Утром Дин просыпается раньше, чем Кас; он тратит пару секунд на то, чтобы полюбоваться тем, как расслабленно он выглядит, когда спит, длинные ресницы рисуют тени на его щеках, ни следа от привычной морщины на его лбу. Он в тысячный раз думает, что у него огромные проблемы, но он справится с этим.
Он поднимается с кровати (снова) медленно и тихо, чтобы не разбудить Каса, и проверяет телефон.
Джо Харвелл
Я домой, ес чё. Сэм закрыл за нами дверь, он на учёбе, а я иду в дом у дороги.
Бигфут
Джо возвращается в Дом У Дороги. Думаю, она уже в порядке.
Они ушли примерно полтора часа назад; он как можно тише закрывает за собой дверь спальни и печатает ответ.
Джо Харвелл
Ок, наеьюст, у тебя дела получше. Не запаривайся насчёт того, чтобы прийти в лавку сегодня, мы с Эшем справимся без пирсера.
*надеюсь
Когда он выходит из душа, Кас всё ещё спит; он задумывается о том, чтобы сбрить полубороду, образовавшуюся из чистой лени, решает, что это не стоит усилий (в четвёртый раз) и направляется на кухню.
Он заглядывает в гостиную по пути, чтобы поставить «The Times They Are A-Changin'»; он нечасто бывает в настроении слушать Боба Дилана, но всё же. Это никак не связано с тем, что Кас безоговорочно одержим этой пластинкой. Даже если это не лучший альбом Дилана — по крайней мере по авторитетному мнению Дина, — он последний, кто может осуждать чужой музыкальный вкус. Ну, только если речь не идёт о Сэме или Гейбе.
Он начинает готовить омлеты с кофе и тост с беконом, подпевает, размешивая сливки в кофе Каса, и, когда играет «The Lonesome Death of Hattie Carroll», Кас просовывает голову на кухню.
— Утречко, — весело говорит Дин, потому что заметно, что Кас проснулся меньше двух минут назад, а его волосы торчат в разные стороны. Он падает на стул, и Дин передаёт ему его кофе, стойко игнорируя то, как это… приятно?
— Джо ушла? — хрипит Кас, сделав большой глоток кофе.
— Ага, — Дин перекладывает более тёплый омлет на тарелку и отдаёт его Касу, а затем возвращает свой на сковородку. — У них с Эллен бывает такое время от времени. Хотя я понимаю, они…
Звонок телефона вынуждает его прерваться, и он в ужасе смотрит на надпись «Звонит Эллен Харвелл», после чего сглатывает и отвечает.
— Э, привет?
— Спасибо, что сообщил, где была моя дочь этой ночью, — раздаётся голос Эллен, знакомый и резкий.
— Эм, я…
— Оставь это, — вздыхает она. Сковородка начинает дымиться; он возится с телефоном, говорит «блять, повиси секундочку» и на столешнице переключает его на динамик.
— А вы… у вас всё хорошо? — спрашивает он, переворачивает омлет и морщится при виде его полусгоревшего состояния. Кас фыркает на него.
— Всё так же, всё так же, — отвечает Эллен. — И ты правда думал, что я не знала, куда она ушла? После того, как я находила вас втроём жмущимися друг к другу в постели Джо каждый раз после того, как у Джона выдавалась плохая ночь? Я думала, ты умней, парень.
Он чувствует, как у него краснеют уши, когда Кас пытается сдержать смех.
— Да, что ж, — он прокашливается. — Поговорим позже, Эллен.
— Спасибо, дорогой, — говорит она, и Дин, пряча улыбку, кладёт трубку.
— Интересно, — произносит Кас, глаза задорно блестят. Дин элегантно усмехается и назло ему идёт менять пластинку.
— Со скольких ты учишься сегодня? — наконец спрашивает Дин с полным ртом омлета.
— С половины второго.
— Чудесно, — Дин глотает и улыбается. — Мне к двум, я довезу тебя до кампуса.
— Нам надо будет заехать ко мне домой, — говорит Кас и сладко зевает, подняв руки и потянувшись к ним всем телом. Дин нечаянно вдыхает немного кофе, закашливается и допивает остатки содержимого чашки.
Кас приподнимает бровь, глядя на него, затем берёт свою тарелку, кружку и посуду и ставит их в раковину; Дин зачерпывает вилкой остатки бекона и следует его примеру. Время близится к одиннадцати, и им пора выдвигаться; Дин меняет боксеры и надевает какие-то джинсы и любимую хенли, пока Кас принимает быстрый трёхминутный душ и пахнет так же, как Дин, выйдя оттуда.
— Этим ты занимался ночью? — интересуется Кас, склонившись над скетчбуком на столе.
— М-м-м-м, — мычит Дин в ответ, выискивая чистую пару носков.
— Это прекрасно, — бормочет Кас, и Дин косится на него.
— Чувак, это Ад, — говорит он. — Вот что мне снилось. Ну, знаешь, демоны, изувеченные души.
— Поэтому ты не мог заснуть, — Кас произносит это как утверждение, но это скорее вопрос, требующий подтверждения. Дин внезапно стесняется, словно для него признаться в страшном сне — это как-то по-детски.
— Думаю, да, — мямлит он и натягивает носки. — Давай, нам нужно идти, если ты собираешься приехать вовремя.
Кас смотрит на него так, словно он
понимает, что крайне странно и о чём Дин не хочет думать прямо сейчас.
Он достаёт из шкафа куртку и любимый шарф (что-то, что Сэм излишне радостно назвал шикарным, что бы это ни значило — оно серое, мягкое и достаточно длинное, чтобы скучковаться вокруг его шеи, так что ему пофиг), а также тёмно-синюю, немножко бугорчатую шапочку ручной вязки, которую он в основном носит только из-за того, что Джо сделала такую для него и такую же тёмно-красную для Сэма. Он
крайне готов к такой погоде.
Кас надевает одну из своих метросексуальных колючих шерстяных кардигановых хреней, а затем натягивает плащ, который Дин научился различать в толпе. Он понятия не имеет, как Кас не мёрзнет в этом плаще, но его это устраивает, так что без разницы.
Остановка у дома Габриэля выходит длиннее, чем предполагалось; Кас готовит обед в своей слегка помятой вчерашней рубашке, а после, пока Дин разговаривает по телефону с одним из вчерашних клиентов, практически устраивает стриптиз прямо напротив него, крутя плечами, пока медленно расстёгивает и снимает свой оксфорд, чтобы надеть вместо него новый. Спасибо, что смена брюк оказывается всего
чуть менее порнографической. Дин совершенно не удивлён тому, что Кас не осознаёт, что он творит.
Они подъезжают к кампусу чуть раньше часа; по итогу Дин провожает Каса до его кабинета, потому что они поглощены обсуждением того, какое из пирожных Габриэля самое вкусное, и, поскольку это такой жизненно важный и насущный разговор, Дин не хочет, чтобы он заканчивался.
У Каса розовеют уши и нос к моменту, как они заходят в здание; Дин снимает шапку и прокручивает украшения в мочках ушей, а потом оттягивает их.
— Зачем ты это делаешь? — спрашивает Кас из любопытства, без капли осуждения. Его голос неестественно отзывается эхом на лестничной клетке.
— А?
— Ты тянешь уши, — поясняет Кас и заходит в коридор. Там гораздо теплее, чем было на лестничной клетке.
Дин улыбается и говорит:
— Неплохо немного играться с ними. Это поддерживает кровообращение. Это особенно важно, когда холодно, как сейчас, например, как и то, что ты не должен носить металлические украшения в такой холод, потому что так тупицы зарабатывают обморожение.
— Интересно, — произносит Кас и наклоняется, чтобы рассмотреть украшения, которые он носит. На самом деле это одни из его любимых — великолепные плаги из оливкового дерева с янтарными кабошонами в них — но он чувствует запах своего шампуня и геля для душа на Касе, и его волосы всё ещё взъерошены, и это всё так сбивает с толку. — Эти отлично смотрятся на тебе.
Улыбка Дина становится ещё шире.
— Эм, прошу прощения? Кастиэль? — оба оборачиваются и видят невысокую, чрезвычайно очаровательную брюнетку, переминающуюся с ноги на ногу и смотря куда угодно, но не на лицо Каса.
— Да? — и Дин видит этот переход от Каса-его-друга к Кастиэлю-помощнику-преподавателя.
— Я просто, эм, я… хотела узнать насчёт домашнего задания. Нормально ли использовать лабовианскую транскрипцию?
— Это прекрасно, — отвечает Кас с успокаивающей учительской улыбкой.
— О, хорошо, — говорит она, срываясь на нервную улыбку. — Спасибо!
Как только они заходят в кабинет Кастиэля, Дина пробивает на смех.
— Чувак, все твои детишки безумно влюблены в тебя?
— Прошу прощения? — Кас издаёт подобие приглушённого смешка и вешает пальто на спинку стула, а кожаную сумку кладёт на парту. Дину насильно напоминают, что он дружит с парнем, у которого есть кожаная сумка и который использует её. Ещё с одним они братья.
— Она думает, что ты великолепен, — объясняет Дин, старательно скрывая говноедскую ухмылочку, — поэтому она так нервничала. Это же очевидно.
Кас фыркает.
— Эй, Кастиэль, хотел узнать, не мог бы ты вычитать кое-что по-быстренькому, — говорит пузатый парень чуть старше них, примерно их роста. Он явно заканчивает аспирантуру. — Я же ничему не помешал, да?
— Нет, заходи, пожалуйста, — произносит Кас, быстро глянув на Дина.
— А кто твой, — пауза, и он переводит взгляд с глаз Дина на его нос, на его подбородок, на его мочки ушей, — друг?
Дин тотчас начинает нервничать.
— Захария, это Дин, друг семьи, — Дин жмёт Захарии руку с какой-то злобной гордостью за честь быть названным другом семьи. — Мы с Захарией помощники преподавателя в этом отделении.
— Что ж, не буду мешать вам, — говорит Дин со слабой улыбкой. — Эй, эм, Кас… я сегодня до девяти, так что…
— О, где ты работаешь? Где-то в кампусе? — спрашивает Захария, и его губа искривляется в подобие усмешки, что заставляет Дина захотеть набить ему морду.
— У меня собственный бизнес, — твёрдо и холодно отвечает Дин, — и если я сейчас не пойду, то опоздаю. Увидимся, Кас, — ещё одна короткая улыбка и кивок, и он уходит.
Разговор всё ещё настолько неприятен ему, что он почти забывает отметиться на входе. Эш сразу настораживается; он знает, насколько грубым может стать Дин, когда его провоцируют.
— Что случилось, чувак? — спрашивает он своим спокойным голосом, способным умиротворить целый самолёт плачущих детей. Дин чувствует, как немного расслабляется, возвращаясь в свою среду, в знакомый запах магазина.
— Да ничё, — бормочет он. — Какой-то чувак был мудаком, вот и всё.
Дин не жалеет ни о чём в своей жизни. Совсем ни о чём. Он не жалеет о растянутых ушах или любой из своих татуировок или пирсинге; он только хочет, чтобы люди были достаточно вежливыми, чтобы просто оставить его. У него никогда не происходило серьёзных разногласий, связанных с модификациями тела (за исключением Инцидента В Закусочной, но ни он, ни Сэм никогда не заговорят об этом), но все эти мелочи складываются и вынуждают его постепенно терять веру в общество. На телефон приходит уведомление.
Кастиэль Милтон
Прости за Захарию. Он зачастую непростительно груб в своём нежелании заниматься своими делами.
Всё норм я уже имел дело с мудачилами
Не трать своё время на то чтобы извиниться за него
Иди преподавай и не забудь фильтровать со своими студентами
Блин блять *флиртовать
Я не флиртую.
Дин убирает телефон обратно в карман и делает глубокий вдох. Это более трогательно, чем он хотел бы признать, что Кас переживает из-за того, что он расстроен.
Час до первого сеанса он проводит, рисуя эскиз к тату — полурукав на тему луны и солнца к следующему четвергу, — и пока что он этим доволен. Сеанс тоже проходит ровно, так как это просто покрас с прошлой недели; чувак, над тату которого он работает, в меру разговорчив, и выясняется, что он также фанат Спрингстина, поэтому Дин может слушать Born To Run, пока работает. Совсем недурно.
Сэм заходит и плюхается на диван в холле примерно через двадцать минут, и Дин выгоняет его в заведение Гейба, потому что парниша серьёзно нуждается в кофе и пропитании. В перерыве он утаскивает у Габриэля еду и помогает ему связать обувь Сэма между собой, пока тот неизящно растянулся в кресле. Он возвращается в заведение, когда Сэм просыпается, но слышать его реакцию всё ещё приятно.
Кас приходит за полчаса до закрытия лавки, пока Дин убирается и занимается дезинфекцией, и Дин возвращается домой с Сэмом и Милтонами прежде чем осознает это.
К этому можно привыкнуть.
