Черно-белое

— Знаешь, новые бойцы нам бы не помешали, — Больверк задумчиво смотрел на караван Алетты, маячивший где-то вдалеке. — Мы много кого потеряли, да… Я могу заняться этим, — Фолька словно выпрямилась. Больверк хмыкнул в ответ.  — А почему ты не пошёл с варлами в Эйнартофт? — Зачем? Я слышал, ткачи обрушили мост. — Ладно, — протянула Фолька разочарованно, — я поищу добровольцев. Оли притащил бочку с водой. Ему не очень хотелось находиться с Больверком наедине, так что он поспешил удалиться на уроки ткачества в валке, которая жила в отведённом ей доме с изможденными ткачами. — Поесть бы, — Сигбьорн копался в мешках с провизией, — может убьём или грабанем кого-нибудь? Надоело эту пресную жижу есть. — Сможешь убить медведя, а? — варл хлопнул руками по бёдрам. Его одежда была гораздо чище и ярко-красный цвет не выглядел уже таким грязным. На худом лице появилась вызывающая ухмылка. Больверка позлило такое отношение и он невольно вспомнил, как дрался с Сигбьорном, теперь у него смешная дырка между зубами, а ведь ударив он посильнее, мог и убить его. — Могу. — Не хочешь поохотиться сегодня? Шкуру не хочешь сменить? — Нет, — бледное лицо Больверка ничего не выражало, только ноздри смешно двигались, что контрастировало с его суровым видом.  — Ну скучный ты какой. Я не собираюсь клянчить еду у людей, — обычно расслабленное лицо Сигбьорна напряглось, он поджал губы.  — Ты бы лучше укрепления возвёл, — прохрипел Больверк, — кажется, мы застряли в городе вместе с людьми, которые нас ненавидят. — Стоило бы завербовать новое мясо, — варл подпер подбородок рукой и фырнкнул.  — Фолька уже этим занимается. Ближе к позднему ужину вернулась потрепанная воительница с семью людьми за спиной. — Смотри, — она сияла от гордости, — среди них есть неплохие воины и воры. Больверк даже не посмотрел на людей и ответил: — Ладно, посмотрим на них.  — Где у вас тут еда? — высокий мужчина с татуировками пошёл к мешкам со скудными припасами.  — Сначала заработай себе на еду, — Фолька смерила его строгим взглядом, преградив дорогу копьём.  — Прям сейчас? — он с недоумением посмотрел на остальных добровольцев.  — Конечно, можешь отправляться, — женщина улыбнулась и села на бревно рядом с Больверком. Толпа занегодовала, но после злого взгляда Больверка растворилась, , через пару часов пришла лишь половина, кто-то из них перенёс с собой мешки с зерном, хлеб, мёд, одному даже удалось спереть обсидиановое кольцо.  — Можете съесть это, — Фолька подвинула к бойцам небольшие заранее подготовленные свертки. — Потом идёте патрулировать город, — проговорил Больверк. Оли кутил в городе с Сигбьорном, Дитч сидел в лагере вместе с Фолькой и вешал ей лапшу на уши, новобранцы блуждали по городу, жалуясь на то, что им толком даже не объяснили, что делать. Ночь была облачной. Поздней начался мелкий дождик, он заморосил по свежим листьям тихой барабанной дробью, замочил тонкую ткань палаток. В это время все спали, лишь в некоторых оконцах можно было увидеть свет масляной лампады, который со временем становился все бледнее, как надежда тех, кто жил сейчас в Арберранге, видя полуразрушенный город, братские могилы соплеменников, среди которых было много детей, чувствуя острую нехватку еды и защиты. Молодняк вернулся с патруля ранним утром и, даже не утруждая себя подготовкой сена, улеглись на сырую землю. Фолька проснулась первая, рядом с ней в чуть ли не опасной близости валялся Оли, она отпихнула его от себя и встала, разминая затёкшую шею. Ночь была холодной. Женщину немного знобило, а ведь она хотела промыться в реке этим утром. Она вышла из палатки, вдыхая прохладный влажный воздух. Небо было светло-жёлтого цвета, но тени по всему городу глушили приятный глазу оттенок. Все спали. Тишина утра и прохлада действовали убаюкивающе, но Фолька лишь накинула сверху плащ и пошла умываться. От холодной воды, текущей по локтям к подмышкам, по телу ползли мурашки. Небо начало светлеть, окрашиваясь в светло-голубой. Восходящее солнце подсвечивало облака снизу золотым цветом. Весна. Маленькие, совсем недавно начавшие цвести бутоны с яркой жёлтой серединкой раскрывали светло-розовые лепестки навстречу солнцу, Фолька нашла процесс превращения в цвток очень красивым. Ведь когда воюешь с драгами и пытаешься продлить себе жизнь хотя бы на день, такие вещи как цветы, и без этого будучи бесполезными, теряют свою ценность, оседая пылью на воспоминаниях. Но сейчас ей действительно было некуда бежать, да и она не хотела. Фолька смогла помочь Больверку и сейчас её дом был вместе с Воронами. Вспомнив о предыдущих битвах, она поёжилась. Женщина вспомнила своё отчаяние, когда Безглазая подходила с войском драгов к городу, потому что была уверена, что они все: варлы, воины, простые люди — умрут прямо здесь и всё для них закончится, обратится в прах, погрязнув в руинах этого городка. От мыслей о том, что было, если бы они сбежали, Фольку бросило в дрожь — холодную, как будто кто-то скальпелем ведёт вдоль позвоночника, обнажая мышцы и кости. Их бы точно догнали и убили, их бы догнала Тьма и… она шмыгнула носом, утирая грубыми пальцами слезы. Сейчас она слишком остро почувствовала своё одиночество. Она никому не могла рассказать, о том, что чувствует, да и не хотела, по крайней мере, не всем. Она стала такой слабой. Такой инфантильной. Она была не в силах больше держать эмоции, она вызвала Больверка на дуэль, она кричала, радовалась, что-то в ней надломилось и она чувствовала себя бы так неуютно с остальными. Теперь у неё нет работы, она преодолела самое большое препятствие в своей жизни и свалилась без сил, под палящим солнцем. Она чувствовала, как песок неприятно впивается в кожу, чувствовала как волосы липнут ко лбу от пота, чувствовала, как горячий воздух жжёт ноздри, она слышала, как сверху кричат птицы, рассекая воздух тонкими крыльями. Неужели именно так, после такого триумфа, нужно умирать? Разлагаться под солнцем, не в силах шевельнуться? Это так глупо. Так глупо не уметь найти сил в такой нужный момент. Момент, в который нужно просто расслабиться после своей великой победы. Она никогда не чувствовала себя такой пустой. Все, даже эти нежные цветы казались обычной трухой, небо — железным завесом, вся земля прогнила и теперь изо всех сил пыталась восстановить былую свежесть, почему же тогда Фолька не может это сделать? Почему она не может стать землёй? Где то чудесное место, откуда люди черпают силы, когда тебя окружает пустота? Или это все скальдские сказки? Конечно сказки. Небо такое светлое и чистое. Она откинулась на траву. Она была холодной. Фолька перебирала травинки, те были жестковатыми и давали сок при лёгком сжатии. Так тихо. Тело будто обмякло, двигаться не хотелось, словно голова закружилась. Спокойно. Облака плывут вдоль горизонта — бесформенные, воздушные, неживые, в них нельзя увидеть образы чего-то материального, они словно растворяются, когда пытаешься к ним присмотреться. Фолька видит деревья, их тёмные листочки, слышит, как они шелестят, почти не прерываясь. Она прикрыла глаза. Тишина. Земля — мягкая. Воздух — свежий. Трава — сочная. Фолька словно проваливалась сквозь мир, ближе к его ядру, смыслу, которого не существует. Ядро пустое, но оно есть. Оно словно стеклянное, через него видно все и в то же время ничего, оно отражает и в то же время впитывает в себя все. Ядро такое большое, необъятное, но в то же время оно не может принять Фольку. Она продолжает проваливаться к нему. Чувствует, как её сжимает до состояния песчинки, чувствует, как растягивает до размера солнца, подбрасывает и пригвождает к чему-то так плотно, что не отцепиться. Она чувствует нежные касания и то, как её кожу раздирает, словно наждачкой. Фолька чувствует, как ядро принимает ее, она внутри, словно в воде плавает в нем, оно кажется безграничным, там она видит себя. Большая, сильная. Маленькая и слабая. Смелая и трусливая. Умная и глупая. Наглая и робкая. Она видит, как валит деревья в холодном лесу, она чувствует, как снег колет пальцы, как топор с треском входит в дерево, чувствует холодный ветер и то, как сильно напрягаются мышцы при каждом ударе. Она видит, как дерётся бок о бок с Больверком, там она словно моложе, словно легче. Фолька кричит и протыкает кого-то копьём. Она видит, как пьёт мёд с Воронами рядом с костром, чувствует тепло огня и гонко-сладкий вкус на языке. Она видит, как бродит по Изнанке, измотанная, как плачет, пока никто не видит, как пытается собрать что-то в себе по кусочкам, все свою силу, все свою надежду и веру. Все, до последнего. Она видит, как приходит в Арберранг и падает спать без сил. Пространство под ней словно разверзается, она летит вниз, ей страшно. Ей так страшно. Что-то трещит, ломается, в рот летит песок, она вертится в воздухе, свернувшись в клубочек. Камни пролетают мимо, едва задевая, все гремит, искрится ярким белым, словно молнии, потом затихает, словно она оказалась в полной темноте и вновь все искрится, взрываясь фейерверком. Она боится упасть, боится расшибиться в лепешку и испить собственной крови. Фолька жмурится от страха, прикрывая голову руками. Она летит. Летит. Летит. Летит. Почему не падает? Почему не ощущает, как рёбра ломаются и протыкают лёгкие? Как кости дробятся, превращая кожу в мясо? Почему не кричит от боли? С трудом она открывает глаза. Она часто моргает, смотрит вокруг, все ещё напряженная, все ещё боящаяся смерти. Вокруг так светло, что она ничего не видит. Вокруг так тихо, что она слышит далекий-далекий, словно эфемерный звон колокольчиков. Она в ядре? Она умерла? Осознание, словно бархатные лепестки, невесомо касается разума. Нет, она не умерла. Она в ядре. Она там, где никогда не должна была быть. Она под землёй. Она — земля. Фолька растворилась в ней. Она резко открывает глаза, видит перед собой высоко стоящее солнце, что светит в глаза, она чувствует его тепло, его любовь к тем, кому оно светит. Слышит шелест травы под головой, шум города, жужжание пчёл, перелетающих с цветка на цветок, Фолька чувствует запах пыльцы и земли, горький запах высокой травы, что росла неподалёку. В пустом нагретом палящим солнцем сосуде стало ещё более пусто, а вокруг оказалось столько песка.