— Не смей обращаться к господину с пренебрежением, — стоящий рядом похититель толкнул султаншу в спину, и она упала на колени, больно ударившись о твердую поверхность.
— Фуркат, таким диким образом не привить уважение самой Хюррем Султан ко мне, нужно действовать мягче, — рассмеялся Шах, вызвав волну негодования у Хасеки. Не то, чтобы она надеялась, что Тахмасп отрубит наглецу голову, но поощрять его действия?
— Ты прибыл вовремя. Я как раз успел отправить послание Султану Сулейману о том, что его возлюбленная в моих руках. Боялся, что соврал, но нет. Я предельно честен, надеюсь он оценит это, — мужчина зло улыбнулся.
В голове Хюррем картинка прояснилась сразу же. Её похищение — продуманный план давления на повелителя. Ситуация гораздо хуже, чем она ожидала. Тахмасп оказался высоким и крепким мужчиной с хищными, немного раскосыми темными глазами. Он носил густую бороду, подобно большинству мусульман. Его кафтан был из красного шёлка, а тюрбан на голове увенчан перьями и большим сапфиром. Шах с первого взгляда показался девушке крайне неприятным, от чего она избегала встречаться с ним взглядом.
— И всё же красивая рабыня у Сулеймана.
Слова попали прямо в цель: Хасеки дёрнулась от возмущения, но связанные руки не позволили ей осуществить задуманное. В который раз Тахмасп посмеялся и подошёл к ней, взирая сверху вниз, показывая своё выигрышное положение. Он схватил Хюррем за подбородок, заставив смотреть себе прямо в глаза.
— Ты думаешь, что мне неизвестна твоя судьба, русская рабыня? Госпожой ты была в Стамбуле, а в Тебризе, осажденном Султаном, ты будешь вновь рабыней. Я позабочусь об этом. Ибо твой
величественный муж принёс много бед и потрясений на мои земли. Настал теперь мой черёд сравнять счета.
— Чего ты хочешь, Тахмасп? Знай, что повелитель уничтожит тебя за моё похищение, а после сотрёт с лица земли империю Сефевидов.
— Однако прежде я уничтожу тебя.
— Это и есть твоя цель? Ты жалок, Тахмасп, раз пытаешься влиять на повелителя всего мира, используя его жену.
Хюррем притихла, когда увидела, что глаза Шаха налились кровью, а ноздри гневно раздулись. Пощёчина не заставила себя ждать, и уже вскоре от сильного удара в голове султанши зазвенело, а во рту появился привкус металла. Тахмасп не церемонился, ударив наотмашь.
— Это не сойдёт тебе с рук, шайтан! — Вскрикнула Хюррем.
— Никто не говорил, что я играю честно, — Шах всплеснул внезапно руками прямо перед её лицом. — Сними верёвки, с ними она неповоротлива.
Фуркат потянулся, сверкнув острым ножом, но Тахмасп неожиданно выбил рукоять из его рук, поднял упавший клинок, схватил за верёвку, которая крепко связывала руки Хюррем, и одним движением перерезал её, также поступив и с ногами. Затем поднёс остриё к горлу девушки и зашипел, словно змея:
— Боишься? Одно движение, — чтобы показать серьёзность своих угроз, Шах провёл лезвием по нежной коже, оставив красный воспалённый след, — И я отниму твою жизнь.
Хюррем, казалось, перестала дышать. Замерла, пока этот мерзавец творил такие низкие вещи. Что он себе позволяет? Как смеет унижать её? Хотя она чувствовала, что впереди придется испытать ещё большее унижение, и что это далеко не конец.
Тахмасп одним рывком поставил её на ноги и приказал идти за ним, схватив султаншу крепко за плечо. Наконец-то у неё появилась возможность осмотреться. По периметру было много стражи. Они были везде — у главных ворот, в саду, вдоль аллеи. Все, как один, с закрытыми наглухо черными повязками на лицах и с мечами в ножнах. Как и в Топкапы, перед дворцом был сад. Экзотические деревья, которых прежде не видела Хюррем, склонили свои ветви вниз под тяжестью плодов. Трава была подстрижена и переливалась ярким изумрудом в лучах полуденного солнца. Всё было красивым, и одновременно таким чудовищным… Однако здесь Хасеки вовсе не для того, чтобы восхищаться красотами. Для неё уготована незавидная участь.
Впереди гордо возвышался дворец Шаха. Перед ним расположился мраморный фонтан, который не журчал прохладой воды, а был пуст. Чем ближе Тахмасп подводил её ко главному входу, тем тише были звуки природы. Пение птиц уже не столь звонко звучало, как тогда, когда глаза прикрывала повязка, и все другие чувства обострились до предела. Красивое снаружи, до одури безобразное внутри.
— Что ты собираешься сделать со мной? — Едва поспевая от сильной усталости за Шахом, спросила Хюррем.
— Узнаешь. Ты мой рычаг воздействия на Султана. Проверим как раз, на что он способен ради тебя.
— Это бессмысленно. Ты ничего не добьешься, Тахмасп! Повелитель снимет с тебя живьём твою мерзкую шкуру.
— Поверь, я это уже слышал, однако твои слова — лишь пустая угроза. А вот ты сейчас в моей власти, и вряд ли Сулейман ворвётся сейчас в этот дворец, чтобы спасти тебя.
Вслед за сказанным, мужчина толкнул Хюррем в спину так, что она, упав, проехалась по холодному белому мрамору коленями. Уже в который раз её толкают оземь за сегодняшний день?
— Наконец-то ты на своём месте, — усмехнулся Тахмасп. — Будешь моей служанкой, пока Сулейман не примет правильное решение, если, конечно, ты действительно так дорога ему.
— Не буду, грязный, ты, шакал! — Гордо крикнула Хасеки, вздернув головой.
— Читаешь мои мысли. Здесь действительно грязно, — поцокал возмущённо языком Шах. — Принеси немедленно ведро с водой и тряпку! — Рявкнул он стоящей за резной перегородкой служанке, которая даже рот открыла от изумления происходящим. Девушка испуганно вздрогнула всем телом, поклонилась и побежала выполнять приказ.
— Если ты думаешь, что можешь так поступать со мной, Тахмасп, ты ошибаешься! Я, Хасеки Хюррем Султан, законная супруга великого Султана Сулеймана, повелителя всех континентов, а не твоя рабыня!
Все слуги в большом зале вытаращили глаза в удивлении. Однако не от того, что перед ними жена повелителя Османской империи, а то, что их господина посмели назвать по имени, да ещё и с таким пренебрежением!
— Я не думаю, а знаю, дорогая, — спокойно ответил Шах на гневную тираду. — Ты будешь делать то, что скажу тебе я. Потому что у тебя просто нет другого выбора!
От такого внезапного громогласного крика Хюррем побледнела. Вернулась служанка с ведром и накинутой на него тряпкой отвратительного серого цвета.
— Господин, — пропищала она.
— Ты знаешь, кому это нужно отдать!
Девушка кивнула и поднесла к Хасеки ведро. Султанша в ужасе посмотрела на Шаха. Он и бровью не повёл, вцепившись взглядом, словно коршун.
— Я не буду этого делать. Нет. Ни за что. Я султанша, а не твоя рабыня! — Эхо раздалось по всему залу, — Хюррем посмотрела на белоснежный пол и поняла, что всё это представление Тахмасп разыграл лишь для того, чтобы унизить её.
Мужчина расхохотался жутким смехом, от которого кровь стыла в жилах. Хюррем поняла, что оказалась в логове самого тирана. Она попала к зверю прямо в лапы, и теперь он будет использовать её в своих корыстных целях против повелителя, и эта игра не рассчитана на ничью.
— Бери тряпку. Немедленно! — Рявкнул Тахмасп. — Не испытывай моё терпение, тебе не понравятся последствия.
— Нет, — отчеканила Хюррем. — Не дождешься. Я не опущусь до такого позора!
— Я заставлю тебя! Или же ты сейчас берёшь тряпку или же будешь драить пол своим шёлковым платьем полностью нагая! Выбор за тобой.
Девушка наконец осмелилась посмотреть Тахмаспу в глаза. Кроме твёрдой решительности и насмешки она ничего в них не нашла. Нет, только не сейчас, не с ней. Такое невозможно. Мыть пол на глазах у врага, быть ниже его прислуги. Хюррем остервенело отшвырнула от себя ведро ногой. Оно громко звякнули и упало. Вода разлилась во все стороны, намочив при этом подол кафтана Шаха.
— Упрямая, значит. Хорошо, будем по другому. — Тахмасп стремительно подошёл к испуганной султанше, ловко присел, взял ткань платья в месте шва и с лёгкостью разорвал её, заставляя Хюррем вскрикнуть. Оторвав добрый кусок ткани, оголив лодыжки девушки со следами от верёвки, он бросил его на пол и принялся рвать платье дальше.
— Нет! Остановись, Тахмасп! Я сделаю то, что ты просишь, — Хасеки смиренно опустилась и взяла шёлковую ткань в руки, тем самым признавая своё поражение.
— Протри мне сандалии, они все в пыли.
Стиснув крепко зубы, чтобы не разрыдаться, Хюррем показательно принялась вытирать их, мысленно проклиная Тахмаспа. Ещё никому не удавалось так задеть её гордость. Она чувствовала, как волна тошноты накатывала на неё, но приходилось держаться изо всех сил, стараясь угодить Шаху.
— Довольно, — сказал он, сделав шаг назад. — Нужно было раньше порвать на тебе платье. Так ты более, кхм, сговорчивая. Теперь, когда тебе стало известно, чем именно будешь здесь заниматься, можешь приступать к своим прямым обязанностям. Айзере!
— Слушаю вас, мой господин. — Откликнулась служанка, которая ранее принесла ведро.
— Высуши пол и отведи мою новую рабыню искупаться. Выдай ей, — Тахмасп усмехнулся. — Непорванную одежду и займи работой. Все слышали? Законная жена Султана Сулеймана Хана будет моей служанкой! Любовь к пресмыканию заложена в её рабской крови. — Хюррем гневно закричала и бросилась на Шаха, но не пойми откуда взявшийся рядом Фуркат крепко схватил её сзади за талию, оттащив на безопасное расстояние.
— Клянусь Аллахом, шайтан, ты пожалеешь!
— Умерь свой пыл, рабыня, — презрительно скривился Тахмасп, развернулся и тут же покинул зал.
Султанша заплакала и, вырвавшись из рук охранника, упала на пол. К ней сразу же подошла Айзере и присела рядом.
— Госпожа, не плачьте. Идёмте со мной. Вы устали, вам нужно отдохнуть.
Хюррем с недоверием посмотрела на служанку. Да что вообще происходит с ней? Она сходит с ума?
— Ты что, не слышала Тахмаспа? Почему относишься ко мне с уважением? Или это очередная его задумка?
— Я слышала господина, но я также не могу относиться к великой Хасеки как к рабыне. Следуйте за мной госпожа, мы сможем поговорить в безопасном месте.
Хюррем молча кивнула, вытерла рукой мокрые щёки, подвелась на ноги и пошла следом за Айзере. Идти пришлось недолго, и вскоре они зашли в небольшой хаммам, в котором было душно.
— Здесь вы можете искупаться, госпожа, а я пока вам принесу чистую одежду. Не бойтесь, вас никто не побеспокоит.
Служанка, не дожидаясь ответа, выпорхнула из помещения, прикрыв за собой дверь. Султанша несколько минут решалась, следует ли ей обнажаться и мыться, но любовь к чистому телу победила, и Хюррем скинула с себя вещь, некогда бывшую красивым платьем, и принялась осматривать всё внутри, подойдя к чану с чистой горячей водой. Хаммам был совсем небольшим, отчего девушка решила, что он предназначен для потребностей слуг. Однако не сказать, что убранство было бедным: комната почти в точности повторяла привычную ей в Топкапы, куда её водили, ещё будучи она простой наложницей. Но, что удивило, так это большой, как для такого хаммама, фонтан в центре. Неужели Тахмасп настолько любит пускать пыль в глаза, что даже для слуг оборудовал подобное?
Хюррем взяла чашу, зачерпнула немного воды из чана и вылила себе на голову. Приятное тепло разлилось по телу. Нигде не наблюдалось мыла, из-за того чего девушка расстроилась, ведь смыть грязь с её тела без него будет непросто. Платье, лежащее на скамье рядом на всякий случай, уже стало влажным. Волосы плохо поддавались расчёсыванию пальцами, лишь больше путаясь. И как только в юности она могла обходится без всех этих благ? Непонятно. Хюррем настолько привыкла к роскошной жизни султанши, что не знала даже, как отвыкать от неё.
Дверь заскрипела, и девушка испуганно схватила платье, прикрываясь им. Мокрая ткань сразу же неприятно прилипла к телу. Но это была всего лишь Айзере, которая несла в руках какие-то ткани и сверху банные принадлежности, которым обрадовалась Хасеки.
— Госпожа, я принесла вам одежду, мыло, гребень, мочалку и масло мяты. Думаю, они вам понадобятся.
— Спасибо, — ответила дружелюбно Хюррем, взяла поданные предметы и отложила в сторону. — А теперь скажи, почему ты с почтением относишься ко мне? Даже после того пережитого мной позора… — Султанша почувствовала, как слёзы вновь набегают ей на глаза, поэтому она просто сморгнула их.
— Я турчанка, — раздалось шёпотом.
— Что? Тогда почему ты здесь, Айзере? Что ты делаешь во дворце Шаха? Разве свободные мусульманки могут быть рабынями?
Хасеки внимательнее посмотрела на девушку. Её смело можно назвать симпатичной, даже красивой. Худенькая, как тростинка, с выразительными чертами лица, большими темными глазами и прямыми волосами цвета горького шоколада.
— Не могут. Однако здесь я оказалась по причине глупости своего отца. Это единственный родной мне человек, — вздохнула глубоко Айзере. — Отец попал в передрягу, и ему понадобилась большая сумма денег, неподъемная для нас. И не придумав ничего получше, он отдал меня в дом развлечений, выручив необходимую сумму. Больше я его не видела.
— Дом развлечений? Они же запрещены кадием!
— Госпожа, жизнь в Топкапы значительно отличается от жизни за её пределами. Вы даже не представляете, какие бесчинства творятся везде! Тот дом развлечений, куда я попала, он был подпольным, надёжно скрытым от посторонних глаз. Но я видела, как туда захаживали знатные люди, скорее всего, даже находящиеся на службе у нашего повелителя.
Хюррем терла свою кожу мочалкой, размазывая мыльную пену и изредка кивала. Дела внутри империи и, вправду, были не очень.
— Я одного не пойму. Каким образом ты попала сюда?
— Владельцем того заведения был перс. Мне крупно повезло, если можно так сказать. Меня не заставляли «развлекать» гостей, я только изредка помогала другим девушкам убирать. Так продолжалось пару месяцев. Однако вскоре меня и нескольких девушек, которые также не были задействованы в «развлечениях», посадили на повозку, а встали уже с неё мы возле дворца Шаха.
— Ты наложница Тахмаспа? — Хюррем повысила голос, уронив при этом мочалку.
— Нет, я простая служанка. Господин не определил меня в свои наложницы.
— Но, почему? Ты красива, неглупа…
— Я и не стремилась, госпожа. Мне достаточно и статуса служанки, большего я не хочу. У Шаха нет жён. Есть сыновья. Однако их матерей он сразу же отдалил от себя после того, как они родили, сослал в другое место. Все остальные наложницы… Многие из них были убиты просто за то, что не понравились господину.
Хасеки внимательно слушала и удивлялась с каждым словом всё больше. Сослал, убиты… Неужели он настолько жесток, что даже не смилостивился перед матерями собственных сыновей?
— Я буду служанкой Тахмаспа? — Прошептала Хюррем, закрыв глаза руками.
— Госпожа, — Айзере принялась поглаживать султаншу по мокрым волосам. — Я сделаю всё возможное, чтобы вы чувствовали себя комфортно. Уверяю, вскоре прибудет повелитель, чтобы спасти вас.
— Тахмасп поставил условие. Я освобожусь в обмен на признание поражения османского войска от персов.
— Падишах найдёт выход. Он не оставит вас в беде. Всем известно, насколько велика любовь Султана Сулеймана Хана к вам. Умоляю, не печальтесь.
Хюррем хотела верить, что это правда. Но с другой стороны — признать поражение это ужасно, тем более, если есть все предпосылки к победе. Она знала, насколько важно для Сулеймана было приструнить Шаха. Продуманная компания, многомесячная осада Тебриза Ибрагимом и что? Просто так пойти на поводу проклятого Шаха и признать поражение?
— Госпожа, о чём вы задумались? — спросила Айзере, расчёсывая волосы султанши гребнем.
— Мы сейчас в Тебризе?
— В Диярбакыре. Главный дворец Шаха находится в Тебризе, но столица сейчас в осаде. Здесь одна из резиденций.
— Я даже не знаю, сколько меня везли из Стамбула сюда. Но погоди. Разве Диярбакыр не под влиянием…?
— Гази Хана Зулькадара, — прервала Хасеки служанка. — Он на стороне Шаха.
— Я ни о чём так не волнуюсь, как о своих детях. Как они там без меня? Такое чувство, что я не видела их целую вечность.
— Всё будет хорошо, госпожа. Поверьте мне.
И Хюррем отчего то поверила словам Айзере. Иначе, как не поддаться такой искренности? Надежда на лучшее — всё, что у неё есть сейчас.
Султанша потянулась за одеждой. Однако привычного ей платья не оказалось: вместо него была длинная сорочка и свободные штаны. Они показались довольно причудливыми, но не было другого выбора, кроме как одеть то, что имеется. Айзере заплела влажные локоны Хасеки в косу и попросила вновь следовать за ней.
Для Хюррем хаммам оказался чуть ли не райским удовольствием. Она искупалась и немного отошла от того кошмара и страха перед Тахмаспом. Служанка привела её в небольшую комнату, в которой стояла лишь узкая кровать, возле неё столик и сундук в углу, а на полу лежал неказистого вида ковёр. Свет проникал через крошечное отверстие в стене, назвать которое даже окошком язык не поворачивался. Хотя свой, пусть и маленький угол, уже спасибо.
— Господин приказал разместить вас здесь. Ужасно, конечно…
Хюррем обняла Айзере, не дав той договорить.
— Здесь буду только я, а этого достаточно. Всё в порядке, справлюсь.
— Вы, наверное, голодны. Я принесу вам сейчас поесть.
— Спасибо, дорогая, — с измученной улыбкой на лице ответила султанша. — Слава Аллаху, что он послал мне тебя.
Девушка радостно кивнула и побежала на кухню, оставив Хюррем в её новых «покоях» наедине. Хасеки присела на жёсткую кровать и тут же упала на спину, прикрыв руками глаза.
«Сулейман, душа моя, умоляю тебя, услышь мои молитвы, приди мне на помощь. Я не смогу долго продержаться в этом аду, выполняя прихоти проклятого Тахмаспа. Он погубит меня.» — Прошептала султанша в тишину.
Готовая провалиться в сон, она услышала, как дверь открылась. Хюррем приподнялась, оперевшись на локти, и увидела Айзере, несущую в руках большой поднос, заставленный тарелками. Девушка ловко прикрыла за собой дверь ногой, подошла и разместила поднос на свободном месте на кровати. На нем была тарелка супа, плова и какие-то лепёшки.
— Это вам, госпожа. Шах распорядился кормить вас лишь хлебом и давать воду, но я попросила это у повара для себя.
— А как же ты? Останешься голодной? — Обеспокоенно спросила Хюррем, отламывая кусочек от лепёшки и бросая его в рот. Хлеб оказался пресным и совершенно невкусным.
— Я уже поела, не волнуйтесь за меня. Плов и суп вам.
— Спасибо, — только и успела ответить Хасеки, набросившись на еду. Голод диктовал ей условия — забыть о манерах султанши.
— Госпожа, — несмело откликнулась Айзере после того, как Хюррем съела чечевичный суп. — Шах приказал, чтобы вы вечером пришли к нему в покои.
— Зачем это? Что ему нужно от меня?
— Чтобы навести порядок, как сам сказал. Я сообщила господину, что загрузила вас работой. На что он обрадовался и сказал, что ждёт вас вечером, потому что в его покоях «грязно», а вы замечательно справляетесь с этим.
Хасеки ударила ложкой по тарелке и откинула её в сторону. Убираться в покоях Тахмаспа? Просто отвратительно. Но, с другой стороны, было понятно, что он хочет ещё больше унизить её. Вроде недостаточно привселюдной чистки его сандалий! Пойдёт в покои — срам, не явиться и заупрямиться — не выход, Шах принудительно заставит.
— Госпожа, вы выполните требование? — Тоненький голосок Айзере внезапно вырвал из мыслей.
— Да. У меня нет другого выхода. Не сама, так силой.
***
За последнюю минуту на лице Сулеймана менялись оттенки со скоростью горной лани. Ибрагим стоял на расстоянии вытянутой руки и наблюдал за тем, как в последний раз лицо падишаха стало ярко бордовым от гнева, после чего султан яростно разорвал свиток и кинул обрывки на землю, притоптав их.
— Повелитель? — Спросил грек, видя, как Сулейман схватился рукой в районе сердца и горестно вздохнул.
— Она у него, Паргалы.
Великий визирь поднял брови в недоумении. Кто у кого? Что только что прочитал падишах, если у него это вызвало такую бурную реакцию?
— Я не понимаю…
— Хюррем у Тахмаспа! — Раздражённо сверкнув глазами, закричал Сулейман. — Он похитил её!
— Но с какой целью? — Конечно, Ибрагим хотел прочитать самостоятельно послание, в котором наверняка всё было сказано, но его ошмётки жалко лежали на земле.
— Он требует снять осаду Тебриза. Её жизнь за признание поражения.
— Вы пойдёте на это? — Зная заранее ответ, всё же решил спросить грек, поглядывая искоса на падишаха, лицо которого изображало одну большую муку.
Сулейман выскочил из шатра и вздохнул горячий воздух полной грудью. Стало только хуже. Сердце сжималось от боли и отчаяния. Хюррем в руках заклятого врага… Где гарантия того, что он не навредит ей, а главное — отдаст её? Как? Почему он узнаёт об этом от Тахмаспа, а не от Мустафы, который должен защищать всеми силами семью падишаха во время отсутствия его в столице? Согласен ли принять поражение? Да. Мысль о том, что рядом с ней другой вводила в безумие, заставляла задыхаться и выть волком.
Мужчина присел на траву и склонил голову к коленям. Ибрагим уже стоял рядом, наблюдая за тем, как повелитель всего мира бессилен перед любовью. Великая вещь. Бессмертная. Способная поставить на колени владыку, сделав его рабом. Да, что тут говорить? Он сам любит и ради Хатидже готов пойти на любые жертвы, даже отдать жизнь.
— Прикажете снимать осаду, повелитель?
Сулейман не ответил, но Ибрагим всё понял и без слов.
— Мне от того болит, Паргалы, — тихо сказал падишах, сминая рукой траву. — Что Мустафа умолчал. Я доверил ему самое ценное — семью, а он предал моё доверие.
Ибрагим посмотрел на издающих громкий лязг железа янычар, тренирующихся неподалеку, затем на палящее солнце и снова на Сулеймана.
— Шехзаде не виновен. Кто и должен признать за собой вину, так это только Тахмасп. Он должен поплатиться за своё злодеяние своей никчёмной жизнью, ибо поступил как настоящий трус.
— Пока Хюррем в его власти, я не могу предпринять меры против него. Он может навредить ей в отместку.
— Повелитель, а вы уверены, что слова Тахмаспа — правда? Возможно, он блефует. — Спросил задумчиво Ибрагим, присаживаясь рядом с повелителем.
— Исключено. Слишком необдуманно и самонадеянно так блефовать. Это легко проверить. А здесь — тщательно продуманный план.
— А вдруг? Вы выполните любые требования ради безопасности султанши. Тахмасп решил использовать запрещённый приём: надеется на ваше горе и готовность решительно действовать.
Сулейман покачал головой. Домыслы Ибрагима в корне неверны. Хоть и хотелось, чтобы это оказалось правдой. Однако было ясно — Тахмасп не лжёт.
— Я сейчас же потребую у него гарантий. Соглашусь снять осаду, но, если с головы Хюррем упадёт хоть один волосок, то сравняю Тебриз с землёй.
— Послать ли письмо Шехзаде Мустафе с просьбой сообщить подробности и обстоятельства похищения Хасеки?
— Я сам это сделаю. На тебе организация подготовки снятия осады, Ибрагим. Немедленно займись этим, — вставая на ноги, приказал Сулейман.
Грек также поднялся и поклонился. Конечно, лучше всего было выяснить каждую деталь, а уж потом отступать, но приказ есть приказ. Он проклинал Тахмаспа, ведь осада Тебриза заняла у паши несколько месяцев, и ругался на Хюррем. Невозможно было поверить в то, что она вовсе могла попасть в ловушку Шаха.
Войско будет сильно недовольно. Уже много сил потрачено на то, чтобы держать город в осаде, а теперь так легко сдаться… Возможен даже янычарский бунт. Однако, по всей видимости, султану было всё равно. Он отправился обратно в шатёр, чтобы писать Тахмаспу. Ибрагим вздохнул. Предстоящие события обещали быть крайне непростыми.
Сулейман расчистил письменный стол от карт и ненужных вещей, оставив перед собой лишь чистый свиток и чернильницу с пером. Наспех придумав текст послания, мужчина принялся писать:
«Поступив настолько трусливо, ты ещё больше пал в моих глазах. В тебе нет ни капли чести, Тахмасп. Мне нужны гарантии и доказательства того, что моя жена находится у тебя. Лишь после этого, я буду согласен на диалог. Однако, если Хюррем Султан пострадает, то ты ответишь за всё своей жизнью.»
Строчки скакали и уходили вниз, письмо вышло совсем не таким, как планировалось, но времени исправлять не было. Каждая минута играет сейчас против Сулеймана.
Он вновь вышел из шатра, Ибрагима нигде не наблюдалось, подозвал гонца и передал письмо с печатью указав, кому оно должно быть доставлено как можно скорее. Место пребывания Шаха было известно: Тахмасп предусмотрительно сообщил об этом в письме. Просто напасть на резиденцию бессмысленно. Если Хасеки действительно в плену, то под угрозой именно она, чего нельзя допустить.
Нужно было написать Мустафе, но в душе чувствовалась обида на старшего сына. Конечно, его нельзя обвинить в том, что Хюррем похитили, но Сулейман знал, какие напряжённые между ними отношения. Не хотел об этом думать, но в голову закрадывалась мысль о том, что Шехзаде даже рад такому стечению обстоятельств. В груди болезненно заныло. Падишах вновь потёр рукой место боли. Его Хюррем в опасности. Однако теперь не просто в лапах одичалых разбойников, а в логове опасного врага, который способен на то, чтобы забрать жизнь Хасеки.
«О, Аллах, спаси её от беды», — прошептал повелитель.
***
Хюррем вошла в покои Тахмаспа. Напыщенная роскошь окружала его везде: золото, шёлк, блеск драгоценных камней, которые украшали чуть ли не каждую вещь в комнате. Всё выглядело совершенно безвкусно и нагроможденно. Шах вальяжно расположился в кресле, делая глотки из кубка.
«Чтоб ты подавился!» — Мысленно пожелала султанша, сохраняя приличную дистанцию. Мужчина не обращал сперва внимание на вошедшую, увлекшись содержимым кубка. Хюррем даже сперва подумала, что это такая изощрённая игра, но затем Тахмасп устремил свой взгляд на неё.
— Даже в простом наряде ты выглядишь величественно, и это прекрасно, дорогая.
— Не смей называть меня так, иначе…
— Иначе что, Хюррем? Что ты сделаешь? Закричишь, ударишь меня? Мне кажется, что пора понять, в каком незавидном положении ты находишься. В моих силах сделать его ещё хуже.
Пульсирующая венка на шее девушки яростно забилась. Пару локонов упали на лицо, которое залилось негодующим румянцем. К её ужасу, Тахмасп встал с кресла, подошёл к ней и провёл пальцем по мягкой коже щеки, оставляя обжигающе холодный след. Хюррем опустила глаза. Это то, чего она боялась больше всего. Он может овладеть ею силой, и никто не помешает ему. Хасеки задрожала. Шах блаженно вздохнул и улыбнулся. Ему определённо нравилось чувствовать себя хозяином положения.
Когда Хюррем подняла на него глаза, он успел вернуться на прежнее место, бледный и бесстрастный, как прежде, только в тёмных глазах светилось выражение страсти с оттенком жестокости.
— Приступай, — хрипло сказал Тахмасп. — Приготовь мне постель.
Хасеки попыталась разгадать, к чему клонит Шах, но сделать это было невозможно. Его лицо перестало выражать даже малейшие эмоции, а взгляд стал отстраненным. Хюррем без лишних слов шаг за шагом подошла к огромной кровати и принялась выполнять приказ так, как умеет. Получалось довольно плохо — подобные навыки она растеряла давно.
— Скверная рабыня. Ты ни на что не годишься, кроме как ублажать похоть Сулеймана. Это единственное твоё предназначение в жизни, — слова Тахмаспа разливались словно яд. Он отправлял её кровь, заставлял мучиться и мысленно стонать от унижения. Алый шёлк покрывала казался Хюррем кровью. Она прикрыла глаза, чтобы навязчивые мысли перестали терзать её. Вдох — выдох. Просто слова. Ничего не значащие слова.
Шах допил содержимое кубка и отставил его в сторону. Халат на его груди распахнулся, открывая сильную шею и мускулистую грудь. Одну ногу мужчина согнул под себя в колене, а другой утопал в длинном ворсе ковра.
— Красивая и женственная. Ты покорила меня с первого взгляда, Хюррем.
Хасеки подняла голову и взглянула на Тахмаспа. Его взгляд был с поволокой: в кубке, скорее всего, был алкоголь.
— Он не заслуживает такую, как ты. — Слова змея-искусителя, пробирающие до костей. — Твои глаза не горят. А я смогу их зажечь вновь, милая! Только скажи, только разреши мне вкусить себя. Я сделаю ради тебя всё. Власть, украшения, несметные богатства. Скажи, Хюррем, о чём ты мечтаешь? — Прошептал Тахмасп, подойдя сзади к султанше и обхватив её руки своими.
— Мечтаю, чтобы рядом со мной был сейчас Сулейман.
Шах рассмеялся. Уж кто-кто, а он не верит в такую любовь.
— Твоя любовь имеет цену? Назови, и я удвою её.
— Ты безумен, Тахмасп, — ухмыльнулась Хюррем, ловко увернувшись от поцелуя в шею. — Любовь бесценна.
— Ложь. Наглая ложь. Ты любишь Сулеймана за его силу и влияние, за власть, которой он тебя наделил. За то, что он привлекает тебя как мужчина, в конце концов! Или хочешь сказать, что так же любила бы дряхлого и уродливого свинопаса? — Девушка промолчала. — Молчишь? Не знаешь, что ответить? Я прав, Хюррем. Просто признай это.
— Пусть так! — Крикнула девушка. — Однако главное то, что я люблю его всей своей душой, — на последних словах голос предательски надломился.
— Я бы дал тебе больше.
— Меня не интересует то, что ты можешь мне дать. Ты отвратительный, мерзкий трус, который побоялся бороться на равных с моим мужем. Подлый шакал! Бойся за свою шкуру, ведь, когда Сулейман доберётся до тебя, то ты сдохнешь!
Из-за гневной тирады Хюррем не видела, как глаза Тахмаспа наливаются кровью, а сам он в ярости сжимает кулаки. В следующий миг звук очередного удара разнёсся по комнате и оглушил не меньше взрыва боли в голове. Хасеки упала на колени и схватилась за место удара. Больно. Очень. Шах бил, не жалея силы.
— Я покажу тебе, сука, подлого шакала. Ты будешь умолять меня о пощаде.
