Я - Гидра (18+)

— Так, Анастасия, давай-ка еще раз, — громко выражал бушующие эмоции Филипп Лихачёв, генерал ракетных войск стратегического значения и по совместительству ее отец. Выражал он их настолько бурно, что Зимний Солдат, только что вернувшийся в свою квартиру, прекрасно слышал их диалог сквозь стену. Квартиры-то рядом… — ты собралась замуж за… за оружие? За лабораторный эксперимент? Ты же его дело читала, ты же знаешь, что ему мозги прожарили напрочь! А если его переклинит? Он же тебя одной левой пришибет! Ты как вообще умудрилась с ним связаться? — Папа, да я сама такой же эксперимент! — вспыхивает Настя, и все идет к серьезному скандалу. Зимний грустно вздыхает и идет приводить себя в порядок. Сначала он скакал по трущобам жаркой Бразилии и Аргентины, спасая задницу неудачливого президента Жаниу Куадруса, а сразу после пришлось ехать в США и заканчивать начатое в ноябре 1963-го. Тогда он по приказу Г.И.Д.Р.ы совершил преступление века — убил американского президента. Ствол он использовал не советский, но все же у многих причастных были вопросы, которые в равной степени вели в замаскированную гадину внутри Щ.И.Т.а и в застенки их родного Департамента Х, ныне практически очищенного от вражеской нечисти. За те полтора месяца, что он провел, устраивая несчастные случаи и мнимые суициды для экспертов, проводивших осмотр тела, следователей, случайных свидетелей, Зимний изрядно заколебался и просто хотел домой — по-человечески отоспаться, не переживая, что Г.И.Д.Р.а все же выяснит, кто тот умелец, убирающий все ниточки, ведущие к КГБ и Департаменту, и придет по его промороженную душу. Но у судьбы были другие планы. После того памятного похода на танцы у них с Настей все завертелось довольно быстро. Яше уже стало плевать, напоминает ли ему девушка Стива… он дал себе слово жить настоящим: в новой стране, ставшей домом, с новыми людьми, ставшими почти семьей. И когда стало понятно, что его симпатия, безусловно, взаимна, Солдат не стал терять времени. Он пригласил своего врача на очередное свидание и сделал предложение. Руки и сердца. И даром, что рука искусственная, а сердце разбито… Анастасия долго не раздумывала, ответила согласием. Но они не успели подать заявление или познакомиться с родителями Насти, как Якова вытянули сначала в Бразилию, где он в очередной раз возненавидел пышные мокрые южные леса, потом на историческую родину. И вот он, наконец, вернулся в Москву, окончательно пройдя все «проверки на вшивость» от советского руководства. Яше хотелось сейчас просто отдохнуть нормально, и уже потом показываться на глаза своей невесте — не похожим на обитателя китайских эвкалиптовых лесов, но увы… он не мог оставить ее один на один с отцом. Пора было познакомиться. В шкафу нашлась еще не открытая бутылка «Московской», принес Андрей на новоселье, осталась не выпитой. Яков наскоро ополоснулся, влез в парадную форму, взял то, без чего по русской традиции с родителями невесты не знакомятся, и, вздохнув, позвонил в соседнюю дверь, где градус беседы никак не хотел понижаться. Дверь открыл сам Филипп Матвеевич. — Здравия желаю, товарищ генерал! — поприветствовал его Зимний. — Я тут подумал, что раз уж вы меня так долго обсуждаете, рискуя сообщить всему дому, что здесь живет русский суперсолдат, то можно и зайти на огонек, познакомиться. Майор Яков Баринов, честь имею! — О как… — выдавил Филипп Матвеевич, почесав уже седеющий крепкий затылок. — Ну, заходи, майор Баринов. Настя, тут у нас гости. — Яша! — девушка едва не сбила его с ног, обнимая, и Зимний легко поднял ее, прижимая к себе: — Ну привет, красавица моя. Прости, я без букета. Только с базы после отчета Ткачёв отпустил. — И без веников обойдусь. Мне не сообщили, что ты вернешься. Все хорошо, цел? — Настя отстранилась и придирчиво осмотрела своего основного пациента. Кроме темных кругов под глазами ничего подозрительного не обнаружила и показалась вполне удовлетворенной осмотром. — Да что мне сделается, — фыркнул Зимний, доставая из кармана бутылку. — Принимай к столу, хозяйка. — Гляди-ка, как освоился, — хмыкнул Филипп Матвеевич. — Только вернулся, значит? Ладно, пошли на кухню. Там и поговорим. Настя уже ставила на стол тарелки, а Яше навела питательный коктейль, порошки она теперь хранила дома, старалась Зимнего домашней едой баловать, но ему требовалось куда больше питательных веществ, чем умещал его желудок. Поставила на стол стаканы и кивнула мужчинам. Те молча сели, Филипп налил им по полстакана, выпили. — Полагаю, пересказывать тебе суть нашего разговора нет смысла, ты мои опасения слышал, Яков. Или как там тебя? Джеймс? — начал Лихачёв. — Вы ведь тоже воевали, верно? — без оглядки на погоны спросил Зимний. — Сами-то спокойно спите? Кошмары не мучают после всего, на что насмотрелись? С кем ни поговори, каждый второй до сих пор во сне воюет. И никто никого не пришиб. Для Насти я не опаснее любого другого ветерана. Методы контроля, что на мне отрабатывались, больше не работают. Ни обнуления, ни кодировки. Так просто снова промыть мне мозги я точно не позволю. Ни своим, ни Г.И.Д.Р.е. И дочку вашу люблю очень, скорее сам себе шею сверну, чем ее обижу. Генерал снова разлил водку по стаканам. — Да понимаю я, что если она чего решила — не переубедишь. Влюбилась, говорит, и баста! — крякнул генерал, закусывая свежей картошечкой. – Но ты уверен, что подходящая ей пара… после своего прошлого? — Что вы имеете в виду? — вздохнул Яков, выпивая очередную стопку, но не чувствуя опьянения. Он уже давно отвык от этого состояния, хотя сейчас был бы не прочь как следует захмелеть. — Да, вот, нашел кое-что по старому знакомству. Когда тебя только в Альпах подобрали, при тебе из вещей были жетоны, фотография и одно любопытное письмецо… Генерал вытащил из внутреннего кармана пиджака, висевшего на спинке стула, до боли знакомый помятый конверт, сейчас уляпанный бурыми пятнами старой крови. Зимний, едва увидев его, налил себе снова и залпом выпил. Эффекта ноль, но попытаться стоило. — Ну что, отдать ей? Настя хорошо знает английский, — хмыкает Филипп Матвеевич. — Вы же все равно ей покажете, — отвечает Зимний. — Зачем лишние вопросы? — Что там, Яша? — шепчет Настя. — Если в целом, история моей героической смерти, если конкретно, письмо от человека, которого я любил, — честно отвечает Яков. — Я не буду читать, папа… — шепчет Настя. — Хорошо, тогда я зачитаю… вслух, — вновь повышает голос генерал. — «Привет, родной, — начинает тихо Зимний, — не знаю, как ты там в своей Англии, а у нас в Нью-Йорке безумно холодно. Или, может, мне кажется, потому что вдвоем определенно было теплее. Я безумно скучаю и волнуюсь о тебе. Надеюсь, ты в порядке. Я не оставляю попыток попасть в армию, но, кажется, попаду в тюрьму за очередной подлог документов. Знаю, ты сейчас про себя называешь меня придурком, но я вряд ли смирюсь с тем, что мне нужно сидеть в нашей квартирке и рисовать агитки, пока ты морозишь свою привлекательную задницу на полигоне у черта на рогах. Если меня посадят и это будет мое последнее письмо, знай, что я тебя любил и люблю. Твой Стив». Довольны, товарищ генерал? Я все перевел верно? Яков легко вспомнил содержимое этого письма, которое пережило его плен под Аззано и, как оказалось, падение. — Стив… это тебе писал Роджерс? Очень теплое письмо, — говорит Настя. — Теплое? — взрывается генерал. — Ты что, не понимаешь, за кого замуж собралась? За… — генерал запнулся, думая, каким словом окрестить сидящего рядом с ним человека. — Мужеложца? — подсказал Яков. — Педераста? Раз вытащили все это на свет, что уж стесняться, правда? — в который раз он почувствовал дикое желание плюнуть на все и просто пойти спать. Он надеялся забыть о прошлом, надеялся начать сначала с «правильным партнером», как говорила Картер, будь она не к ночи упомянута… но, видимо, не судьба. Прошлое, даже после своей героической смерти находит его. И портит жизнь. — Это… это правда? — тихо спрашивает его, видимо, уже бывшая невеста. — Вы с ним… — Знаешь, Настя, я мог бы сейчас сказать, что у нас это шутки такие или мы просто были слишком хорошими друзьями, чтобы позволять себе подобный тон переписки, но я не хочу тебе врать. Я вообще ненавижу лгать, и как только в спецслужбах оказался, фантастика просто… Да, это правда. Я встречался с девушками, приглашал их на свидания и танцы, слыл первым бабником на районе и с пятнадцати или четырнадцати лет был влюблен в лучшего друга. Но что бы между нами ни было — это в прошлом. Здесь и сейчас я очень сильно люблю тебя. Только твой отец прав. Имея подобное прошлое, я для тебя — не самая лучшая партия, — Яков встает, снимает свой китель со спинки стула. — Потому что каяться и голову пеплом посыпать я не стану. Что было — то было, из песни слов не выкинешь. Кажется, так говорят. Если хочешь, чтобы я ушел — я уйду. — Пойдем, — тихо говорит Настя, берет Солдата за его неживую руку, которой с первого дня их знакомства не боится, и тащит его на лестничную клетку в коридор. — Мы можем поговорить у тебя? Отец спокойно не даст… Зимний открывает дверь в квартиру, приглашая девушку войти: — Ты извини, у меня тут все пылью покрылось за эти два месяца… — Да ерунда, я же не с инспекцией, — отмахивается Настя. — Я, если честно, не знаю, что сказать… в Союзе за подобные отношения могут посадить… — Так же, как и в США, — так же тихо отзывается Солдат. — Прости меня, Настя. — За что? — девушка прошла на кухню и села за такой стол, как и в ее квартире. — За то, что позволил себе надеяться, что смогу жить, как нормальный человек. За то, что позволил тебе поверить в это. С одной стороны, может, и хорошо, что ты теперь на самом деле знаешь мою самую страшную и грязную тайну, просто, знаешь, я как-то плохо представляю себе ситуацию, в которой рассказываю любимой девушке, уже невесте, что двадцать лет назад я… был в отношениях с мужчиной. Я понимаю, что тебе теперь и смотреть-то на меня противно, — Яков открывает форточку и закуривает. — Ты ответишь, если я задам несколько вопросов? — Настя подходит к нему и тянет из лежащей на подоконнике пачки сигарету, тоже закуривая. — Мне важно кое-что понять для себя. — Спрашивай, — со вздохом кивает Зимний, думая, как несколько строк могут превратить жизнь в дерьмо. И ведь мог же сказать, что они все неправильно поняли, черт возьми! Но он ни с кем практически не обсуждал это, и сейчас, глупо, конечно, но это перестало давить на грудь. — Знаешь, я всегда думала, что любить кого-то — это не преступление. Что если двоим людям хорошо вместе, это… это их личное дело. Я не понимаю природу таких отношений, но я и не могу сказать, что мне противно находиться с тобой в одной комнате. Ты прав, это в прошлом. Есть вещи куда страшнее, наверное. Сжигать людей в газовых камерах и получать удовольствие… ставить бесчеловечные эксперименты, вскрывать живого человека и смотреть, что будет, пока он исходит кровью. Видеть, как ребенку оторвало ногу при миноментом обстреле, а у тебя осталась только зеленка, и ты не можешь помочь. А кто с кем спал… вряд ли это кому-то навредило по-настоящему, правда? — Кроме меня самого? — хмыкает Зимний. — Да, наверное, никому… — Отец злится, потому что его брат, мой дядя, он… такой. Он развелся с женой, бросил детей и семью. Потом выяснилось, что он… ну, к другому мужику ушел. Год назад они попали под следствие. Отец, по сути, отрекся от брата, это же пятно на репутации, думаю, ты и сам прекрасно понимаешь. Я хотела спросить… после всего, что с тобой было, сейчас ты во многом другой человек. Сейчас тебе все еще нравятся… мужчины? — последнюю фразу Настя сказала почти шепотом. Зимний подумал, что даже когда отец узнал, было проще и не так стыдно обсуждать подобное. Но в то же время именно с ней он чувствовал странную легкость. Будто может все рассказать, как на исповеди. — Насть, мне девушки нравятся, — улыбнулся он, собравшись с мыслями. — В данный момент времени мне нравится одна конкретная девушка, на которой я хотел и хочу жениться, которую люблю, от которой хочу детей, с которой хочу состариться вместе, настолько, насколько это возможно с коктейлем, намешанным в моей крови. Я не… Боже, я не голубь*! Я встречался с девушками, и ни о ком, кроме Стива в том самом смысле никогда не думал. То есть, мне не нравятся мужчины в целом. Я любил конкретного человека. Будь он девушкой, я бы тоже его любил, понимаешь? Он для меня был особенным человеком, я с ним времени проводил больше, чем с семьей. Если кто-то спросит меня, как так вышло, что я полюбил его куда сильнее, чем следовало любить друга, я не смогу ответить на этот вопрос. Но тогда это казалось таким же естественным, как есть, спать, дышать… любить Стива Роджерса. — А он? Он тоже любил тебя? — спрашивает Настя, а потом подходит к нему и обнимает. — Нет, все-таки мне не противно на тебя смотреть и прикасаться к тебе… — Звучит обнадеживающе, — хмыкает Зимний, прижимая к себе девушку крепче. — Я не знаю, Настенька. Когда я получил это письмо незадолго до отправки на фронт, думал, что да. — А потом? — Потом он с деревянным щитом в одиночку штурмовал базу Г.И.Д.Р.ы, где оставшиеся в живых бойцы 107-го пехотного были в плену у нацистов. Полковник Филиппс сказал тогда, что он сорвался со своих гастролей, когда узнал, что его лучший друг пропал без вести. Тогда тоже казалось, что да. — А дальше? — А дальше мы штурмовали базы нацистов, и не то, чтобы у нас было достаточно времени на какие-либо отношения. Тут бы живым остаться, не дать ему и другим парням угробить себя и доползти до палатки… Незадолго до той миссии по поимке Золы у нас выдался свободный вечер и, на удивление, неплохой номер в мотеле. Вот только мы там не предавались греховным плотским утехам, Настя. Он долго жевал сопли, прежде чем сообщить мне, что горячо влюблен в агента британской разведки Маргарет Картер, и у них все взаимно и серьезно. Тогда я подумал, что, наверное, он меня точно не любил. Просто пока был болен и не особо привлекателен для девушек, пользовался тем, что было под рукой. А когда сыворотка это исправила, то… впрочем, я всегда считал его человеком, не способным на ложь или подлость. Так что я не знаю, что там у него в голове творилось. После того разговора я написал прошение об отставке, он несколько раз пытался поговорить, но мне не особо-то хотелось слушать истории о его любви к этой женщине. Потом я сорвался с поезда и заработал амнезию. Стив, судя по всему, героически погиб, спасая мир, а его Пэгги легкой рукой одобрила все эксперименты, что Зола проводил надо мной, когда Г.И.Д.Р.а на меня вышла. Не знаю, чем я заслужил ее ненависть. Хотя, со Стива сталось бы рассказать ей о наших неуставных отношениях… вот и вся история, Настя. Ничем хорошим те отношения для меня не закончились. Если бы не Стив, я вообще не оказался бы в армии. Но тогда и тебя бы не встретил… теперь ты все знаешь. — Ты можешь пообещать мне кое-что, Яша? — просит Настя. — Если ты полюбишь кого-то другого, неважно, мужчину или женщину… пусть я узнаю это от тебя, а не из доносов или чужих писем? — Я верный, Настя. Как чертов пес, — шепчет Яша. — Но если подобное произойдет, даю слово, я не стану тебя обманывать. — Когда пойдем заявление подавать? — тихо спрашивает Настя, и Зимний думает, что ослышался. — Когда пожелаешь. Хоть сейчас? — неверяще переспрашивает он, а девушка крепко обнимает его и решительно отвечает: — Сейчас почти ночь на дворе, уже все закрылось. Можем пойти завтра, если у тебя выходной. Я тебя люблю, Яша. Я понимаю, что мы знакомы всего ничего, но за это время ты мне не дал ни единого повода сомневаться в тебе, в серьезности всего происходящего. Я тоже хочу быть с тобой, хочу детей, семью с тобой. Ты сказал однажды, что Джеймс Барнс умер в сорок четвертом. Я выхожу замуж за Якова Баринова, и я не собираюсь ревновать его к призраку американского суперсолдата… — Я люблю тебя, родная, — отвечает Яша. — Значит, если завтра не начнется Третья Мировая, в ЗАГС? — Какой еще ЗАГС? — слышат они пьяный голос Филиппа Матвеевича и не могут сдержать смешка. Папу укладывают спать, а письмо сжигают в пепельнице. Прах к праху. *** Когда через год Зимний в первый раз осторожно берет на руки сына, которого назвали в честь общего друга Андрюшей, он не знает, как благодарить Настю за то, что дала ему этот шанс. Быть человеком. Абсолютно счастливым человеком и отцом мальчишки с такими же серо-голубыми глазами, как у него самого. — Я хочу дочь… а то у нас это… гендерное неравенство в семье, — смеется молодая мама, глядя на счастливого мужа и маленького сынишку, который притих на руках у Яши и слушает его низкий красивый голос. Оказалось, что Зимний не просто любил музыку, но и красиво пел, и теперь Настя ждет не дождется возможности научить Яшу парочке колыбельных. — Не выражайся, Баринова, — улыбается Зимний, целует жену и шепчет. — Будет тебе дочка, Настасья Филипповна. — Слово советского офицера? — Слово Солдата, — обещает Яков, жалея лишь об одном: что родители понятия не имеют, что он жив, что в свои почти пятьдесят выглядит на тридцать пять и держит на руках сына, их внука. Может, и отец, наконец, простил бы его. Он безумно по ним скучал. Но дать о себе знать — подставить под удар и их, и себя. Мама ни за что не сможет скрывать, что ее единственный сын вернулся… значит, ходу назад нет. В дверях показались вечно ворчащий тесть и теща, Анна Сергеевна. Та, в отличие от мужа, зятя приняла тепло, в их первую встречу воскликнув: — Настя, где ты взяла такого красивого мальчика? Яков решил не упоминать, что «мальчик» почти ровесник мамы, и у них сложились вполне хорошие отношения. — Ну-ка, покажите внука! — распорядился Филипп Матвеевич, видя сразу, что мальчик, кажется, похож на отца. — Тьфу, шельмец, сильна у янки кровь, ты погляди… — Филя, отстань от детей! Видишь, душа в душу живут, перестань тиранить мальчика. Зимний едва сдержал смешок. Тесть, видя, что он не спешит заводить любовников и как-либо еще компрометировать себя и семью, понемногу оттаивал. А глядя на Яшку с сыном в руках, и вовсе успокоился, отлегло от сердца. Может, и впрямь лучше было не бередить эту историю, так ведь как лучше хотел. В палату просовывается Андрюхина голова: — Ну, как там тезка? — Хорошо, — отвечает Настя другу. — А ты чего не на службе? — А я на службе, Настюша. Я за Яшкой. Без тебя никак, брат. Из отпуска отзывают. Наши заморские друзья зашевелились. Надо на базу. — Вот черт, — натурально шипит Зимний, снова глядя на сына. — Закон подлости… — Иди, родной, — тихонько говорит Настя, — давай Андрюшу и иди, не рви душу. Только возвращайся. И чтоб ни царапины, понял? — Так точно, командир, — отзывается Яша. Интуиция говорит, что он нескоро увидит жену и сына, и лучше бы ей ошибаться… — Ты мне дочь обещал, Баринов! — кричит вслед Настя. — Вернусь, куда ж я от тебя, — тихо шепчет Зимний. — Поехали, Андрюха.