An Exercise In 'Worthless'

      Кас общается по большей части с Сэмом, но узнаёт о нём всё больше Дин. Он узнаёт, что Кас любит омлет с ветчиной и зелёным луком, и что ему нравится кофе со сливками (что определённо не становится причиной того, почему они появляются в холодильнике). Кас — фанат восточноевропейской фэнтезийной литературы, и большую часть последних двух лет он провёл в Индии и Европе; он помнит большинство выпусков «Do You Speak American?» наизусть, потому что пересматривал их настолько часто. Он безумно влюблён в язык, несмотря на то, что в основном их общение — это переданная через прилавок кружка, фильм на заднем плане, оставленный ему после работы кофе, помощь в оценке домашнего задания.       Тяжёлые дождевые капли грузно ударяются об окно, судя по ощущениям, десятый день подряд; Дин очень любит эту погоду, но, когда он смотрит цены на авиабилеты Аэропорта Джон Уэйн (господи, блять, этот аэропорт назван в честь Джона Уэйна), он думает, что было бы неплохо узнать, как выглядит калифорнийская зима. До января ещё три месяца, но ему следует разделаться с этим дерьмом пораньше.       Сэм из кухни бормочет что-то на слегка корявой латыни, и Кас отвечает на пиздецки идеальном латинском, с отличным произношением и безупречными склонениями. Дин различает лишь некоторые слова, но всё равно узнаёт цитату.       Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла.       — Слышь, Дензел Вашингтон, ты ведь в курсе, что сегодня твоя очередь мыть посуду? — кричит он в сторону кухни. — Уже почти одиннадцать.       — Хорошо, Эллен, — громко язвит Сэм. Кас, посмеиваясь, заходит в гостиную и зависает над его плечом.       — Калифорния? — спрашивает он.       — Body Arts Expo в январе, — отвечает Дин, откидываясь на кресле. Он не знает, представил ли он себе тепло, исходящее от Каса, но это всё равно приятно. Кас заинтересованно мычит и перегибается через Дина, чтобы дотянуться до мышки, как во входную дверь начинают стучать так, словно в неё ломится половина римской армии.       Дин, хмурясь, встаёт и смотрит в глазок прежде чем открыть дверь.       — Господи Иисусе, Джо, что случилось? — спрашивает он после того, как она, разъярённая и заплаканная, врывается внутрь. У Каса происходит что-то вроде немого диалога с Сэмом, после чего он практически бежит в сторону кухни.       — Ты в порядке? — наседает Сэм, когда становится очевидно, что она не может не кричать, поэтому просто молчит. Джо делает как минимум пять глубоких вдохов.       — Мама меня бесит, — осторожно говорит она. — Она продолжает обращаться со мной так, словно мне десять.       А потом всё просто летит к чертям, потому что спустя считанные секунды она рыдает Сэму в плечо. Дин начинает тихо паниковать, потому что, как бы они ни любил Джо, он понятия не имел, как справляться с эмоциональными штуками наподобие этой. Он поворачивается, и Кас стоит возле его плеча, держа горячую кружку чего-то божественно пахнущего так, словно он тупо телепортировался сюда.       — Держи, — произносит он, протягивая чашку Джо. — Габриэль научил меня делать свой горячий шоколад.       Джо протягивает руку за кружкой, смачно, мужественно и влажно шмыгает и делает большой глоток.       — Спасибо, — бормочет она, и пара случайных слёз скатывается по её лицу. Сэм делает «можешь валить» лицо; Дин закатывает глаза.       — Есть ещё? — интересуется он у Каса, когда они возвращаются в кухню. Кас лишь улыбается в ответ.

***

      Сэм заходит на кухню примерно спустя сорок пять минут, выглядя настолько уставшим, насколько это вообще возможно.       — Кризис предотвращён? — спрашивает Дин тихо.       — Кризис предотвращён, — вздыхает Сэм в ответ. — Я пойду спать. Она собирается переночевать здесь и переговорить с Эллен завтра. Ну, ты знаешь, как это бывает.       С этими словами он отправляется в свою комнату. У бедолаги завтра учёба. Кас хмурит брови.       — Если Джо на диване…       — Моя кровать более чем достаточно большая, если ты не побрезгуешь разделить её, — говорит Дин, стремясь к обыденному тону и промахиваясь в этом по крайней мере на семь астрономических единиц.       — Не побрезгую, — бормочет Кас и странно смотрит на Дина. Он прокашливается и наливает воды в высокий стакан, после чего идёт с ним в гостиную, всеми фибрами своего существа уговаривая себя сохранять спокойствие.       Джо спит, свернувшись калачиком, как кошка, под одеялами, и он оставляет ей стакан воды на журнальном столике, прежде чем поцеловать в макушку и вернуться в коридор.       Кас уже в его комнате, руки на пуговицах воротника (никаких неприличных мыслей, Дин Винчестер, никаких неприличных мыслей), и Дин несколько раз сглатывает, после чего выуживает из шкафа чистую футболку и штаны.       — Вот, — говорит он и протягивает их Касу. — Твою одежду наверняка тяжело гладить, нет смысла мять её.       Он снимает рубашку через голову и стаскивает джинсы с чертовски мучительной непринуждённостью, пока Кас размеренно расстёгивает свою рубашку, аккуратно вешает на спинку стула, затем вышагивает из брюк, складывает их пополам и вешает поверх рубашки. Дин наполовину удивлён видеть, что Кас игнорирует штаны в пользу одной лишь футболки и боксеров.       Никаких жалоб.       Кровать прогибается, когда Кас забирается к нему под покрывало, и Дин практически теряет сознание; ощущение такое необычное, но такое желанное, и даже если то, что они засыпают лицом друг к другу, немного странно, это никого не касается.

***

      Дин просыпается ровно в 4:13 утра от одного из самых реалистичных кошмаров, которые у него когда-либо были. Он несколько минут лежит в кровати, пытаясь дышать, пытаясь перестать паниковать.       В такие ночи он привык разбирать и чистить ружья отца. Старые, заученные движения, плавные и лёгкие, как дыхание. Шум никогда не будил Джона, пьяного и мёртвого для этого мира, а для Сэма это звучало как колыбельная.       Теперь об этом не может быть и речи, поэтому Дин встаёт так тихо, как только может, подходит ко столу и начинает рисовать при тусклом свете, проникающем в окно.       Он изображает ужас своего сновидения, измученные души, руку — его руку — держащую нож, искривлённое лицо чересчур знакомого мастера пыток. Он рисует то, как сияющий свет наконец пробивается сквозь зловонные облака пепла и серы, изображает надежду на лицах всех остальных душ, но что-то в ангеле, спасшем его, не поддаётся. Неправильное лицо, неправильные крылья, всё неправильно, за исключением руки, крепко сжимающей его, и его плечо всё ещё горит в том месте, в котором оно было обожжено во сне.       Дин не фанат примет, сновидений и прочей чуши, но есть в этом что-то, от чего он действительно не может избавиться. Он в пятый раз пытается взмахнуть крыльями, когда покрывало шуршит.       — Дин? — о, Господь, то, как Кас произносит его имя, заспанно и хрипло, прожигает его так, как на самом деле не должно было бы.       — Прости, — шепчет он. — Я тебя разбудил?       — Нет, — низким голосом отвечает Кас. — У меня был… странный сон. Ты в порядке?       — Ага. Эм, не мог заснуть, — он знает, что Кас понимает, что это враньё, но он объяснит всё утром.       — Давай в кровать, Дин, — бурчит Кас, и, чёрт подери, он мог бы выбрать более удачную формулировку. Дин сглатывает.       — Ага, — наконец выдыхает он и возвращает карандаш в банку, прежде чем вернуться под покрывало и оказаться, честно говоря, гораздо ближе к Касу, чем он намеревался.       Глаза Каса изучают его лицо, едва различимое в темноте, а затем он протягивает руку и опускает ладонь на обнажённое плечо Дина.       Это кажется правильным.