The Art of Breaking

Губы Ивонн дрожат и кривятся, пытаясь держать ненужную, в общем-то, улыбку. Матушка Феодора сдается не сразу, но эльфийка и не думает умалять настойчивости, и, махнув рукой, торговка называет несколько имен. К вечеру Ивонн заводит нужные знакомства, платит приличную сумму в знак начала долгих и прочных торговых отношений, и, по дороге в «Вуаль» улыбается уже без труда. В сумке мягко гремят небольшие скляночки толстого стекла, наполненные мутно-зеленым раствором. *** - Значит, моя душа, - презрительно скривив губы, цедит Ганн. – Моя душа должна попасть в вашу Стену, в конце концов? Жрец Келемвора кивает. Злость шамана духов чувствуется так отчетливо, что Ивонн не сдерживает улыбки. - Не переживай так, - говорит девушка, глаза полуприкрыты – вглядываться в темноту храма все равно нет смысла. – В Стене займем места по соседству. Будем ходить друг к другу в гости… Ганн смотрит на нее с непониманием, совершенно забыв, что зарекся искать смысл в словах Пожирательницы. Ивонн выглядит так, словно вот-вот глупо захихикает. Жрец смотрит на нее с неодобрением, и, бросив на прощание слова благословения, идет приветствовать других просителей. - Я польщен, - медленно начинает сын ведьмы, - что ты так ценишь мою компанию. Но Стена меня, увы, не прельщает. Поищу себе посмертное местечко получше, и не такое унылое. - Нет такого места, глупый ты варвар, - смеется Ивонн. Смех порождает под высокими сводами тихое жутковатое эхо, кто-то из служителей Келемвора шикает на невежественную просительницу. В чертогах бога смерти нет места веселью. У нее слишком пустые глаза, чтобы ядовитый ответ Ганна не застрял в горле. И с каких это пор она начала смеяться? *** Ивонн шумно выдыхает, прижимая руку к солнечному сплетению. Души бегущих прочь детенышей утраки пахнут подгнившим мясом, но эльфийке этот запах кажется прекрасным. И пробуждающаяся внутри нее сущность с ней в этом солидарна. Не раздумывая более ни секунды, эльфийка запрокидывает голову и почти силой вливает в себя содержимое небольшой скляночки. Отвар ужасающе горький на вкус, один из его основных ингредиентов – полынь, но Ивонн вполне определилась со своими ценностями и желаниями, и не остановилась, пока лекарства в сосуде осталось меньше половины. - Что это? – подозрительно щурится Сафия. - Обезболивающее, - быстро отвечает эльфийка, и в несколько глотков опустошает склянку полностью. Несколько секунд ей требуется, чтобы выровнять дыхание, - голод уже не беснуется так неистово под ребрами, выталкивая воздух и пытаясь вырваться из своей тюрьмы. - Есть разговор, - шепчет красной волшебнице Ганн, не сводя с Ивонн взгляда, полного жалости и отвращения. Ивонн чувствует, как затянувшиеся порезы на руках и спине раскрываются, и ткань нижней рубашки теплеет от крови. Конечно, проклятие никуда не девается от действия настойки, продолжая терзать ее тело в отместку за вынужденное бездействие. Но, по крайней мере, она этого не чувствует. - Ганн, исцели меня, - просит Ивонн, и, пока духи, призванные шаманом, опасливо мечутся вокруг нее, согревая и затягивая раны, совершенно не ощущает потребности их поглотить. Все, что осталось в ней от Рыцаря-Капитана, торжествует. Она справляется с обступившими ее неприятностями, находит силы для борьбы с врагами, Проклятием и прошлым! Она обязательно сумеет победить в себе это, конечно, вместе с чудесным лекарством, что избавляет от боли, ей теперь море по колено. Как было когда-то. Подбородок Ивонн горделиво вздернут, она обводит недавнее побоище торжествующим взглядом и натыкается… Нет! Что он здесь делает? Он… они ведь не появлялись уже несколько дней. Иллюзии рассыпаются пеплом у ног эльфийки. - Я впечатлен, что ты протянула так долго, - холодно говорит Дейгун, спрыгивая с небольшого выступа на тропу. Он даже не смотрит на Ивонн, по обыкновению фокусирует свой взгляд на случайной точке за ее спиной. - Подумать только, когда-то я был удивлен, что в битве при Западной Гавани, в ту ночь, погибла твоя подруга, а не ты, - усмехается эльф. – Ты никогда не подавала особых надежд, Ивонн. И ребенком была настолько хилым, что тот осколок должен был прикончить тебя. Эльфийка сделала глубокий вдох. Нельзя срываться. Нельзя кричать. Он ненастоящий. Он - тень, порожденная темными уголками ее души, сотканная из детских обид и предубеждений. - И я рад, дочка, что ты усвоила хоть что-то из того, что я пытался тебе преподать. Я горжусь тем, что ты сделала в Мерделейне. - Уходи, пожалуйста, - тихо просит Ивонн, приходя в ужас от того, что говорит с одним-из-них в присутствии товарищей. По щеке стекает тяжелая капля, но эльфийка не плачет. Это кровь из раскрывшегося пореза на лбу. Капля замирает на подбородке и срывается вниз, и все это время призрак Дейгуна смотрит на нее насмешливо и снисходительно. Дейгун бы так никогда не посмотрел. Он избегал смотреть ей в глаза. - Я вижу, ты жалеешь об этом, - говорит приемный отец. – Тогда забираю свои слова обратно. Ты такое же ничтожество. - Исчезни! – кричит эльфийка. И темное торжество заполняет ее душу, потому что она больше не может плакать. - Она видит призрак? – хмурится Сафия, переводя взгляд с Ивонн на Ганнаева. Не успевает Шаман ответить, как Окку шумно тянет носом и сообщает: - Я не чувствую иных духов, красная волшебница, кроме тех, чьим существованием это место пропитывалось веками. И тех, с которыми торгует ведьмино отродье. - Тогда пора признать, что старость не идет на пользу твоему чутью, – достаточно равнодушно ухмыляется Ганн, щурясь на мечущихся невидимых духов, призванных им специально для Пожирательницы. Смелые существа – немногие согласились бы связать свои сущности с сознанием проклятой, но эти были отчаянными и стремились помочь задарма – все, что угодно, ради того, чтобы пугающий их Голод рано или поздно исчез из этих земель. Ганн мог различить чью-то затухающую ауру – болотно-зеленую, холодную и неприятную. Воспоминание – но отчетливое настолько, чтобы заставить на себя кричать?.. - Что мы должны делать? – взволнованно спрашивает Сафия. Она неуютно чувствует себя в мире духов и проклятий, куда спокойнее и естественнее – компания книг и древних механизмов. Но за Ивонн волшебница искренне переживает. – Она же сходит с ума, верно? - Она пытается держать себя в руках, - как-то резко отвечает Ганнаев. – Ей непросто, поверь мне. - А если она… все-таки спятит, - в голосе Сафии слышатся нотки страха, граничащего с осторожностью. – Она потеряет контроль над Голодом. И тогда… - Малышка показала себе упорным зверьком. Пощадила меня и после этого не поглотила ни одного духа, - тихо рычит Окку. – Даже если проклятие не исчезнет с ее смертью, я окажу ей последнюю услугу, прервав мучения… - Сколько бахвальства, - раздраженно фыркает Ганн. – Да она без труда надерет твою лохматую задницу еще раз, Папаша-медведь. - …а если после одержимым станешь ты, я тут же сломаю твою тонкую шейку, ведьмино отродье, - угрожающе подхватывает прерванную ведьмаком фразу Окку. - Я надеюсь, нам никогда не придется с этим столкнуться, - с надеждой говорит Сафия. – Нужно придумать способ помочь Ивонн. - Она справится, - твердо говорит Ганн. Чужая аура исчезает, и эльфийка теперь сидит на земле, обхватив голову руками и уставившись в землю бессмысленным взглядом. – Все, что от вас требуется – подождать, друзья. *** Древние иллефарнские мозаики неуместно-ярко замерли на стенах и потолках храма, делая вид, что совершенно не заинтересованы в происходящем. Хотя, вне сомнений, им приходилось наблюдать и более исторически важные сцены, чем эта. Что носила оттенки абсурда, отягощала участников неуверенностью и каким-то едва уловимым ощущением униженности. Или это касалось только ее? Ивонн Фарлонг делает то, что никогда не давалось ей легко – пытается убедить, следопыт смотрит на нее исподлобья, нерешительно и враждебно, рыжеволосая колдунья – напротив, гордо выпрямилась, на лице ее читается торжество. Становится ясно, что последние нити, связывавшие Носительницу Осколка с ними, обрываются, и призрачными паутинками опускаются на мраморные плиты. Ивонн пытается справиться с подступающими слезами, и думает о том, что не все долгие дороги, пройденные бок-о-бок, стирают предубеждения и недоверие между слишком разными людьми. Но, если взглянуть под другим углом... Кара всегда была ненадежной. В бою палила огнем напропалую, не разбирая, где друзья, а где враги. Оправдывалась после нехотя, роняя нелепые фразы о наполняющей ее силе, которую невозможно сдерживать... Сэнд давно говорил о том, что эта сила сведет ее с ума, и Кара подтверждала слова волшебника частыми вспышками гнева на ровном месте и отсутствием какой-либо логики и своем поведении. И вот теперь колдунья приняла сторону того, кто не будет ее сдерживать. Все закономерно. Что касается Бишопа… он никогда не обещал Ивонн, что будет верен. И гордился, не гнушаясь напоминать об этом в каждом разговоре. Он просто был рядом, причиняя девушке дискомфорт постоянными издевками, юмором за гранью пошлости и глухотой к предложениям раз и навсегда прекратить все совместные дела. Несколько раз между ними произошло то, что впору бы считать разговором по душам, но Фарлонг никогда не воспринимала следопыта как друга, никогда особо на него не рассчитывала и была совершенно сбита с толку его решением совершить предательство. Да еще такое. Перед глазами возникли изрубленные в куски тела солдат Крепости, после того, как нежить пробилась через сломанные ворота. - Погоди, - говорит она порывисто, делая шаг навстречу собравшемуся уходить следопыту. Бишоп смотрит на нее затравленным зверем, и это так странно – Ивонн маленькая и хрупкая, любой меч смотрится неуместно в ее узких ладонях, когда сам он - прекрасно подготовленный убийца с соответствующим телосложением. Фарлонг быстро преодолевает разделявшие их несколько шагов, слезы вот-вот хлынут из ее глаз. Бишоп не двигается, завороженно глядя на нее. Со стороны кажется, словно Ивонн собирается подарить ему прощальный поцелуй. Кто она для него? Наивная крестьянка из Топей, восхищенная слушательница воскресных проповедей и слабачка, отрицавшая собственные желания во имя бездумного подражания, насквозь глупая и положительная. Он всегда думал, что видит людей насквозь. А из нее паладин не получился вовсе не по ошибке. - Ты забыл свой нож, - говорит Ивонн без выражения, как плохая актриса, выучившая слова, но не понявшая смысла пьесы. Остро заточенный клинок легко вспарывает кожаный нагрудник, входит в плоть меж ребер Бишопа, диагонально вверх – к сердцу. И проворачивается. Он никогда не обещал, что будет верен. Она никогда не обещала, что будет милосердна. Руки следопыта рефлексивно дергаются, словно он хочет стиснуть эльфийку в объятиях, но она отступает, выдергивая кинжал из его плоти. Бишоп, словно марионетка, которой наигрался невидимый кукловод, падает на мраморный пол храма, чтобы безвозмездно отдать ему все тепло своего мертвого тела. Кара вскидывает руки, призывая на помощь огненную мощь словами заклинания. Ей не жаль следопыта – она просто счастлива получить сигнал к бою, чтобы обрушить свою с таким трудом сдерживаемую ярость на врагов… с которыми еще вчера сидела за одним столом. Атака всегда имела для девушки больше значения, чем защита. Магические щиты для нее обычно создавали Элани или Сэнд, и без них огневолосая колдунья вряд ли переживала бы свои сражения. Вот только сейчас Кара на другой стороне, а огонь ее магии нож Бишопа преодолевает беспрепятственно, с коротким свистом, что обрывается прямо над правой бровью у нее во лбу. Руки Ивонн обожжены – пламя исчезло чуть позже, чем остекленел взгляд колдуньи, и эльфийка не успела увернуться. Кара выглядит нелепо, распластавшись по плитам с торжеством на лице и тонкой струйкой крови из носа. Ивонн смотрит на Гариуса, жалкое существо, променявшее все человеческое на видимость силы и власти. Если бы этот череп был облеплен плотью, ее искажала бы насмешливая улыбка. - Как здорово оказаться на правильной стороне, - неуместно шутит Нишка. Келгар шикает на плутовку, а более ему нечего сказать. Джерро одобрительно хмыкает – все верно, бешеных собак следует приканчивать на месте. Спину Ивонн прожигает взгляд Касавира – ей не нужно оборачиваться, чтобы знать его мнение. Зджаэв оказывается рядом со словами исцеляющего заклятия, а Рыцарь-Капитан, глядя на тела предателей, понимает, что по-настоящему это не сможет исцелить ни один лекарь. *** - «Уэндесневен» - слово силы, связывающее эту лодку, - сказал паромщик. Ивонн посмотрела на него с сомнением. - «Уэндесневен»? Вы все, наверное, издеваетесь.