроена? Противная догадка кольнула сердце острой иглой, но Мустафа её немедленно откинул. Нет, он не станет себя накручивать раньше времени. Ведь всё же было хорошо? — Брат, — тяжело вздохнул Мехмет, прижимая сестру к крепкой груди. — Наша Валиде пропала. Её нигде не могут найти с самого утра. Карандаш в руке Мустафы с треском сломался.