Черно-белое

Прошло несколько дней с разговора Фольки и Эйвинда. Возможности поговорить с Больверком никак не находилось, да и он сам не хотел ни с кем разговаривать. По дороге из Ведрфелла им попадались драги, а отбиваться от них, имея небольшое количество припасов и недосып вкупе с усталостью, было невыносимо: растянутые мышцы ныли при каждом шаге, сломанные кости, наспех залеченные валками, давали о себе знать тупой болью, кто-то даже слег с температурой. Каравану пришлось остаться в Ведрфелле. Разноцветные палатки стояли рядком: красные с белыми полосками — кровавые пятна на снегу, темно-зеленые — листва хвойных деревьев, что отдает прохладной свежестью, желтые — навечно застывшее солнце — негреющее, безжизненное. Фолька нервничала, ежась у дерева. Ей нужно поговорить с Больверком. Сейчас или никогда. Но почему же она тогда боится и медлит, если нужно сделать это как можно скорее? — Я не уверена, что эти чертовы валки действительно помогут, — злилась Фолька, стоя совсем рядом с палаткой Больверка. Сердце ее колотилось так больно, в груди щемило и было невыносимо жарко. Она вздохнула, выпрямила спину и гордо зашла. — Я видел, как ты полчаса у порога болталась, говори уже. — Было непонятно, что выражал его тон: насмешку, заинтересованность или безразличие. Фолька вздохнула:  — Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное, Больверк. Я, кажется, знаю, как помочь тебе. Больверк приподнял бровь и стал слушать внимательнее, скрестив руки. — Если ты не хочешь, чтоб у тебя окончательно поехала крыша, тебе нужно спать как можно меньше, — Фолька оперлась на ногу. — И как же мне это поможет? — он не поверил ей. — Громогласу будет сложнее завладеть твоим разумом. Потому что когда ты спишь, то находишься в очень расслабленном состоянии. — Ты мне предлагаешь не спать все время, пока меня не случайно не убьют? — теперь Больверк говорил, скрывая свой гнев. — Нет, валки помогут избавиться от всего этого, нужно только… — Валки?! Ты издеваешься надо мной? Это все произошло из-за них, они не станут мне помогать, а уже решают, как от меня избавиться, — Больверк подался вперед, выплевывая слова. — Доверься мне, я попросила о помощи сама. — Ты дура, Фолька, у тебя осталось хоть немного чести? Как ты могла попросить помощи у тех, из-за кого приходится просить помощи? — Больверк махал руками. — Да послушай же ты меня! Неужели у тебя есть иной выход? Ты нужен Воронам и мне тоже нужен. Я пытаюсь помочь, — произнесла она с горечью. Повисла тишина — режущая громкая тишина, неуютная и холодная, обволакивающая с головы до ног и помутняющая сознание, но Фолька терпеливо ждала, пока Больверк ответит. — Это глупая идея. Что они еще тебе наговорили? — Что ничего не обещают, но попытаются. — И ты им поверила? С чего им помогать мне только по твоей просьбе? — перебил ее Больверк. Его лишь смешила глупость Фольки, неужели она действительно им доверилась? Неужели верит в то, что они смогут помочь? Больверку не нужна противная жалость, ему не хочется видеть чьи-то потуги в его спасение, он хотел жить, но такого отношения не хотел. — Я считаю, что нужно хотя бы попытаться. Неужели твоя жизнь нужна мне больше, чем тебе? — Что они сделают потом? — проигнорировал вопрос Больверк. — Они сказали, что, когда мы придем в Риджхорн, сделают, что нужно. — Но им нужно избавиться от Тьмы, а не от Громогласа, — Больверк переступил с ноги на ногу. — Тем более, они так и не рассказали нам правду, я не знаю, что эти валки сделали и как собираются разгребать эту кучу. — Я уже сказала, что стоит попытаться. Больверк вздохнул с раздражением, от чего прядь угольно-чёрных волос разлетелась. — Уходи. Я все понял. Фолька облегченно вздохнула. Разговаривать с Больверком никогда не было легко, а убеждать его было почти невозможной задачей, но у нее получилось. Хоть и стена недоверия осталась стоять, возвышаясь над всем остальным, по ней пошли маленькие трещинки и посыпался песок. Из палатки вышла Фолька, прохладный ветерок растрепал ее короткие светлые волосы, и она наконец-то почувствовала свежесть. Не пот, из-за которого волосы липнут ко лбу, а свежесть — прохладную, такую приятно-щекочущую, освобождающую на какое-то время от всех проблем. Она всмотрелась в долину: не очень плодородные земли, усеянные сухой жёлтой травой, серое низкое небо, запах подгнивающих листьев и хвои, трав, которые росли неподалеку. Она закрыла глаза. Больверк ходил туда-сюда. На самом деле он был напуган тем, что с ним происходит. Он утратил надежду на то, что сможет избавиться от видений, которые каждый раз становились все четче и четче, пугая еще сильнее, поглощая его личность. Ему было неприятно думать, что разумом можно так легко завладеть, ему не нравилось, что он теперь, убивая драгов, чувствует тоненьким ручейком просачивающееся сочувствие, жалость. Ему не нравилось, что он не знает, что будет дальше. — Эй, Фолька, пойдешь пить? — Оли подкрался неожиданно, потрясая флягой в руке. — А? Ты зачем так подкрадываешься, щитом по башке захотел? — Не нужно мне по башке, и так все больные лежат, — протянул Оли. — Сигбьорн угощает, пошли скорей. Фолька вздохнула и направилась за Оли. У костра сидели все, кроме Больверка. Рядом стояли бочки с медом, а на импровизированном одеяле из чьей-то накидки стояли закуски, купленные по приезде в этот город. — Вижу, решили вы попировать, — она усмехнулась. — А как еще, пьяный варл лучше трезвого, — задумчиво произнес Сигбьорн - один из Воронов, заправляя за рог прядь рыжих волос. — Не жалуйся завтра, что голова по швам трещит, мы должны будем отправляться. Юнона сказала, что времени ждать уже нет, — предупредил Ивер, оперевшись на бродекс. — Не порть настроение, варл. — Оли схватил с одеяла яблоко и откусил от него почти половину. — А где Больверк? — спросила Юнона, обеспокоенно перекладывая копье-посох из руки в руку. Для того, чтоб ответить, Фольке пришлось повернуться и подойти к поваленному бревну, где сидели Юнона и Эйвинд. — Я заходила к нему, он не больно верит вам. — Ты не уговорила его? — спросил Эйвинд, перекладывая посох из руки в руку, словно копируя поведение воззлюбленной. — Скорее всего уговорила, но по нему сразу не поймешь, — Фолька остановилась. — Он требует объяснений. — Мы все вам объясним, как только дойдем до нужного места, — повторила уже заученную фразу Юнона. Фолька недовольно фыркнула и присоединилась к пьющим Воронам. — Ха-ха-ха! Ты думаешь перебороть Спарра в меткости, синяк? — Вон в то дерево, видишь, дедуля? — Оли указал куда-то в сторону дерева, — кто попадет, тот сможет забрать остатки медовухи. — По рукам. — Спарр тряхнул седой головой. Все столпились вокруг Оли и Спарра наблюдая. — Я тоже попробую, — внезапно раздался хрипловатый голос сзади. Это был Больверк, выглядел он неважно, но все же бодро, в руке он держал огромную кружку с медом, а в другой топор. Оли обреченно вздохнул, отходя в сторонку и пропуская Больверка. Первым должен был швырять топор Больверк. Он выставил ногу вперед, из-за чего шкура на его плечах чуть съехала на землю, притянул руку с топором к себе, размахнулся, прицелился и швырнул. Топор пролетел дальше, чем надо, и врезался в другое дерево. Треск был слышен даже тем, кто стоял за участвующими в споре. Следующий метал Спарр. Дед, покряхтывая, встал на место Больверка, немного подумал и швырнул топор чуть ли не на авось. Топор не долетел, что ничуть не расстроило старика. Он признался, что и топора-то в жизни в руках не держал, чем вызвал изумленные взгляды. Настала очередь Оли. Он, пошатываясь, встал, отбросил свою флягу, вытащил топор и почти не прицеливаясь метнул. Топор чуть задел жесткую кору нужного дерева и упал прямо на траву. — Слишком далеко я цель поставил, нужно было больше выпить, — Оли вздохнул, все остальные засмеялись. Солнце стояло все так же высоко, но все уже хотели спать. Они направились в палатки, только Больверк сидел на бревне и думал о чем-то своем. Он думал о том, чем ему заняться, но быстро откинул эту мысль, решив отправиться в лес и по-медвежьи провести там время. Тишина леса была успокаивающей. Листья деревьев поблескивали из-за снега, переливаясь под дуновениями ветра, трава прогибалась под ногами, редкие цветы завяли из-за холода, обращаясь в труху, а близлежащий ручей разбавлял запах влагой и насыщал землю, приятно журча и унося прочь все негативные мысли. Хотелось лечь на траву, подпитанную влагой, закрыть глаза и уснуть, увидеть какой-нибудь хороший сон — светлый, приятный, как лучи солнца, играющие на лице, почувствовать каждую мягкую травинку, что есть в этом мире, получить то долгожданное спокойствие, успокоение и проснуться чистым и новым, готовым по-настоящему жить. Больверк прислушался. Где-то впереди он услышал шуршание. Спрятался за ствол дерева, увидев двух драгов, несущих свежую тушку оленя. Что они вообще забыли близ города? Решив, что олень будет его, Больверк достал топоры и пошел следом за драгами. Те разделились, издавши странные вибрирующие звуки друг другу. Больверк сначала пошел за тем, что был больше, нашел щель между броней, чуть подождал и напал. Первый удар пришелся как раз в ту щель между броней драга на спине, за этим последовал второй удар обухом по голове, что оглушило противника, с плеча драга свалилась тушка. Больверк хотел сделать подсечку топорами, чтоб выиграть себе возможность добить, но драг с криком ударил его булавой в плечо. Тот стиснул зубы. Не то, чтобы было сильно больно — в таком состоянии Больверк ничего не чувствовал, но топор теперь будет держать сложней, а наносить удары тем более. От второго удара драга он увернулся и, собравшись, вновь ударил обухом по начавшей трескаться броне. Существо издало гортанный звук, чем-то схожий с человеческим криком. С драгами драться было неудобно, ибо топоры постоянно тупились о камень, а лезвие могло и застрять, так что он часто использовал обух. Драг замахнулся и ударил Больверка. Он вновь стиснул зубы, плюнул на землю, разбежался, сложил топоры и с криком ударил в грудь, снеся с ног драга. Следующие два удара-тычка в голову добили его. Где-то в душе у Больверка защемило, проскользнула ложная жалость, но он быстро откинул эти мысли. Каменная крошка разлетелась во все стороны. Кажется, где-то еще раз треснула броня. Больверк поднял тушку оленя, отряхнул, и пошел дальше, думая, куда направился драг поменьше. Шерсть оленя была немного колючей, плотно расположенные друг к другу волоски сливались. Рога были большие, раскидистые, приятного серого цвета, не побитые. Мордочка у него была длинная, глаза прикрыты, голова безвольно висела на дряблой окровавленной шее, покачиваясь. Варл остановился, вновь прислушиваясь. Где-то позади щебетали птицы, ветер гладил листву, оставляя невидимый след прохлады, впереди было много валунов. Больверк подошел ближе и с ужасом остановился: впереди был обрыв, на дне которого росли закрученные в спираль деревья, кора их почернела и скукожилась, земля потрескалась и стала сухой и мертвой. Над горизонтом висела фиолетовая дымка, растворяющаяся по краям в серый поблескивающий, как серебро цвет, а еще выше небо окрасилось в черный — как бездна, как всепоглощающее нечто, пустота, образ, которой человек не сможет ухватить, обозначая пустоту, ведь в пустоте пусто. Со стороны тьмы веяло чем-то горьким, обжигающим кожу, заставляющим кашлять, а нос — чесаться. Чем-то холодным, заставляющим замереть в испуге и просто смотреть, как твою плоть буквально съедает пространство, как она откусывает куски кожи, жует их и выплевывает черные ошметки, перемешанные с кровью. Больверк взял оленя, отошел подальше и кинул его в обрыв. Он с глухим звуком упал, тело его начало скукоживаться, темнеть, рога стали облезать и отваливаться тонкой корочкой, плоть тоже местами стала отслаиваться, шерсть оленя начала черстветь, врастать в кожу, на морде у него вылезли волдыри, заполненные какой-то дрянью. Какие-то из них лопнули и из них брызнула какая-то склизкая и зловонная жижа. Больверк развернулся и бросился бежать в лагерь. Деревья мелькали у него перед глазами темными пятнами. Он споткнулся о корягу, но бежать продолжил, дыхание его постоянно сбивалось, в горле пересохло, но сейчас его это не волновало, вот где-то впереди стали виднеться разноцветные пятнышки — палатки.  — Эй! — крикнул Больверк, — там какая-то чертовщина, все черное и мертвое. Валки! Это все из-за вас! — рявкнул Больверк и по-звериному зарычал, все выскочили из палаток, стали собирать свои вещи и, не задавая лишних вопросов, отправились в путь.