The Art of Breaking

В окрестностях Мулсантира обнаружились болотца, так мало похожие на темные и кишащие опасностями Топи Мертвецов, поглотившие Западную Гавань. Здесь было достаточно светло - редкие ветки местных деревьев беспрепятственно пропускали солнечные лучи купаться в зеленоватой жиже, а поверхность воды пестрела болотным разноцветьем диких цветов. Ивонн приходила сюда довольно редко, сидела в молчании на поваленной коряге и смотрела безразлично в себя - в свое прошлое и настоящее. В будущее заглядывать смысла не было. Будущего не было. Элани бесшумно скользнула из-за ивы, понуро опустившей гибкие ветки в воду. Серебряный серп эльфийки сверкнул на солнце, и в памяти Ивонн всплыла картина, как Элани со слезами на глазах перерезает глотку затронутому скверной волку. Этим самым серпом. Хочет ли друидка поступить точно так же с ней, пропитанной скверной настолько, что места для чего-либо другого просто не осталось? Из милосердия. - Здравствуй, - говорит Элани, опускаясь рядом с Ивонн. - Спасибо, что пришла. Я хотела поговорить с тобой. Это отвлекающий маневр, думает Фарлонг. Сейчас она как бы невзначай заведет руку ей за спину... - Говори. ... как будто хочет приобнять за плечи, с участием и скорбью, как было когда-то... - Я... мы не хотим, чтобы ты умирала. Глаза Ивонн расширяются от удивления. Значит ли это, что можно не считать секунды до того, как тонкое острое лезвие легко надрежет кожу на шее и вопьется в глотку? Что за... - Мои сны. - Это просто сны, - пожимает плечами друидесса. - Твои сны. О чем бы они тебе не говорили... ты не должна убивать себя. Особенно таким образом. Это слишком мучительно и слишком противоестественно. Слово "противоестественно", звучащее из ее уст, кажется Ивонн смешным. Да и количество произнесенных слов - так непохоже на Элани, которую она знала. Элани немного говорила, в особенности, с ней. Фарлонг была слишком обижена, когда выяснила, сколько раз друидка могла прийти ей на помощь и сколько раз она не сделала этого, оставляя Ивонн, тогда еще совсем ребенка, наедине с поистине страшными вещами. Элани, в свою очередь, была уверена в том, что нарушать кем-то выдуманное «равновесие» она не имела права… Таким образом, отношения между эльфийками сошли на нет. - И что мне делать? – щурится Ивонн, все еще ожидая подвоха. - Отпусти нас, - серьезно смотрит друидка, и, словно в попытке развеять опасения Фарлонг, отбрасывает свой серебряный серп в мутную, покрытую грязно-зеленой крошкой жижу. Оружие тонет. Элани оно все равно больше не пригодится. У призраков – другие методы. - Это вы не отпускаете меня, - смеется Ивонн в то время, как горло раздирает от горечи. Элани смотрит с легким укором. - Потому что ты не готова признать то, что мы - мертвы. Фарлонг не может отрицать этого. Ей куда легче сталкиваться с мало похожими на живые оригиналы призраками во сне и наяву, чем просто... забыть. Забвение - не выход. Сны пугают ее своим невыносимым однообразием, она отдала бы все, чтоб не видеть их, но забыть о тех, кого когда-то называл друзьями, к кому привязался, кто изменил ее мировосприятие, научил доверять и заслуживать доверие? Это было бы слишком несправедливо. *** (воспоминание) У Ивонн Фарлонг не было любимого оружия. Во времена тренировок в составе местного ополчения Западной Гавани как-то ни к чему душа не прикипела, а потом, когда весь мир вокруг сошел с ума, закружив ее в безумном хороводе событий, возможности сосредоточиться на выборе своей стези в смысле оружия так и не появилось. Впрочем, Ивонн вовсе не считала это проблемой. Как настоящий воин, она понимала, что куда важнее мастерства в определенном виде оружия может быть только умение превращать в оружие все, что попадет под руку - судьба, как показывала практика, не всегда давала возможность вовремя достать закатившиеся под кровать ножны во время нападения на родную деревню, ну, или таверну. Таким образом, отправляясь на задание, Ивонн прихватывала из своей постепенно пополнявшейся коллекции буквально что попало - арбалеты, заморские парные кинжалы-кукри, "утренние звезды", самые разнообразные клинки и топорики... и училась управляться с ними прямо на практике. Это, как ни странно, стимулировало. Когда в их компании появилась Шандра Джерро и на плечи Фарлонг свалился целый горный оползень с тем, чтобы научить крестьянку держаться в бою, эльфийка даже обрадовалась. Во-первых, Шандра, никогда прежде не имевшая дела с оружием, разделяла определенную растерянность Носительницы Осколка относительно того, а что бы такого выбрать из тех больших свертков, что притащила Фарлонг из своей комнаты. Во-вторых, это предполагало долгие и увлекательные муки выбора, выливавшиеся в часы довольно-таки приятных тренировок - как-никак, Ивонн тоже была, что называется, фермерской девочкой, а фермерские девочки общий язык находят довольно-таки быстро. В-третьих, на тренировки часто заглядывали остальные спутники, и, после того, как смеяться над неуклюжими пируэтами Шандры у них не оставалось сил, иногда они делились парочкой советов, одинаково полезных и для Джерро, и для Ивонн. - Я, кажется, определилась, - сказала Шандра спустя две недели вечерних мытарств на импровизированном тренировочном полигоне за "Утонувшей флягой". - Буду сражаться на коротких мечах. - Здорово! - улыбнулась Ивонн, разворачивая сверток с оружием. Улыбка получилась слегка вымученной, потому что сама Фарлонг никакой определенности за все это время не приобрела, лишь утвердившись в своем пути воина-на-все-руки. - Выбирай, какой тебе по вкусу. Можешь взять один запасной, если хочешь. И... щит! Тебе ведь понадобится щит, верно? - Ну... - Шандра смущенно потерла щеку тыльной стороной ладони. По непонятным причинам ее лицо всегда казалось слегка чумазым, как будто до этого девушка слишком уж увлеченно работала в огороде. Или в не слишком опрятной шахте. - На самом деле, на первых порах я рассчитывала, что щитом мне побудут спины товарищей... пока я не научусь как следует концентрироваться хотя бы на одной руке. - Ага, понимаю, - Ивонн отступила от разложенных на траве коротких клинков. Ей опять вспомнились тренировки Георга, и то, как Бивил наказывал ей держаться за его спиной до тех пор, пока она не перестанет ронять меч с перепугу. - Тогда начнем с одного меча. И в тот момент, когда Ивонн собиралась протянуть Шандре отличный клинок из белой стали, грязь на лице последней из рода Джерро почернела и распространилась, как коррозия, по всей коже, трескаясь, словно догорающие головешки в камине. И вот уже никакой Шандры нет. На эльфийку насмешливо смотрит ее… его любимая. Ее миндалевидные карие глаза сияют во тьме личной лаборатории, где она привыкла коротать свободные вечера. Красная роба тэйской чаровницы перевесилась через спинку кресла, на ней самой сейчас простое шерстяное платье, делающее обычно такой впечатляющий образ… домашним. Не портят этот чудесный мираж ни татуировки, покрывающие ее наголо обритую голову, ни потрескивание портала у него за спиной. - Ты должна быть осторожней, - говорит Акачи, протягивая волшебнице фиал с исцеляющим зельем. Это – на всякий случай. – Огненное дыхание – это, разумеется, весьма любопытная штука, но внутренние ожоги – не шутки. Не хочу, чтобы ты сожгла себе легкие, любовь моя. - Я постараюсь принять… - женщина прочищает горло: ей все еще тяжело говорить. Приняв скляночку из рук того, кто позже будет назван Предателем, она аккуратно откупоривает ее и делает маленький глоток. Откашливается еще раз и вновь улыбается ему. Тепло. Благодарно. И продолжает: - В следующий раз я приму нужные меры, любимый. Прости, что перепугала тебя. Акачи кивает. Его своевольная волшебница ни за что не прекратит своих небезопасных экспериментов с огненной магией – но и он сделает все, чтобы защитить ее от собственных упрямства и любопытства. Они остаются вместе до самого утра. А потом он покидает Академию через портал, существование которого для всех, кроме их двоих, находится в тайне. *** Ивонн приходит в сознание в Эшенвуде, и обнаруживает себя сидящей под деревом в то время, как вокруг нее происходит целое действо. Ганнаев, сосредоточенно нахмурившись, бормочет что-то под нос, и два духа теплого ветра, повинуясь его заговору, вьются вокруг, заставляя снег таять, проявляя гниловато-влажную и едва ли зеленую траву. Сафия – невообразимое зрелище – выуживает из волшебного мешочка палатку, одеяла, какие-то котелки и свертки, ее верный фамильяр – Каджи, парит в воздухе рядом, оживленно комментируя увиденное. Окку разгоняет любопытствующих телторов – от греха, точнее, от Пожирателя подальше. Ивонн шипит, чувствуя, как порез, так неудачно пересекающий бровь почти по вертикали, раскрывается от очередного ментального тычка Голода, и кровь, кажущаяся почти горячей на холоде, заливает ей глаз. Эльфийка пытается вытереть ее рукавом, и это простое движение заставляет тело взорваться от боли. Кажется, из ее губ вырывается стон. Что-то пошло не так. Не должно быть боли. Ничего не должно быть. Ивонн обхватывает лодыжки, костяшки пальцев – белее моровой ягоды, часто встречавшейся в Топях Мертвецов. Кровь стучит в висках, грозясь прорвать напряженные жгуты вен, пробить кожу и затопить к чертям весь мир в красном, липком… - Ивонн? – Голос Ганна, прозвучавший совсем рядом, словно доброжелательный бродячий огонек выводит эльфийку из окружившего ее леса, построенного ее страхом и безумием. Фарлонг не пытается сказать, что все в порядке. Она не в порядке. Она умирает. Следующий удар со стороны Пожирателя выбивает из ее слабых легких весь воздух, эльфийка всхлипывает, пытаясь восполнить утраченный ресурс, но ее настигает еще одна атака – на этот раз раскрывается рана от пропущенной стрелы, прямиком под ключицей. Девушка вскрикивает об боли, забывая обо всех намерениях не выказывать слабости перед спутниками, вжимается спиной в жесткую неровную кору дерева, пальцы намертво вцеплены в лодыжки, она хочет попросить участливо склонившегося шамана быть милосердным и убить ее сейчас, прекратить эти муки. Но получается… - Моя сумка! – визжит Ивонн, жмурясь изо всех сил – кажется, это делает боль чуть терпимее. Чуть терпимее, чем невозможной. – Бутылочка с зеленым… зе… льем! Быс… быстро! Каждый глоток разливается по всему телу приятным, успокаивающим теплом, унося боль вместе с остальными чувствами. Ивонн успокаивается, продолжая всхлипывать больше по инерции, и позволяя Ганну исцелять ее раны. Сафия смотрит на нее со смесью ужаса и любопытства – с одной стороны, красной волшебнице искренне жаль эльфийку, с другой – увы, но страх, как интересно, сколько она, с учетом исходных данных о комплекции и здоровье, протянет таким образом. Что до Окку – он жалеет храбрую малышку и… надеется на нее. Все, что остается древним богам, о которых готовы забыть, - это надежда. - Ты ведь понимаешь, что это не выход? – мягко начинает Ганн, проводя большим пальцем вдоль пореза на лбу Ивонн. Прикосновение, пропитанное шаманской магией, заживляет его, насколько это возможно, оставляя едва заметный белый шрамик. Ведьмино отродье старается касаться бледной кожи эльфийки куда нежнее, чем делал это ранее, - может, почувствует, несмотря на принятые… лекарства. - Я перепутала зелья, - признается Ивонн, даже не глядя на него. - Это могло стоить тебе жизни, - резонно замечает Ганнаев, стараясь не сорваться в цинизм. – Эти твои зелья убивают тебя, если ты не заметила. Я думаю, ты уже заметила, верно? Губы Ивонн растягиваются в привычную уже жутковатую улыбку. - Ты спас меня. Спасибо. - Собственно, только этим я в последнее время и занимаюсь, - фыркнул ведьмин сын. – Если бы не мои исцеляющие заклятия и не лечебные настойки Сафии, Голод давно убил бы тебя из-за твоего бездействия. - Тебя устроило бы, если б я дала ему волю поглотить всех вас? – уголки улыбки Фарлонг задрожали, добавив ей горечь. – Уверена, твоя душа потрясающа на вкус, Ганнаев. - Я польщен этим предположением, - ухмыльнулся ведьмак. – Но почему бы тебе и вправду не утихомирить твое чудовище, скормив ем парочку глупых духов? Даже Окку не будет по ним скучать. Ивонн смотрит на него внимательно, словно пытается запечатлеть в памяти каждую черту его странно-притягательного лица. Ганнаеву становится не по себе, но это быстро проходит – вместе с улыбкой, сползшей с лица Фарлонг. - Я не хочу, - отвечает она. Без объяснений. Тоном «больше-ничего-ты-от-меня-не-узнаешь-глупый-варвар». Ганн пожимает плечами, напуская на себя легкомысленный вид. - А я не хочу, чтобы ты погибла из-за своего упрямства, Ивонн Фарлонг, - говорит он негромко, но так, чтобы каждое произнесенное слово звучало со значением. - Они никогда не сделают своим героем ведьмино отродье, Ганн. - Они? Мне достаточно собственного одобрения, - смеется шаман духов, почти по-настоящему, радуясь тому, как поменялось выражение в глазах Пожирательницы. – И, пожалуй, смятения, что отражается у тебя на лице. *** Ивонн почти ничего не чувствовала из-за принятого лекарства. Но ей было тепло.