Happy End для Грейнджер

      Май 1998 года              — Экспульсо! — взревел рыжеволосый парень, брызгая слюной.              Он гнался за Августом, неумело разбрасываясь проклятиями. Голос его был полон ярости, а звуки, что отражались от стен коридора, больше походили на клокотание, чем на магическую атаку. Так они и неслись по коридорам Хогвартса — Август ловко огибал препятствия, а его преследователь бежал за ним по пятам.              Несколько мгновений назад он обрушил стену на одного из близнецов Уизли, и теперь спасался бегством от его разъярённого брата. Не останавливаясь ни на миг, он мчался по каменному полу, усыпанному обломками стен, ошмётками одежды, мантий и обычным мусором. Перепрыгнув очередной обломок стены, он обернулся — к мальчишке так никто и не присоединился.              Август был искусным дуэлянтом, уступающим, разве что, Белле и самому Тёмному Лорду, но сражаться сразу с несколькими противниками не планировал. Одолеть мальчишку можно и в тёмном закоулке, зачем тратить силу на всю ораву?              Завернув в очередной коридор — так некстати оказавшийся узким, — он резко остановился и занёс палочку, готовый запустить проклятие мальчишке в лицо. Но план претерпел резкие изменения, когда вместо худосочного паренька его встретил старик с очень знакомой, длинной, неухоженной бородой. Волосы его были под стать — белые и засаленные; одежда висела, предавая смутное сходство с дементором. Его голубые глаза, которые, казалось, смотрели в самое нутро, горели нехорошим огнём. И где он растерял свои очки-половинки?              Лицо, при взгляде на которое Август на секунду потерял контроль над ситуацией, озарила глумливая улыбка:              — Добро пожаловать в Хогвартс!              — Ты, — сдавленно произнёс он в ответ.              Старик на его замечание оскалился и Август тут же понял свою ошибку: глупо сомневаться на поле боя.              Резко пригнувшись, он макушкой прочувствовал жар от проклятия, пролетевшего в нескольких дюймах над головой. Старик же от первого промаха ничуть не потерял концентрации: стал наступать, сопровождая каждый шаг проклятием.              — Брахиабиндо! — взревел мгновенно пришедший в себя Август, подскочив на ноги. Убивать старика пока рано — Повелителю мог пригодиться брат Альбуса.              — Делитриус!              — Диффиндо!              — Пуллус!              — Соппоро!              — Теряешь хватку! — прокричал Аберфорт, отскочив от проклятия соперника. Необычайная прыть для такого солидного возраста! — Круцио!              — Орбис!              Последний выкрик Аберфорта сделал своё дело. Воспользовавшись заминкой, Август отправил заклятие и через секунду противник был наполовину замурован в напольные плиты. Рассматривая пыхтящего старика со спутанной бородой и красными прожилками в глазах, он решил не вести несчастного к Повелителю. Такой трофей мог и не перенести дорогу до лесной поляны.              Разочарованно хмыкнув, Август направился в сторону подземелий. Оборона школы давно пала, и задерживаться на этажах, где полным-полно отчаянных студентов и представителей Ордена Феникса, он не собирался, как и выходить к Повелителю, который вряд ли одобрит побег с поля боя, пока самолично не призовёт своих слуг.              Проход в общую гостиную — массивная деревянная дверь с резной ручкой в виде змеи — оказался открытым. Прямо над входом висела зелёная табличка, гласившая то, что Август усвоил давным-давно: «Чистота крови — признак власти». Раньше, думалось ему, запись могла быть и иной, вроде той же приписки о времени: «Навек!». Сейчас же, рассматривая пустые портреты, — даже мёртвые выпускники Слизерина не собирались оставаться на поле боя — он решил, что иной записи и быть не должно. Чистота крови равнозначна власти, и только полоумный решит это оспорить. Магия, сила, горы золота и великая история, от которой мало что осталось потомкам, но всё же. Чистота крови!              Направив палочку на стену, он тихо прошептал «Вспыхни».              Эти портреты не понравились ему в первый же день, когда маленький Август прибыл в Хогвартс. Тогда Большой зал приветствовал его овациями, а будущие сокурсники ободряюще хлопали по плечу, пока он усаживался за стол. Единая семья, как же! В тот же день, накладывая в тарелку картофельное пюре, он стал свидетелем весьма любопытного разговора. Двое мальчишек, лощёных и скользких, спорили о чистоте крови и её роли в их будущем. Август, будучи полукровкой, подобные беседы презирал, считая их недостойными даже внимания. Судя по тону мальчишек, каждый из них относился к древнему роду, что приравнивало их к избранным. Поморщившись от такого зазнайства, Август почти упустил нить разговора, и принялся за тушёную говядину, когда до него донёсся самодовольный голос светловолосого мальчика: «Кровь решает всё, Элиас. Нужно просто родиться в правильной семье». На его замечание второй добавил: «Уж лучше попасть на тот же Гриффиндор, чем родиться полукровкой!».              Вилка в руках Августа задрожала, но он так и не ответил на оскорбление, которое, в общем-то, к нему и не было обращено.              И вот сейчас, спустя каких-то тридцать лет, устроившись на большом, зелёном диване, обшитом превосходным бархатом, он наслаждался великолепной картиной. Пара взмахов и портреты стал лизать проворный огонь. Решительный, грозный и мало интересующийся чистотой крови и происхождением. Будь ты трижды Малфоем и дважды Ноттом! Огонь пожрёт тебя, оставив одни угольки наследникам того же благородного рода. А вот если ты заблаговременно озаботишься тем, чтобы создать возле себе магический купол, оставишь дверь открытой, убрав все препятствия, то огонь не станет пугать. Всего-лишь кровожадный отблеск на рамках полыхающий картин.              — Власть не у тех, кто чист, а у тех, кто умеет думать наперёд, — заметил он, создавая возле себя магический купол от дыма. Портреты между тем загорались один за другим.              Долго рассиживаться ему не позволил голос Тёмного Лорда, призвавшего своих слуг к отступлению, оставляя защитникам время на передышку. Бросив последний презрительный взгляд на тлеющие портреты, Август вышел из гостиной. Двигался он медленно, как и полагалось победителю. Замок казался пустым и лишь изредка доносившейся плач, полный горечи, напоминал ему, что настало время для прощаний.              Август прошествовал мимо пустой хижины Хагрида, тихо подкрадываясь к месту встречи. Он не хотел идти по одной дороге с остальными, выбирая всегда исключительно свой путь.              Обойдя очередной безликий валун, он замер. Где-то неподалёку слышался яростный шёпот. Интересно.              Осев возле ближайшего камня, он прислушался.              — Сейчас не время, Белла!              Тёмный Лорд отчаянно убеждал Лестрейндж.              — Но, повелитель, я … — мямлила в ответ Белла.              Август усмехнулся — Белла стала мягкотелой, какой не была даже в самые отчаянные времена, о которых он всё ещё хорошо помнил. И изменилось в ней не только это. С минувшего октября он не упускал возможности бросить на неё украдкой взгляд на общих собраниях, редких заданиях, что она стала непозволительно часто пропускать. С декабря же Белла и вовсе перестала появляться на людях, сменила свой обычный наряд на просторную мантию и курицей-наседкой засела в каком-то доме, о чём как-то вскользь упомянул Люциус. А на Рождество произошло нечто совсем необъяснимое. Она прибыла к Малфоям ровно в полночь: волосы собраны в высокую элегантную причёску, на лице улыбка, на ногах подобие туфель. Изменения были столь велики, что Август едва не подавился огневиски, которым наслаждался последние полчаса, рассмотрев её профиль в дверях. Белла же, не обратив ни на кого и малейшего внимания, прошествовала мимо опешивших приятелей и неуклюже обняла племянника, скромно пряча за спиной небольшой свёрток. Столь странное поведение для многих осталось лишь одним из чудаковатых происшествий, расположившись посередине между танцами Роули и пьяными суждениями Кэрроу о воспитании юного поколения, прослезившимся, припоминая своё детство. Но Август, в виду подозрений, терзающих его ещё с осени, нацелил на неё свой взгляд. Счастливая Белла само по себе событие! А наблюдая за её объятьями с Малфоем-младшим, скованно прижавшим тётку к себе, он понял причину всем переменам и резко отвёл взгляд. Круглая и совершенно мягкотелая Белла!              — Она должна находиться в безопасности, Белла, а не на поле боя! — вскрикнул Тёмный Лорд.              — Милорд, но если Юфимия не сдержит обещание …              — Она обязана, Белла, — отрезал Тёмный Лорд, — Дельфи слишком ценна для нового мира.              Произошедшее следом за этим выходило за рамки настолько, что брови Августа буквально взметнулись вверх: он услышал судорожный, громкий вздох и женский всхлип. Сомнений в том, кому он мог принадлежать не было. Беллатриса Лестрейндж — смертоносная, безумная женщина, применившая Круцио ради забавы, всхлипывала от беспокойства за девочку по имени Дельфи. Или «её девочку»?              — Мой Лорд, наша дочь уже проявляет магические способности, — в голосе Беллы слышались как гордость, так и страх. Август широко улыбнулся.              Тёмный Лорд зашипел:              — Не смей говорить об этом здесь, Белла!              Послышался очередной всхлип, а вскоре и хлопок. Август медленно осел прямо на землю. Кто же знал, что дорога к Повелителю подарит столько новостей?              Что ж, внезапное отцовство Тёмного Лорда можно расценивать как угодно, но только не как заурядную вещь. Откровенно говоря, он мало походил на любимого папулю и привычного семьянина. А вот идея завести наследника, и такого, что сможет стать ещё более смертоносней чем сама Белла, казалась более близкой к его желаниям. Нельзя ведь и вправду надеяться только на преданность! А вот если в деле замешана кровь и родство... Родные сделают для друг друга всё, что и доказала Белла, хныча как двухлетка.              Он тихо побрёл к месту встречи, раздумывая о ребёнке. По его скромным подсчётам Дельфи должно было быть не более двух месяцев. И если в таком юном возрасте ребёнок уже проявлял силы, то что будет дальше? Воспитание такой малышки потребует определённых магических способностей. Может, предложить Тёмному Лорду помощь? Представив его ответ и боль, следующую за такой дерзостью, он грустно вздохнул.              Может, есть и другой путь, более прямой и действенный? Возможно, следовало разделить с Беллой её мягкотелость, завоевать её доверие, чтобы приблизиться к сильнейшей волшебнице будущего столетия? Ох, оно того стоило!              Последующие события — временная смерть Поттера, сражение в Большом зале, поражение Беллы — стали для Августа чередой мчащихся картинок. Вот они выиграли сражение и тут же проиграли всё, подчистую! Финальный аккорд в виде дуэли Поттера и Тёмного Лорда окончательно убедили его в том, что не стоит возлагать надежд на лучший исход.              Через несколько мгновений после падения Повелителя, Август быстро нашёл Долохова, сражающегося с неизвестным ему волшебником и, схватив его за шиворот, аппарировал в неприметную деревушку. Старый, полуразрушенный домик, который находился на окраине, стал их пристанищем на несколько ночей. Оказавшись в месте, Долохов проявил редкостную сдержанность.              — Ты знал? — спросил Антонин только на вторую ночь.              Конечно, ему не нужно было быть легилиментом, чтобы понять суть вопроса. Антонин до этой ночи никак не комментировал наличие еды и одежды, приготовленных в доме, будто Август знал о предстоящем поражении. За всё это время они почти не разговаривали, лишь изредка подходили к окну, и чуть отодвигая грязную, замызганную шторку, несмело выглядывали на улицу, а при малейшем шорохе хватались за палочки.              Август отрицательно помотал головой.              — Тогда к чему это? — Антонин ткнул костлявым пальцем в угол, где расположился небольшой мешок с едой и одеждой.              — Всегда должен быть запасной план.              — И что мы будем делать дальше?              — Ждать последствий.       

***

      — Ты должен был спросить меня! — крикнул Драко, тыча в его сторону указательным пальцем.              Тео обессилено вздохнул. Это начинало надоедать. Он посмотрел на напряжённого Блейза, а затем встал, чтобы открыть окно. В туалете для девочек было душно.              — У нас нет выхода, Драко, — пропыхтел он, кажется, в пятый раз за неделю, дёргая ручку, намертво приколоченную к оконной раме. — Вы уверены, что Гермиона здесь варит зелье? С такой-то вентиляцией …              — Да плевать мне на зелье и на Грейнджер! Какого чёрта ты решил взять на себя роль главного?!              Драко больше не указывал пальцем — подошёл ближе и скрестил руки на груди. Интересно, сдерживается ли он, чтобы не замахнуться на удар или скрывает в рукаве палочку? По его разъярённому виду можно было предполагать только первый вариант.              — Перестань! Ты же и сам всё понимаешь! — Блейз положил ему руку на плечо.              Ошибка! Драко был на взводе.              — Не лезь! Ты и понятия не имеешь, во что меня втянул Тео! Даже не меня, а нас! Это не игра, Блейз! Здесь нельзя сказать, что ты не понял правил — и смотреть никто не станет, просто прихлопнут как комара!              Драко перегнул палку. Об этом свидетельствовал не только красноречивый взгляд Тео, которым он поспешил его одарить, но и Блейз, притихший и начавший говорить до ужаса спокойным тоном:              — Значит, не понимаю?              Он дважды моргнул. Драко сглотнул и сделал шаг назад.              — Я всегда был на твоей стороне, дружище, всегда. Заметь, я не говорил, что твой папуля сошёл с ума и что тебе и твоей матери давно пора от него бежать. Я не намекал, что Белла такая же сумасшедшая, как её хозяин, и что в один прекрасный день они вас прихлопнут, потому что это было чересчур очевидно. Я просто слушал, слушал и поддакивал, проявлял «понимание». — Он как-то совсем злорадно заулыбался. — Так вот, дорогой Драко, теперь и тебе пора его проявить и заткнуться на пару секунд, чтобы выслушать Тео и подумать своей умной головой! Иного выхода нет — нас прихлопнут, как ты выразился. Всё!              Свершилось чудо — Драко заткнулся.              — Вы не видели Гермиону?              Тео сумел открыть окно. Он уселся прямо на подоконник, совсем как отец пару недель назад, оттягивая форменный галстук, пока холодный осенний ветер ерошил ему волосы. Гермиону он не видел уже несколько дней, и, хотя крики Драко удерживали его от общения с другими людьми, немного по ней скучал. Это открытие пришло к нему утром во вторник и крайне удивило.              — Возможно, сидит у Макгонагалл и строчит донос, — ответил Драко и отошёл к стене. Судя по тону, сам он в это особо не верил.              Блейз загадочно улыбнулся и выдал:              — Она никому ничего не скажет.              Тео оставалось только закатить глаза. Последний раз он видел её в субботу: обойдя четвертый этаж и объясняя идиоту Буту что такое график, попутно прося его не забывать об обязанностях, он совсем выбился из сил. Так и доковылял до Башни, проблеял пароль и чуть приоткрыл дверь, тихо и медленно. Картина ему тогда открылась превосходная: она обосновалась на диване, скрестив ноги по-турецки, и вчитывалась в Историю Хогвартса. Её школьная юбка слегка задралась, предоставив взору Тео весьма симпатичные ноги.              — Я сделал это.              В невыносимом желании увидеть её лицо как можно ближе, он плюхнулся на диван и прикрыл ладонью труд профессора Томкинка.              — Знаю. — Гермиона меланхолично перелистнула страницу.              — Ничего не скажешь?              — А должна? Я помогла с расшифровкой. Дальше — сами.              Она поднялась и, поправив на ходу юбку и бросив «Спокойной ночи!», направилась к лестнице, оставив его с чуть приоткрытым ртом. Всё воскресное утро было проведено в ожидании последствий — прихода директора в сопровождении двух крепко сложенных авроров, целого батальона школьных учителей, разгневанного отца в компании несчастной Нарциссы и грустного Драко. Да кого угодно! Но в дверном проеме так никто и не появился.              — У неё есть какие-то мотивы, — запоздало отозвался Тео.              — Ага, мы просто её очаровали своим шармом! — Драко всплеснул руками.              Блейз только усмехнулся:              — А почему бы и нет?              Чтобы не дать матерный ответ, пришлось вымученно улыбнуться. Тео подозревал, что при этом имел вид человека, страдающего от запора. И вспоминая рассказы Блейза «о доверительной беседе с Гермионой на живописном берегу» ощущал нечто схожее — тугой узел на уровне живота. Правда, в это чувство никак не укладывалось желание придушить Блейза.              — Ну-ну, — хмыкнул Драко, поправляя воротник мантии. В окно залетел сильный порыв ветра, и он тряхнул плечами. — А как вы её делить-то будете?              — Никак, — ответил Блейз. — Она просто выберет одного. Более достойного.              — Или хитрого, тут уж как посмотреть, — закончил Драко. — А что, если она выберет Уизли?              Тео и Блейз одновременно фыркнули и, посмотрев друг на друга, ухмыльнулись.              — Гермиона уже догадывается, что Уизли не вариант, — авторитетно сообщил Блейз.              — Ты уверен? — Тон Драко не предвещал ничего хорошего. — Видели «Пророк»?              Он начал копаться в своей сумке, после чего выудил оттуда помятую газету. Судя по тому, с какой жадностью он на них смотрел, Драко был настроен посмаковать произведенный эффект. Не хватало только колдоаппарата в его руках.              Блейз проворно вырвал газету. А Тео, мигом оставив и подоконник, и мысли о том, как его недавно терзало желание задушить одного из лучших друзей, подошёл с другой стороны. От Драко они предусмотрительно отвернулись.

      Помеха ли расстояние настоящей любви?!

Гермиона Грейнджер, Героиня второй магической войны и подруга Гарри Поттера, решила связать свою жизнь с Рональдом Уизли. Об этом нашему корреспонденту стало известно из достоверного источника, близкого к паре. В это воскресенье молодая парочка совершала прогулку по Хогсмиду, привлекая взгляды всех окружающих. Их лица светились от счастья, и страстный поцелуй, запечатленный нашими корреспондентами, надолго останется в сердцах очевидцев…

***

      По словам того же доверенного лица пары, уже весной мисс Грейнджер будет сопровождать мистера Уизли на матчах по всей Европе, куда талантливого игрока …

             Читать дальше не было сил. Отложив газету и не сомневаясь, что страницы пять и шесть, где по мнению редакции разместились «кадры, наполненные любовью», испортят её настроение окончательно, Гермиона хмуро посмотрела на лицо светившейся Джинни, тараторившей без умолку.              — И как ты могла молчать об этом?! Ты едешь в путешествие, Гермиона! И ни с кем-то, а с моим братом! Так у вас было свидание? И ты ничего не сказала даже мне?!              Гарри их не слушал: углубился в чтение. Как и все старшекурсники — ежечасно и ежеминутно в любое свободное время. Сегодня для подставки он выбрал кувшин, и вчитывался в учебник по трансфигурации. Рядом на очереди лежали конспекты прошлых лет и чернильница: грязная, с неряшливыми подтеками, и полупустая. Гермиона рассеянно взмахнула палочкой, очистив баночку, чем и привлекла его внимание. Повертев головой от неё к Джинни, Гарри спросил:              — Ты не знала, да?              Она хмыкнула. Джинни притихла, отложила ложку, которую продолжала держать в руках — с невиданной скоростью задавая вопросы — на край тарелки, и выжидающе уставилась на Гермиону. Обед заканчивался через десять минут, а впереди их ждал ещё один урок по магловедению, на который опаздывать категорически не хотелось.              — Я не думала, что там будут газетчики. — Гермиона прикусила губу.              Минувшее воскресенье с самого раннего утра пообещало ей скорую встречу с Роном. Так и было написано в коротенькой записке, наспех нацарапанной на клочке бумаги:

Встретимся через час в Хогсмиде.

Твой Рон

      Она собралась быстро, на весу натягивая сапог, пытаясь совладать с волосами и чувствами, которые заставляли сердце биться чаще и противостояли желанию сомкнуть губы — улыбка так и не сходила с лица. Наспех собираясь, она захватила с собой и зеркала, подаренные Джинни, и теперь заботливо упакованные в подарочную бумагу. Пришёл их черед!              Уже подходя к знакомому магазину, она заметила переминающегося с ноги на ногу Рона, вглядывающегося в витрину. Взъерошенный, немного неуклюжий в новой куртке и отличных ботинках, он был просто собой. Просто Роном Уизли. И пахло от него также знакомо — сочетание выпечки, сладкого миндаля и лимона. Родной и уютный, совсем как сам Рон.              Они бродили по улицам Хогсмида, взявшись за руки, как и подобает всем парочкам. Вокруг них носились студенты: кто-то откровенно пялился, кто-то кивком приветствовал как старых знакомых. Рон редко приглашал её на свидания, и Гермиона старалась ценить каждое мгновение, не обращая внимания на визжащих поклонниц вратаря известной квиддичной команды. Эти девчонки также застенчиво переминались с ноги на ногу, совсем как Рон при виде неё, и трясущимися руками протягивали блокноты и перья. Гермиону несколько беспокоило такое внимание, которое в Хогвартсе как-то сходило на нет — всё же студентам нужно находиться в классах, а не ждать появлении знаменитостей в коридоре, нервно сжимая потрепанную тетрадь. Хотя иногда Гарри поджидали даже в туалетах! Хогсмид же надежды на спасение и вовсе не оставлял.              Рона же подобное внимание нисколько не огорчало, скорее наоборот, настраивало на решительные действия. Он мягко отстранял Гермиону в сторону, а сам с охотой подписывал протянутые клочки пергамента. И пока он фотографировался со всеми желающими, Гермиона обратила внимание на проулок, куда вела задняя дверь «Трёх мётел». Там, напротив друг друга, стояли Драко и мадам Розмерта: один с низко опущенной головой и что-то мямлящий себе под нос, а вторая с широко расставленными ногами и руками по бокам. Сцена была настолько непривычной, что, вспоминая о чувстве такта, Гермиона отвернулась и принялась рассматривать студентов возле Рона. Интересно, чтобы сказали эти едва ли не визжащие от восторга девчонки увидев Рона, изрыгающего слизней на втором курсе или его же, откликающегося на имя «Бон-Бон», с золотой цепочкой на шее.               «Такая цепочка могла вполне сгодиться за ошейник выставочного пса», — подумала Гермиона и, хихикнув, отошла в сторону, пропуская очередную стайку девиц.              «Компромисс», — строго напоминала она себе, при мысли о том, что понимание о популярности у них слишком разное. Следует мириться с тем, что слава Рона не даёт ему пройти и десяти шагов в одиночестве. Как и Живоглот, ей следовало поумерить свои инстинкты, чтобы в нужный момент он сделал то же самое и для неё.       Но пока миниатюрная блондинка льнула Рона, а её подруга щёлкала затвором колдоаппарата, Гермиона вспоминала других знаменитостей: Гарри всегда держался в стороне, не давая никому автографа и уж тем более отказываясь от совместных фото. Шарахался от своих фанатов как от прокаженных. Виктор, во время участия в Турнире Трёх Волшебников, да и на преподавательском посту, вёл себя достаточно скромно, если не брать в расчёт сопротивление, а позже и активное наступление на Паркинсон и Гринграсс. Рон же был другим. Он наслаждался каждой минутой рядом с фанатами, охотно ставил подпись на всём, что ему подсовывали, не переставая улыбаться. И его поведение откровенно раздражало! Вечность в тени знаменитого Гарри Поттера, последний сын в многодетной и бедной семье, отсутствие академических успехов — неужели это так и будет висеть над ними всю жизнь?              «Компромисс!» — настойчиво проговорила Гермиона сквозь зубы. Компромисс должен помочь мириться с недостатками, возлагая надежды на сильные стороны: верный, сильный, храбрый, смешной. Только будет ли он думать об этом компромиссе, когда десяток лет спустя отправившись всей семьей за покупками, они натолкнутся на журналистов, использующих прытко-пишущее перо и норовящих сделать фото маленьких детей в окружении звёздных родителей? Когда Рон насытится публичностью и сможет жить как обычный человек? И насытится ли?              Очередная девчонка перешла границы дозволенного — ловко запустила руку с клочком пергамента в карман его пиджака.              Гермиона фыркнула и, схватив Рона за рукав куртки, вытащила из толпы, проскулившей нечто похожее одновременно на жалость и пожелание поскорее обзавестись фурункулами. Первое, очевидно, предназначалось Рону, а вот второе …              — Ох и настырные!              Комментарий Рона казался отнюдь не возмущенным.              — Тебе не следует это поощрять, Рон. Они не видят границ!              — Это обычные девчонки, Герм! И если ты меня ревнуешь…              — Дело не в этом! Когда-нибудь это закончится, пойми! Ты не всегда будешь вратарём, не всегда будешь выигрывать у Юрковского.              Рон замолчал. Молчал долго, а потом медленно проговорил:              — Юркевича, Герм. Это был Юркевич.              — Да какая разница!              Он грустно улыбнулся:              — Разница в том, что ты легко запоминаешь целые книги, можешь их цитировать наизусть, но наши разговоры не помнишь совершенно. Тебе это не интересно. И это факт.              Похоже, Рон начал свой отсчёт фактам.              Гермиона пристыженно опустила глаза и больше поднимать их не стала, а он начал мямлить что-то о дожде и о том, что летать завтра будет очень сложно. Затянувшиеся разговоры о погоде между двумя влюбленными не говорили ни о чём хорошем.              Прогулка продолжилась. Общие темы были исчерпаны за первые полчаса.              Возле Сладкого Королевства, которое они огибали в третий раз за утро, обнаружился профессор Слизнорт, с двумя мешками и счастливейшим лицом. Никак, завезли туда засахаренные ананасы. Увидев их, он радостно протянул:              — Мистер Уизли! Милостивый Салазар, а я только недавно говорил мисс Грейнджер, о том, как хотел пригласить вас в нашу скромную компанию!              На Рона его оклик произвел ожидаемый эффект: он приосанился, натянул схожую улыбку, поспешно протянул ладонь для рукопожатия и подошёл поближе к профессору.       — Я не отпущу вас до тех пор, пока не получу заверений, что вы сможете посетить нашу скромную рождественскую вечеринку...              Гермиона, оставив их наедине, ретировалась в Сладкое Королевство, решив, что с неё хватит компромисса на сегодня — того и гляди она взорвётся, потому что ему можно быть двуликим, а вот ей забывать фамилии бесполезных игроков в квиддич совершенно недопустимо! Да и кому вообще нужна эта бестолковая игра — одни травмы да ор болельщиков. Неинтересно, громко, нудно…              Магазин сильно расширился и теперь посетители могли не только попробовать, но и сами изготовить любую конфету. Не хватает сладости — засыпь сахар, хочешь побольше шоколада — никто не против, добавляй! От клиентов не было отбоя. За небольшим столиком в углу зала стояла молодая волшебница, которая с помощью палочки заставляла котёл в окружении странных бутыльков бурлить. Девушки, наблюдавшие за созданием тянучки, радостно пищали, предвкушая появление карамели с необычным вкусом. По всему магазину были расставлены большие мешки, наполненные конфетами с разными вкусами: лакричные, ореховые, тыквенные, шоколадные. В зале же было душно, громко и тесно. Как раз то, что нужно, чтобы проглотить образовавшийся в горле ком, пока в голове голосом Тео елейно напевалось: «Общие интересы!».              Гермиона придвинулась поближе к прилавку, намереваясь купить побольше конфет и поделиться со сладкоежкой Джинни, и невольно узнала спины стоящих впереди девчонок.              — Они просто поспорили на неё! — верещала Панси Паркинсон, захватив горсть шоколадных конфет в маленькую ладошку.              — И на что? Что можно попросить за Грейнджер? Дохлого соплохвоста? Хотя и это будет лучший обмен! — хохотнула Дафна, раскрывая пакетик и подставляя его под ладони Панси.              — Блейз всегда ввязывался в подобные авантюры, но Тео? — Панси покачала головой. — Он никогда бы не пошёл на это, если бы не видел выгоды. Тео слишком расчётлив!              Ох, о его мотивах Гермиона была наслышана. И о том, что он искал их у всех. К примеру, завидев этих двух девиц, Тео точно определил бы их мотив как желание самоутверждения: обливай грязью всех подряд и будет твоей самооценке невиданный подъем. Как-то просто.              — Расчёт есть у всех, дорогая Панси. А ещё есть дежурства, во время которых ты должна следить за малышами, а не закупать конфеты впрок, — властно проговорила она.              Дафна и Панси обернулись, похлопали ресницами и медленно отправились к кассе, оставив её в одиночестве перекладывать лакричные конфеты в бумажный пакет.              Конечно, они добивались её расположения, это было настолько очевидно, что даже немного стыдно. Никак не проявляли участия в её жизни на протяжении семи лет и вдруг отсчёты встречам, любимые книги, подарки на день рождения. Тут любой бы смог увидеть неприкрытые мотивы. Да, они действительно были меркантильны, целеустремлённы и верны себе. Не учитывая первого, Гермиона вполне могла похвалить такую мотивацию. А чем она хуже желания Рона купаться в славе? Собственно, ничем.              Схожими мотивами оправдывалось и её согласие на поиски разгадки письма. Верность себе — помощь невиновным, а целеустремленность — всегда и во всём. Видишь препятствие, значит, нужно его тщательно изучить и понять, а после и успешно преодолеть. Может, тем и было вызвано её расположение к ним? Банальной схожестью?              Если верить тому же Тео, амбиции и цели могли объединить людей совершенно непохожих. А что же касается их всех? Тео, Блейза, Драко и её?              Или же её расположение к ним оправдывалось ещё проще — пресловутым желанием помочь. И необходимостью спасти маленькую девочку, ещё ничего не знающую о том, кем были её мама и папа, и чем ей это грозит в дальнейшем. Что сейчас, будучи крохой, она стала самой важной волшебницей, и узнай о ней Министерство….              Да и чем плохо их сотрудничество? Тем, что пришлось вытерпеть тщательный расспрос Джинни или тем, что она, не думая и секунды, решила не говорить Рону о занятиях со слизеринцами. Словно то, что нужно скрывать их небольшое дело, стало делом чести. К этому ли должны приводить пара вечеров в библиотеке и словесная договоренность о молчании? А что, если это нечто большее? Не приятельство, не односложный мотив преуспеть, а просто дружба? То самое желание помочь, попутно продолжая методично ввязываться в неприятности, участвовать в их маленькой команде, слушая нотации Тео, посмотреть на Блейза и Драко с иной точки зрения. Возможности, чтоб их!              — Мисс, вы будете оплачивать? — поинтересовался кассир, протягивая руку для галлеонов. Гермиона так и стояла со странной улыбкой на губах, зажав в ладони несколько золотых монет.              Опомнившись и расплатившись за конфеты, она вышла на улицу, где Рон обнаружился в одиночестве.              — Столик в «Трёх метлах»? — дружелюбно спросил он и протянул руку, чтобы приобнять её. Похоже, разговор с профессором о нём самом поспособствовал поднятию его настроения.              — Может, к мадам Паддифут? — с надеждой в голосе спросила Гермиона и кончиками пальцев дотронулась до зеркал в кармане.              Рон улыбнулся ей как раньше: не скупо, как в моменты после ссоры, едва приподнимая уголки рта, и не широко, как приветствовал своих фанатов. Просто.              Вдвоем, уже держась за руки и на ходу отмечая великолепие дня, они вошли во владения мадам Паддифут: взгляду Гермионы предстала идиллическая картина розовых оборок и рюш, расположившихся над столами, под ними, на люстре и на стенах. От их изобилия защипало глаза, а в нос ударил приторный аромат ванильных духов. Большая часть столиков была занята. Гермиона прошла к ближайшему свободному, не без удовольствия отбивая бантики, которые так и норовили прихлопнуть её по лицу.              Они уселись на обитые тканью мягкие стулья и впали в любимое занятие всех пар, только недавно избежавших откровенной ссоры — неудачные шутки и скованные движения: попытки взять за руку, поглаживание щёк и бёдер. Последним занимался исключительно Рон, пока Гермиона медленно пила кофе с маршмеллоу — единственный вариант в обширном меню. Напиток был сладким, приторным, и после очередного глотка, кислым послевкусием оставался на языке. Ей хотелось добавить в него терпкости, горечи и глубины. И пока она искала на столе корицу, Рон спросил:              — Ты подумала над моим предложением?              Гермиона, так и не нашедшая корицы и испытывавшая от этого лёгкое разочарование, выдала:              — Мне было не до этого.              — И чем же ты занималась?              — Училась!              — Ты и раньше училась, если уж на то пошло, но как-то успевала решать и другие проблемы!              — Так это проблема?!              Она вцепилась в кружку с каким-то остервенением. Вот к чему затевать этот разговор прямо сейчас?!              — Это отказ? — уточнил Рон. Больше он не улыбался.              — Нет, Рон. Это не отказ. Это попытка объяснить тебе, что я ещё не говорила с родителями, — сладко проговорила Гермиона и оценила его реакцию — выпрямился, машинально поправил волосы и скрестил руки на груди. Всё правильно!              Роберта Грейнджера он побаивался, а, возможно, и не понимал о чём с ним говорить, отчего в его присутствии чувствовал себя особенно неловко. Забавно, что способно дать знание о том, чего человек боится или перед чем преклоняется. Им можно манипулировать как угодно!              Гермиона прикусила губу, но секундой спустя расширила глаза — не это ли в точности проделывал с ней Тео? Как это низко.              — А если они откажут или ты не захочешь сама, что тогда?              Это не было похоже на Рона — строить реалистичный план.              — Тогда нам останется жить на две страны, встречаться раз в несколько недель или месяцев, и вести переписку. Портключи, опять же, никто не отменял. И, Рон, мы же волшебники — для нас расстояние не помеха!              Она склонила голову на его плечо и чуть прикрыла глаза. Слава успешного квиддичного игрока не продлится долго — всего-то пару лет, а затем потеря формы, желание большего, амбиции, в конце-то концов. Всё придет и будет так, как и должно быть. Уютный домик и друзья, вечера в тишине и шепот в ночи.              Рон медленно погладил её бедро, запуская руку всё выше и выше, пока юбка не стала задираться. Затем снова провел ладонью до колена и вновь наверх. Его хватка стала сильнее. Гермиона выпрямила спину и задрожала. Кажется, в слова о встрече Рон хочет вложить и иной подтекст, который мог бы и озвучить, сними они комнату в «Трёх мётлах» или проведи рождественские каникулы вместе у Уизли. А вот ей момент уединения хотелось оттянуть подальше. Желательно, на лето, когда страха перед неизвестностью и осознанной болью станет меньше. Или когда разговоров на эту тему будет больше. Всего лишь нужно, чтобы её успокоили, снабдили информацией и заставили позабыть об ожиданиях. И раз Рон понял про важное «мы», то что стоит ему понять и другие её желания? Неужели он не захочет пойти на компромисс?              Мадам Паддифут самолично принесла им пирожные, и Гермиона, пользуясь возможностью, привстала, чтобы её поблагодарить и незаметно поправить юбку. Рука Рона переместилась на стол.              Пирожные больше походили на произведение искусства, чем на кондитерское творение: тройное безе умещалось в миниатюрной корзинке, покрытой сахарной корочкой, под которой находился клубничный джем. Верхушку украшала фигурка двух ангелочков, свернувших губы в трубочку. Эти создания стремились друг к другу, превращая простое пирожное в скульптуру идеального поцелуя.              Гермиону затошнило. То ли от приторной сладости кофе, то ли от вида идеального пирожного, которое было создано исключительно для влюбленных парочек. Ей захотелось поскорее покинуть это место и прополоскать рот от ванили, которая, казалось, уже въелась в кожу.              — Пойдём отсюда?              — Ты же сама хотела сюда прийти, — пробурчал Рон, но встал, намереваясь пройти к стойке и оплатить пирожные, к которым так и не притронулся.              Гермиона дожидаться его не стала — промокнула рот салфеткой и вышла на улицу, засунув руки глубоко в карманы. Зеркала так и остались там, и ни подарочная упаковка, ни желание говорить каждый день, не приблизили их к мгновению смены владельца.       Ветер унёс ароматы и она смогла вдохнуть полной грудью. Наблюдая за тем, как облака плывут по небу, она задрала голову и только боковым зрением заметила мужчину, слишком резво бегущего с колдоаппаратом в руке по центральной улице. Об этом незнакомце она вспомнила уже вечером в среду на Астрономической башне, подпаливая «Пророк». Она сжигала выпуск по отдельности, листочек за листочком, статейку за статейкой. Примеркой, честно говоря. Тут и там одно вранье — счастливые победители и праздник урожая в Нью-Гемпшире, но ни одного упоминания о Долохове или о ком-то другом. Никакой правды!              — Гермиона? — вкрадчиво позвал её голос, когда последний листок занялся пламенем.              — Чего?! — грубовато рявкнула она и развернулась, чтобы убедиться — сюда мог прийти только знакомый.              Каково же было её удивление, когда вместо улыбчивого лица Блейза или Тео, сверлящего её внимательным взглядом, перед ней обнаружился вполне взрослый мужчина, с неизменной мантией бутылочного цвета на плечах. И столь же привычной мягкой улыбкой.              — Профессор! — В горле резко пересохло.              Гермиона стала лихорадочно придавать своему облику приличный вид: поправила ворот рубашки, закуталась поплотнее в мантию и убрала руки за спину, не желая выдавать того, зачем отправилась сюда после плотного обеда, не разбирая дороги и плотно зажимая в руке новый выпуск газеты.       Профессор Розье прошёл мимо неё, уселся у края — весьма опасного, надо признать — и призывающе похлопал рядом с собой. Она подчинилась.              — Сжигаете историю?              — Это — не история, профессор, а наглая ложь.              Профессор Розье в ответ только хмыкнул. Согласие это было или недоверие, Гермиона так и не поняла.              — И в чём же оно заключается?              — В том, что мы вынуждены делать для личного блага, сэр. Или для блага других.              — Разве та же ложь во спасение чем-то плоха?              — О, смотря во спасение чего.              Профессор рассмеялся:              — Я так понимаю, вы выросли, Гермиона. Ложь — это всего лишь одно из решений. Хороших или плохих, тут никто не разберет. А любое решение несет последствия. Иногда, весьма печальные.              — А как же тогда узнать об этих последствиях заранее, как понять что решение — верное?              — Никак!              — Вы мне не помогаете, профессор, — обиженно буркнула Гермиона.              — Сегодня я уже слышал эту фразу, — пробормотал он и усмехнулся. — Если вы принимаете какие-то решения, Гермиона, то, значит, готовы справиться и с последствиями. Это называется ответственностью, кстати говоря.              — А если не справлюсь?              — Значит, вы проиграли. И последствия станут куда значительней.              — А вы, профессор, принимали такие решения?              — Как и все. — Он пожал плечами. — И последствий, Гермиона, я не разобрал до сих пор. — Он встал и протянул ей руку, помогая. — А хотите ещё один жизненный пример? — Она согласно закивала. — Вы сегодня не пришли на мой урок.              Гермиону затошнило. Она зажала ладошками рот и полными от ужаса глазами уставилась на профессора.              — Сэр-ррр, я хотела …              — Мы ведь примеры приводим, Гермиона! — пожурил он её не с укором, а скорее с весельем. — Так вот, вы не пришли. И это было ваше решение. Желание сжигать газету на открытом воздухе, конечно, может, романтично и очень свойственно вашему возрасту, — Гермиона густо покраснела и попутно вжала голову в плечи, — но оно было только вашим. По забывчивости или нет, но решение было принято. Хотите узнать о последствиях? — с восторгом спросил он.              Гермиона несмело подняла глаза и выслушала наказание, а затем, вздохнув и попутно прокляв «Ежедневный пророк», спустилась по узенькой лестнице вслед за профессором.       

***

      — По-моему, ты перечитываешь её в сотый раз, — заметил Тео.              Гермиона только фыркнула и перелистнула страницу «Истории Хогвартса». Они коротали вечер бок о бок: он у окна, а она на кресле. В полутьме виднелись только силуэты.              — Это моя любимая книга, — заметила она. — Это естественно, что я её перечитываю.              — Знаю, — сказал Тео. — Ты постоянно цитировала её на первых курсах.              — И многое ты обо мне знаешь? — уточнила Гермиона, откладывая книгу. Она беззастенчиво рассматривала его: галстук валялся на диване, рубашка небрежно расстегнута на три пуговицы, привычной мантии как не бывало. Тео закатал рукава, обнажая предплечья.              Один вопрос и он оттолкнулся от подоконника, подошел к её креслу и, сверкая белозубой улыбкой, схватился за подлокотники. Волосы Тео казались чёрными, такими же, как и глаза. Лицо было едва различимым.              — Ох, ты даже не представляешь! — Он облизнул губы. — Ты крайне любвеобильная особа, хотя, возможно, сама об этом не подозреваешь. В первую очередь, конечно, любишь родных: маму и папу. Должно же быть и в тебе хоть что-то обычное, понятное. А ещё любишь эту чёртову книгу! — Тео говорил жадно, быстро, резко. Глаза его блестели, а руки мелко дрожали. — Любишь впечатлять способностями, а потом опускать глаза на стол, мол, это так себе достижение! Всего-то превосходит весь класс вместе взятый! А ещё любишь, когда это подмечают другие, хотя делаешь вид, будто этого не замечаешь. Ты самодовольна, Гермиона, и не смей этого отрицать! Но при этом не будешь пользоваться готовым, с подсказки, тем, что слишком просто — а как же интрига? Ты не ищешь чего-то обыденного, хочешь получить больше, но сделать всё сама — достичь цели, стать министром, освободить всех домовиков, наслать Контроль на каждого волшебника, чтобы знать, что с ним и где он! — Тео усмехнулся. — Но больше всего меня поражает твоя верность. Ты верна Поттеру, идеалам, самой себе! Но только не Уизли.              — С чего ты это взял?              Гермиону тревожили не слова Тео, а его близость.              — Потому что ты ждёшь, когда я сделаю это. — Он наклонился ближе и поцеловал её.              В этот момент Гермиона призналась себе — она хотела этого. Поцелуй, такой долгожданный и нужный, заставил ответить честно — Тео нравился ей. Нравился уже не первый день и не первый месяц. Он всегда привлекал Гермиону, и теперь настойчиво целовал её, тёплым дыханием сбивая все установленные рамки. И она решилась — отпустила себя. Впервые Гермиона решила поддаться эмоциям, выключив разум и чуть позже разобраться с последствиями. Где-то далеко остался Рон, проблемы Гарри и другие люди, вечно снующие в её жизни. Где-то там осталась и разумная Гермиона, которая могла прийти в ужас от её дальнейших действий.       Она поднялась, обняла его за шею и развернула. Облизнув кончиком языка верхнюю губу Тео, она грубо толкнула его прямо в кресло и уселась сверху, а после слегка отстранилась и посмотрела на него: ухмыляется, глаза горят ещё ярче, а лицо всё также расплывчато. Сердце её бешено билось в груди, отправляя кровь в дикий пляс по всему телу. Но вместе с кровью, к голове, похоже, приливала и похоть, поскольку Гермиона стала расстёгивать пуговицу за пуговицей на его рубашке. Ощущение власти над другим человеком опьяняло её, дарила чувство лёгкости и желание заняться сексом прямо на кресле. Можно его раздеть, а заодно и себя, откинуть голову, предоставив ему толику инициативы, а затем оказаться в его объятиях наверху или прямо здесь. Пока она раздумывала о месте, Тео приоткрыл вид на её нижнее бельё, попутно исследуя чулки; добрался до рубашки и стал выпускать, справляясь с этим на удивление быстро. Две секунды и она сидит на нём с задранной юбкой, в одном бюстгальтере и с похотливой улыбкой, из-за которой, не иначе, томно закусывает губу. Никакого стеснения, только желание сделать это прямо здесь и сейчас! Он продолжал прижимать её к себе так горячо, что, казалось, в привычной холодной гостиной, совсем рядом с креслом, какой-то ненормальный развёл костёр.       Тео указательным пальцем провёл по её ложбинке между грудей, а Гермиона потянулась вверх, прикрывая глаза, ощущая, как его ладони скользят по рукам, и он бодро её трясёт. Трясёт?!       — Вставай.       Тео снова тряс её за плечо, пока Гермиона открывала глаза и пыталась пошевелиться. Несколько секунд она находилась в замешательстве — вот перед ней стоит Тео, полностью одетый, в привычной форме и с ехидной улыбкой. А она всё в том же кресле. В наглухо застегнутой рубашке и с нормальной длинной юбки.       Испытать стыд и насладиться впечатлениями от первого эротического сна не дал сам участник, бросив на её колени какую-то ткань.       — Собирайся, — просто сказал он.       — Куда?       — Взглянуть на последствия. — Тео ухмыльнулся и кивнул на выход из башни.