Диана Мятная. Русская попаданка».
— Не обращай внимания, — махнул рукой Выбьёрн. — Диана просто на эмоциях. Она сама пишет: «Возможно, со временем я изменю своё решение». Ты лично её не обидела — ты ни в чём не виновата. Ребекка успокоилась, села на диван рядом с Выбьёрном, обняла его и даже вздремнула под его рукой. Но тут в окно со свистом влетело другое письмо. Выбьёрн сам решил прочитать его: — «Что мы сделали, чтобы избежать ада? А не было никаких «мы». Когда со мной случилась беда, я оказался один и я один по сей день. Здравствуйте. Меня зовут Леонид Августов. Я из России, из Твери. Я попал на Небо в возрасте двадцати пяти лет, не успев поцеловать свою мать, не успев увидеться с отцом (хоть они и в разводе с матерью, он хороший человек, просто родители не сошлись характерами), не успев обняться с другом, с девушкой, созвониться с другом по переписке. Смотри, Бекки, он говорит о телефоне. А у нас их нет — у нас телепорты. Не повезло пацану без телефона-то, да. Я только-только начал работать в офисе, привык к его светлым стенам и доброму коллективу, как в один день всё потерял. Что я сделал, чтобы избежать ада? Что я сделал, прежде чем привыкнуть к этому миру и перебраться в Нордландию? Я застрял в южных землях и искал дорогу домой… Портал навеки закрылся, а я так и не нашёл следов его серебристого света, зато встретил толпу зомби, от которых не мог защититься ни руками, ни тем более магией. Я просто бежал и бежал от них, чёрных, как пепел, красных от крови, безруких, безногих, безголовых, испытывая худший в своей жизни ужас… Мой мозг то остро убеждал меня, что теперь я нахожусь в другой реальности, где действуют другие законы бытия, пока недоступные мне, то внушал мне, что происходящее — всего лишь сон. «Это всё реально!» — сказал я наконец вслух, задыхаясь, и побежал быстрее. У одного озера меня встретил маг — как я потом узнал, полуэльф — спасший меня выстрелом огненного посоха. Этот же полуэльф меня затем приютил. Сейчас мне тридцать два года. Семь лет я живу неплохой жизнью, если говорить о доме в этом мире, о новых друзьях, о природе Оллова и его окрестностей. Я не обладаю магией, но работаю помощником высокого мага. Мою жизнь можно было бы назвать счастливой, но каждый, каждый божий день я вспоминаю маму, папу, друзей и девушку, которая — я точно знаю — заливалась слезами, когда я исчез, которая или до сих пор плачет обо мне, или вышла замуж, но, как и я, не лишена боли и мысли: «Что же тогда случилось с моим любимым человеком?» Надеюсь, моя история убедит вас в бестактности ваших слов. В вашу защиту я, впрочем, скажу, что и в том, и в этом мире встречал самых разных существ. В самом деле не каждый встречный добр и благороден, чего не вижу смысла скрывать. Я думаю, ни у кого не было бы претензий, если б вы рассказали о плохих поступках отдельных личностей, не разделяя их по расам и планетам.С наилучшими пожеланиями, Л.А., читатель, слушатель «ЛАХТ».
Ребекка была похожа на миссэльфину, которую нагрузили толстенными чемоданами. А одним из чемоданов ударили по голове. Выбьёрн успокаивал Ребекку, но та думала над тяжестью своего поступка. — Перебесятся. Людям глаза правда колет, — легкомысленно говорил Выбьёрн, поглаживая руку Ребекки. Но люди не «перебесились», так же, как не «перебесились» эльфы и полуэльфы. Целый день, целый вечер и целую ночь то в окно, то — когда окно закрыли — через отдушину и камин — пока его не разожгли, — то через щель под дверью, выходящую в сад позади дома, прилетали письма от жар-птиц и сов, от коренных нордландцев и попаданцев всех народов. Самые разные существа делились историями своей не ушедшей боли, ярко вспыхнувшей, перекрывшей все их старания забыться и жить заново после слов: «А что вы сделали, чтобы избежать ада?» Полуэльфы делились историями одного из своих родителей — то есть человека. Чистокровные эльфы писали, что сами далеки от проблем людей, но после высказыния Ребекки представили, как вдруг оказались бы в другом мире. «Мне не хотелось бы потерять родных, с которыми я живу, общаюсь, дружу, которых люблю вот уже сто двадцать лет, и внезапно очутиться посреди жарких, быстрых машин, обливающих меня грязью и обсыпающих меня пылью, перед похожими друг на друга, давящими на меня каменными домами» — писала миссэльфина Бернадетта Ла Лиххи из Берджена. «Я слишком люблю Небо и Нордландию, даже если провожу много времени на королевской кухне» — поделился мыслями никто иной как Роджер, шеф-повар Лайтссонов. Выходит, и там знали… Везде знали об эфире… Ребекка не хотела читать откровений, перемешанных с оскорблениями и наставлениями думать прежде, чем говорить, но руки её тянулись к каждому письму. Уста читали. Голова мыслила. И действа эти повторялись по кругу. Последнее на какой-то момент письмо, после которого продолжили влетать в дом, падать в саду и за оградой новые письма, Ребекка не дочитала и уронила на пол. Она легла на диван, лицом вниз, и горько заплакала в подушку. Тело её содрогалось, как от страшных пыток. Выбьёрн приготовил Ребекке малиновый чай, принёс зелье спокойствия, но чай и зелье слабо помогли Ребекке. Она заснула, но беспокойно спала, хотя рядом с ней лежал любимый Выбьёрн, и он был трезв и заботлив.***
Проснувшись утром, Выбьёрн и Ребекка увидели пол, усеянный письмами. Выбьёрн дважды споткнулся о груды бумаги, прежде чем смог отворить окно. А там… — А что ты сделала, чтобы избежать ада?! — скандировал народ. Миссэльфины, мистэльфы и люди разных возрастов стояли с плакатами и без них, вели себя почти спокойно или выкрикивали фразы обвинений. — Заткнитесь все! — набравшись храбрости, рявкнул Выбьёрн в окно, почувствовав в себе давнее зерно зла. Оно давно превратилось в стебель, на котором вырос цветок раффлезии. — Пошли отсюда! Моя девочка Бекки плачет из-за вашей травли. Некая жирная, как Мэри Мистэльф, низкорослая дурнушка — кажется, продавщица Надин Азимова, с которой пару раз пересекался Выбьёрн — крикнула: — Твоя девочка Бекки — взрослая «девочка». И должна сама отвечать за свои поступки, как и ты за свои. Ты ведь старый «дурманщик». Выбьёрн рявкнул, хлопнул ладонью по стеклу так, что оно задрожало, как от грома, и выбежал во двор в неопрятной домашней одежде. Все ахнули от того, что Выбьёрн выглядел как никогда скверно, а наряд подчёркивал его неприглядный внутренний мир. Волнение не утихло, но многие, пытаясь достучаться до Выбьёрна, объяснить ему его пороки и ошибку Ребекки, понимали, насколько это бессмысленно. — Идите все на…й! На…й, пи…сы, бл…ь! — Выбьёрн шатался, как пьяный, хотя не испил ни капли эля, ругался и махал руками. Он словно хотел согнать непрошеных гостей с помощью магии ветра, но эта магия была ему недоступна. — Уйдите, бл…ь, отсюда! — И хотя в Выбьёрне вовсю разбушевались пороки, в нём не умирала любовь. Он всегда любил Ребекку и теперь, такой злой, не понимающий ни её, ни своих ошибок, он защищал её: — Моя Ребекка Тодитэссон-Поплар, — он попеременно смотрел в глаза каждого собравшегося и в глаза проходящих мимо зевак, — лучшая миссэльфина на Небе! Для каждого мистэльфа его миссэльфина самая-самая прекрасная женщина на планете. Самая красивая, самая молодая, самая любимая. — А что, — снова придралась Надин Азимова, — когда она станет некрасивой и немолодой, ты её разлюбишь? — Замолчи! — бросил Выбьёрн. — Я никогда не разлюблю свою девочку. Да, она могла что-то не так сказать, отступиться. Но она не гнобила людей! — Пусть она выйдет! — требовал народ. — РЕБЕККА! РЕБЕККА! ПЕВИЦА ИЗ «ЛАХТ», ВЫХОДИ. Ребекка вышла ко всем заплаканная, но в более приятном виде, чем Выбьёрн. Этим она одновременно расположила к себе народ и нет: кто-то посчитал, что если она такая красивая, то не поняла чужой боли; живые существа охотней верят далеко не модельным, ненакрашенным, плохо одетым и невесёлым другим существам, а в красоте видят фальшь и лесть. — Уважаемые мистэльфы, миссэльфины… люди. Да, и люди, ведь вы уже давно частичка нашего Неба. Я ч-читала письма… Ребекка не смогла сдержать слёз, а её длинные эльфийские уши отказывались слышать «Мы тоже плакали», «Нам тоже было больно» из уст осуждающих людей. Выбьёрн сжал её руку, и Ребекка смогла продолжить: -… не подозревая, с какой болью столкнулись попаданцы. Да, мне тоже больно, но справедливое осуждение за ошибку не сравнится с тем, что пережили украинцы, россияне, англичане, итальянцы, норвежцы и представители многих других людских народов. Прошу простить меня за мою неосторожность, за мою глупость. — Увидев рядом с толпой, но не в толпе осуждающих бледную Алиссию и девочек из «ЛАХТ», Ребекка искренне добавила: — Прошу также простить меня украинскую девушку Алиссию — должно быть, по-настоящему Алису — из моей группы, ту, которая играла роль миссэльфины, дабы пережить свою боль и как-то замаскировать её на проекте Натали. Народ ахнул. Несколько людей, несколько полуэльфов и несколько эльфов повернулись в сторону Алиссии. — Прошу, не надо гула осуждения, — попросила Ребекка. — Поступок Алиссии — если и чья-то вина, то моя! Ребекка видела, как Алиссия отрицательно замотала головой. Ей хотелось обо всём поговорим с подругой, но она не могла начать разговор сию же минуту, пока рядом находились ожидающие её речи существа: — К сожалению, ни одно извинение не откроет людям порталы в их родные края, к родным людям… Но в наших силах, в силах меня и Выбьёрна не осуждать людей, не смеяться над их бедой, а поддержать их, обратиться в гильдии магов, чтобы маги активнее искали способы людей вернуться на Землю! Я глупо спросила у вас: «Что вы сделали, чтобы избежать ада?» Теперь вы в праве спросить у нас: «А что вы сделаете, чтобы уберечь нас от ада и помочь нам?» Ребекка закончила. Не все поверили её словам, но часть толпы перестала осуждать. Другая же часть не понимала столь быстрых «переобуваний» и недоверчиво смотрела на Ребекку, но особенно — на Выбьёрна, который не извинился вовсе. Видя, что народ чего-то там требует, он пробубнел: — Извините, что я так грубо повёлся. Но мои чувства тоже можно понять. Некоторые из вас не высказались со здравой критикой, а просто оскорбили мою жену. — Но затем добавил кое-что, вызвавшее к нему большее уважение: — Я был «дурманщиком» и баловался элем, и мои пороки не исчезли в один день. Я знаю, вы видите последствия в моём одеянии, в моей манере общаться, и многим из вас я отвратителен так же, как я сам себе! Но в моей жизни есть приятное, чистое, любимое создание — моя родная Ребекка, моя Бекки. Ради неё я найду силы не только извиниться перед вами и перед ней, но и помочь ей, помочь людям. Где-то Выбьёрн просто понимал, как правильно говорить, но как только он произносил слова, их смысл доходил до его головы и сердца. Его фальшь сию же секунду заменялась правдой, в которую он — очевидно для всех — верил. «Люди… Неужели помимо Ребекки, Северина и себя самого мне помогают люди? Попаданцы, сами попавшие в сети Неба, ныне вытягивают из сетей пороков меня?» — думал Выбьёрн. Кто-то ещё кричал и бунтовал. Чьи-то громкие, неприятные фразы досаждали семейству. Но Выбьёрн и Ребекка осознали, что четвёртая беда отступает. Правда, беда может вернуться, если не исполнить обещанное — не помочь людям. Когда часть народа разошлась, Ребекка позвала к себе Алиссию, Хелену и Лимму. — Я знаю, ты злишься на меня, я поступила, как дура, — раскаялась Ребекка перед Алиссией. — И сегодня поплатилась за это. Я также злилась на тебя: почему ты скрывала, что ты человек, кроме того, что на проект не взяли бы человека. Неужели всё дело лишь в участии? А потом поняла… Алиссия, милая, — Ребекка взяла подругу за руки, и та не сопротивлялась, а с нежностью ответила на её душевный порыв, чему Ребекка была бесконечно благодарна, — не ведаю, как ты отнесёшься к нашему приглашению, но… -… Но я успела соскучиться по Михельсону. Мы так быстро и нелепо попрощались, что я хотела бы вернуться. Ребекка поцеловала Алиссию в щеку, питая странную радость от того, что Алиссия — на самом деле человек. — А с Алисой ты почти угадала. Сейчас ты узнаешь моё настоящее имя, данное мне земными родителями, — сказала Алиссия, входя в дом. С ней же вошли две другие солистки, удивлённые человеческим происхождением участницы, но не осуждающие её. Выбьёрн сдержал хотя бы одно обещание — угостил женщин. С позавчерашнего дня он готовил мясо шестиногого барана, которое ныне румянилось в шести тарелках — для девушек из «ЛАХТ», для малыша Михельсона (маленькой порцией) и для него самого. К мясу сварил и растолкал в пюре картошку, и пока он готовил, его взгляд принадлежал какому-то другому эльфу, который никогда не пробовал дурман-травы и эля, никогда ни на кого не кричал и не поднимал руку, никогда не произносил глупостей, которые никто другой не подхватывал. Таким Выбьёрна хотели видеть все. Таким он хотел видеть самого себя… К картошке и мясу Выбьёрн подал белое сухое вино, а себе не налил ничего кроме чая. — И Михельсону чай, — подсказала Алиссия. — Конечно, хорошо. Пятисловного диалога Выбьёрну и Алиссии хватило, дабы разрешить недавние ссоры. Они примирительно улыбнулись друг другу. Ребекка принялась за салаты из овощей. Выбьёрн помог ей — и получилось быстрей. К десерту, как и планировалось, Выбьёрн подал трюфель и медовые пряники. Плюс горячий шоколад с вафлями. «А ведь всей этой едой мы обязаны другим эльфам, полуэльфам и ЛЮДЯМ, — подумал Поплар. — Они слушают песни — мои и Ребекки, её подруг. Они покупают и читают книги Ребекки. Они платили за свитера и носочки, которые она вязала. Мы же едим их деньги». Ни на секунду семейство Поплар-Тодитэссон не забывало об обещании. Женатые эльфы не желали чревоугодствовать вместо помощи людям, но в тот день им нужно было сначала выслушать Алиссию. Последняя сумела поделиться своей историей, несмотря за то, что за окном не утихал шум и прорезался голос Надин Азимовой, которая неожиданно стала на сторону знаменитого, а сегодня излишне знаменитого семейства: какой-то идиот — и, кажется, из людей — собрался поджечь дом Поплар-Тодитэссон, а Надин вырвала из его рук политые горючим веществом ветки и спички и подозвала стражников. Те схватили идиота и, не желая тревожить семью да вести диалог с несостоявшимися пострадавшими, поволокли его в камеру. — Может, ты и сказала глупость, но поняла свою ошибку, — прокомментировала Алиссия. У неё сжалось сердце при мысли о гибели семи существ, включая ребёнка. — А столь феерические дол…ы, простите мой низменный эльфийский (у нас говорят — «простите мой французский»), заставляют думать плохо обо всех представителях какой угодно группы.***
Грустная история случилась пять лет назад с цветущей, восемнадцатилетней девочкой, будущей учительницей музыки. Тогда она в последний раз поцеловалась со своим парнем, не зная, что больше его не увидит. Игорёк был неплохим человеком, но, как многие ребята его возраста, не всегда собранным, живущим пока за мамины и папины деньги, много мечтающим, мало делающим и выпивающим с друзьями по пятницам. Хорошими в нём были доброта и уважение ко всем людям. Алиссия не знала, выйдет ли за него замуж, всё-таки это ответственный шаг, но любила Игоря. — Алиса! — Игорь осмотрел свою красавицу с ног до головы. Ему хотелось нарисовать её портрет: пшеничные, с золотистым оттенком волосы, прекрасные с естественным оттенком и ничуть не порченные любимой Алисой ярко-рыжей краской, веснушки, милая, растянутая улыбка, сверкающие глаза, позитив. Полосатая, светлая, будто выцветшая (на деле совершенно новая, просто в таком стиле) майка с проглядывающим чёрным лифчиком. Жёлтые, как подсолнух, шорты на круглой железной застёжке над змеечкой. Кроссовки на плотной подошве. И всё это на фоне двадцатичетырёхэтажки на Больничном переулке, недалеко от метро Левобережная, от его и от её метро. Только вот реклама «МТС» и нагромождение машин на стоянке не радовали глаз. Слишком много современного. Слишком много лишнего вокруг замечательной девушки. — Алиса, мы встретимся завтра? — Возможно, — игриво улыбалась «Алиса». — Может, ты не будешь меня так называть? — Поздно, красавица! Я уже видел сборник твоих песен под псевдонимом Алиса Тараневская. — Это только псевдоним. — Ладно, Света… — Игорь хотел ещё пошутить, ещё поговорить о чём-то, но невидимая сила против воли отталкивала его от Светланы. — Пока… — он было отошёл. — А, постой! Ты же послезавтра свободна. Точно! Сегодня ты едешь к бабушке в Бровары, завтра вечером от неё уезжаешь, а послезавтра — свободна. И тогда мы встретимся. — Ты мой Шерлок Холмс, — Светлана ласково потрепала Игоря по голове. — Да, послезавтра у нас получится встретиться. Я люблю тебя. Светлана не хотела этого говорить, но её сердце оказалось сильнее неуверенности. — Я тебя тоже, — Игорь обнял Свету, и хоть и не поцеловал, его объятие было крепким и шло от души. Остаток десятого числа Светлана Тараневская провела у бабушки. Поела, попила натуральных продуктов, насладилась советскими фильмами, сидя на тахте у маленького выпуклого «телика» да посмеиваясь в кулачок над бабушкиным: — Про мене — телевизор краще. Я в ваших тубах не разбираюся. Мне как-то туб включили — а там постыдная реклама. Я тыкаю на «пропустить» в куточку — воно нэ пропускаеться. Я ещё тык-тык — и меня выкинуло на сайт, дэ таку гыдоту рекламують. — «Ютуб», бабушка! — улыбаясь, поправила Светлана. — Я в цьому нэ розбираюся, — отрезала бабуля. — Фильмы ото дывысь. Зараз такого не снимають. Зараз такэ, що брыдко! «Поющи трусы» всяки поють. «Самый…» этот… «лучший фильм». Шо не слово — то матючче из тым от Галустяном. Такое, шо не можна дивиться. Света хихикала над старыми бабушкиными нравами, особенно смешными под её суржик, но в чём-то соглашалась с ней. Вечером Света замочила и постирала свою одежду, а на следующий день, покопавшись в огороде да скупавшись под боллером, надела высохший наряд. Светлана была благодарна порталу в Небо за то, что он дал ей возможность увидеться с бабулей, рассказать ей, как там мама и папа, взять с собой натуральных земных продуктов — словно в «Незнайке на Луне» семена гигантских растений, своё, родное… Небо забирает к себе неожиданно, но случается, что человек успевает сделать, сказать что-то важное. — Чуеш, внуця, — бабушка подбежала к Свете и взяла, поцеловала её в руку, — ты автобусом будешь ехать? — Да ну не знаю. Хотелось бы. — Слухай, — бабушка стала в тень липы, зловеще упавшей на её лицо, — ты если «попутку» ловить збыраешься, не едь. Я тебя прошу. Передчуття поганэ. Едь автобусом. — Хорошо. «Хорошо» на языке подростков и молодых людей означает «Я понял (а), но сделаю по-своему». Света не собиралась слушаться бабушку, ей нравилось быстренько, не дожидаясь кучи пассажиров, поймать попутную машину, посидеть на переднем сидении, поболтать с водителем про ментов, гаишников, учёбу, экзамены и вообще «за жисть»: она совсем не боялась, что иной водитель может завезти её не туда и сделать ей что-нибудь плохое. Только вот беда произошла с девушкой раньше, чем она куда-либо дошла. Светлана зашагала по узкой тропинке, поднимая ноги, дабы не придавить высокую траву, сквозь которую проглядывали всполотые грядки. Казалось, именно по такой тропинке хорошо учиться ходить, если собираешься быть моделью; впрочем, для учительницы музыки дорожка тоже была неплохой тренировкой грации и пластики. Девушка вышла на широкую тропу и замычала про себя свою же песенку: «Яркое солнце, Трава растёт выше. Козы пасутся. С бе-тон-ной кры-ши, — Светлана вскинула голову, зажмурив глаза и обнажив ровные белые зубы, Птицы слетают. Их уже тянут Тёплые дали. Хо-ло-да гря-нут! Уходи, о-сень, Если тебя здесь не ждут и не просят. Уходить ле-е-ень? Прогонем скорей! Уходи, «бабье Лето» фальшивое, ты тут не кстати. Уходить лень? Прогонем скорей! Яркое солнце, Трава растёт выше. Я кричу: «Солнце!» Ты будто не слы-шишь. Уходи, о-сень! Солнце и радость в душе нужны очень. Уходить лень? Прогонем скорей! Уходи, «бабье Лето» фальшивое, ты тут не кстати. Уходить лень? Прогонем скорей!» И наигранно траурным голосом добавила: — Четверг, одиннадцатого августа. Две тысячи пятнадцатый год. С поездкой в Бровары, Алиса. — Да, да, ей можно было называть себя Алисой, а Игорю — ни-ни! Тараневская обернулась на бабушкину белую хатынку, размалёванную мальвами, тепло улыбнулась и залюбовалась плывущим по правой стороне непроходимым колосьим раем. Радостно подпрыгивая, боясь безлюдной местности, но утешая себя мыслью о скором выходе к автобусной станции, Света по второму разу мычала песню, слушала саму себя, слушала природу, обрывисто думала о всяком и впервые почувствовала некий… холодок что ли. Показалось, что такого холодка не могло быть на белом свете. Его чужеродность пугала. На Светлану накатило чувство, будто она — героиня страшилки. А поскольку, в отличии от бабули, Света любила не только советские фильмы, но и всякие американские «ужастики», то в поле ей почудился Джиперс Криперс, похожий на летучую мышь в человеческий рост, а в сточной канаве, протекающей в метрах двадцати от лесополосы, девушка ожидала увидеть клоуна Пеннивайза с заманчивой связкой цветных шаров в руке в белой перчатке. Перестав петь, Света поправила волосы, сумку и стремительно зашагала к остановке. Беспокойство не проходило. Света перешла на бег — и неожиданно её толкнули в спину. Светлана заорала, перепугав птиц в округе, и упала. Поднявшись, она тут же перекатилась в безопасную, по её мнению, позу, в которой могла дать сдачи, и встала. Вокруг по-прежнему не было ни души. Но её точно кто-то ударил, причём сильно! Утирая слёзы и прерывисто дыша, Светлана оглядывалась вокруг себя так, словно то крутилась камера, снимающая панорамное фото. И опять никого. Но шестое чувство подсказывало: что-то не так. Светлана проверила телефон — он функционировал, хотя связи не было: то и понятно, первая вышка только у автобусной станции. Но время! Она выходила от бабушки в шесть вечера, а часы показывали «10:32 дп». Настройки часов поразили Светлану ещё больше: круг состоял не из двадцати четырёх, а из двадцати пяти часов. Девушка проверила часы ещё раз — всё то же самое. — Чё за бред вообще? — Эта сленговая фраза с оттенком негатива стала последней на пути к изучению Светланой Тараневской эльфийского языка. О чём она ещё не догадывалась. Только потом девушка почувствовала, как болят голова и спина после удара. Жаль, таблеток с собой не было. Ну ничего, можно добраться до автобусной станции и там купить. Светлана застопорилась по дороге, которую проходила без преувеличения сто раз в жизни, затем стала двигаться, прошла достаточно много — а станции всё не было. Хотя местность в округе менялась. Наросты на деревьях напоминали окаменевшие глаза, носы и рты чудовищ. Невесть откуда появились кусты с крупными синими ягодами — то есть с ягодами размером с ладонь! Они сокращались и пульсировали, как человеческие сердца. Из некоторых ягод шёл, стекая на пыльную тропу, яркий лиловый сок. — Боже… — прошептала Светлана и, будучи агностиком («Ну я хз, кто я, ба! Наверно, агностик. Я верю, что чё-то есть, но чё, не знаю» отвечала она на бабушкино «Ты ведь нашей, христианской виры?», а бабушка спрашивала «А «хы зы» — це що воно такэ? Можно по-украински или росийською?», и Света краснела), начала читать молитву. Она знала только «Отче наш» и читала её, когда было страшно. Тогда страх отступал. Вот и сейчас после слов «Ибо Твоё есть Царство и сила и слава во веки. Аминь» страх отступил, но не пропало напряжение. Света услышала внутренний голос: «Ты уже не у себя. Автобусной станции впереди нет. Её нет нигде. Ты гостья в чужом мире. И сейчас ты не туда идёшь. Совсем не туда. Остановись». Странные синие ягоды сменились такими же зелёными — видно, не спелыми. По ним ползали большие божьи коровки, раз в пять больше обычных. Солнце светило по обыкновению ярко, если допустить, что ещё не наступил полдень, хотя на самом-то деле было больше шести вечера — может, полседьмого или без двадцати семь. Только в поле зрения Светланы попала луна. — Так. Стоп… Это как? — спросила она себя достаточно буднично. Что ж, бывает, человек потрясён так сильно, что ни глаза его, ни уста, ни пальцы рук не способны выразить такого удивления. Луна была не одна. Слева (непонятно, в какой стороне света) находился маленький белёсый серп, посередине чётко виднелся огромный белый, со множеством кратеров круг, справа раскалялась красноватая луна, немногим больше первого серпа. Все три луны были именно лунами, а не Луной, Марсом и Венерой. В тот момент Светлана окончательно поняла, что попала в другой мир, но отказывалась произнести: «Я в другом измерении». Новый мир вроде бы не был враждебным. Солнце на голубом небе и странные, но по виду вкусные ягоды не могли вырасти в мире демонов и злых духов. И пусть тут не было никакой автобусной станции со старой обшарпанной будкой, алкогольной «заправкой» с мужичками в спортивных штанах, продавщицей газет, продавщицей мороженого и таксистом а-ля «Такси! Недорого! Такси на Киев!» (а выходило как раз дороже «попуток»), что-то, кого-то да следовало поискать. Светлана долго шла вдоль незнакомой лесополосы. Затем лесополоса пропала — и кусты завели попаданку на просторную, припорошенную песком дорогу среди леса. Светлане было страшно возвращаться назад, и она понимала, что обратным путём не дойдёт к бабушке; неизвестно, что обитает в той стороне вместо бабули, впрочем, и впереди была одна неизвестность. Но впереди хотя бы пели какие-то птицы. Лес был светел и приветлив. Светлана шла по дороге час или два, а лес всё не прекращался. Она выбилась из сил, когда заметила впереди движение. Она осторожно подошла поближе, но тут подумала: а что такое серое, с чем-то жёлтым на голове может достигать трёх метров в высоту, в ширину быть метра два, а реветь, как медведь? Безопасен ли ТАКОЙ зверь? Вряд ли… Не спуская глаз с серого существа, Света начала отступать и крепче обхватила сумку: ещё с первого просмотра «Гостьи из будущего», где Коля от пиратов убегал, а стеклянной тары не выпустил, ведь «Кефиру-то надо было купить», она взяла привычку не терять и не бросать своих вещей даже в смертельной опасности; вещами можно и защититься, а если нет, можно научиться быстро бегать с вещами, и Света научилась, для этих целей часто покупая себе лучшие кроссовки. Тут случилось страшное. Большая ветка, упавшая на землю, предательски хрустнула под Светиными ногами. Чудовище услышало и заметило добычу, выдохнуло «Аф-ф-фр!» из огромных, бездонных лёгких и медленно повернулось. Сердце подскочило в Светиной груди и задало ей такой энергии, которой, казалось, неоткуда выжать. Света бежала и бежала обратно, а марафон всё длился. Чудовище то настигало её, то отставало. Оно было таким сильным, что точно бы придавило девушку, если б догнало. Светлана задыхалась и с невиданным страхом ощутила погибель, когда ей сбоку от дороги попалась верёвочная лестница, свисающая с большого камня у оврага. Светлана закинула сумку на плечо и полезла наверх, борясь со своими ослабевающими членами, боясь, что сорвётся… Но вот она оказалась наверху, а огр («Откуда я знаю, что это огр? Неважно… Просто знаю, какая гадость здесь обитает») рычал, тщетно пытаясь достать девушку. — Бэка! Бэка! — услышала Света чей-то взволнованный голос. Она отступила от края, где её тут же забила дрожь. Внизу не прекращала рычать тварь. Сразу перед Светой находилось маленькое поле, метров двадцать на двадцать, не больше. Такие же квадраты полей тянулись по обе стороны от него и разделялись широкими тропами, отчего-то напомнившими девушке «ти» и «та-та» в музыке: мозг подкинул странную ассоциацию. Впереди за полями раскинулся город с золотыми воротами, золотым забором и красными, цвета театральных кресел, домами в форме скворечников. Над красными домами возвышались синие, с круглыми окнами, а над синими — огромный, похожий на игрушку девочки-великана дворец. Это был не Киев, точно не Киев, хотя незнакомый городок тоже стоял на холмах, судя по тому, что за ним проглядывалась полоса с маленькими белыми домишками с яркими рыжими и зелёными крышами. Но солнце, дымка и попросту даль мешали их разглядеть. Светлана попыталась найти рациональное объяснение, мол, снимают фэнтези между Броварами и Киевом, а всё это декорации, и рычащий огр — не огр, а промоутер в костюме и на ходулях, а она, юная Тараневская, испугалась, как Дениска у Виктора Драгунского испугался актёра-медведя. Да, всё это могло оказаться правдой… Но город выглядел реальным. А огр переборщил со своей злобой. Так злиться мог лишь настоящий монстр. И потом… на ходулях быстро не побегаешь. — Бэка, ла молвил! — явно велел Светлане мужчина с длинными, собранными в хвост красными волосами. Он был уже не молод, и морщины ярче выражали его эмоции. Светлана почти не поразилась, увидев, что у мужчины неестественно длинные уши. В руках он держал посох цвета красного дерева и, оттолкнув Светлану к полю, подальше от опасного места, кинулся к обрыву. — Осторожно! — крикнула Светлана, понимая, что человек этот (человек ли?) вряд ли знает русский язык, но он добр и его нужно защитить, потому что всё это, господи боже и чёрт возьми, происходит взаправду! — Там обрыв! Там огр! Огр! — Ла веда, огро! — с подобием охотничьего клича крикнул мужчина и, крепче схватившись за посох, каким-то образом выстрелил из него жёлто-белым зарядом. Звук выстрела был таким, словно тысячи железных деталей высыпались из короба техника. Кто-то вдали, в городе, остановился, услышав выстрел, но тут же пошёл по своим делам. Монстр издал последний в своей жизни рык и повалился на землю, судя по тому, как она содрогнулась. — Килла! Килла! — обрадовался красноволосый. Светлана нагнулась посмотреть на то, что за ней гналось, и чуть не свалилась вниз, падая в обморок. Мужчина вовремя подхватил её и повёл прочь от серокожего чудища с тремя злобными даже после смерти глазами и огромными, цвета слоновьих бивней, зубами. У Светланы заплетались ноги. Ступни горели от бега и напряжения. Мужчина указал на её кроссовки, засмеялся и произнёс нечто вроде «М-мда». — Каман ханн хидчин, — сказал он добродушно. — Сёс огро килла`н. Син окко. Син окко, йес? — Yes. Мужчина говорил на каком-то своём языке и пытался говорить на английском? Светлана заговорила на «Инглише», чтобы они поняли друг друга, хотя от шока у неё заплетались не только ноги, а язык. По-английски выходило грубо и без акцента: — Thank your very much! My name is Svetlana. And… Where are you taking me? I need to go to Kiev. — Нонна разумеж. — Не понимаете, да? — заволновалась бедная девушка. — Меня зовут Светлана. Мне нужно в Киев. Это Киев? — показала она на город, прекрасно зная ответ. Интуитивно мужчина таки понимал попаданку. Светлана тем временем рассматривала его волосы: красный цвет не был краской, уж она-то со своей любовью к рыжему могла отличить краску от естественного цвета волос, но как волосы могут быть красными от природы? Может, мутация? От чего? — Сё Файр, — мужчина указал на город перед ними и уверенно направил девушку к одному из красных домов. — Стэлл беггинар Реддитаун. Сайта Реддитаун афта`н анд невера`н Файр. Разумеж? — Ага. Yes. — Сё окко… Ми одынна? Хендс? Леган? — он указал на руки и ноги девушки. — Окко? — спросил он очень серьёзно. — Та окей всё. — Нонна миссэльфина? Хотя Светлана не поняла, о чём её спросили, отрицательно помотала головой. Тем самым ответила правильно. — Нонна шалан ханн сёс фоллест, — строго наказал мужчина, большим пальцем собранной в кулак ладони указав назад. Светлый и приятный с виду лес оказался обителем злых огров. Маги-специалисты насчитали порядка пятидесяти огров; кто-то насчитал пятьдесят два. Но то когда ещё было!.. Самки их вынашивали огриков целый год, но, выносив, тут же беременели вновь. Не повезло, очень не повезло двум попаданцем оттого, что портал выплюнул их прямо к хищным тварям. Разорвали, съели. А Светлана стала третьей и счастливой попаданкой, потому что спаслась. Впрочем, Светлана не могла быть счастливой, находясь вдали от родных. А о том, что обратных порталов не существует, она узнала достаточно быстро. Всё же не покидая надежды, она учила эльфийский, читала словари, читала книги о перемещениях между мирами, но подсказок, как вернуться, не видела. Дважды Светлана сбегала в страшный лес, и первый раз ей снова повезло, а во второй огр полоснул её по спине, оставив долго не заживающие раны. — Не смей так больше делать! — говорил по-эльфийски красноволосый мужчина. Светлана, отлично понимая язык, жила у эльфа уже год и работала на его собственной ферме. — Я тебе при нашей же первой встрече сказал: никогда туда не ходи. Особенно если ты человек, а не маг. Ты не сможешь защитить саму себя, как бы быстро ты ни бегала и как бы высоко ни взбиралась! Я убил огра волшебным электрическим посохом. Здесь нужна магия. — Так научите меня магии, мистэльф Алан Файран! — Не могу, — покачал головой Алан. — А даже если бы мог, я б не учил тебя схватке с ограми. Тебе это не нужно. Могу научить простому: как прятать в рукав невидимые письма, как превратить два стакана в один прекрасный кувшин. И всё такое. Люди не могут научиться большему. Ни у кого никогда не получалось. Мы бросили попытки стать для вас хорошими учителями-магами. Светлана не сдавалась, но Алан был прав: она не смогла научиться магии. — Я знаю, почему ты хочешь убежать, — печально сказал Алан. — Хочешь увидеть маму, папу, бабушку, своего Игоря. Хочешь жить в Киеве. Но портал никогда не возникает дважды в одном месте. Твой единственный путь — ждать, когда где-нибудь случайно возникнет портал с попаданцем из Киева или любого другого города вашей Земли: там уж без документов, без виз, но с твоим умом и упорством как-то да доберёшься домой. Когда один человек попадает на Небо, а другой в этот момент находится поблизости, он может проскочить в иную сторону. Это называется обменом между мирами: Земля — Небу, Небо — Земле. — Обменом? — заинтересовалась Светлана. — Вот бы мне дождаться этого обмена. Потому что я не знаю, как дальше, «как в этом мире жить дальше-е-е!» — взревела она и, рыдая, опустила голову на стол, рядом с книгой «Тайны Небесного перемещения».***
Жизнь дальше, однако, пошла. Алан Файран не без помощи старательной Светланы разбогател. Ферму он передал знакомой семье, на первый год требуя десять процентов с продаж каждый месяц, а после года отпуская ферму в их руки насовсем. Семье той он доверял, и она его не подвела. Алан перебрался в столицу Уэлл и захватил с собой Светлану. В Уэлле названые отец и дочь примкнули к большому строительству домов наподобие дворцов, только не для королей и принцев, а для прочих состоятельных мистэльфов и миссэльфин. После постройки Алан собирался купить жилище в одном из таких дворцов. Дабы Света не была скована, Алан предложил ей назваться Лайттой — то есть всё равно Светланой, на эльфийском-то языке, — а псевдоним взять Алиссия — то есть ту же любимую Светой Алису. — Я тоже думала о другом имени, — призналась Светлана. — А то как-то неуютно среди кучи эльфов, хотя вот гости с юга и востока не переживают, кто они, откуда они, всё что-то работают. Да и редкие люди здесь как рыбы в воде. А я вот — нет. А можно так, чтобы меня называли Алиссой, а по документам — по этим вашим эль-листам — быть Лайттой? — Конечно можно, Светлана Васильевна Тараневская! — шутливо подбодрил её названый отец. — Надеюсь, когда-нибудь меня снова назовут Светланой. Тогда, когда я пройдусь по «Трое», посижу под развесистыми каштанами, вдохну загазованный киевский воздух, лишившись вашей Небесной чистоты, и увижу всего одну луну. У нас маленькая луна. Она так и называется — Лу-на, — Светлана получала особенное, с долей грусти, удовольствие, произнося её название и вообще с каждым словом вспоминая родной край. Алан готовил для Светланы рагу на соке от мяса песочного тролля. Само мясо, по вкусу похожее то на курицу, то на свинину — смотря в каких частях тела, — дополнительно тушилось с луговой травой из магазинного пакетика, напомнившего Свете товар в «Фуршете» или «Великiй Кишенi». Ворочая еду, мистэльф Файран сказал: — А те три луны, что ты видела, — Фаст, Виммира и Гоуст. — Забавно! — засмеялась Света. — У нас по-английски «fast» — это «быстрый». «Гоуст» так похоже на «guest» — «гость» и на «ghost» — «призрак». — Вот-вот! Наши языки вообще в чём-то похожи. Так было давно, ещё до попаданцев с Земли. Мы развивались по отдельности, но похоже во многом: может, таким был замысел наших богов и вашего бога в разных обличиях. Вспомни нашу встречу: мы понимали друг друга не только по жестам и эмоциям, но и по некоторым словам. — Да, да… А почему луны так названы? — Ну, Фаст самый быстрый. Почитай «Астрономию» Вельмины Мудрой. Она, кстати, где-то была у меня на русском, найду — дам. Тебе понравится. Там и карты есть: звёзд, созвездий, лун. Фаст за сорок дней оббегает Небо. По девять градусов в день. Самая крупная — Виммира. Движется по шесть градусов — за шестьдесят дней уже на том же самом месте, только вокруг себя ленится вертеться. У неё фаза длится в полтора раза дольше, чем путешествие по оси вокруг Неба, — Алан закружил указательный палец над кулаком и повернулся боком к Светлане, поймав лучи солнца своими красными волосами. — Вон, кстати, солнце — Арресан. У вас оно вроде как погибнуть должно, когда гелий закончится — стать жарче, исправив моря и океаны с поверхности планеты, расшириться до красного гиганта, затем стать карликом, — и вы ищете новые планеты и новые солнца, чтоб сохранить свои жизни. Ну вот ты нашла новый мир просто по пути от бабушки! А что? Всё равно хочется ведь домой… — Расскажите про Гоуст, а не то я заплачу, — призналась Светлана. — Что Гоуст-то? Далеко находится, ползёт вокруг Неба целый год. — По градусу то есть. — Светлана уже знала, что в Небесном году триста шестьдесят дней — на пять-шесть меньше, чем в году на Земле, но благодаря лишнему часу в день год выходил длиннее. — Точно. Я сейчас найду… Обед уже не нужно было мешать каждую секунду. Алан отвлёкся от печи и склонился над ящиком с книгами. Перебирая их, он нашёл «Астрономию». Под «Астрономией» оказалась ещё одна книга Вельмины Мудрой — «Порталы Нордландии». — Я думаю, вторая книга будет для тебя интересней, — с пониманием произнёс мистэльф Файран. — Говорят, в Нордландии порталы открываются чаще. Вдруг ты сможешь… Алан Файран вздохнул. Он прикипел душой к украинской попаданке. Ему было так же больно расставаться со Светланой Тараневской, как больно было видеть смерть обоих детей — бойцов-новобранцев Иоанна и Светлозары (почти Светланы) — от лап и зубищ огра. Светлана знала об их смерти, как знала и о том, что после их гибели у Алана пропала вся его мужская сила — не только та, о которой говорят лишь лекарю, но и мужская способность любить. Какое-то время Алан находил утешение в случайных связях с мистэльфами, которые называл «синими вечерами», однако их развратность и сумасшествие были далеки от чувственности и доброты «синих вечеров». Накануне встречи со Светланой Алан Файран прервал последнюю пагубную страсть и ныне мечтал о женщине, но одиноких миссэльфин его лет не встречал. Однако произошло чудо. Однажды мистэльф Файран познакомился с некой Маргарет Раннис, старой и богатой миссэльфиной, которая тоже желала купить богатое жилище. Полюбив её, узнав о её утрате — гибели сына-мага Антона в огненной пещере — и прожив с ней полгода, Алан предложил пожениться и купить одно и то же жильё. Так они и сделали. А Светлана по документам и по душе стала их общей названной дочерью Лайттой под псевдонимом Алиссия. Ей нравилось общество Алана и Маргарит, старшего мистэльфа с естественными красными волосами и старшей миссэльфины с естественными жёлтыми волосами. Глядя на них, Алиссия — да, теперь для истории Неба, как и для истории Земли (если ей будет суждено на неё вернуться) девушка была Алиссией, и отныне в «Сказке о светлом и тёмном брате» будет называться именно так — упомянула, что любит рыжий цвет. Раньше она часто красилась в рыжий, но на Небе-то краски для волос нет. — Отчего же нет?! — воскликнул Алан. — Есть чудесные краски для волос. Как у вас говорят, без химии. Только скажи — я раздобуду её завтра же. Маргарит тепло сказала: — Алиссия, а ты знаешь, что у красноволосых мистэльфов и желтоволосых миссэльфин рождаются дети с яркими рыжими волосами? То, что ты любишь рыжий цвет, — как подарок судьбы для нас. Как знак. Вскоре Алиссия не могла избежать своего нового образа. Маргарет расчесала её длинные, до ягодиц золотистые волосы, по-доброму поражаясь, как их можно было сохранить в двух пыльных столицах разных измерений. Подравняла кончики. Выровняла косую деревенскую чёлку. С каждым движением Маргарет проявляла мастерство не только парикмахера, но и швеи, собирая и сшивая лоскутки разорванной Алиссиной души. Лишь возвращение домой могло сгладить все неровности ткани, но тёплые, как солнце, яркие, как огонь, рыжие нити, похожие на новые Алиссины волосы, крепко держали те лоскутки, и воображаемая ткань имела какой-никакой, даже очень приглядный вид. — А краска действительно хорошая! И вы большая молодец! — Алиссия чмокнула Маргарет в щеку. — Спасибо, дорогая. А краска из маленьких морских моллюсков. Сохраняет цвет до полугода! Краску привозят в Эрру-Эльфс из Нордландии. Там её ещё больше. — Откуда? — встрепенулась Алиссия. Она уже не могла не думать о Нордландии. Ей хотелось перебраться в страну, откуда легче попасть домой. Названые мать и отец видели это и однажды, когда Натали объявила о начале проекта, отпустили дочку в Оллов. — Без песни жить тоскливо, а попаданке в десять раз больнее, — сказал Алан. — Ты должна участвовать. — А вы? — Алиссия чуть не плакала. — А мы остаёмся, но будем к тебе приезжать. Не грусти, милая девочка. Но Алиссия грустила. Слёзы градом хлынули из её глаз: вот однажды она потеряла мать, отца, парня, бабушку, а теперь теряет других отца и мать. Как же несправедлива жизнь на обеих планетах! Алан и Маргарет обняли Алиссию и как могли успокоили. — Не плачь, — сказала Маргарет. — Лучше посмотри, какие платья мы тебе купили! И какие уши сделали! — Уши? — Горе Алиссии нельзя было заглушить платьями, хотя именно они — белые, воздушные и оранжевые, из более плотной ткани, похожие на костюмы — стали частью её сценического образа, а вот уши привлекли Алиссию. — Как вы их сделали? Покажите. Названые родители держали перед дочерью искусственные эльфийские уши. То есть Алиссия понимала, что они искусственные, а на вид их нельзя было отличить от настоящих. Достаточно было нацепить их на свои реальные уши, чтобы они как будто присосались к коже, обхватив ушную раковину, при этом они были удобны, не ощущались лишними, а ушная раковина из-за них не потела. — Так ты будешь полностью похожа на миссэльфину, и тебя возьмут на проект, — объяснила Маргарет. — Насчёт второго не уверена… — Напрасно! — подбодрил дочь Алан. — Ты поёшь душой. Я слышал твои русские и украинские песни. Ты хорошо выучила эльфийский. Признаюсь, я видел мало людей, которые так быстро могли выучить наш язык. Он похож на ваши земные языки, но всё-таки сложен. Что ж, Алиссия… Счастливой дороги. Алиссия обнялась с названными родителями, они снарядили её в дорогу, предупредили об опасностях Неба и хотели подвезти на одну из девяти каретных станций, но миссэльфина отказалась: не хотела ещё раз расплакаться. От станции Алиссия добиралась пятью разными каретами: с другими жителями Эрры-Эльфса до самого Североветровска, где набравший силы ветер караулом ходил между вросшими в землю, сырых оттенков домами, и где маги вместо ярких зелёных, синих и красных роб одевались в бледно-белые и серые одежды, а далее — через границу с частью тех же эрр-эльфцев и с жителями северной Нордландии на юго-запад, к Оллову. Алиссии нравился порядок на Небе. Граждан пропускали в любую страну без всяких ограничений, без всяких «на три из шести месяцев». Нужно было только показать эль-лист, в котором с помощью волшебства тут же появлялись записи обо всех подвигах и проступках эльфа, полуэльфа и человека, и преступная, тёмная личность не могла пересечь границу, а порой не могла даже выбраться из родного города, где её быстро находили и отправляли в камеру стражники. Единственное, в чём можно было обмануть эль-лист, — это вписать «миссэльфина» вместо «человек, ж.р.»… Нравились Алиссии и таверны с приветливым, разговорчивым народом. То ли ей везло попадать лишь в хорошие места на пути к Оллову, то ли на Небе в принципе было не так много пьяниц и похабных существ, но публика напоминала ей добрых артистов из старых мюзиклов и ломала стереотипы о фэнтезийных тавернах. Когда Алиссия попала на проект и в группу «ЛАХТ», жизнь её заиграла новыми красками. Она стала счастливее прежнего. Тем более что Алан Файран и Маргарет Раннис сдержали слово и навещали названую дочь — вместе или по одному. Но каждый день её тяготило чувство вины. А что скажут Ребекка, Лимма и Хелена, если узнают, что она — человек? Не выкинет ли её из группы сама Натали? Не пожалеете ли Выбьёрн о её участии в проекте? О своём выборе? Что подумают о ней подруги, если она их внезапно бросит, узрев возможность скрыться в столь желанном портале домой? Да и как их бросить? Они стали ей такими родными… Особенно Ребекка! Что скажут миллионы эльфов, когда окажется, что настоящее имя знаменитой Алиссии — не Лайтта, а Светлана Тараневская? Каких слов следует ей ожидать в ответ на свой подлый обман? А что, если Ребекка запомнила оговорку во фразе: «Отец — один из красноволосых ЛЮДЕЙ»? Что, если кто-либо — кто угодно! — вновь попросит её показать что-нибудь волшебное и с прелестной шуткой о том, что творчество само по себе волшебно, уже не выкрутиться? Что, если?..***
Алиссия расстроилась, сидя за столом. Ребекка обняла её и сказала: — Ты моя лучшая подруга и останешься ею, кем бы ты ни была и где бы ты ни находилась. Выбьёрн позволительно, мягко тронул подругу жены за плечо и предложил малинового чаю. Алиссия согласилась и поблагодарила. Хелена и Лимма в один голос заявили: — Мы тебя понимаем. — Ты милый и хороший человек, — добавила Лимма. — Спасибо, Лимма. Вы все замечательные! Михельсон на детском варианте эльфийского залепетал: — Свелана Ранески. Алиса! Алиссия, а ты будешь петь ещё «на-на, на-на-на», песню, которую ты мне пела и трогала мои игрушки, помнишь? В-вчера! — Конечно, помню! — улыбнулась Алиссия. — Главное, что игрушки трогала, запомнил. Я ему вроде кукольного театра устроила. На душе ей стало намного легче. Все, кто был в доме, перемирился и будто заново подружился. Только за окном вновь начались волнения… Никого, в первую очередь семейство Поплар-Тодитэссон, они не радовали. Тут в дверь постучали стражники. — Мистэльф Поплар, миссэльфина Тодитэссон-Поплар, с вами миссэльфина Светлана Тараневская? — спросил один стражник. Ребекка набралась смелости и впервые в жизни противостояла стражникам. — Алиссия ни в чём не виновата и не пойдёт с вами! — крикнула она. — Если надо, я сама заплачу штраф из-за проклятого эль-листа. В мире, где человек вынужден притворяться эльфом. — А я готов пройти в тюрьму, лишь бы вы не трогали Алиссию! — вмешался Выбьёрн. — Подождите, пожалуйста, — спокойно произнёс другой стражник. — Мы ни в чём не обвиняем Алиссию. Тогда Выбьёрн открыл стражникам. — Я вас слушаю. Стражники смотрели на напуганную Алиссию, в чью руку вложил ладошку малыш Михельсон. Это была картина одной нереализованной Алиссино мечты — быть учительницей музыки в одной из киевских школ и точно также возиться с украинскими малышами. — Речь не о том, что миссэльфина Алиссия — человек, — вновь объяснил первый стражник. — Речь о человеке, который попытался поджечь дом и сейчас находится в камере. Он требует к себе вас, Алиссия. — Меня? — Испуг сменился сильным удивлением. — Поклонник? Даже если поклонник, мне неприятно говорить с таким неадекватным человеком. — Он сказал, вы его знаете, — осторожно произнёс второй стражник. — Его зовут Игорь Науменко. Алиссия широко раскрыла глаза и упала в обморок.***
К серокаменному зданию тюрьмы приехали все: Алиссия, Ребекка, Выбьёрн, Хелена, Лимма, принц Северин и принцесса Валерия. Сочувствующие взгляды проводили Алиссию к камере. Миссэльфина подошла к решётке, как к минному полю, боясь взрыва любого из своих чувств — смотря куда ступишь. Такая вот была игра в сапёра. И хотя Алиссия, Светлана Тараневская, и Игорь Науменко общались на родном русском языке, речь их вызвала у Алиссии отторжение; говорить на таком чужом эльфийском, изученным прежде всего ради выживания, ей даже в первые месяцы жизни на Небе нравилось больше. — Игорь? На неё смотрел её любимый или когда-то любимый человек. Нервный, чёрствый, он качался на нарах, как сумасшедший, и резко вскочил, увидев Алиссию. Ей было бы больно, но в то же время тепло услышать «Ты…», или «Светлана? Неужели ты жива, неужели с тобой всё в порядке?», или «Наконец-то я нашёл тебя!», но Игорь, её Игорь, киевлянин, которого Алиссия сильно любила, хотя не сразу поняла, НАСКОЛЬКО сильно, «с порога» высказал: — Твоя подружка нехило прошлась по людям. — Как ты здесь очутился? — Алиссия рассматривала каждую чёрточку повзрослевшего и заросшего лица Игоря. Попав хоть и в другой мир, но вполне имеющий мыло, свои аналоги шампуней, бритвы, расчёски и опрыскиватели для тела (слов «лосьоны» и «дезодоранты» в эльфийском не было, а предметы того же назначения существовали), Игорь выглядел, точно Алан. Но не Алан Файран, а Алан из «Джуманджи», заросший, как из джунглей. — А ты как? В рыжий красишься, самозванством занимаешься, песенки поёшь и в ус не дуешь? — язвительно спросил Игорь. — Ты хоть знаешь, что твоя бабушка умерла? — К-к-как умерла? Алиссии требовалось гораздо больше времени, чем предоставляло ей свидание, дабы осознать случившееся. — А вот так! Игорь в красках, срываясь на Алиссию, закрывающую уши ладонями с оттопыренными пальцами, жмурящую глаза, плачущую, проклинал её за всё, абсолютно ЗА ВСЁ, что произошло в их семьях за это время. Мама и папа бросились искать Светлану, нигде не нашли. Опросили всех — Игоря, друзей, родственников. Даже бывшую школьную учительницу Тараневской, как выразился Науменко, «дёрнули». Последние следы девушки были в Броварах, недалеко от бабушкиного дома. Вызвали полицию. Те давай снова всех опрашивать, ещё больше народа опросили — ничего. Затем полиция искала Светлану со служебными собаками. — Овчарки вились вокруг места, где тебя подхватило Небо, и громко лаяли, — сказал Игорь. — Я думал, у меня уши заложит. Люди теперь ту дорогу обходят стороной: оттуда все не туда сворачивают, еле домой возвращаются, или будто телепортируются, р-раз — уже дальше прошёл метров на сто либо на сто метров вернулся, или просто голова там болит. Проклятое это место. — Родители мои как, Игорь? — С родителями твоими всё в порядке. Ну, насколько это возможно, когда дочь пропала без вести, — укорял парень саму Алиссию, а не обстоятельства. — Работают там же, где и работали. Бабка твоя только мучилась без тебя и померла. Алиссию поразила не столько грубость, сколько будничность речи парня. — Не смей так говорить! — вскипела она. — Бабушка. Бабуля. Но не бабка. Она мне… кхы… а-кхы… — девушка проглотила солёную воду или — по ощущениям — захлебнулась в ней, как в море. — Бабуля дала мне еды на до-до-рррогу. — Да она мне никто, чтоб бабулей называть. Алиссия могла раскрыть рот от удивления, преобразив его в правильный овал, но спазмы от плача удерживали её рот широкой, неровной гримасой. — А я сохранила эту еду! Бежала и взбиралась по верёвочной лестницей с сумкой, пока меня догонял огр! Огр, который хотел меня убить и съесть! — кричала Алиссия. — Я поделилась бабулиной едой с эльфом, спасшим меня! — Опять эльф! — Игорь не слышал Алиссию. И, похоже, не слышал самого себя, а может, просто не стеснялся матов. — Дура ты, Светка. Защищаешь этих гадов, а они чего хотят, того и воротят. Твоя подружка спи…ла х…ню — теперь вон что творится. Ты, бл…ь, сними накладные уши, уже ж нефиг выделываться: подружка, пока себя обеляла, всем расп…ла, что ты человек. Сними накладные уши и послушай, что творится на улице. Я даже через камеру слышу, как люди ругают эльфов, эльфы ругают людей, а полуэльфы поддакивают тем и другим, бл… ! Может, кто уже и простил твою Ребекку и её Выбьёрна, но все уже начали ср…ся между собой. Алиссия нашла, что ответить, но лишь потом поняла, что надо было сказать: «Может, народ и начал ссориться, и это неправильно. Но ни у кого кроме тебя не появилось и мысли поджечь дом с одним взрослым человеком, четырьмя взрослыми эльфами и одним эльфийским дитя. Что же ты пиняешь на зеркало?» — Да, так произошло. Так происходит, — не соврала она себе. — Но Ребекка поняла свою ошибку и намерена помочь людям. А её муж, я и наши друзья — мы все поможем ей. Я вернусь домой. И ты вернёшься домой. В Киев. А?.. — Ты не спросила, как я попал сюда? — вновь сыронизировал Игорь. — Ничего страшного. Бывает. Какое тебе дело до меня? Да просто год назад Я НЕ ПОБОЯЛСЯ, — крикнул он на прутья решётки, — пойти на то проклятое броварское место, чтоб оно меня подхватило и перенесло к девице, которая меня толком не любила. — Толком не любила?.. — Ой, вот только не надо рыдать! Мастерица лить слёзы! Заплаканные на проект Натали не попадают. Там все сплошь позитивные и помешанные на звезданутости. Тут случилось неожиданное. В комнату, в углу которой находилась камера, ворвался Северин Лайтссон. Никогда ещё принца всей Нордландии, талантливейшего музыканта и певца с необыкновенно хорошей внешностью и проникновенным голосом, Алиссия не видела таким разъярённым. — Оп-па, царь великий князь всея Нордландии! — ударил рука об руку Игорь и притопнул. — Низкий поклон — было бы где развернуться. — Ну всё, хватит, — просто и понятно произнёс Северин. Он будто хотел добавить: «Вас там всем слышно», но это без того было ясно. — Мистэльф Лайтссон… — Пойдём, — сказал он мягче, взял Алиссию за руку и вывел прочь из комнаты. В тот же день сам же принц заплатил штраф за Игоря Науменко: тот вёл пагубную жизнь в Киеве, и никакая Алиссия в этом виновата не была, поскольку он думать о ней забыл, только вот по старой памяти приехал в Бровары, и перемещение в другое измерение, конечно же, напомнило ему о «Светке»; а в Оллове «работал» помощником кузнеца, чаще выпивая и отвлекая от работы второго, настоящего помощника, так что денег у него не водилось. А те, что водились, он тут же выпивал. Ребекка и Выбьёрн письменно заявили, что ни в чём не винят Игоря, и отпустили его с богами. Забегая наперёд, рассказчик скажет, что Наумов и не хотел возвращаться домой, ему было хорошо хоть с людьми, хоть с эльфами, лишь бы ему наливали. Он гулял со многими миссэльфинами, прикрываясь красивым словом «зелёный вечер», а потом особенно так, вдохновенно начал гулять всего с одной. Они поженились, но жили без детей в Оллове. Алиссию Игорь видел по разным магическим порталам, но вживую видеть больше не хотел. Он её ненавидел. … Гул народного осуждения тем временем утихал. Но по-прежнему даже тысячи извинений от Ребекки за неосторожную фразу и миллион извинений от Выбьёрна за его былые, давшие дурные последствия, грехи не могли как по волшебству — в волшебном-то мире — вернуть родных людей и родные края попаданцем, на года, если не на вечность застрявшим на Небе.