Happy End для Грейнджер

      — Нет, лебеди — это прошлый век, — уверенно заявил Блейз.              В это же время Тео, увидев задумчивого и отрешённого Драко, решил его немного встряхнуть. Не без помощи Блейза.              — А нет ли у тебя знакомых, у которых в питомцах водятся более экзотические птицы? — уточнил он, уповая на его сообразительность.              Блейз ухмыльнулся, толкнув плечом сидящего рядом Драко:              — Слушай, а не ты ли владелец тех прелестных павлинов? — продемонстрировав просящую мину на лице, поинтересовался он.              Драко этот цирк откровенно раздражал. Птицы на свадьбе у Грейнджер и Блейза прямиком из Малфой-мэнора? Это слишком!              — Или они тебе самому скоро понадобятся? — Наглец ещё смел намекать на его отношения с Асторией.              — Иди к чёрту, Блейз!              — Жадина, — пробурчал тот и завёл разговор о Грейнджер.              Карета тем временем неспешно везла их до замка, подпрыгивая на каждом ухабе. Фестралы, хоть и были волшебными существами, по части перевозки людей, уж очень походили на обычных лошадей.              Получасом ранее, сойдя с платформы и провожая взглядом большую часть студентов, скрывшихся внутри карет, Тео отдал указания старостам. Он прекрасно понимал, что они в них не нуждаются, но удовольствия себя не лишил. Лицо Макмиллана, вынужденного слушать его инструктаж, который Тео преподносил в самой подробной форме, объясняя буквально на пальцах, заставляло упиваться властью. Макмиллан часто бесил его, и он никак не мог решить, что раздражало в нём больше всего: манера держаться, безмозглость или само существование.              Грейнджер же уселась в одну из предпоследних карет, после чего Тео обернулся к Блейзу и Драко. Последнему, кстати, удалось избежать наискучнейшей работы — присмотру за первокурсниками до того, как тех заберёт Хагрид. И всего лишь нужно было попросить об этом друга.              Блейз щебетал о Грейнджер. Драко же информацию воспринимал без особого энтузиазма, вперев скучающий взгляд на ближайшее дерево, словно оно было самым занятным, что ему приходилось видеть за последнее время. Блейз как раз отпускал сальную шуточку о коварных змеях, когда Тео, услышав перестук копыт, обратил внимание на приближающуюся карету с фестралами. Судя по отсутствию реакции со стороны Блейза, ему ещё не приходилось сталкиваться со смертью. А вот Драко с неприязнью смотрел на странных существ, в нетерпении бьющих копыта об утрамбованный грунт.              Впервые фестралов Тео встретил на втором курсе, когда к компании слизеринцев подкатила карета, запряжённая не то лошадьми, не то скелетами. С тех пор прошло уже много лет, но к их виду он так и не привык, морща лицо всякий раз, когда защитники животных отстаивали символичность волшебных существ — высоких созданий, с костями, обтянутыми чёрной кожей, напоминающих о дементорах или о самой смерти.              Тео рассматривал в маленькое окошечко кареты лес, окружавший замок, подмечая каждое изменение: деревья сожжены, вместо ухоженной травы виднеются только проплешины, которые кое-где заросли бурьяном; растительности стало заметно меньше, что сильно напоминало окружающим о прошедшей войне. Ничего приятного.              Чуть позже, уже сойдя с кареты и оказавшись у начала тропинки, ведущей до ворот, Тео постарался идти побыстрее. Ощущая под ногами гравий, он шёл молча. Впрочем, так же шли и Драко, и Блейз. Последний, вообще-то, обычно часто трещал на разные темы, но сейчас был очень серьёзен. Посмотрев на его хмурое лицо, Тео начал собственные размышления, и Блейз имел к ним самое что ни на есть прямое отношение.              Гермиона Грейнджер. Именно о ней он думал после встречи с друзьями в Малфой-мэноре, приписывая к её имени приятнейшее слово: успех. Ах, каким же сладким он был! Блейз был прав по всем пунктам — Грейнджер действительно стала выгодной партией, способной вернуть положение и статус. Возможно, ей под силу было даже приумножить его.              Семья Тео раньше не принадлежала к тем счастливчикам, миновавшим участи стать заложниками постоянной работы, требующей физической силы и присутствия вездесущих мозолей на руках. Нотты всегда чем-то занимались — то выращивали овощи, то содержали коров, а чуть позже стали культивировать травы и корни для получения самых популярных зелий. А потом, спустя каких-то триста лет после получения первого урожая, всё изменилось. Один из его предков, обладающий, как оказалось, коммерческой жилкой — внешне он уж очень напоминал отца, — втайне от других, решился на продажу — раздобыл у приятеля весы, с помощью которых отмерил нужное количество ингредиентов; сварил оборотное зелье, прикарманив котёл своей тётушки, а затем, не спрашивая разрешения, продал всю партию, полученную из ингредиентов, выращенных на семейном участке, складывая все вырученные галлеоны в очень объёмный мешочек. Этот юнец первым догадался сбывать свои зелья в крохотном магазинчике, где прилавком служила старая дощечка, а не хранить до лучших времён, тщательно закупоривая каждый бутылёк. Делай деньги, пока горячо. Уж в этом его родственнички всегда преуспевали! В желании преумножить богатства им не было равных, будь то перенос забора поближе к соседям или неучтённое ведро молока. Затем, конечно, тот самый предприимчивый мальчишка сбежал из дома, начисто отрицая факт наглого грабежа родственников, но то была совсем другая история. Тому же Кантанкерусу не было доподлинно известно, был ли этим умником его прапрадед или его кузен, как утверждали семейные записи, поскольку итогом этого побега стало одно замечательное событие — открытие первого магазина. В последующем Нотты к тому же стали уважаемой семьей, талантливыми зельеварами, содержащими десятки таких магазинов по всей Англии. Они веками снабжали Министерство, приобретая контракты на большие партии сыворотки правды и оборотного зелья. Пару десятков лет назад дед Тео умудрился даже получить заказ на сто тысяч галлеонов, обойдя более крупного поставщика, о чём не преминул сообщить во все газеты. Сколько было шуму тогда!              Правда, эти времена остались позади, уступая место тысячам галлеонов, которые отец затратил на восстановление зданий в Косом переулке, отдавая должное всем тем, кто пострадал от рук Пожирателей смерти. И, морщась от столь неприглядной правды, Тео откровенно признавал, что и тут Блейз был прав — никто не чурается денег, ни кричит о свободе и презрении, пока всё это делается под доброжелательную улыбку какого-нибудь министерского чиновника, присвоившего себе звание «благотворителя» и гордо пожимающего руку одному из владельцев магазинчика. Кто его знает, чтобы сказал эти волшебники, узнай они откуда появились деньги. Или всё же они знали?!..       Но и этого было мало. За отцом постоянно следили авроры, не позволяющие ступить и шагу за пределы мэнора и работы. Они шли за ним по следу, как самые настоящие ищейки, и Тео всё больше считал, что простая формальность могла сэкономить им сотни галлеонов на жалование: установи они тот же Контроль, и не пришлось бы стирать подошву дорогих ботинок о дороги мощёных улочек, в которых обычно располагались магазины.              Каминная сеть была единственным спасением и избавлением от общества авроров хотя бы на десять минут, но и для её использования отцу приходилось отправлять прошения в Министерство.              Временами Тео думал, что эти неудобства и унижения были лишь малой платой за все те преступления, что он совершил в рядах Пожирателей смерти. Да и закончиться всё могло куда неприятнее, чем простая слежка. А ведь это можно было изменить так просто, что Тео едва не пристукнул себя по лбу, выйдя из Малфой-мэнора!              В вечер перед отъездом он поделился с отцом своей идеей, которую вынашивал несколько дней, и получил его всецелое одобрение. Вопрос о чистоте крови будущей супруги, возникший у него самого, вызвал у отца только улыбку. «Об этом можешь не переживать, Теодор, — заявил он, придерживая в руке чашку с чаем. — Чистая или грязная, её кровь сейчас намного ценнее, чем твоя и моя», — и напоследок как-то горько усмехнулся.              Чистота крови нередко рождала в голове Тео закономерные вопросы: чем же отличаются маглорождённые от него самого и почему их так не любят? Как-то раз, будучи одиннадцатилетним мальчишкой, отпущенным из Хогвартса на рождественские каникулы, он уточнил у отца о крови — грязной и чистой. Так и пришёл к нему в кабинет в разгар рабочего дня и спросил, почему все вокруг твердят о грязи, и правда ли кровь «не таких» похожа на болотную жижу, как ему поведал однажды Пьюси. Ответ он получил туманный, включавший много «хм», и во многом совпадающим с нынешним: «Сейчас наша кровь ценнее». В их последнюю беседу, отец также деликатно уточнил о мнении самого Тео о Грейнджер и, после непродолжительной беседы, посмотрел на него с плохо скрываемым любопытством.              Тео никогда не интересовался жизнью Грейнджер и только изредка наблюдал их стычки с Драко, смотря на взаимную неприязнь. Надо признать, вела она себя при этом достойно — не опускалась до передразниваний или ответных оскорблений, лишь многозначительно хмыкала и удалялась, развевая копну волос. Тео тогда было интересно, что именно удерживает её от ответной реакции. Её магический потенциал он оценил на первом курсе, и поэтому не сомневался, что Грейнджер легко может победить Драко, одним взмахом превратив его в жабу, весело скачущую по подземельям в поисках Снейпа. Но применять магию девчонка никогда не решалась, и лишь хмуро смотрела перед собой, слыша унизительное «грязнокровка». И что ей двигало в эти моменты? Она всегда была суетлива, с испачканными в чернилах рукавами мантии и огромной сумкой, которая могла легко разойтись по швам из-за набитых в неё учебников. Грейнджер вечно ошивалась в компании Поттера и не могла заинтересовать наследника благородного дома Ноттов, хотя и производила впечатление сообразительной девчонки, о чём Тео с превеликим удовольствием и рассказал отцу, рассматривая его озорную улыбку. Да что такое?!               По мере его рассказа, отцу пришлось поведать и о шестом курсе, когда Тео начал сомневаться в её умственных способностях, особенно после встречи в пустынном коридоре. Неужто она могла выбрать объектом воздыхания Уизли? Ленивого, жадного и совершенно безмозглого типа? Уж лучше Поттер, тот хоть не был настолько туп и ленив. Тео испытывал разочарование от этого открытия вплоть до того момента, как события в школе перестали его интересовать, оставив место только для беспокойства за Драко. И в этот момент рассказ пришлось резко оборвать.              Обсуждая с отцом своё будущее, Тео припомнил и другие её качества. Грейнджер обладала хорошими задатками и могла сделать карьеру в Министерстве — чётко отстаивала своё мнение, быстро ориентировалась в незнакомой теме, имела собственные убеждения и была им верна. Взять того же Поттера! Она никогда не оставляла его, слепо следуя за ним, как мотылёк за светом. Откуда такая преданность? И чего она стоит Поттеру? Да и стоит ли вообще?              Эти вопросы крутились в голове Тео, но обрывать их и укладывать в аккуратные ящики он не спешил. Пока рано. Для начала стоило проверить почву на пригодность: достаточно ли там места, есть ли вязкость, получится ли её вскопать. Почвой, конечно же, он называл голову девчонки, в которой можно взрастить и целое деревцо сомнений в своём выборе, не рискуя нарваться на протест и желание сделать всё самой. Куда лучше сделать так, чтобы она поняла всю тщетность своих отношений самостоятельно, чем указывать ей на них, громко крича о несоответствии ожиданий. Нет, Тео никогда не сподобился бы действовать так открыто. Да и перспектива скакать по подземельям в одиночестве с громким и протяжным «Ква!» при таком раскладе стала бы для него куда ближе.              Увидев Грейнджер в поезде и позже, наблюдая за выступлением, Тео без стеснения начал её рассматривать, оценивая, что именно ему достанется. Да, такое отношение вряд ли вызвало бы чьё-то одобрение, но Тео было всё равно — женитьба всё же предусматривала определённые приятные моменты в жизни мужчины!              У неё были длинные, вьющиеся волосы, маленький нос, небольшой рот, полные губы — Грейнджер была миловидной. Сильно ли она изменилась или была таковой всю свою жизнь Тео не знал — ровно две недели назад ему было на неё откровенно наплевать.              Макушкой она доставала ему до кончика носа и смешно морщилась, стоило кому-то высказать свои идеи. Благодаря магловской одежде, за которую Тео мысленно возблагодарил самого Салазара, он сумел рассмотреть и её фигуру — округлые бёдра, прямые ноги. О размере груди и наличии талии ему узнать так и не удалось — Грейнджер предпочитала странные на вид кофты, скрывающие верхнюю часть тела. Спасибо хоть за синие брюки, что позволили оценить бёдра.              — Поторапливайтесь, поторапливайтесь! — вдруг крикнули ему прямо в ухо, отчего Тео подпрыгнул на полфута, а секундой позже услышал: — Что, думаете, вам и теперь всё можно?!              Аргус Филч смерил его презрительным взглядом, обдал несвежим дыханием и заковылял к двум девчонкам, бросившимся торопливо поправлять мантии, придавая своему облику более почтительный вид. Тео посмотрел на них, на кованые ворота, покрытые ржавчиной, на облака, которые вот-вот разразятся грозой и на старый замок, возвышающийся впереди. Посмотрел, прищурился и нагло ухмыльнулся. Всё как в старые добрые времена!              Когда Филч поравнялся уже с ними, перед этим фыркнув вслед девочкам, выдав тем самым всю степень одобрения, на которую был способен, Тео приготовился предоставить на проверку багаж, на что только услышал:              — Проходим, Нотт, проходим. В этом году вы заслуживаете доверия, не то, что в прошлом! — издеваясь, процедил Филч, и ткнул напоследок Драко каким-то детектором. В чём именно заключался смысл этого детектора было непонятно — им ни разу не провели вдоль их тел.              Отметив какое-то бормотание рядом, Тео обратил внимание на Блейза, подмигнувшему двум хихикающим пуффендуйкам, обгоняющим их быстрым шагом. Да, его конкурент, который даже не догадывался о своей роли, обладал дьявольским обаянием и мог заполучить при помощи него любую девушку. Только Грейнджер это вряд ли впечатлит.              О существовании другого соперника в виде Рона Уизли Тео предпочитал не вспоминать. Да кому он нужен?!              — Как думаете, старуха будет вести трансфигурацию в этом году? — Драко интересовал преподавательский состав Хогвартса, от которого Тео на данный момент был очень далёк.              — Вряд ли. Дамблдор же не преподавал и нашёл себе замену.              — Значит, сегодня будем знакомиться сразу с тремя новичками? — ухмыльнулся Блейз, толкнув двери.              Большой зал встретил их полумраком: над головами порхали свечи, а потолок, усыпанный мириадами звёзд, напомнил о небе за окном. Столы пустовали, предоставляя взгляду исключительно пустые серебряные кубки и тарелки, блеск от которых мог ослепить самого проворного нюхля. По традиции, распределение малышни студенты должны были встречать с пустыми животами. Тео стало очень грустно.              Они прошли последними к своим местам и с удивлением обнаружили за преподавательским столом Макгонагалл, весело беседующую с профессором Стебль.              — А кто с мелкими? — уточнил Драко, на что Тео только пожал плечами.              Громкий топот, разнесшийся по холлу, возвестил их о прибытие первогодок. Тео, как и все присутствующие, обернулся к дверям, чтобы рассмотреть молодого парня, сопровождающего малышню — высокого, с каштановыми волосами, уверенной походкой ведущего детей вперёд. По вздоху справа и последующим тихим ругательствам он понял, что смотрит сейчас на кого-то очень знакомого.              Тео пришлось даже чуть привстать и осмотреть его тщательнее, но сделать это более подробно ему помешали гриффиндорцы, улыбки которых были натянуты практически до ушей. Они подскакивали со своих мест, подавая дурной пример остальным факультетам. Их вид напомнил ему об этом парне, и где-то в сознании всплыло его имя — Оливер Вуд. Именно так звали этого человека, казавшегося на редкость собранным, несмотря на всеобщий хаос. Тео позавидовал выдержке Вуда, когда тот не подал и виду, услышав дикий визг со стороны гриффиндорского стола и, взглянув на Макгонагалл, галантно поклонился.              Чтобы успокоить своих бывших подопечных, директору пришлось встать и, изменив правилам, объявить о столь странном сопровождающем:              — Мистер Вуд согласился занять пост профессора по трансфигурации на этот учебный год. Также профессор станет деканом факультета Гриффиндорка, — Макгонагалл поджала губы.              «А старухе-то не нравится прощаться со званием декана», — подумал Тео.              Остальные преподаватели сдержанно поприветствовали Вуда аплодисментами: профессор Синистра прервала разговор с профессором Стебль, благодушно оглядев малышню, а лесничий Хагрид, пребывания на уроках которого Тео приравнивал к пыткам, и вовсе хохотнул, и стал обладателем хмурого взгляда директора, считавшего проявление чувств на банкете к публичному лобызанию. Это же просто неприемлемо!              К всеобщим вялым хлопкам со стороны преподавателей не присоединился только мужчина, сидевший у края стола. Его лицо Тео ни о чём не говорило, а вот строгая, выглаженная мантия бутылочного цвета, застёгнутая на все пуговицы, позволила судить о нём, как об опрятном и сдержанном человеке. Чего не скажешь о том же Хагриде.              Гриффиндорцы тем временем продолжали свои песнопения. Тео казалось, что Макгонагалл сейчас спалит к чертям весь стол, поскольку директор, глубоко дышавшая через нос и яростно буравящая взглядом детей, походила больше на дракона, чем на мирного преподавателя. За неимением альтернативы она вышла к постаменту и сложила руки в ожидающем жесте, что привело, к несчастью слизеринцев, к откладыванию воспламенения гриффиндорцев. Последние, спустя пару минут, всё же смогли успокоиться.              Распределение Тео не любил. Во многом из-за ожидания вкусного ужина, но чаще его бесила старая шляпа, воспевавшая идеи о единстве. О каком единстве идёт речь, если те же самые гриффиндорцы ведут себя, словно мартышки, увидевшие желанный банан, обнаружив на посту профессора бывшего студента? Нет, с этими благородными героями Тео связываться точно не хотел. Разве что, только с одной.              Покончив, наконец, с распределением, Макгонагалл решила последовать главному тезису Дамблдора — сытые желудки воспринимают информацию куда лучше. Отложив основное выступление и представление преподавателей, она взмахнула руками, и столы начали наполняться едой. Тео сразу потянулся к пирогу из патоки, на что Блейз неодобрительно покачал головой, накладывая в собственную тарелку жареную курицу.              Закончив ужин и отправив в рот несколько виноградин, Тео допил из серебряного кубка тыквенный сок и решил поболтать. Ему часто становилось скучно в окружении толпы.              — Интересно, это и есть новый защитник?              — Сейчас и узнаем, — тихо проговорил Драко. Макгонагалл встала за трибуну.              — Ещё раз добрый вечер. — Она мягко улыбнулась детям. Похоже, сытый желудок шёл на пользу не только студентам. — Я рада вновь поприветствовать вас в Хогвартсе. Знаю, что вы устали и хотели бы поскорее оказаться в собственных спальнях, поэтому озвучу только главное. — Тео нравилась манера Макгонагалл говорить кратко и по делу.              — Как вы уже все поняли, в нашем преподавательском составе произошли некоторые изменения. — Тео перевёл взгляд в сторону гриффиндорцев — их счастливые улыбки вызывали приступ тошноты. — Профессор Вуд теперь будет вести трансфигурацию.              Все факультеты стали вежливо аплодировать, за исключением дикарей с Гриффиндора. Эти вновь завели свои песнопения, но Тео отчётливо слышал лишь фамилию нового профессора, пока всё остальное тонуло в какофонии звуков. Макгонагалл даже не пыталась урезонить бывших подопечных, предоставив им возможность власть посмаковать назначение любимого выпускника, и только неодобрительно смотрела на особо буйных.              Дождавшись относительной тишины, директор решила представить незнакомого мужчину, на которого Тео сразу обратил внимание.              — Мистер Розье будет вести магловедение.              А вот тут случилось нечто приятное для Тео — гриффиндорцы резко умолкли. Впрочем, как и остальные факультеты. Фамилия Розье была известна многим, и вряд ли красивый мужчина с чёрными волосами приходился однофамильцем жестоким Пожирателям смерти. Да и какие однофамильцы, Тео сроду их не встречал. Нет, здесь явное родство!              На приветствие директора профессор улыбнулся и кивнул. Похоже, Розье ожидал подобной реакции и потому выглядел совершенно спокойным, будто гробовая тишина касалась не его фамилии, а вон того вычурно одетого волшебника, которого он принялся с превеликим удовольствием рассматривать. Макгонагалл изменившуюся обстановку комментировать не стала. Опять же — очень умно.              — Место профессора по Защите от Тёмных Искусств, — «А где же барабанная дробь?» — подумал Тео, — займёт мистер Виктор Крам, который, к сожалению, не смог сегодня приехать, но будет ожидать студентов завтра на занятии.              — Твою ж мать! — высказал мысли Тео Блейз, уронив со звоном ложку на стол.       

***

      — Чёртов болгарин, не мог усидеть на месте! Захотел просвещать бедных британских детей! — последнее предложение Блейз произнёс практически шипя. — Ага, как же! — он яростно тараторил при выходе из Большого зала.              Его голос удалялся под меланхоличный вздох Драко, тогда как Тео оставался на месте, ожидая Грейнджер.              Да, болгарин мог доставить проблем. В отличие от того же Уизли, Крам обладал мозгом — взять хотя бы то, что он играл за сборную своей страны и участвовал в Турнире Трёх волшебников, — был популярным и, безусловно, талантливым игроком в квиддич. Конечно, Тео сильно сомневался в наличии романтических чувств к нему у Грейнджер, но был уверен, что если он начнёт игру, то сможет добиться её расположения и взрастить не то чтобы деревце сомнений, а целый лес. Прав был Блейз — чёртов болгарин!              Дождавшись, пока мимо него пройдут последние засидевшиеся, Поттер и девочка-Уизли, Тео посмотрел на директора, отметив заинтересованный взгляд рыжеволосой. Нет, отбивать девчонку у Избранного в его планы точно не входило. Да и зачем ему другая, когда есть практически свободная Грейнджер?              Грейнджер заметила его и осталась стоять на месте, в пятидесяти футах от него. Тео нацепил на лицо лучшую улыбку, которую приберегал для официальных встреч с родителями друзей, и подошёл к дамам первым.              — Директор, — поприветствовав профессора, Тео встал возле Грейнджер.              — О, мистер Нотт, вы тоже здесь. Что ж, думаю, пора. Пройдёмте, я покажу вам Башню, — директор поспешила к выходу.              Следуя за Макгонагалл по коридорам, Тео старался идти медленней. Высокий рост отражался и на ширине шага, но бросать Грейнджер плестись в конце было бы крайним упущением. Пускай привыкает к его близости.              Башня старост находилась на четвёртом этаже. Подобное расположение позволяло получить быстрый доступ к гостиным других факультетов при необходимости: случись такое, что студенты Когтеврана и Пуффендуя захотят закатить пирушку, то старосты мигом примчатся и всех разгонят, не успеют те сказать и парочки тостов.              — Отныне, это ваш дом, — продекламировала Макгонагалл, встав возле каменных гаргулей, охраняющих дверь. — Я прошу вас соблюдать порядок и надеюсь на ваше благоразумие. — Директор почему-то при этом смотрела исключительно на него. — Правила остаются неизменными — мальчику вход в спальню девочки категорически запрещён. — А, вот теперь всё понятно.              Сообщив пароль «Правила неизменны», Макгонагалл удалилась. Тео же, открывая дверь, галантно пропустил Грейнджер вперёд.              Их гостиная на первый взгляд показалась ему совсем маленькой. Центральное место занимал крошечный диван, рассчитанный на троих, под ногами обнаружился красно-золотой ковёр, имевший изрядно потрёпанный вид, напоминавший о многих поколениях студентов, обладающих возможностью нежиться в отдельных апартаментах. В камине, расположившимся напротив, было разведено пламя, теперь ярко отражающееся на стенах. Так себе интерьер.              Небольшое кресло у окна, с видом на поле для квиддича, вызывало у Тео ассоциации с Эстер, поскольку похожий предмет мебели стоял в любимом углу гостиной и часто занимался ей самой, отчего первозданный лоск был давно утерян. Стены же его нынешней унылой гостиной были увешаны всевозможными портретами, с которых на них с любопытством смотрели увековеченные в раме волшебники.              Всё это великолепие было выполнено преимущественно в красно-золотом оттенке. Тео мысленно обвинил директора в предвзятости.              Позади дивана находились две лестницы, ведущие к спальням. Над одной из них висел герб Слизерина, буквально кричащий о факультете старосты мальчиков. На второй стороне Тео заметил похожий гобелен с гриффиндорским львом.              Грейнджер, встав возле кресла, бросила взгляд в окно, оценив вид. Повернувшись к Тео, она словно выжидала его ответа на какой-то незаданный вопрос.              — Вот и всё, — он улыбнулся, — мы дома. — Кажется, прозвучало немного пафосно.              — Точно, — Грейнджер хмыкнула.              — Спокойной ночи. — Он стал подниматься по лестнице, расслышав схожее пожелание от Грейнджер. Дойдя до двенадцатой ступени, Тео обернулся. Она продолжала вглядываться в окно и что-то бубнила себе под нос, предоставив ему время для проявления участливости: — Ложись спать, Грейнджер. Завтра у нас будет необычный день! Будет интересно, — Тео широко улыбнулся и, развернувшись, отправился в свою комнату, придерживая рукой нагрудный карман, в котором так и носил непонятное письмо.       

***

      Тысяча три, тысяча четыре, тысяча пять … Нет, это просто невозможно!              Гермиона пыталась уснуть уже около четырёх часов, испробовав на себе все известные приёмы. Отчаявшись, она начала считать соплохвостов, пробегающих внутрь хижины Хагрида, но и этот способ не работал. Бессонница не проходила.              Против своей воли она прокручивала в голове прошедший день, насыщенный разными событиями: сборы в школу, прощания с родителями, совет старост, торжественный пир, новые преподаватели, Виктор, Рон, который мог бы летать на школьном квиддичном поле…              Последнее воспоминание посетило её неожиданно. Гермиона могла представить, как сидит в кресле у окна, и, делая домашнюю работу, наблюдает за тренирующимся перед важным матчем Роном. Одетый в форму факультета, он уходил бы в пике, а она, ворча себе под нос, делала бы пометки в блокноте, пожёвывая губу. А потом встречала бы после тренировки, справлялась об успехах, на что Рон стал бы только хвастаться: «Нет, ты видела мяч, который мне отпаривала Демельза?! Я думал, что не смогу его взять. Поэтому резко дёрнулся…». Ох, она слушала бы его с открытым ртом, не утруждаясь вовремя кивать и всплёскивать руками от шока, потому что в этом было намного больше искренности, чем в том удивлении, что она приняла за чувство обиды в поезде.              Подобные фантазии уводили её далеко от Башни старост, заставляя вновь очутиться в купе и вспомнить о его назначении. Нет, по правде говоря, обиды во всём этом было намного меньше, чем тоски от того, что он не стал сообщать ей первой прекрасную новость. Гермиона любила анализ и обладала феноменальной памятью, поэтому её разум не нашёл ничего лучше, чем вспомнить все последние письма Рона. Сравнивая их между собой, она пришла к неутешительному выводу — они становились всё короче. Всего лишь закономерность.              Её бессонница началась в гостиной, когда Нотт ушёл в свою комнату, а она присела на кресло, размышляя о письмах и новизне, которую ещё не поняла до конца. Вот её гостиная, там наверху — комната, а за всем этим ворох работы, которую ещё только предстояло проделать. Всё было так ново, но и так знакомо. Кресло стало отличным местом для раздумий и ведения записей, которые Гермиона выполнила за пару минут, закинув ноги на подлокотник и ничуть не стесняясь открытого бедра из-за съехавший на бок юбки. Нотт ведь уже спит, чего думать?              Чистя зубы с особой тщательностью перед сном, так, чтобы папа гордился, Гермиона услышала шум воды за стеной. Нотт всё же не спал и отправился в душ, несмотря на свои пожелания скорейшего сна. Врун!              Она как раз промывала щётку, когда осознание настигло её — прямо за тоненькой стенкой стоит обнажённый парень. Ни друг, ни родственник, ни её Рон. Просто парень. Она моргнула. Это странно. Нет, Гермиона не испытывала стыд — и чего ей его испытывать, Нотт ведь мылся у себя в ванной — и не была ханжой, но сама мысль о разделении общей комнаты с незнакомым человеком казалась нестандартной. Это ведь не отпуск в две недели, по пришествие которого можно помахать ручкой новому приятелю и распрощаться на всю оставшуюся жизнь. Им предстояло проводить много времени вместе: советоваться, следить за дежурствами старост, подсказывать дорогу какому-нибудь заблудившемуся первокурснику, журя его за опоздания. Да и будет ли Нотт помогать или захочет откреститься от всего, пожелав выполнять весь объём работы самостоятельно? Возможно и то, что их общение станет более тесным, а стереотипы, за следование которым она себя иногда ругала, окажутся в корне неверными. И не это ли тот желанный компромисс, к которому следовало стремиться, вдохновившись примером Живоглота и Пирра? Заткнуть подальше свои инстинкты, приготовившись к сотрудничеству.              Так и не дойдя до счёта в тысячу десять, она продолжила лежать, уставившись в потолок. В голове всё так же прокручивались события дня. Она вспоминала каждую улыбку, ужимку, сведённые брови и прочие особенности мимики всех собеседников. Вдобавок к этому рациональный мозг решил подкинуть идею о том, как именно Виктор будет реагировать на неё. Быстро избавившись от этой мысли, Гермиона начала проговаривать все известные заклинания, надеясь, что усталость тела возьмёт верх над разумом.              Спустя три часа ей всё же удалось уснуть, и тут же открыть глаза, протягивая руку и шаря по тумбочке, в попытках найти несмолкающий будильник.              Размышляя, насколько рано она может лечь сегодня, чтобы восполнить потерю сна, Гермиона прошла до выхода из Башни и обнаружила там Нотта, придерживающего одной рукой школьную сумку:              — Доброе утро! Готова?              — Доброе. — Она удивлённо уставилась на него. С какой это стати такое проявление дружелюбия?              — Тогда пойдём, — бодро проговорил он и открыл дверь, пропуская её первой.              Какая галантность! Компромисс теперь виделся в ещё лучшем свете. Вот же она, желанная дружелюбность и правильный настрой.              По пути в большой зал он завёл разговор о нумерологии. Нотт и не подозревал, во что ввязывался! Нумерологию Гермиона полюбила ещё на третьем курсе, и потому часто читала дополнительную литературу, интересовалась теориями исчисления и биографиями авторов, что выходило далеко за пределы обычной школьной программы.              — А вот Бертрейд считает, что …              Договорить он не успел. Ему пришлось выслушать десятиминутную тираду о числах, сомнительном методе Бертрейда и увлечённости Гермионы теорией Смита. Она с такой страстью говорила о цифрах, так рьяно защищала и отстаивала своё мнение, что ему не оставалось ничего, как выслушать её до конца, невинно теребя ручку от сумки.              С горящими глазами Гермиона закончила свою речь и отметила пересохшее горло, но Нотт, как и всегда, зрел в корень — стал задавать вопросы, касавшиеся нестыковок в теории.              — А как ты объяснишь ошибки в арифметических формулах Смита? Ричардсон считает, что его теория не более чем фарс!              Гермиона как раз решила разнести Ричардсона в пух и прах, когда её опередил Забини — окликнул друга. Он приближался к ним с широченной улыбкой. Она только сейчас заметила, что они уже практически подошли к дверям в Большой зал.              — Грейнджер, могу я это отнести к №2? — подойдя поближе, спросил Забини, всматриваясь в её лицо.              — Можешь относить это к чему угодно. До встречи. — Оставив его на попечение друга, Гермиона направилась на завтрак. Компромисса, пожалуй, на сегодня хватит.              За гриффиндорским столом сегодня царствовало радостное предвкушение. У многих ребят в расписании значилась трансфигурация, на которой они планировали превратиться в анимагов к прозвеневшему колоколу. Гермиона ажиотажа по поводу назначения профессора Вуда не поддерживала. Как можно судить о преподавателе, ещё ни разу не побывав на уроке или связывать спортивные успехи с академическими? Не будет же профессор Вуд бить не соответствующих его ожиданиям студентов метлой по голове, да и умение летать и лавировать между кольцами мало смахивало на превращение спичечного коробка в болтрушайку, распевающуюся дивными мелодиями.              Она села напротив Джинни и Гарри, кивнув ребятам. На приветствие не было ни желания, ни сил. Недосып, спор с Ноттом и встреча с Забини, после которой Гермиона некстати вспомнила сегодняшний сон с ним в главной роли, не способствовали хорошему настроению.              Джинни выглядела очень бодро. Мурлыча какую-то неизвестную песню, она накладывала в тарелку аппетитный омлет:              — Как твоя первая ночь с Ноттом?              — А твоя, с Поттером?              Гарри на этот невинный вопрос подавился кашей из овсянки, и в попытках прочистить горло, едва не оплевал сидящего рядом Невилла. Язвительность Гермионы редко касалась его личной жизни.              Постукивая по спине Гарри, Джинни, лучась от счастья, заявила:              — О, всё было замечательно!              — Рада за вас безмерно, — буркнула в ответ Гермиона.              Быстро покончив с завтраком и оценив оставшееся время до начала урока, она решила отправиться в совятню. Отец просил её прислать письмо сразу после приезда в Хогвартс и теперь, скорее всего, не находит себе места.              Совятня располагалась недалеко. Чтобы дойти до неё, нужно было пересечь двор и подняться по двумстам ступенькам вверх, а затем, отдышавшись и хватаясь за бок, привести дыхание в порядок и войти в основное помещение, тщательно огибая участки, излюбленные птицами. Уборка в месте, где постоянно обитает свыше четырёх десятка сов, ничуть не стеснённых в пище и отведении места под экскременты, была абсурдной.              Достав из кармана конверт, она подозвала Пирра, удачно устроившегося на ближайшей жёрдочке. Отдав ему любимые лакомства, припасённые с утра, она погладила его холку, поворковала, как обычно делала с любым животным, и стала открывать мешочек на лапке, отмечая шаги, доносящиеся со стороны лестницы.              Удача, похоже, была на её стороне, потому что вскоре в совятню вошёл Малфой. Пробормотав нечто вроде приветствия, он прошёл дальше, никак не реагируя на экскременты на полу.              — Могу я с тобой поговорить?              Её голос застал его врасплох: он вздрогнул. А где же хвалёная враждебность и колкие фразы? Сама Гермиона была настроена и не на такое, поэтому облегчённо вздохнула и, продолжая поглаживать Пирра, стала ждать, пока он посмотрит на неё. Перспектива говорить со спиной не слишком воодушевляла.              — Говори, — развернувшись, прогнусавил он.              — Я хотела сказать тебе спасибо.              — «Спасибо»? — едва скрывая удивление, переспросил он.              — Да. — Гермиона пристыжено опустила глаза. Благодарить человека оказалось куда сложнее, чем думалось вначале. — Ты помог нам. Помог мне.              — О какой именно помощи ты имеешь в виду?              Малфой выглядел спокойным, но подрагивающая вена у правого глаза выдавала его с головой. Он беспокоился, и это было понятно не только по лицу, быстро покрывшемуся испариной, но и по крику совы, лапку которой он сжал сильнее, чем требовалось.              Сова в отместку ущипнула его за палец — Малфой никак не отреагировал.              — Тогда, с Беллатрисой, помнишь? — Сглотнул — прекрасно помнит. — Звучит глупо, знаю. Но, понимаешь, когда корчишься на полу, молясь о быстрой смерти, в голове не возникает ничего умного. — Она с вызовом посмотрела прямо на него, не пытаясь скрыть страх в голосе. — В такие моменты люди обычно думают о семье, знаешь? О том, как кого-то любят и спрашивают себя, а получится ли увидеть их снова. Вспоминают руки мамы, голос папы, любимого питомца, друзей. Только вот мне нельзя было об этом думать. Мои мысли могли выдать не только родителей, но и всё, что мы знаем о крестражах, а этого я никак не могла допустить. В такие моменты нельзя думать о близких, ведь это делает тебя слабым. Поэтому я сосредоточилась на тебе.              — И как же это тебе помогло, Грейнджер?              — Мы учились вместе шесть лет и часто сталкивались. — Она поморщилась. — Целых шесть лет мы сидели в одних и тех же кабинетах, ходили на одни и те же занятия, а я и не знала, какого цвета у тебя глаза. Они серо-голубые, как небо в грозу, Драко, — густо покраснев, пролепетала она. Гермиона всё никак не могла решиться продолжить, поскольку гораздо больше в этот момент её занимала вон та живописная дырка в стене. Какая интересная!              Вот так всегда начинались её письма, ни разу не дошедшие до адресата: «Дорогой, Драко!». Писать его имя было гораздо проще, чем произносить.              — Поэтому ты так на меня тогда смотрела? — После долгого молчания выдал Драко.              Она кивнула. Он стоял, как прежде, словно проглотил палку, только выражение лица изменилось — стало мягче, если такое вообще можно было себе вообразить.              — Не за что, Грейнджер. — Драко смотрел прямо на неё. — Тебе не за что меня благодарить.              Обратно они шли вместе, хоть никто этого бы и не признал. Куда проще объяснить это общим занятием у профессора Бинса, чем припорошённым землей топором войны. Именно припорошённым, а никак не зарытым в глубокую яму.              Они удалялись, спускаясь по витиеватой лестнице, а из совятни открывался необычный вид на двух птиц, практически парно летящих куда-то вдаль.       

***

      Кабинет по ЗОТИ стоял на ушах. Гриффиндорцы, как обычно, болтали во весь голос, тогда как слизеринцы вели спокойную беседу о новом преподавателе.              — И чему он нас будет учить? Как летать за маленьким мячиком?              — Он ведь из Дурмстранга, там довольно сильная программа. И к твоему сведению, «чтобы полетать за мячиком», нужна сила и сноровка. — Драко был обижен пренебрежительным отношением к ловцам.              — Ещё и опаздывает. — Блейз сверился с часами, чтобы продолжить выискивать недостатки Крама.              — Кстати, а ты почему опоздал на историю магии? — решил уточнить Тео у Драко.              — Задержался в совятни, — ответил он, но от Тео не укрылось, что прибывший на урок Драко был заметно веселее обычного. Словно ему сообщили о лекарстве, способном излечить долгую болезнь.              Поняв, что разговор дальше продолжаться не будет, Тео перевёл взгляд на преподавательский стол. В последний раз кабинет по ЗОТИ он видел при профессоре Снейпе. Декан Слизерина предпочитал показательные картины действия Тёмных искусств, которые любовно развесил тогда на стенах кабинета. Его стол всегда был безупречно чист, лишь на углу Тео часто замечал сложенные в стопку пергаменты с домашними заданиями студентов. Ровные и аккуратные.              Теперь же кабинет больше напоминал времена профессора Люпина. Такой же безликий. К оборотню Тео относился с опаской, но с любопытством, потому что, благодаря ему познакомился со многими тёмными существами. Они были столь же ужасными, сколь и интересными. Во многом благодаря профессору Тео узнал о полезных свойствах ядов экзотических существ, о которых отец сподобился рассказать ему значительно позже. Люпин был прекрасным преподавателем, но озвучивать это кому-либо Тео никогда не собирался.              Размышляя о том, что многих бывших профессоров по ЗОТИ уже нет в живых и предвкушая работу на этой должности Крама, он злорадно усмехнулся.              Его торжество прервал шёпот Лаванды Браун, косившейся на вход. В проёме двери стоял угрюмый с виду мужчина. Не профессор, а второй Филч с его недовольной физиономией. Да у Крама даже метла имелась! Усмешка Тео стала ещё шире.              Небольшого роста, но широкоплечий, Крам выглядел не так внушительно, как на квиддичном поле. Его тёмные волосы были коротко подстрижены, а карие глаза осматривали класс. Проходя мимо рядов, он не стал оборачиваться на вздох со стороны женской половины.              — Добрый день, класс!              «Ага, как же», — тихо пробурчал Блейз.              — Я думаю, что представляться мне не стоит. — Крам улыбнулся. Его взгляд блуждал по кабинету, но задержался на первой парте, где сидела одинокая кудрявая макушка.              Тео показалось, что кто-то подсунул ему лимон. Прямо целиком затолкал его в рот, не добавив сахара.              — Мне знакома программа Хогвартса, но я привык делать выводы исключительно из практики. Поэтому наш первый урок мы посвятим дуэлям.              Вот так, сразу к действиям! А как же знакомство, предварительная беседа, осмысление пройденного курса? Краму, видно, не требовалось ничего из этого. Самоуверенный тип!              Заявление его было встречено стройным гомоном со стороны студентов. На лицах гриффиндорцев и слизеринцев проскользнуло одинаковое удивление, поскольку оба факультета с этого года предпочитали использовать лишь словесные баталии, а никак не дуэли, на которых можно незаметно перестараться с увечьями.              Крам поднял руку, призывая класс к порядку. Как ни странно, студенты быстро угомонились:              — Для начала, я хочу, чтобы вы законспектировали основные правила, которых необходимо придерживаться во время дуэлей. Это поможет повторить материал и станет в некотором роде контрактом, который вы заключите с собственной совестью. — Он многозначительно посмотрел на слизеринцев.              — Зануда, — выразил мысли большинства Блейз.              Начеркав на листе пергамента список из десяти пунктов — по мнению Тео, они походили скорее на заповеди из книги домохозяек, чем на магический контракт — ребята отложили перья.              — Итак, думаю, вы достаточно взрослые, чтобы мы могли придать дуэли чуть больше зрелища. — Крам стал сдвигать парты по периметру класса при помощи палочки.              Теперь перед студентами оказалось достаточно открытое пространство, в котором легко могли уместиться сражающиеся пары и зрители, бурно реагирующие на каждый выпад. Разобравшись с мебелью, Крам заставил их занять места возле столов, напоминая о безопасности и применении Протего. В конечном счёте образовалось две кучи студентов, разделённых строго по факультетам.              — Дамы вперёд? — обводя взглядом собравшихся в поиске добровольцев, произнёс Крам.              Гриффиндорцы выглядели немного озадаченными, но страху не выказывали. Парни и девушки, гордо выпятив грудь, ожидали соперников. Тео посчитал Крама наглым провокатором, оправдывающим желание увидеть дуэль между враждующими факультетами, предметом урока. Между тем, предаваясь мечтам о том, как именно завершится его карьера в роли профессора по ЗОТИ, он уловил перешёптывания женской половины своего факультета. Панси, Дафна, Трейси и Милисента делили гриффиндорок. Судя по прозвучавшему имени, никто из них не хотел выступать против Грейнджер.              На гриффиндорской стороне шёпота слышно не было — Браун, Патил и Грейнджер оценивающе осматривали соперниц.              Видя нерешительность девушек, Крам решил взять инициативу в свои руки.              — Итак, Парвати, ты будешь сражаться с Трейси. Лаванда поборется с мисс Булстроуд. Так, остаются ещё двое. — Крам задумчиво потёр подбородок, после чего выдал: — Гермиона, справишься?              Она посмотрела на Крама, уверенно кивнув:              — Да, профессор!              — Моя маленькая храбрая львица! — До уха Тео донеслось замечание Блейза, предназначенное для Драко.              Крам довольно улыбнулся ответу и жестом пригласил девушек к середине комнаты, оставив выступление Грейнджер напоследок. Тео мог его понять — такую битву лучше отложить, а потом посмаковать.              Первые две дуэли уравняли счёт: 1:1. Трейси одержала быструю победу, одолев Парвати ватно-ножным проклятием, перед этим истошно завопив: «Мумия!». Заклятие было послано молниеносно, поэтому Патил не отреагировала вовремя, в отличие от Крама, лишившего слизеринцев за «наглое манипулирование и запугивание» двадцати баллов.              А вот бой Милисенты и Лаванды был другим: волосы их растрепались, лица исказили яростные гримасы.              — Авифорс!              — Вомитаре Виридис!              — Баубиллиус!              Ни одна из девчонок концентрацией похвастаться не могла. Они отправляли одно проклятие за другим в соперницу, ничуть не сбавляя оборотов и выкрикивая во весь голос, что должно было неминуемо привести к ошибке. Первой её совершила Милисента: запнулась о собственную ногу, пытаясь уклониться от Брахиабиндо.              — Петрификус Тоталус! — завопила Браун, и на пол упала окаменевшая фигура Милисенты, глаза которой продолжали бегать туда-сюда.              Последними на середину кабинета вышли все трое — Грейнджер, с палочкой на изготовку, Панси, с наглой ухмылкой, и Дафна, нервно оглядывающая собравшихся. Классические дуэли проходили с поклоном и предполагали рассредоточение соперников по углам, но сегодняшнее занятие было исключением. Единственное, что отделяло их от начала битвы — счёт Крама до трёх.              Тео предвкушал зрелище. В боевых навыках Грейнджер он не сомневался, и поэтому потирание рук Блейза принял за собственное движение.              — Раз, два, три! — Крам резко накрыл себя щитом от заклятий, и его примеру последовали все остальные.              Представление началось! Грейнджер использовала исключительно невербальные проклятия, вращаясь, как юла, не задерживаясь ни на секунду на одном месте. Она кружилась в удивительном танце, наслаждаясь каждым движением и магией, проходившей через неё. Такой вывод Тео сделал по её лицу, с которого не сходила улыбка.              — Протего! Протего! — истошно кричала Панси, оставив Дафне возможность атаковать. Они оборонялись хорошо, но времени запускать ответные удары не оставалось.              Грейнджер только распалялась. Тео это понял по тому, как накалился воздух и затрещал пол — она перестала сдерживаться. Красный луч разнёс щит Панси, и следующее за ним парализующее проклятие ударило её в грудь. Дафна, в момент передышки, отправила собственное проклятие, от которого Грейнджер ловко отскочила в сторону. Ответный Петрификус Тоталус в её исполнении был настолько силён, что вместо простого замораживания ударной силой мог отбросить соперницу на пару метров, если бы не реакция Крама.              Гриффиндорцы разразились овациями, а Поттер гордо улыбнулся. Грейнджер заслуженно одержала победу.              — Переходим к парням? Гарри, прошу! — объявил Крам, освободив импровизированную площадку.              Видно, он рассчитывал, что парни будут поживее девушек и мигом разделятся на пары, поднимая руку и вставая на носочки от нетерпения. Но на деле против Поттера выходить не хотели: волшебник, одолевший другого величайшего волшебника всех времён простым Экспелиармусом, внушал некий трепет. Признаваться в этом в здравом уме и на весь класс никто бы и не стал, но знали все. Включая самого Поттера.              Откровенно говоря, Тео сильно сомневался и в том, что те же гриффиндорцы ринулись бы на такую дуэль. У них, конечно, отсутствовал инстинкт самосохранения, но он обычно распространялся на нечто незначительное, вроде того, кто съест побольше грибов за обедом и не подавится, а никак не на палочку Гарри Поттера. После Финальной битвы он получил не только уважение старших, признание заслуг и прочую лабуду, но и плохо скрываемый страх ровесников. И был от этого, судя по плотно сжатой челюсти, не в восторге.              Отвлёкшись от рассматривания Поттера, Тео обратил внимание на свой факультет. Перед его глазами во всей красе развернулась негласная битва: Драко опустил глаза, Блейз вдруг заинтересовался собственной палочкой, а остальные стали разглядывать пустые стены. Не факультет, а сборище храбрецов!              На них же, вылупив глаза, смотрел и Поттер. В руках он держал палочку, едва заметно подрагивающую от нетерпения.              Тео закусил губу. В конечном итоге, ведь Поттер то же был его целью, и рядом с ним успех не только витал, а прямо-таки клубился густым туманом. Пора начинать налаживать «мосты»! К чёрту страх!              Пообещав себе больше не дышать одним воздухом с гриффиндорцами — а иначе как объяснить такую храбрость, — Тео сделал шаг вперёд. Поттер встретил его с улыбкой.              — Самоубийца, — прошептал Блейз.              Дуэль началась стремительно. Расслышав только окончание счёта, Тео закрыл себя щитом. Он обожал невербальные проклятия, которыми владел в совершенстве, а вот Поттер концентрацией не отличался. Выкрикивая заклятия через раз, он предоставлял ему возможность атаковать себя, напрочь забывая о защите, но легко компенсируя несдержанность мощными проклятиями. Палочка в руках Тео начала нагреваться с первой же секунды начала дуэли — Поттер был силён.              Закончилось всё неожиданно. Они одновременно выпустили проклятия — Поттер отправил Оглушающее, которое волной замерцало по всему классу, сломав щит Тео. Но и в долгу оставаться не пришлось: ответ угодил точно в цель, связав сопернику ноги.              Уставший и опустошённый, с немного дымящимися волосами, Тео сделал пару шагов назад, чтобы опустить руку, подрагивающую от пульсирующей в ней магии. И стоил ли его геройский порыв хоть чего-то?!              Стоил, ещё как стоил. Выбравшись из верёвок, не без помощи Томаса, Поттер, подойдя ближе, с раскрасневшимися щеками и очками, съехавшими под странным углом, протянул ему ладонь для рукопожатия:              — Спасибо, Нотт!              Тео пожал его руку и кивнул. Неплохое начало истории.              Вернувшись к своим, и, смотря на спину Гойла, идущего сражаться с Томасом, Тео едва расслышал вопрос Блейза:              — Значит, теперь ты дружишь с Поттером и Грейнджер?              Пропустив это мимо ушей, он прислонился к холодной стене. Удивительно приятное ощущение!              Следующая пара — Малфой-Финниган — порадовать зрителей не смогла. К разочарованию собравшихся прозвенел колокол. Крам не стал нагружать их дополнительной работой, и лишь туманно заявил, что следующее занятие всё решит.              После ЗОТИ, они отправились к теплицам, в которых проходило смежное занятие с когтевранцами. Тео относился к ним с подозрением — умные и трудолюбивые, эти ребята не стремились завоевать популярность или обойти остальных на экзаменах. Им просто нравилось погружаться в учёбу, сидеть за конспектами и обсуждать дни напролёт одни и те же законы. Иногда их увлечённость казалась ему маниакальной. И почему Грейнджер попала на Гриффиндор, а не туда?              Напевая песенку Распределяющей шляпы, которая поселилась в его голове ещё с утра, Тео, преисполненный гордостью за свою дуэль, шёл последним, замыкая шествие всего факультета. Блейз умчался вперёд, присоединяясь к Драко, в этом году неожиданно полюбившим уход за растениями.              Внезапно запнувшись о камень, выступавший посреди густорастущей травы и сократив расстояние с идущими впереди, Тео стал невольным свидетелем диалога Дафны и Панси:              — Даф, я тебе говорю, это уловка. Грейнджер не так проста, как кажется!              — Ты думаешь, она сжульничала? — радостно пропела Дафна.              — Она же магл! Знаешь, сколько у них всяких штук? А может, она выкинула что-то из их арсенала. Дело явно в этом!              Девчонки никак не могли признать магических способностей маглорожденной, отчего Тео только безучастно покачал головой.              — Маглы очень изобретательны, — продолжала Панси. — Отец как-то рассказывал, что один его приятель вёл дела с маглом. Так вот, этот чудак верил, что за ним кто-то постоянно следит! Всё ходил какими-то закоулками, да озирался по сторонам, как ненормальный. И передавал сообщения приятелю отца исключительно кодом, который сам и придумал! Ты представляешь договор на поставку, составленный исключительно из цифр?! Вот и друг отца не мог. Поэтому говорю тебе, Грейнджер что-то сделала из магловского арсенала, — уверенно заявила Панси, по пути поправляя мантию.              Чем закончилась история приятеля мистера Паркинсона Тео не знал, поскольку окаменел, услышав о шифре, и тут же почувствовал, как письмо с непонятными цифрами стало прожигать внутренний карман пиджака. Какие умные маглы! Подумать только, изобретают целые шифры. Как же удачно, что на примете у него имелась одна маглорожденная, весьма кстати проживающая с ним в одной Башне.       

***

      На следующее утро на завтраке Тео обнаружил, что его друзья практически доели свои порции, пока он поджидал Грейнджер, чтобы вместе отправиться в Большой зал. Блейз был не в духе, что случалось с ним крайне редко.              В открытые окна начали влетать совы, пока Тео вкушал один из своих любимых завтраков — лимонный пирог, покрытый сахарной пудрой. Птицы проносились над головами студентов и опускались перед хозяевами: за столом Когтеврана студенты разворачивали газеты, журналы; пуффендуйцы получали много сладостей, среди которых Тео заприметил целую корзинку из Сладкого королевства; а гриффиндорцы суетились, подскакивая друг к другу. Перед Драко приземлился красавец-филин, с зажатым в лапке сильно помятым и распечатанным конвертом.              Посматривая на то, как Драко отвязывает письмо и пробегается по нему глазами, Тео всё больше приходил к мысли, что тесная дружба с Грейнджер поспособствует и избавлению от проверки почты. А ведь авроры или те, кто занимался подобным, даже не потрудились сделать всё так, будто ничего не произошло — работы-то на пару секунд. Взмах палочки и пергамент разглажен, а конверт идеально цел.              Глубоко вздохнув, Тео поднял голову наверх, рассматривая разномастных сов. Сколько их здесь собралось! Он заприметил одну ярко-рыжую сову, кружившую над столом Гриффиндора. Птица казалась необычной — с небольшим телом и существенным размахом крыльев, она приземлилась, протягивая лапку Грейнджер. Блейз смотрел туда же.              — Это — Пирр, личная сова Грейнджер, — неожиданно подал голос Драко, успевший прочесть письмо матери.              — А ты откуда знаешь? — поинтересовался Блейз.              — Мы вместе отправляли письма, и Гермиона, — на её имени Драко усмехнулся, — рассказала мне, что купила его в Австралии. — Он начал выбираться из-за стола.              — Рассказала? — уточнил Тео.              — Гермиона? — чуть не поперхнулся Блейз.              — Да, мы с ней душевно поболтали, — ответил Драко, положив руку на плечо Блейза. Взгляд его был затуманен, а на лице появилось мечтательное выражение: — Знаешь, она сравнила мои глаза с цветом неба во время грозы.              Увидев ошарашенный взгляд Блейза, Драко, заразительно хохотнув, ушёл на занятия.              Тео впервые за несколько лет видел его столь беззаботным. Да, возвращение в Хогвартс явно пошло ему на пользу.