Встреча по воле океана

— Пауль? — сквозь сон ощущаю, как кто-то зовёт меня и трясёт за плечо. Сначала я принял это за лихорадочную дрожь. Очень хочется влепить этому человеку пощечину, отчего рефлекторно приподнимаю правую руку, но мгновенно об этом жалею. Волна ноющей боли захлестнула всё плечо. Чёрт. Зажмуриваю и без того закрытые глаза, поджимаю губы и хмурю брови, пытаюсь отвернуться от назойливого… кого? — Пауль, дери тебя черт! Низкий голос, такое знакомое четкое произношение буквы «р» — докопаться до меня решил Линдеманн. С трудом разлепляю глаза, которые тут же начинают слезиться из-за света и, может, чего-то ещё. Больно. — Фух, я думал, мы опоздали. Рихард, ходь сюда. Наконец проснувшись, я уставился на лицо Тилля, который хоть и сердился, но в то же время ласково глядел на меня. Хмурившиеся было брови расслабились, и он улыбнулся. Через секунду появилось второе, не такое спокойное, лицо. Рихард смотрел на меня своими блестящими глазами, прикусив изнутри щеки, из-за чего скулы выделялись ещё сильнее. Но взгляд его был тревожным. В руках Круспе сжимал какой-то бутылёк из темного стекла, половина которого была заполнена прозрачной жидкостью. Линдеманн принялся разматывать мою руку, аккуратно отлепляя прилипшую к коже из-за засохшей крови ткань. Я то и дело недовольно фыркал, а Рихард заговорил: — Это противоядие… — он показал бутылёк, — единственный шанс на спасение, Пауль. Я заметно приободрился. — Так чего ты… ай ё… — не дал мне договорить Тилль, отлепивший очередной участок ткани, на что воспалённая кожа отозвалась болью. — Чего ты переживаешь так? — Мы нашли его у Роя, — я вопросительно вскинул брови, — потом расскажу. И я боюсь, что он нас обманул… — Рих, это наш единственный шанс. Да и зачем ему обманывать? Это Эл больной на всю голову. Этот не на всю, так ведь? Письмо довольно искренне написано, — возразил Линдеманн, оторвавшись от своего занятия. — Я пока не хочу оставлять вас в покое, хочу, чтобы вы ещё меня потерпели. Особенно ты, Рихард, — я улыбнулся, а Тилль театрально закатил глаза. — Вы мне только одно скажите: это больно? — Охереть, из тебя оптимизмом прет, — сказал Линдеманн точно наш старый товарищ Сэм, с которым Тилль когда-то перепутал Флаке, а лицо Рихарда приобрело более спокойное выражение. — На бутыльке, помимо состава, который был написан на каком-то сраном наречии для вызова демонических чипиздриков… — Это просто названия местных трав, идиот, — возразил Круспе, приподняв левую бровь и посмотрев на сего сказочника исподлобья. — Пошёл к черту. Так вот, там была информация, гласящая, что щипать будет очень сильно, но не помрешь. Я уж не знаю, кто это писал, но явно не фармацевт. Зато уже завтра на ногах будешь. Звучит воодушевляюще. Наконец я избавился от пропитавшейся кровью ткани и молча ожидал своей участи, гадая, насколько честным был человек, оставивший лекарство, не внушавшее никакого доверия. А если у него вышел срок годности? Тилль отлучился за водой, чтобы немного обтереть кожу и избавиться от засохших струек крови вокруг раны, а я отчаянно выворачивал голову в попытках разглядеть её. Отчетливо виднелось круглое затемнение, кровь в котором свернулась и образовала массивную корочку. От него, будто сраный плющ, вились красные полосочки. Ну, теперь у меня есть ещё одна дыра в теле. Прекрасная мысль. К счастью, она зарастёт. Наверное. Я попытался немного подтянуть дырявый участок плеча с помощью пальцев другой, здоровой, руки, дабы рассмотреть ещё детальнее, но засохшая там кровь новое положение принимать отказывалась и отозвалась слабым покалыванием. Однако трогать руку я больше не стал. Вернулся Линдеманн и, бережно стерев выступившую благодаря моим манипуляциям кровь, содрал корочку нахер, заставив меня вскрикнуть, и вызволил пузырёк из рук Рихарда. Тот, казалось, даже не заметил этого. Открыв его, новоиспеченный врач аккуратно поднёс его к носу и понюхал, кивнул самому себе, а потом дал сделать то же самое нам. Когда Тилль поднёс бутылёк к моему носу, я наклонился и чуть ли не задел узкое горлышко в попытках что-то унюхать. Вопреки моим ожиданиям, жидкость особо ничем не пахла, ощущался лишь слабый аромат застарелого спирта. — Готов? — спросил Круспе. — Конечно готов, чего, он не мужик что ли? — сказал Тилль, цыкнул и обильно смочил кусочек ткани противоядием. — Ага… Тебе напомнить, как ты визжал, когда до тебя дронты докопались? А ведь тоже мужик, блин, — усмехнулся Рихард. — Нэээ, не помню такого. Что за чипиздрическую чертовщину ты несёшь? — всеми силами пытался не улыбнуться Линдеманн, заходя мне за спину и притягивая мою руку к себе. — Твоё слово любимое, я смотрю? Да кто такие эти твои чипиздрики? — полюбопытствовал Круспе. — Вы меня лечить бу… — жгло очень сильно. Я бы сказал, ОЧЕНЬ СИЛЬНО. Я скривился, вдохнув через крепко сжатые зубы, из-за чего раздалось характерное шипение. Было такое ощущение, будто Тилль решил вдавить в рану эту ткань, прокрутить её там и только тогда отстать. А на деле он её просто приложил… А потом ещё другая сторона раны, она ж сквозная. Короче, я чуть не умер тогда, боль попросту заслонила сознание. Даже когда моё плечо пронзила стрела, или в ступню вонзился острый камень в самом начале моих удивительных похождений, было не настолько больно. Класс, ставлю пять звёзд, я чуть не грохнулся в обморок. Как малая девчонка, ей богу. Но это действительно больно. Легко рассказывать, когда всё позади… — Ну, готово, — сказал Тилль, оглядывая проделанную работу. Струйки противоядия сочились из раны и стекали по руке. Да уж, кто бы что ни говорил, а Линдеманн человек очень щедрый. — Ты как? Я, не дыша, стоял посреди комнаты с закрытыми глазами. Сделав глубокий вдох и резко выдохнув, я все же открыл глаза и с удивлением отметил, что боль, которая несколько секунд назад казалась мне невыносимой, почти утихла. Мой взгляд встретился с обеспокоенным взглядом Тилля, а затем с Рихардовским, означавшим примерно это: «ну? Что ты? Как ты? Все в порядке? Тебе больно? Больно? Нет? Все хорошо? Точно?». Возможно, они подумали, что сейчас я всё же упаду, но я крепко стоял на ногах. Я уже не сомневался, что эта странная жидкость поможет. От всей души благодарю того, кто создал это. — Да, всё в порядке, — наконец соизволил сказать я.

***

Мы с Рихардом курили около дома, ожидая ребят. Тилль возился с супом, бегая от котелка к термошкафу и обратно. Сегодня Герр Линдеманн решил приготовить что-то самостоятельно, заверив рвавшегося на помощь Круспе, что справится сам. Рихард сворачивал уже третью самокрутку. — Какого черта ты так много куришь? — не выдерживаю и спрашиваю я. — Хочется, — холодно прозвучало в ответ. — Рихард? — вопросительно гляжу на него. Он нервно затягивается и вдыхает дым в лёгкие вместо того, чтобы пустить сизые кольца наружу. Молчит, теребя самокрутку между указательным и средним пальцем. Стряхивает образовавшийся пепел постукиванием большого пальца. Я наклоняюсь, пытаясь заглянуть в загадочные серые глаза. Он смотрит на меня ничего не выражающим взглядом. — Я часто думаю о том, что совсем скоро нужно будет покинуть остров. Я не знаю, как мне поступить, — говорит Круспе, делая очередную затяжку, но на этот раз, слава небесам, выдыхая дым, — С одной стороны, я сыт по горло этими приключениями и хочу посмотреть на остальной мир. После двенадцати лет отсутствия-то… Но с другой, а как же Берт? Понимаешь? Я молчу, потупив глаза в пол. Рано или поздно мне тоже пришлось бы задуматься об этом, и вот момент настал. Я люблю Ринго, мне нравится жизнь на острове, но в то же время вряд ли кто-то из ребят останется здесь, а жизнь в одиночестве или пусть даже на пару с Рихардом мне не симпатизировала. Невозможно удовлетвориться общением с одним человеком, я считаю. В безвыходной ситуации делать больше ничего не остаётся, да, но согласитесь, гораздо приятнее, когда ты можешь посидеть у костра в дружной компании нескольких ребят. И… можно выгнать моряка со службы, но любовь к ней из моряка не выгонишь. С другой стороны, я прекрасно понимал, что вряд ли решусь плавать в ближайшие несколько лет. Понимаю, Рихард, понимаю, — говорю про себя. — Как думаешь, мы сможем возвращаться сюда? Время от времени, — выпалил я. Он усмехнулся. — Всё-таки хочешь свалить? Я опять задумался. Пожалуй, один из самых сложных выборов в моей жизни. Гораздо сложнее, чем выбирать между мясом дронта и коня, которого порой притаскивали Тилль и Шнайдер, — обе твари очень вкусные. Не готовила меня жизнь к такому. Круспе вновь сделал затяжку. — Ну так, как ты считаешь? — Я не знаю, Пауль, — слова вышли изо рта вместе с дымом. Жалкий окурок, оставшийся от довольно длинной самокрутки, Рихард бросил на землю и тут же придавил ногой. — Не знаю, — повторил он и оставил меня наедине со своими мыслями.

***

Вернулись Оливер, Хайке и Шнайдер. Меня поразила перемена, произошедшая в девушке. Она не смотрела на меня, Рихарда или Тилля так, будто хочет выколоть нам глаза и повыдирать ногти. Хайке прямо-таки светилась, а за ее спиной висел длинный прямоугольный кожаный мешок. За ней шёл не менее сияющий Крис, золотые кудри которого успели порядком отрасти и развевались из-за лёгкого ветерка. Он держал в руках две внушительные бутылки, как минимум по полтора литра каждая, — прикинул я. За ними возвышалась громада Оливера. Острые плечи врезались в начинавшее оранжеветь небо, в руках он нёс поношенный рюкзак. Думаю, вы понимаете, к кому из них я направился. — Хэй-ё, ребята! — воскликнула Беккер и подлетела к нам. — Кто-нибудь из вас умеет настраивать и играть на гитаре? Неожиданный вопрос, однако. — Все закоренелые моряки умеют бренчать простые морские мелодии, — уверил её Тилль. — Настроим, если это возможно. Покажи гитару. Хайке стянула с себя заплечный чехол для инструмента, судя по всему, внушительных размеров. Две части довольно неплохого чехла были связаны шнурками из сыромятной кожи, развязать которые труда не составило, и уже через несколько секунд Линдеманн вертел инструмент, действительно больше привычного нам, в руках. Гитара, конечно, не особо была похожа на те, которые вы сейчас представили, но конструкция одна — корпус, гриф и, вместо шести, пять струн. Верхняя дека была выполнена из какой-то светлой древесины с причудливым узором, который мне видеть раньше не доводилось. Нижняя дека была темнее, сам корпус имел не совсем правильную форму, был довольно косым, напоминал какой-то изломанный треугольник, но в то же время он был очень аккуратным, без единой занозы. Корпус переливался в лучах солнца, и, приглядевшись, я понял, что он лакирован. Не очень длинный гриф, ладов эдак на 7-8 был выполнен из той же древесины, что и нижняя дека, по нему серебрились струны, закреплённые разными, но тоже довольно аккуратными, колками на головке грифа. Тилль провёл по струнам большим пальцем. Потом ещё раз, зажав аккорд, который вероятнее всего только что придумал. Интересное звучание. И каким оно должно быть? — Сейчас настроим, — уверенно сказал Линдеманн и занялся делом. — Идите, кушайте, я там суп приготовил. Все повиновались, мы не ели с самого утра. Честно говоря, я и забыл про еду. Мы расселись. Сверкающая Хайке уселась чуть ли не на колени к тут же зардевшемуся Шнайдеру, я разлил суп по тарелкам, поставил на стол и сам присел между Рихардом и Оливером. Тут мы заметили, что одно место пустует. Флаке. — Парни, — первым подал голос Ридель, — А где Лоренц? Рихард огляделся. Держу пари, у себя в голове он удивлялся собственному промаху — он не уследил, хотя раньше всё всегда было под его контролем. Мы высыпали на улицу. Я стал выкрикивать имя товарища, что, разумеется, услышал Тилль и присоединился к нам. Первым делом решили проверить, на месте ли Аллен — птеранодон Кристиана. Направившись к стоянке крылатых ящеров, мы уже издалека заметили знакомый фиолетовый гребень и голову холодного зеленого цвета. Куда мог уйти Флаке? Его окликнул Оливер — нет ответа. Мы направились вниз по склону, отходя от дома. Было принято решение разделиться для более продуктивных поисков. Однако найти пропавшего друга суждено было не мне.

***

— Ну-с, герр Лоренц, рассказывайте. Каким чертом вас занесло туда? — допрашивал Рихард. — Да за ягодами я пошёл. За диким виноградом… — Зачем так далеко? — Увлёкся… — бедный Кристиан аж съежился от того, насколько холодными стали глаза Круспе. Безжалостно холодными. — На дереве как оказался? — Рапторы. Мы синхронно вздрогнули. — Не делай так больше, — быстро совладав с собой, сказал Круспе. Рихард очень серьезно относился к подобным проступкам, так как не хотел терять никого из нас. Лоренц ему понравился сразу — смышлёный и тихий парень. Но остров полон опасностей. Для всех, не только для тихих и смышлёных. Все снова принялись за уже остывший суп Тилля, который действительно оказался очень вкусным даже в таком виде. Пахло целой смесью специй, их ароматы сплелись подобно рукам влюблённых… эээ… а дальше я не придумал. Переплетенным рукам наверное… Потрясающее сочетание специй (розмарин, дикая мята, ещё что-то…), такое же потрясающее как сочетание двух любящих людей. — М-да, ну ты философ, — прозвучал в моей голове голос Джонаса. Он всегда говорил так, когда слышал от кого-то из нас хоть что-то, отдаленно напоминающее умную мысль или сравнение. Я ясно представил отца в такие моменты: правая нога выставлена вперёд, руки упёрты в бока, голова немного наклонена влево. Мягкий, звучный, такой родной голос… Вернёмся к супу и специям. Выдавать секреты приготовления Линдеманн не пожелал. — Кстати, рассказывайте, как к дому Хайке слетали, — сказал я, обращаясь к Шнайдеру, Олли и самой Беккер. — Ничего примечательного, Пауль. Кроме гитары и отменного виски, — отозвался Шнайдер. Да, виски я заценил. Особенно обрадовало то, что я на автомате схватил его правой рукой, а та не отозвалась болью. Лишь позже Шнай признается, что они с Хайке целовались пылко, страстно и головокружительно и ещё тысяча и один эпитет. Это со слов самого Шнайдера. Я изрядно удивился, когда он выдал такое. Эх, Кристоф, точно как мальчишка. (А сам-то?) Было ли что-то большее? Я украдкой взглянул на них, не перестававших хихикать. Это известно лишь им двоим. (Оливер предпочёл искупаться в Скрытом Озере, находившемся прямо под домом семьи Беккер) Следующие два часа прошли в попытках настроить гитару, что вызвало немало споров, так как доподлинного звучания никто не знал, розжиге костра и подготовки многочисленных шкур, матрасов, одеял, позже разложенных вокруг костра. И куда без рюмочки виски двадцатипятилетней выдержки. Как же я скучал по алкоголю, по этому самому жжению, согревающему горло… виски. Хороший, добротный виски, красиво переливающийся золотом в одном из немногих стеклянных стаканов, имевшихся в арсенале у Рихарда. Я знаю, что алкоголь своего рода демон. Им можно быть одержимым, но до такого я не допьюсь. Усмехаюсь сам себе. Фрэнк Синатра сказал однажды: «Алкоголь — враг человека. Но разве библия не учит нас возлюбить врага своего?» Вообще, искренне не понимаю священное писание. Мне не довелось читать библию полностью (чему я безмерно рад), но больно мне врезалось в память «ударили в правую щеку, подставь левую». Какой мазохист это писал? — У меня к вам серьезный разговор, — сказал вдруг Рихард. Ридель моментально прекратил наигрывать знакомые мелодии, Хайке больше не улыбалась, Шнайдер прекратил ее щекотать, Линдеманн перестал «отбивать» Беккер у Кристофа, Флаке опустил руку, собиравшуюся положить в рот виноградину, добытую ценой огромного риска, все внимательно уставились на Круспе, явно собиравшегося с мыслями. — Через три дня мы отправляемся на базу. На дерево. Нам нужно убить пару десятков оленей и изготовить из их шкур тёплые шубы, варежки… сапоги… вы поняли. Нужно выбираться отсюда. Все молчали. Он всё-таки решил так. — Кто-нибудь знает что-то о дублении кожи? — Я знаю, — уверенно сказала девушка. — Я видела, как это делал отец, но сама не умею… я смогу вам объяснить. Процедура пренеприятне… — Отлично, — пробормотал скорее себе, чем нам Круспе и перевернулся на другой бок, отвернувшись от нас. Костёр уже догорал. Тилль отложил гитару. Она тихонько бренькнула. Все улеглись, я уставился в звёздное небо. Вновь такая знакомая Древняя Матерь на юге и Старая Звезда на севере. Всегда порознь под леденящим душу сводом тьмы. Тысячи других звёзд. Сотни тысяч. Ночью вселенная буквально пахнет звёздами. На удивление, я уснул быстрее, чем закрылись мои глаза.

***

Спал я крепко, без сновидений. Проснулся раньше остальных — мой взгляд метнулся на спальное место Круспе — но не раньше Рихарда. Я посмотрел на розовеющий восток. Нежно-розовый сменялся молочно-серым, но верх неба всё ещё был сине-голубым с примесью фиолетового. Около шести часов утра. Организм напомнил о необходимости, пожалуй, самой важной утренней процедуры, если вы понимаете, о чем я. Я направился к ближайшим кустам, скрылся за ними и приспустил штаны. Голова совсем не болит. Интересно. Хотя, я бы был удивлён гораздо больше, если бы она болела — я выпил буквально две рюмки. Впрочем, как и все. Желания напиться в стельку не возникло ни у кого. — Ссать и думать одновременно — плохая идея для раннего утра. Теряешь бдительность, — раздался посмеивающийся голос почти над самым ухом. Я моментально натянул штаны. — Рихард, палку тебе в задницу, сколько можно пугать меня? Задрал, честно. Вечно появляешься из неоткуда. — Ладно, не сердись, — сказал он и прижался к моей спине, забираясь своими ручонками мне под майку и касаясь чувствительной кожи в низу живота. — Годы на острове берут своё, я иногда сам своих шагов не слышу. Я коротко кивнул. — Через три дня мы навсегда уйдём отсюда. Да? — Я полагаю так, — Круспе положил руки мне на талию и легонько сжал её, параллельно прижимаясь ко мне ещё сильнее. — Почему через три? — Насладимся последними деньками, вещи соберём, а их немало, продумаем дальнейшие действия, маршрут и прочее, — он замолк. Я повернул голову и встретился с его взглядом. Холодные серые глаза будто сменили оттенок на более тёплый, как грозовое небо в пыльную бурю. Грязно-серый, но несомненно более приятный чем металлический серый. — Чего смотришь? — буркнул я. — Красивый, — он чмокнул меня в нос и развернул к себе. Мои руки легли на его тёплую мерно вздымающуюся грудь. Мы одновременно потянулись друг к другу, и я уловил слабый запах вина. Вина? — Ты забродивший виноград жрал что ли? — улыбаясь и косясь на него, спрашиваю я. — Умеешь ты всю романтику обломать, — негодует Круспе. — Хороший виноград, Флаке принёс вчера. Я толкнул его на землю и уселся сверху, слегка поёрзав бёдрами. — Я просто спросил, — наклонившись как можно ниже, но не касаясь губ, сказал я. — Сукин сын, — прошептал Рихард, и наконец мы слились в поцелуе. А потом не только в поцелуе.

***

Через три часа все были на ногах и потихоньку начинали собирать вещи. Около полудня мы впервые поели. Потом вновь собирали вещи. Так однообразно прошли два дня. Совсем скоро нам предстояло покинуть дом, даровавший нам убежище от непогоды, хищных динозавров и прочих забот. Совсем скоро…