— Ну, как она? — спросил Тилль у подошедшего к нам Флаке.
— По-моему, все будет отлично, — предположил «доктор», — Повреждений практически нет, царапины, да и только.
Сейчас наша новая знакомая отсыпалась в комнате на втором этаже, несмотря на то, что она спала весь восьмичасовой перелёт. Единственное, что мы успели ей сообщить, это смерть её мучителя, после чего она со слабой, вымученной улыбкой провалилась в сон, обняв Шнайдера, чтобы не свалиться.
Мы сидели за столом и обсуждали последние события, параллельно обедая жареным картофелем. Главной темой, разумеется, было то, что опасность миновала, Элдред мертв. Пусть нам не удалось отомстить ему должным образом, но это отродье хотя бы не бродит по острову.
Не обделило вниманием и нашу новую знакомую, о которой мы не знали ровным счетом ничего. Основной версией было то, что она пострадала после крушения корабля, а Безумный Эл «приютил» её у себя.
Мы находились на острове уже восемь месяцев и за это время вполне свыклись со здешними обитателями и природой, хоть и раньше это казалось невозможным. Признаться честно, мне здесь нравится. Даже очень. Но все же не настолько чтобы остаться здесь навсегда. Нужно придумать, как утащить отсюда Рихарда…
— Рих, а по-моему твои расчеты неверны, — сказал вдруг Шнайдер, вглядываясь в книгу об острове.
— О чём ты? — спросил Круспе и опустил вилку, которую уже хотел поднести ко рту.
— Об отливе… когда лодка станет доступной. По-моему, нам тут торчать ещё месяца четыре.
— Это ещё почему?
Кристоф подозвал Рихарда к себе, и они вместе уставились на страницу с вычислениями, а мы с замиранием сердца ждали окончательного ответа.
— Видишь? Здесь пропущено несколько отметок. Тилль отметил это ещё давно, а сейчас я вспомнил и решил проверить. Получается, что с июня идёт сразу октябрь… а это значит, что все нужно сдвинуть на четыре месяца.
— Мне в голову не приходило проверить заметки первопроходца, — сказал Рихард, приподняв брови и схватившись за голову.
— Мда, математик из вас, Герр Круспе, так себе, — сказал я, делая вид крайнего недоумения.
— Простите меня…
— Ой, плевать. Здесь не так уж и плохо, — сказал Тилль. — Но штопать трусы мне надоело, а те с волокон неприятные, мне не нравятся.
— У тебя хоть с обувью всё нормально, — качая головой, сказал Оливер.
— А я тебе говорил: «Оливер, одумайся! Не нужен тебе этот индийский чай из листьев чертзнаеткаких кустов! Он стоит как пара хороших кожаных сапог!». Но кто бы меня послушал. А на нормальные сапоги потом не хватило, — недоумевающе воскликнул Линдеманн.
— Чёрт тебя подери, Тилль! Ну, люблю я чай, у каждого свои слабости. Держу пари, ты бы не задумываясь взял по такой же цене какие-нибудь пончики с необычной начинкой. А тот чай был просто волшебным... — возразил Оливер.
— Извините, — прервал наш спор тихий голос. Мы обернулись и увидели с любопытством оглядывавшую нас девушку.
— Прошу прощения… я. кхм… разбудил тебя своими воплями? — почесав затылок, спросил Тилль.
— Нет, не переживайте, я выспалась, — возразила девушка. — Спасибо вам огромное. Вы… вы спасли меня…
— Не стоит благодарностей, — сказал Рихард. — Как тебя зовут?
— Хайке. Хайке Беккер, — прозвучало в ответ.
Рихард назвал наши имена, поочерёдно указывая на соответствующего человека, и представился сам. Хайке ещё раз отблагодарила нас и попросила проводить её к ближайшему источнику, на что Шнай незамедлительно среагировал. По блестящим глазам и легкому румянцу, который был едва заметен на загорелой коже, его чрезмерная отзывчивость была вполне понятна. Он бережно взял её за руку и повёл к роднику.
— Ставлю сотню, мы скоро свадьбу сыграем, — сказал Оливер.
— Ага, две свадьбы, — отозвался Тилль.
— Это ещё почему? — не понимая, спросил Ридель. — Аааа…
Линдеманн многозначительно посмотрел на меня и рядом стоящего Рихарда, который едва слышно усмехнулся и, приобняв меня за талию, резко притянул еще ближе к себе.
— Ждём вас завтра в семь, — галантно сказал Круспе и улыбнулся во все 32. — Только не опаздывайте!
— Ладно, ладно, приду, — промямлил Тилль.
Я искренне улыбнулся и искоса взглянул на просиявшего Рихарда. Прямо позади нас было окно, в которое пробивались яркие солнечные лучи, поэтому казалось, что он действительно светится. Он бросил на меня загадочный взгляд, будто что-то задумал. Я ожидал чего угодно, но не того, что произошло. Совершенно неожиданно Круспе чуть подался вперёд и подхватил меня за ноги. Мне рефлекторно пришлось обхватить его шею, а через секунду он уже куда-то нёсся со мной на руках. Вот идиот.
— Эй! Брачная ночь только после свадьбы! — кричал Линдеманн.
В ответ последовал дикий ржач моего возлюбленного.
— Рих, придурок, отпусти, — вырываясь и смеясь, сказал я. Но тот все также уверенно тащил меня куда-то.
Оказавшись за курятником, он наконец аккуратно поставил меня на землю.
— А я думал, ты легче… — сказал Круспе, вытирая со лба проступившие капли пота.
— Тебя никто не просил брать меня на руки, — возмутился я.
— Солнце, я же шучу, — спокойно сказал Рихард своим бархатистым голосом и усадил меня на высокий ящик с зерном, травой и прочим кормом для дронтов. Я обвил ногами его талию, и Рихард увлёк меня в полный нежности поцелуй, обхватив моё лицо ладонями. Через мгновение, не разрывая поцелуя, его руки проворно забрались под мою майку и остановились на талии. Я невольно выгнулся от этих прикосновений и прижался к разгоряченному торсу Круспе.
— Вы реально решили брачную ночь устроить? — послышался крик Тилля.
Я отстранился и предложил этому недожениху вернуться в дом, на что он согласился с явной неохотой, но все-таки снял меня с ящика.
Через двадцать минут к нам присоединилась Хайке. Только сейчас у меня появилась возможность хорошо её рассмотреть. Красивое, с тонкими чертами лицо обрамляли русые волосы, спускавшиеся до лопаток, зеленые, с примесью карего, глаза горели живым огнём, аккуратные губы были нежно-розового оттенка, темные, не слишком густые, брови и ресницы подчеркивали чарующую красоту ее глаз. Шнайдер выдал ей одну из своих самодельных футболок, поэтому разглядеть фигуру было трудно, но стройные ноги словно предсказывали её женственность. Кожа отнюдь не была загорелой — сказывались дни, проведённые в пещере. Я заметил бледно-розовый шрам, протянувшийся почти по всему плечу левой руки. Больше, как и сказал Флаке, серьезных ран не было.
Беккер съела свою порцию яичницы, приготовленную Рихардом, и мы попросили её рассказать о себе, на что она, хоть и с некоторым недоверием к нам, согласилась.
— Пожалуй, начать следует с того, что я на острове с самого рождения, — начала свой рассказ Беккер.
От удивления у меня поднялась левая бровь.
— Те три книги об острове, что у вас есть, написаны моими бабушкой и дедушкой. Они попали на остров по своему желанию очень давно, однако Дандело был здесь уже тогда. И безумие им уже овладело. Бабушка с дедушкой занимались исследованием и изучением острова, а позже решили связать с ним свою жизнь и остаться на нем. Кстати, у них был собственный Кетцаль. Я была совсем маленькой, когда он умер.
Остров окрестили Лавразией*, в честь древнего материка, названного также. Потом родился мой отец, продолживший дело родителей. Когда ему было тридцать, на остров стало выносить многочисленные обломки, явно некогда принадлежавшие кораблю. Это натолкнуло его на мысль о выживших, и, облетев побережье, он обнаружил девушку, мою будущую маму. Это была любовь с первого взгляда, мама осталась с ним, хоть папа и предлагал ей покинуть остров на лодке. Это отдельная история, — мечтательно вздохнула девушка.
— Дандело угрожал им расправой из-за книг, он хотел узнать нахождение подводной лодки Самудра, что означает «море» на одном из древних языков острова, но… понимаете, доверять лодку, величайшее изобретение некого гения, безумцу было очень сомнительно. А вскоре он и забыл про эти книги. Как оказалось, он посвятил себя своему сыну, которому на тот момент было под тридцать. А через пять лет родилась я. Я не знаю другой жизни также как и мои родители, поэтому мы прекрасно себя чувствовали и наслаждались жизнью на острове. До поры до времени.
Когда мне исполнилось шестнадцать, мы решили спрятать книги в надежных местах, дабы уберечь их от Дандело и Элдреда. Три из них были спрятаны в руинах города, а четвёртая спрятана в дупле одного из деревьев северо-восточного леса и найти её не сможет никто, кроме меня. Папа изменил заметку о лодке в третьей книге, поменяв её место нахождения. Она находится не там, где вы думаете…
— А где же? — прервал рассказ Рихард. До этого все молча слушали.
— Во льдах северной части острова. И доступ к ней открыт, не нужно ждать отлива, — невозмутимо ответила Хайке.
— А почему вы не уплыли отсюда? — спросил я.
— Мы не хотели покидать остров. Это наш дом… Потом поговорим об этом.
Самая страшная ночь в моей жизни случилась, когда мне было девятнадцать лет. Элдред убил моих родителей двумя выстрелами с револьвера своего отца, а меня бросил в эту чёртову клетку. Но он был не один. У него есть сообщник, его зовут Рой. Они заставляли меня петь и танцевать, шить им одежду… иногда выпускали готовить еду. Единственное, что меня радует это то, что никто из них не пытался меня изнасиловать. Я говорю Богу спасибо, — сказала Беккер и сложила ладони. — Потом Элдред стал расспрашивать меня о книгах, и я рассказала ему тройке из них в городе. Старик ведь не знал, что их четыре, а отсутствие лодки можно было свалить на то, что она отдрейфовала в другое место. Но вернулся он без них… отсюда и шрам. Со злости безумец полоснул меня ножом.
Мы с парнями взволнованно переглянулись. Хайке успокоила нас:
— То, что их нашли вы, однозначно стоит шрама на руке. А потом он привёл связанного мужчину. Он постоянно держал наши руки связанными за спиной, за одну ногу Мартина был подвешен железный шар, — «вот откуда те раны на левой ноге» подумал я, — у нас постоянно были заткнуты рты… в редкие моменты, когда мы могли говорить, нам удалось познакомиться.
И вот однажды, года три спустя, Мартин головой въехал Элу по лицу, чтобы тот отдал ключ и выпустил нас. И тогда Эл позвал Роя… — глаза Хайке заполнились слезами. — Рихард, Мартин… он очень мужественный… Он не стал умолять его пощаде… не уронил честь. Боже, как они над ним издевались… а он не переставал просить, чтобы они выпустили хотя бы меня, — запинаясь сказала девушка и не смогла сдержать слезы. Тонкие струйки быстро потекли по щекам, спускаясь к подбородку, она беззвучно заплакала, закрыв лицо руками.
Мы как могли успокаивали её, Кристоф привлёк ее к себе, не получив в ответ и малейшего сопротивления. Ей нужна была поддержка, и все это понимали. Мы видели последствия пыток Мартина, а ей довелось увидеть сам процесс истязаний. Я нервно сглотнул.
Вскоре она успокоилась и продолжила свой рассказ:
— А потом он исчез. Они забрали его… я не знаю, где он. Рой и Эл перестали обращать на меня внимание, не выпускали на улицу, редко кормили. А спустя некоторое время за мной пришли вы. Такова краткая история моей жизни. Сейчас я впервые за долгие годы чувствую себя по настоящему хорошо. Спасибо, — сказала она и искренне улыбнулась сквозь ещё бежавшие по лицу слезы. Хайке сидела в обнимку со Шнайдером, и при других обстоятельствах это выглядело бы милым и романтичным, а Тилль отпустил какую-нибудь шутейку. Но сейчас об этом не могло быть и речи.
— Я могу проводить тебя к Мартину, — вдруг сказал Рихард. Не проронив ни слова, девушка последовала за ним.
Шаги Рихарда и Хайке затихли, овисла гробовая тишина. Я думал о сообщнике Элдреда, думал, как его найти. Скорее всего он был такой же бесчестной крысой как и его приятель, вряд ли он выйдет один против семерых. Но его нужно ликвидировать прежде, чем он натворит дел.
Хайке и идущий за ней Рихард вернулись через несколько минут, все также ничего не говоря. Мы сидели и просто обдумывали услышанное, никто не решался вновь завести разговор.
— Так значит, их двое… — пробормотал Тилль. — Нам нужно найти Роя. Где он может быть?
— Он постоянно куда-то уходит. Эл никогда не говорил мне, куда именно.
— Он уходил следить за нами, — сказал Рихард.
— Это значит, что он может быть где угодно, — констатировал Тилль.
***
В ближайшее время нам нужно было отыскать четвертую книгу и решить вопрос с меховой одеждой для путешествия на север. Поэтому на следующий день было решено отправиться на платформу, чтобы охотиться на большерогих оленей и медведей. Из их шкур удастся сшить прекрасную тёплую одежду, спасающую от холода северных земель.
Хайке возилась где-то наверху, пытаясь преобразить футболку Шнайдера во что-нибудь для себя. Через некоторое время она предстала перед нами в аккуратном комбинезоне, напоминавшем сшитые вместе шорты и майку. У неё была отличная фигура: тонкая талия в сочетании с немаленькой грудью и женственными, не слишком широкими, бёдрами. Заметив, что Шнай обратил на это больше внимания, чем следовало, я слегка ткнул его в бок. Девушка смущённо улыбнулась и подошла ближе нам. Про себя я отметил, что Рихард практически сразу отвернулся к окну, словно потеряв интерес, и продолжил вытирать стол. А в глазах Хайке блеснул едва заметный недобрый огонёк.
— Ох, Крис, портной из тебя так себе, — сказала Хайке и непринуждённо рассмеялась.
— А… ну, что есть, то есть, — смущённо ответил Кристоф и отвёл глаза.
— Давайте в честь нашего знакомства зажарим дронта? — предложил я.
— Отличная идея, — согласился Рихард.
— К тому же эта чертова яичница уже надоела, — добавил Флаке.
***
Далее наш день прошёл без приключений, при готовке дронта никто не пострадал. Хайке оказалась очень приятной в общении девушкой, она рассказывала нам о своём детстве и юности, о покойных родителях и своих приключениях на острове. Не знаю, как остальные парни, а я влюбился в её заразительный смех. Её семья жила в пещерке, вырубленной неизвестным в скалах скрытого озера. Мы ранее видели её, но никогда не исследовали. Девушка попросила как-нибудь слетать туда и забрать кое-какие вещи.
Наконец солнце скрылось в потоке сияния на западе за вулканом, и, когда ночь окутала своим покровом наш дом, всё погрузилось в такую же тишину, какая царила в соседнем дремучем лесу.
Однако мне не спалось, и я вышел на улицу, на ходу сворачивая самокрутку. У меня сладко щемило сердце, прохладный и свежий воздух приятно наполнял лёгкие. Я уставился на ясное небо. Казалось, что нигде в мире звёзды не светят так ярко и пленительно, как здесь. В ночной черноте сияли Древняя Матерь, что на юге, и Старая звезда, располагавшаяся на севере. Мысленно проведя несколько линий, на небе сформировалось самое крупное созвездие острова Лавразия — Ковш Лидии. Я вспомнил ту самую легенду, рассказанную Рихардом в один из самых лучших дней в моей жизни… Белый дымок от моей же самокрутки заволок небо и заставил меня отвлечься от нахлынувших воспоминаний. Я сделал ещё одну затяжку и оглянулся. Опять он подкрался как чертов кот.
— И как давно ты тут стоишь?
— Достаточно, — загадочно ответил Рихард.
— Достаточно для чего?
— Чтобы понять, что ты все же красивее звёздного неба, — он подошёл ближе ко мне, — Слетаем на платформу?
— Риииих, я уже не могу видеть поводья… — сказал я и не соврал.
— Ну, на Берте полетим. Поводья будут у меня, — с ноткой мольбы сказал Круспе, подойдя ко мне сзади и сцепив руки на уровне моего живота и положив голову мне на плечо.
Я что-то недовольно промычал, но все же пошёл с ним.
Пока мы летели, моя голова покоилась на спине Рихарда, а руки крепко обнимали его торс, дабы не свалиться. Он сосредоточенно вёл Берта, отлично ориентируясь в почти полной темноте. Пустынный мир казался таинственным и таким притягательным. Я ничуть не пожалел, что согласился на… на что я согласился?
— Зачем нам на платформу? — нарушил тишину, которую до этого нарушал только шелест перьев Берта, мой вопрос.
— Я просто хочу побыть с тобой, Солнце. Без малейшего шанса, что нас увидят.
Такой ответ меня вполне устраивал, поэтому я опять положил голову на спину Круспе.
Через добрых сорок минут мы наконец-то были на месте и вместе разглядывали звёзды, лёжа на матрасах, вынесенных Рихардом из хижины. На меня был направлен незамеченный мною взгляд полный некого… желания? Я отчаянно пытался найти созвездие Кассиопеи, когда в два счета Круспе приподнялся и навис надо мной. Повисло неловкое молчание, я не знал, что делать. Видя мое удивленное выражение лица, он усмехнулся и поцеловал меня в губы.
— Как же я хочу тебя, — послышался над самым ухом сладкий шёпот.
— Я тоже, — произнёс я, где-то в глубине души стыдясь своих слов. Но сейчас это не имело значения, сейчас имели значение только я и он.
— Уверен? — вглядываясь мне в глаза, спросил Рихард.
— Да, — только и успел сказать я, как Круспе припал горячими губами к моей шее. Перед глазами всё плыло от возбуждения и смущения, я слышал рваное и учащенное дыхание нас обоих. Стянув с меня майку, он спускался всё ниже, оставляя влажную дорожку поцелуев на груди и животе. Рихард сводил меня с ума. Когда он наконец отстранился, я схватился за его кожаную футболку и попытался снять её, потянув вверх. Рихард довольно усмехнулся и сам избавился от совершенно ненужного предмета одежды. Рельефная грудь и подкачанный пресс слегка поблескивали в мягком лунном свечении. Он снова опустился ко мне и, обжигая дыханием нежную кожу на шее, чуть прикусил мочку уха. Я окончательно отдался приятным ощущениям, когда Рихард стянул с меня мои изрядно выгоревшие брюки-карго вместе с нижним бельём. Теперь я лежал перед ним полностью обнаженный и красный от смущения, а Круспе, тяжело дыша, мигом расстегнул ремень на своих штанах, и он тут же полетел в сторону.
— Только расслабься, Пауль, — томно прошептал Рихард, разглядывая моё тело. Набравшись смелости я, дрожащими от волнения руками, спустил с него ещё один предмет гардероба, вызвав удовлетворённый стон. Краем глаза я заметил, как что-то блеснуло и тут же скрылось в ночи. Но не это волновало меня и заставляло тяжело дышать. Не это вынуждало меня стонать. Я снова увидел те заштопанные трусы, что так смутили меня в гавани.
Этой ночью мы стали одним целым, мы отдались друг другу без остатка. Стать ещё ближе было невозможно. Резкая боль сменилась удовольствием, я стонал без всякого стеснения от охватившего меня безумия этой близости, сжимая в запотевшими руками ткань матраса. Стоны Рихарда, его блестящие, закатанные в сладкой истоме глаза и красивое довольное лицо, освещённое луной, навсегда останутся в моей памяти.
— Брачная ночь удалась? — спросил улыбающийся Рихард перед тем как провалиться в сон.
— Наверное, — смущённо отведя глаза в сторону, пробормотал я. Понравилось ли ему?
— Удалась, — подтвердил сам для себя Круспе и, сильнее прижав меня к себе, плавно закрыл глаза. Совершенно счастливые мы уснули в обнимку.
