Танец

Давно не говорил я о любви, Но ты моё желанье оживи, Прошу тебя, моя любовь, Не прогоняй ты моих снов. Без этих милых сновидений Не обретает жизнь значений, Мне не хватает вновь тебя, Моя манящая тоска. И как мне жить без огорчений, Когда ни день проходит без мучений О том, что снова без тебя Проходит тихо жизнь моя. Кроваво-красный закат бликами отражался от стёкол тёмных очков. Кроули сидел на крыше десятиэтажного дома, свесив ноги в пропасть, и курил. Курил уже пятую по счёту сигарету. Азирафаэль уехал, а он всё ещё не решался последовать за ним. Вдруг, он попросту окажется не нужен ему, там, уже совсем в другой жизни? Ветер трепал отросшие рыжие пряди, путая и без того непослушные кудри. В руке Кроули крутил перо, белое, будто искрящееся светом перо, которое он сохранил ещё со дня их первой с ангелом встречи. Тогда выдрать перо у наивного ангелочка казалось верхом коварства, а сейчас лишь горьким напоминанием. Значила ли та встреча для ангела то же, что и для Кроули? Кто знает. Было тоскливо. «И когда я успел так расклеиться?», - спрашивал себя демон. «Тогда же, когда и додумался влюбиться в ангела, тупица», - ответил ему собственный голос. Влюбиться. Влюбиться? «Бред!», - отчаянно возразил второй голос. «Ты пришёл к этому сам, Кроули, это ведь была твоя собственная мысль», - насмешливо подсказал всё тот же мерзкий голосок. Вывод был один: дело плохо. Чертовски плохо. Перо. Конечно, перо, но что, если использовать его по прямому назначению? В хмельном мозгу будто зажёгся огонёк мысли. Возможно ли, что ангел не мог ответить ему взаимностью из страха падения? Это было бы очевидным препятствием. Или же Азирафаэль слишком не верит в способность демонов к таким чувствам, как любовь? Возможно. Но что если бы Кроули не был демоном? Мысль обожгла лишь на мгновение. Ведь он может и не открывать своей личности, ведь так? Появился шанс. Призрачный, но всё же шанс, он был, и это не могло не радовать. Кроули выпустил чёрные крылья, расправил их, подставляя каждое пёрышко холодному ночному ветру. Распахнутые за спиной крылья навевали воспоминания. О былом времени, когда он, паря на этих самых крыльях, создавал созвездия, творил эти великолепные светила, на которые смотрел прямо сейчас, в это самое мгновение. По коже побежали мурашки. Хотел ли бы он вернуть всё? Вымолить Её прощение? В глубине души Кроули знал, что ответ всегда был «нет». Взмыв в воздух, он почувствовал что-то так похожее на свободу. Настоящую свободу. Когда нет ни запретов, ни ограничений. Как жаль, что он сам был тем самым пресловутым запретом.

*******

Стоя под горячими струями воды, Кроули наконец-то смог расслабиться. Он думал о том, что же можно написать Азирафаэлю, с чего начать переписку. Мысль всё не приходила. Замотавшись в чёрное полотенце, демон мокрыми ногами прошлёпал к холодильнику, доставая своё «вдохновение», хорошее, шестидесятилетнее, вдохновение. Откупорив бутылку, он по привычке разлил искрящееся золотисто-медовое содержимое в два бокала, чертыхнувшись, щёлкнул пальцами, возвратив напиток из одного обратно в бутылку. Осушив сразу несколько бокалов, он взялся за всё то же белое перо, чудом заставил появиться на столе пергамент, и… всё. Он откинулся на золочёную спинку кресла, и устало закрыл глаза. Какими словами можно было заинтересовать такого искушённого читателя, как Азирафаэль? Он прочёл, кажется, добрую половину всей мировой литературы, и имел честь общаться при жизни с самыми гениальными поэтами и писателями своего времени. Перед взором появился знакомый образ, снова почудился всё тот же любимый запах. Игра света от зажжённой свечи отбрасывала на стены причудливые тени, силуэты, давая разыграться воображению. Из окна лился лунный свет, придавая игре теней ещё больше загадочности. Стук собственного сердца гулко отдавался в ушах, вторя звуку капель за окном. Будто сорвав маску со своей проклятой души, он почувствовал, как нужные слова приходят на ум сами, стоит лишь представить перед собой того, кому они посвящены. Музыка дождя и танец сердца диктовали строку за строкой, не заметив как, письмо было закончено. Чернильная клякса в конце была словно чёрной слезой, кровью его разбитого чёрного сердца, достаточно иронично, поэтому, горько усмехнувшись, Кроули и решил её оставить. «Какое странное время ночь, Всё как будто во тьме горит, И не идут эти мысли прочь, И тишина слишком громко звучит. Лунный свет, что краской ледяною, Собою стену окропит И разум, которому всё нет покою Наважденьем показавшись, охладит. Холод тот от мыслей не избавив, А лишь тоскою их окрасив, Лишь душу инеем покрыв, Их ледяным покровом одарив. Тот ясный отблеск серебра На стену тень свою отбросит, Ту тень, похожую на образ милый подаря, Тем разум ослабевший лишь подкосит. P.S. Мы знакомы целую вечность, какая жалость, что ты никогда так и не сможешь ответить на мои чувства взаимностью».