Сказка о светлом и тёмном брате, или А что мы сделали, чтобы избежать ада?

— Доброй ночи, принц Лайтссон! — приветствовала принца бодрая полуэльфийская девчушка в ночной рубашке. — Проходите, пожалуйста… — она засуетилась и невпопад стала говорить: — Вот чай… Тут вот у нас мясо, мёд… Тут огурцы, яйца — такой вот простенький салатик, но я старалась. Ой, а вы уставший, наверно!.. А мистэльф Поплар спит на втором этаже… А вы знаете, я играю в спектакле! Спектакль «Пять дочерей» — может, слышали? — Да, — не соврал Северин. Правда, не уделял тому спектаклю большого внимания. Девчуля взвизгнула от радости. — Ой, как хорошо, что вы слышали! Вы знаете, я играю старшую дочь одинокого отца — Мэри. И меня саму зовут Мэри! И моя Мэри — то есть не я сама, а мой персонаж — очень любит СЕВЕРИНА ЛАЙТССОНА! У неё ваш плакат висит. Правда, у неё на двери уборной — мне это не очень нравится, а у меня в спальне: ваш портрет и большими такими буквами — «Силла. Элл». («Силла» означала русскую букву «С», а «Элл» — русскую «Л»). Я не просила эту роль — роль сама меня нашла. Я ведь тоже люблю «Elves»! С первых дней жизни вашей группы! И… И… — Мэри сейчас или не хватило бы дыхания, или она начала бы задыхаться. — Я люблю вас! Нет, нет, я не претендую как бы… — Да вольно вам, — постарался утихомирить волнение Мэри Северин. Но ей просто необходимо было высказаться до конца: — У вас есть принцесса Валерия. Вы любите друг друга. Я знаю, что и в подмётки ей не гожусь, как говорится. Извините за грубое выражение. Но я люблю вас! Как эльфа. Как музыканта. — Спасибо, Мэри. — … Как мудрого правителя. И люблю Выбьёрна… но он плох. Он действительно плох. Он там. Мэри показала на второй этаж. — Вы здесь гувернантка? — спросил Северин, направляясь к лестнице. — Да, мистэльф. То есть нет… Ну, да. Северин усмехнулся: — Вдох-выдох, Мэри. Вдох-выдох, Мэри. — Ф-фух. Простите. Да. Но меня взяли с улицы. Я сирота… Северин проникся историей Мэри из-за одного слова. Он никогда не видел, как живут сироты, но ему хватало сердца и разума, чтобы понять чужую боль. Ему также понравилось странное навязчивое поведение девчушки, объяснимое, впрочем, с помощью мудрых книг. — Я должен пройти к Выбьёрну сейчас, — сказал Северин. — Ночью. Он потерял немного времени в разговоре с Мэри, в чём вовсе её не винил, однако больше не мог терять ни минуты. Лайтссон взошёл на второй этаж, открыл дверь с помощью ключа, данного Мэри, и остолбенел. Его спящий названный брат выглядел хуже мертвеца… Казалось, его прокляла древняя сильная ведьма, но Северин знал, что виной всему дурман-трава и то, что заставило брата обратить внимание на злое растение. Здравомыслие говорило Северину о крупице чего-то желчного, мерзостного, присосавшегося к душе Выбьёрна и сполна захватившего его, когда тот лишился покровительства Северина — покровительства, о котором он и сам не знал, ибо испытывал гордость, да не знал гордыни. Но совесть твердила ему: «Это ты, это ты виноват, что расстался с братом!» Совесть кричала: «Всё было бы иначе, если б «Elves» не распались! Это твоя, твоя, ТВОЯ вина!» Северин еле сдержал слёзы. Выбьёрн, обладающий когда-то красивыми блестящими костюмами, как второй кожей, похрапывал и постанывал в зелёных вельветовых штанах, судя по виду, снятых с какого-то нищего. (Вместе с болью за брата у Северина промелькнула печальная мысль, что они с принцессой Валерией ещё не со всем справились, не были идеальными правителями, раз в стране оставались нищие). Однако Мэри заверила: Выбьёрн ни с кого не снимал эти брюки, а купил их за полцены где-то… она не знала, где, но это было и не важно; главное — Поплар потерял вкус в одежде, как и во многом другом. Его охровая рубашка пропиталась потом и элем. Сквозь рубашку под подмышками виднелись кудрявые сероватые волосы. Не было сомнений, что Выбьёрн давно не брил свои мужские места. А его лицо… Северин помнил Выбьёрна совсем другим. Не таким старым. Не таким мёртвым. Выбьёрн спал в комнате, где следы бывалого шика стирались появлением пустых бутылок эля, дурман-травой и одеждой поганого пошива. — Он… запрещает мне здесь убираться, — сказала Мэри в своё оправдание. — То есть мистэльф Поплар. Он говорит: «Тут мои вещи! Ты должна убирать на первом этаже и готовить мне там же!» — судя по голосу и внезапной паузе, Мэри предпочла не цитировать хозяина дома до конца. Северин моргнул вместо кивка. — Я здесь, брат, — сказал он, положив руку на огрубевшие пальцы бывшего участника своей группы. — «Светленький из «Elves», к тебе пришёл «тёмненький». Я нужен тебе сейчас. А ты нужен мне. Очнись. Выбьёрн долго не просыпался. Но вот, напившийся, накуренный, он приподнялся на кровати. Тут же начал кричать страшным голосом на Мэри и на каких-то воображаемых эльфов, когда увидел Северина. Что-то мгновенно изменилось в нём. Всё ещё старый лицом и телом, хоть и молодой по годам, Выбьёрн скривился, расплакался и, словно юная девчонка, повис в объятиях Северина, всхлипывая. — Бра-а-ат… Мне так плохо, брат… — долго плакал он. — Тихо. Тихо. Тихо. Я тут. Вот… Пощупай меня. Обними. Я не призрак. Не плод воображения. Я живой. Я останусь с тобой… насколько ты хочешь. — Правда? — засиял Выбьёрн. — Да. Через три дня мне нужно будет встретиться со своими кучерами в таверне «У озера», чтобы продлить нашу встречу, и тогда… — Ты врун… — устало вырвалось у Выбьёрна. — Лжец! — усталость сменилась злостью: — Таковы принцы Нордландии? Проводите время со своими принцессами, на старых добрых братьев (едва уловимая эмоция выказывала пренебрежительность Поплара к своей преждевременной старости, когда он сказал «на старых») оставляя три чёртовых дня?! Тут Поплару стало совсем плохо. Он зашёлся кашлем, вместе с воздухом из лёгких выкашливая алкогольные пары и угольный запах корешков дурман-травы — того страшного ингредиента, к которому одурманенные привыкают после самой травы. Глаза его, белые, без того выпученные, вылазили из орбит. Клочки седых волос встали дыбом, точно на резиновой голове страшной куклы. — Мэри! — позвал Лайтссон, хватая Поплара. Гувернантка никуда не уходила: не зная, как поступить, она оставалась неподалёку, но старалась не мешать братьям. — Ванну, Мэри! Нет, я сам его удержу. Приготовь, пожалуйста, ванну!

***

Спустя час приступ Выбьёрна прошёл. Бывшие участники «Elves» сидели за деревянным столом на первом этаже и ели стряпню Мэри, не возбраняя угощаться ей. К тому времени Северин всеми известными ему заклинаниями вытянул гадость из лёгких и крови названного брата, искупал его, побрил, причесал и одел в синий костюм с белой рубашкой и белым галстуком-бабочкой. — Теперь на меня поприятней смотреть? — со злобной иронией спросил Выбьёрн. Северин расстроился услышанным. — Мне ты всегда приятен. — Неправда. — Всегда. — Неправда, Сев! — развязно сказал Выбьёрн. Эльфийский народ, будучи в любых отношениях, звал друг друга полными именами. — Я противен тебе… — Прошу прощения, — сложив руки у солнечного сплетения, вставила Мэри, попеременно глядя то на Выбьёрна, то на Северина, — вы оба самые замечательные мистэльфы! Я понимаю, что во мне говорит обожание. Но… Это не только мои слова! Не вздумайте — никто из вас — не вздумайте считать себя хуже, чем вы есть. — Спасибо, Мэри, — смягчился Выбьёрн. И глянул на брата: — Спасибо, Северин! Ты появился вовремя… И хорошо, что именно ночью. Не знаю, что со мной было бы под утро.

***

Вскоре приехали родители Выбьёрна, а с ними явилась не сгорбленная, как Баба-Яга из земных сказок, а высокая и подтянутая ведьма в шёлковых зелёных одеждах. Мэри ревностно хмыкнула и прошла в свою комнатушку. Ведьма поздоровалась с мистэльфами, взглянула на Выбьёрна, почти довольная его внешним видом и трудами самого принца, и попросила Поплара, лишь одного его пройти с ней в его комнату. — Мой визит займёт час, — предупредила ведьма. — Вы сможете случайно услышать наш разговор и мои заклинания, ничего страшного от этого не будет. Но всё же лучше, чтобы вы оставались на первом этаже либо вышли во двор. Сейчас такой ласковый ветер… Трава изумрудна… Камни под кристально чистой водой похожи на яшму… Вам будет хорошо во дворе. А потом стоит как можно дальше от дома вывести Выбьёрна! Сейчас же мне нужно узнать, что с ним… Северин, родители Выбьёрна и Мэри по настоятельной просьбе всех троих (поклонница хотела остаться в доме с больным) вышли во двор. Ветер в самом деле был ласков. Солнце высоко стояло над горизонтом и светило так, словно хотело растопить льды Нордландии. Озеро сверкало чистотой и манило искупаться, но каждый удержался от соблазна окунуться в переливающуюся, тёплую воду. Ещё успеется. Время то медленно тянулось, то норовило куда-то убежать. Иногда казалось, что час уже прошёл, а иногда — что час ещё не начинался. Наконец ведьма сама вышла из дома. — Пойдёмте, — сказала она печально. Сердце Северина дрогнуло. Что случилось? — Я жив и здоров! — улыбался Выбьёрн. — И больше не буду болеть! Северин не понимал: что тогда не так? — Мистэльф Поплар, горничная Мэри, прошу вас, идите в свои комнаты. После того, что я скажу старшему мистэльфу Поплару, старшей миссэльфине Поплар и мистэльфу Лайтссону, вы сможете выйти и я не стану более указывать вам, куда идти. Пожалуйста. Выбьёрн ушёл к себе. Мэри, нехотя — тоже. — Понимаете, — вздохнула ведьма, — Выбьёрн не болен и не проклят магически. Я исследовала дом: он не стоит на кладбище или развалинах, где могли бы погибнуть существа нашего мира, вы не находитесь рядом с неупокоенными душами, и озеро рядом с домом не проклято, и даже таверна невдалеке отсюда чиста своей энергетикой. Я спрашивала у Выбьёрна насчёт магических существ и эльфов-магов, которых он встречал. Я смотрела его жизнь… Злая магия не причём. Никто не вредил его жизни. Никто не несёт бремени за то, что с ним произошло. Я так грустна, потому что как раз со злой, чёрной магией смогла бы справиться. А так… — она вновь вздохнула. — Все зависящее от меня я сделала: помыслы Выбьёрна сейчас чище вод Изольдового озера. Он не хочет ни дурман-травы, ни листьев табака, ни даже флакона эля. Но причина его хвори — и не в чёрной магии, и не в расставании с вами, принц Лайтссон, и не в проблемах с вами, старший мистэльф и миссисэльфина Поплар. Дело тут человеческое… — Человеческое? Каждый с удивлением посмотрел друг на друга и на ведьму. — Вы же знаете, что в нашем мире появляется всё больше людей. Рождаются полуэльфы… Я не вижу в этом ничего дурного. Но я наблюдаю за людьми, — голос ведьмы зазвучал будто сам по себе, изнутри её тела, — и всё больше вижу, как сильно они подвержены порокам. Их боги, созданные не ради любви и счастье, а ради гонений любви, ради лаза в чужую постель и контроля чужих жизней, их столь разная, размытая мораль их стран, народов и семей кладёт отпечаток на наш мир. Люди ли повлияли на Выбьёрна?.. Я не знаю. Возможно, и нет. Но он похож на людей. Он склонен растить в себе семя зла. — Семя зла? — Северин ощутил холодный пот. — Наш сын не злой, — вежливо возразил старший мистэльф Поплар. — «Семя зла» — это не само зло, — коротко ответила ведьма. — Подождите! — взмолилась мать, боясь, что ведьма уйдёт. — Я поняла вас. Вы говорите, что в нашем сыне, как в любом существе, как в человеке, есть и хорошее, и плохое. — Да. Это называется «характер», — последнее слово ведьма произнесла на русском, первом языке земных попаданцев. — «Ха-рак-тер»… А как нам разбудить в нём хорошее? — Хм… Воспитывать дитя, когда он помещается поперёк «дивана», — снова по-русски, — а не вдоль. Я имею в виду «совват». Если же дитя повзрослело, помогут родители, — ведьма посмотрела на старшего мистэльфа Поплара и на миссисэльф Поплар, — и помогут верные друзья, — она одарила Северина глубоким, полным уважения взглядом. — Но прежде эльф, или полуэльф, или человек должен сам себе помочь. Если же нет… зло в характере не изменит ни одна ведьма, ни одна прочая женщина и ни один мужчина. И морщины его не разгладятся. И волосы не обретут свежесть и шелковистость. И молодое тело останется телом старика. Это всё, что я хотела сказать. Золото вы мне уже заплатили, я довольна оплатой, хотя монеты — последнее, о чём я думаю. Теперь мне пора откланяться. Семья хотела задержать ведьму и угостить, но та вежливо отказалась. — Будьте внимательны к сыну и другу, — напоследок попросила она. — Прощайте. Северин проследил за зелёными ведьмиными одеждами, удаляющимися влево от озера, к поселению добрых ведьм, после чего позвал Выбьёрна. Тот нетерпеливо спустился с лестницы. Заодно высунулась из комнаты Мэри. — Ой! А вы уже закончили? — встрепенулась она. — Захлопни дверь, — сдерживая гнев, бросил Выбьёрн и смягчился: — Пожалуйста. Будь добра. Мэри похлопала глазами и удалилась. — Вы очень долго, — произнёс Выбьёрн без интонации. Так, как в одной земной сказке, кажется, Ганса Христиана («Гванс Кхристиин» — по-эльфийски) говорил заколдованный Кай. — Не понимаю, почему ведьма отправила меня наверх. — Думаю, она сказала нам то же, что и тебе, — постарался улыбнуться Северин и протянул руки навстречу Выбьёрну. Тот положил вспотевшие, холодные ладони в руки Северина. — Знаешь что… Поехали! — теперь Северин улыбался широко и чувствовал себя самым счастливым в мире, желая наполнить счастьем своего друга. — Поехали! И вы, старший мистер и миссисэльфина Поплар. И вы, Мэри. Едем! — Куда? — заинтересовался Выбьёрн. Теперь он был гораздо живее, чем минуту назад.

***

С тех пор, как Северин прибыл к Выбьёрну, он выполнил несколько неотложных дел, а именно: отведал кучеров, убедившись, что у них всё хорошо, и предупредив, что пробудет у Поплара более трёх дней, скорее всего, неделю; и написал письма любимой принцессе Валерии, сыну Нику и дочери Аннетт с признаниями в любви, добрыми пожеланиями и, конечно, тем же самым предупреждением о недельном гостевании. Скоро прилетела жар-птица с тремя письмами: от жены и от детей. Северин читал с нежностью и счастливыми слезами. — Что там? — поинтересовался Выбьёрн, оторвавшись от вида сизых гор. Мэри с интересом рассматривала двухэтажные домишки из местного морского камня. Родители следили за дорогой, по которой гнали нанятые в самом северном городе (не дворцовые) кучеры. — Письма. От самых дорогих мне эльфов… Я бы хотел, чтобы и мы чаще отправляли друг другу письма. Мы ведь тоже дороги друг другу. Мы ведь братья. — Навсегда, — Выбьёрн с девичьей нежностью обнял Северина. Так, обнявшись и дурачась, как мальчики, как юнцы, которые только-только попали в «Elves», Северин и Выбьёрн ехали по самым крайним дорогам света, добираясь до моря-тупика. Севнияр… Как же был прекрасен Севнияр, самый высокий на карте, освежающе ледяной, сказочный городок Нордландии! — А помнишь, — спросил Выбьёрн, с наслаждением касаясь простецкой синей куртки Северина (на нём сидела такая же красная), — мы приезжали сюда и пели песню о Севнияре? Исполнили её на эльфийском, а прежде — на русском языке. — Конечно! — воскликнул Северин. — Мы с тобой пели. И ещё Аннетт, которая… — Будучи женатым, Северин, однако, с улыбкой припомнил певицу с самым большим бюстом. — Борис. О-о-о! А сколько групп… Сколько бывших групп… И… Тут Северин погрустнел, подумав о миссэльфине, которая тоже пела с ними — казалось, совсем недавно — и которой уже не было в живых. Время так скоротечно. — Я помню, я помню! — в контраст настроению «тёмненького» из «Elves» воскликнула Мэри, потеряв интерес к домикам и даже пасущимся трёхрогим коровам. — «Где же ты, где же ты увидел шесть? Лодок в городе не счесть!» Принц Лайтссон, это были ваши строки! И вы, Поплар, вы тоже… — Простите, миссэльфина, — попросил старший мистэльф Поплар, — можно?.. Он не договорил, но Мэри поняла намёк: повременить с восторженной речью во время ностальгии парней. Продолжая обниматься, не могши насытиться нежностью и преодолевшей годы настоящей мужской дружбой, Лайтссон и Поплар своими двумя голосами исполнили песнь нескольких десятков сердец: » — Здравствуй, человечек, Здравствуй, милый эльф. Приходи на речку, Но не пробуй эль. — Севнияр, Севнияр — большущий яр, Севнияр, Севнияр — холодный рай. — Если ты, если ты, проделал путь, Глянь на сев-ни-ярс-кий пруд. — Севнияр, Севнияр. Хорош мистэльф, Если он, если он имеет цель. Севнияр, Севнияр. Сюда пришёл Мистэльф Томссен — эльф-герой! — Севнияр, Севнияр. Смотри козу. Севнияр, Севнияр. — Ещё о-в-ц-у. — Севнияр, Севнияр. Великий край! — Горный вид и водный вал. — Хорошо же, если зелья прикупить Вы бы здесь сумели. Таких не может быть Ни в центральных землях, ни в каких песках. Не смотри, мы просим, время на часах. Зелья свежесть моря, тайны льдов хранят, И озёров горных, речек благодать. — Севнияр, Севнияр. Леса здесь есть? — Е-есть! — Севнияр, Севнияр. И лодок шесть. — Где же ты, где же ты увидел шесть? Лодок в городе не счесть! — Здесь хоть и эльфийский, но простой народ. Счастья очень много людям отдаёт. Лайтссон здесь танцует, Поплар здесь поёт, А через минуту всё наоборот. Севнияр, Севнияр — большущий яр, Севнияр, Севнияр — холодный рай. Если ты тронулся в обратный путь, Возвращайся как-нибудь!» — Боже, я до сих пор помню все наши движения… Костюмы… — глаза Северина блестели от слёз ностальгии и немного — от ветра в «холодном раю». — У нас были такие смешные кудри, — подхватил его мысль Выбьёрн и, крутя пальцем, будто бы повторил на коротких волосах Северина его давнюю причёску. Тут его палец застыл и медленно опустился. — Послушай, Северин, я ведь стану тем же? Мальчишкой. — Нет, — быстро ответил Северин. Дорога резко вильнула к Великим Северным водам. В лица путешественников брызнули мелкие капли морской воды, доносимые издалека настойчивым, словно длинноруким ветром. — Мальчишкой — никогда. Юнцом из «Elves» — обязательно! А хочешь, мы восстановим «Elves»? Идея восстановить «Elves» явилась к Лайтссону спонтанно, однако он тут же понял, что справится. Глаза Выбьёрна пытались сиять, но блеск выходил мутным. — Ты же теперь принц. — Что с того? Я всё равно люблю тебя. Мэри кашлянула, но не сбила мыслей пареньков. — На тебя у меня всегда есть время, — честно сказал Северин. — А значит, у меня будет время на «Elves». — Нет, — веря в возможности брата, отрезал Выбьёрн. — Я рад. Я искренне рад, что ты можешь мне помочь. Но помочь себе я должен сам. Только сам. Северин задумался, слышал ли Выбьёрн слова ведьмы — те, которые она говорила не ему. Скорее всего, нет. Так и есть: не слышал. И тут впервые кроме тёплых воспоминаний и братской любви Северин ощутил облегчение: если Выбьёрн дошёл до посетившей его мысли своим умом, то не всё потеряно. Между тем лошадей остановили. Кучерам было приказано ожидать пару часов и разрешалось по одному отходить в таверну. Северин первым вышел из кареты, помог дамам (Мэри запищала от восторга, должно быть, в её мыслях пронеслось: «А-а-а-а-а!!! Боже, меня взял за руку Северин Лайтссон! Я вся горю!»), затем — Выбьёрну и его отцу. Перед их квинтетом раскинулись величественные серые воды с гребнями пыльного цвета, неспешно плывущими к гостям от неведомой бесконечности, существующей в воображении парней на основе карты, изучаемой ими когда-то в самой простой магической школе; карта лучшего качества висела в замке принца. Слева и справа перед морем расступались горы. Из-за правой горы, накручивая на свои лучи вихри облаков, вырывалось белёсо-рыжее солнце. — Как в детстве, — улыбнулась мама Выбьёрна. — Правда, дорогой? Отец кивнул с той же улыбкой. Родители в молодости довольно много путешествовали по Нордландии. — Тут клёво! — сказала Мэри с русским словом, пояснив: — Да это сленг у людей. Наше «кулла». Она выжидала реакцию Выбьёрна, который последнее время обходился с ней не очень хорошо. Убедившись, что он, сказав: «Клёво» — так «клёво»!», взглянул на неё с радостью и уважением, Мэри довольно присела на песок и начала играть с волосами: вставляла растопыренную ладонь в волосы и расчёсывала их. — Мне тут нравится, — сказал Выбьёрн, пытаясь понять температуру воздуха. — Хотя тут холодно. Или нет? А ну… — он призадумался и снял куртку. — Не, нормально! — Точно не холодно? — побеспокоился Северин! — Это край Нордландии, дружище! Родители были обеспокоены не меньше. — Мэри, держи! — Выбьёрн задорно бросил Мэри красную материю, которую та сразу подхватила и прижала к груди. — Еху-у-у! Он быстро снял обувь, спортивные носки, стянул синие брюки, белую рубашку и остался в красных трусах. Тело его постарело, но Северин, против воли что ли… как-то не задумываясь оценивая тело с точки зрения любовника, а не друга, отметил, что Выбьёрн ещё ничего. Пожалуй, если б он тяготел к мужской красоте более, чем к женской и не знал принцессы Валерии, его помыслы пошли бы в иное русло. Но у Северина Лайтссона была Валерия, а у них были дети, и ни о том, ни о другом Северин не забывал, а мудрая богиня Ламура, ведая все эльфийские и человеческие чувства, направляла подвластных ей существ на путь истинный, дабы существа наслаждались чувствами, но знали меру и не переходили недозволенную грань. — Жаль, я не взял свой парус! — крикнул Северин. — Оставил его у озера. — А?! — Выбьёрн отошёл далеко в море. — А-а-а! Боже! Какая она ледяная! — Вылезай оттуда, — велела мать. — Вы-ле-зай! — она надеялась, что сын если не прочитал по губам, то услышит; если не услышал, то прочитает по губам. — Ай-да! Я с тобой! — И принц туда же, — оставалось вздохнуть матери. Сам принц Лайтссон, принц Нордландии, взрослый мистэльф, по-юношески скинул всё, кроме синего нижнего белья, не видя, как Мэри облизнулась и забилась в сладкой дрожи. — А мне можно вашу… ку-ку-курточку? — Лови! — задорно крикнул Северин, осчастливив наивную влюблённую. Теперь она попеременно разглядывала то красную курточку, то синюю — как рубин и сапфир. Великие Северные воды поглощали ребят рукавом, выходящим к Севниярскому заливу. — Если… Уф-ф-ф… — Выбьёрн нырнул и тут же вынырнул, зажмурив глаза и раскрыв рот, стараясь не поймать в него солёную воду. — Если это-то-о ж-живая вода и он-на меня омоло-д-дит, я готов нырять ещё и ещё. — СТОЙ! Северин испугался, что у Выбьёрна после хвори да в холоде остановится сердце! Но произошло совершенно другое. Волосы Выбьёрна обрели не такой, как в молодости, но светлый оттенок. Морщины не ушли, но потеряли болезненную глубину. Дряхлость лица сменилась его зрелостью. — Выбьёрн! — обрадовался Северин. — Ты помолодел! Забывшись, насладившись вдруг холодом воды, точно тёплой душой и кожей Валерии, Северин обнял скользкого брата. Не понимая, что делает, хлопнул его по плечу. Выбьёрн в свою очередь зачем-то потрогал бицепсы Северина и грустно-одобрительно улыбнулся: мол, брат, ты многого достиг, большего, чем я, и мышцы накачал, а я не смог даже этого. «Сможешь. Сможешь, мой любимый брат» — одним взглядом ответил Северин. — Ай! — вскрикнул Северин. — Что с тобой? — испугался Выбьёрн. Испугались и все остальные. Принц вдруг упал в воду и точно бы захлебнулся, но Выбьёрн подхватил его и вытащил на берег. К Северину подбежали семья Поплар и Мэри. — Нога. И рука. — Где нога? Где рука? Подожди! Выбьёрн бросился к маленькой торбе своих старых зелий, чудом уцелевших в то время, когда им пришлось стоять посреди эля и ступок с дурман-травой. Он нашёл белый пузырёк и подбежал с ним к Северину, намазал указанные принцем места. — Как ты, брат, лучше? — Да. Спасибо, Выбьёрн. — Не за что. Что случилось-то? Северин рассказал, как выступал в эльфийском цирке и ещё там повредил руку — предплечье, плечо и ключицу. Позже, выступая в Средиземном стране, растянул ногу. — Я не знал об этом, — сознался Выбьёрн. — Господи. Не знал. — Не кори себя, — попросил Северин.

***

Вечером старики Поплар спали в таверне недалеко от берега. Мэри решила остаться на природе. Она долго не могла уснуть, а потом вдруг, по её же подслушанному у землян сленгу, «отрубилась» — Очень милое создание, — с долей жалости сказал Поплар, сидя рядом с Лайтссоном, положив по одной руке на колени широко расставленных ног. Слегка коренастая Мэри спящей казалась полнее. Губы её щебечащего днём рта в ночи крепко сомкнулись. — Я б, по правде, отдохнул от неё: вскоре она уедет играть в «Пяти дочерях», но так же скоро вернётся. Знаешь, Мэри была бы рада, если б я взял её в жёны. Северин улыбнулся: — Да, она милая. И она действительно была бы рада, если б ты взял её в жёны. Скажу более: она была бы рада… -… если б в жёны её взял ТЫ, — подсказал Выбьёрн. — Или если бы в Нордландии разрешалось многожён… не, не, «многомужество»! Или как это назвать. — Вновь улыбающийся рот Северина осветился луной. — Но серьёзно это бы не понравилось Валерии и не очень нравится мне. Когда Северин напряг мышцы рта, стала отчётливо виднеться назревающая щетина. Почему-то её серый наклёв очаровал Выбьёрна. — А твоя Валерия приняла бы меня? Ну, если бы у нас была группа. Снова. Выбьёрн делал непонятные ему самому паузы. — Почему нет? Она, как и все, любила и любит нашу группу. К тому же, Валерия приняла бы любое моё решение. И твоё. — Спать хочу, — сказал Выбьёрн, зевнув. — Ложись. — С тобой хочу. — Выбьёрн рассмеялся (Мэри засопела, но не проснулась) и провёл по переносице. — О боже! Брат! Дружище! Я не то имел в виду. Ты не подумай ничего дурного… Мне просто тебя не хватало. Очень сильно не хватало. Я бы с удовольствием поспал рядом с тобой. Северин сел поближе к названному брату. — Мне тоже тебя не хватало. Тихо. Тихо. Тихо… Мистэльф Лайтссон уткнулся в плечо Выбьёрна Поплара, лбом и первым рядом чёрных волос касаясь длинных эльфийских ушей Поплара. Выбьёрн, застонав, точно от удовольствия с молоденькой миссэльфиной, запрокинул голову. — Лишь Ламура сдерживает меня от поцелуя, — шёпотом, позволяя северному ночному ветру разрезать его фразу на кусочки слов, признался Выбьёрн. — Но я люблю тебя только как названного брата. — А разве этого недостаточно? — спросил Северин. Они сидели вдвоём в одном положении до тех пор, пока ветер не разыгрался. Тогда парни первым делом получше укрыли Мэри. Затем прочли несколько заклинаний тепла, разожгли огонь, под который можно было спать и за которым не надо было следить, и уснули. А ветер всё гудел и гудел… Подножия чёрных гор сливались с чёрным морем. Где-то в горной глубине, наверное, работали гоблины. Или гномы. А может, никто не работал, может, сказки всё это даже для волшебного мира. На фоне темноты, украшаемой лунным светом и магическим пламенем, стояло красивое развесистое дерево. Дерево поплара — то, от названия которого произошла фамилия Поплара. Под тем деревом, в той нежности и сладости, во сне и в бодрствовании, в отошедшей болезни и в надеждах на лучшее прошла неделя. Выбьёрн, приняв деньги и одежду от брата, приняв его приглашение в Севнияр, окреп и думал только о хорошем. Северин надеялся забрать его, но Выбьёрн был твёрд: — Нет, брат. «Elves» — моё прекрасное прошлое, о котором я тепло вспоминаю. И мне по-прежнему приятно, что ты хотел бы восстановить группу, но мой ответ «нет». В конце концов восстанавливать прошлое не обязательно, чтобы жить настоящим. А моё настоящее — это ты. — Подумав, более беспечно Выбьёрн добавил: — И, наверно, Мэри. — Подумал ещё. Без беспечности: — И родители. — Я люблю тебя, — ответил Северин, в который раз обнявшись с братом. Убедившись, что с Выбьёрном всё хорошо, абсолютно хорошо и иначе быть не может, однако сдерживая слёзы, Северин вместе со своими кучерами и дворцовой каретой уехал в замок, где за ним соскучились Валерия с детьми. — Я люблю вас, — со столь же сильными чувствами признался Северин Валерии, Аннетт и Нику.