ID работы: 9519600

Сказка о светлом и тёмном брате, или А что мы сделали, чтобы избежать ада?

Смешанная
PG-13
В процессе
15
Размер:
планируется Макси, написано 189 страниц, 13 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
15 Нравится 0 Отзывы 4 В сборник Скачать

VII.

Настройки текста
— Беда не прошла, мой любимый названый брат, — признался Выбьёрн, оставшись с Северином наедине. Они сидели на втором этаже поместья Поплар-Тодитэссон, в то время как на первом решали важные вопросы все их миссэльфины, а между миссэльфинами, с детскими забавами приставая то к одной, то к другой, слонялся Михельсон. Северина посещали самые серьёзные мысли. Он в задумчивости рассматривал вытянутые фаланги пальцев. На нём, как когда-то на одном из концертов «Elves», сидел чёрный бархатный костюм, только ныне его воротник, манжеты и ткань вокруг дырочек для пуговиц были расшиты серебряными нитями. Выбьёрн был одет в белый костюм — тоже такой, как однажды сидел на нём на концерте. — Во мне цветёт зло, — продолжал Выбьёрн, стараясь отвернуться к окну. Ему казалось, зло в его взгляде способно причинить вред доброй душе принца. Но и не смотреть на брата он не мог. — Меня всегда называли «светленьким», а тебя — «тёмненьким» из «Elves». Почему? Лишь из-за цвета волос и костюмов. Но мало кто знает, что по-настоящему светлый брат — прекрасный принц Нордландии. — Игорь Науменко вчера назвал меня царем великим князем всея Нордландии, — постарался передать чужую иронию Северин. Выбьёрн хмыкнул: — Знаешь, брат, почему он желал нам зла? — Потому что независимо от рас везде хватает недобрых, подлых и жестоких созданий, — был уверен Северин. — Нет. — У Выбьёрна была своя правда: — Ты правильно ответил, Северин, но на другие вопросы — почему Игорь решил именно поджечь дом, а не написать одно из проклинающих писем, почему он не пожалел столько жизней и почему сердце его не дрогнуло ни во время преступления, ни позже, когда… — он подобрал нужное выражение — состояние аффекта прошло. Но Игорь, прикрываясь ненавистью ко всей семье и нашим гостям, пожелал зла в первую очередь МНЕ. И я расскажу, почему. Выбьёрн не побоялся сесть возле Северина и коснуться его руки так нежно, как раньше часто-часто касался руки Ребекки. Выбьёрн рассказал, как продолжал пить эль и раскуривать дурман-траву, как обижал Ребекку и что при этом чувствовал, как именно он своими словами, своими манерами говорить, одним своим нахождением рядом подтолкнул Ребекку к неосторожному высказыванию: он был уверен, что без него она бы провела эфир о трудностях жизни людей или вроде того, в общем, никого не обидев, подняла бы какую-то важную тему. Он всё ещё метался между правильным, прилежным поведением, мужской, отцовской любовью и готовностью унижать, бить всех и каждого, ломать и крушить всё, что попадётся под руку. Он боялся, что зло внутри него рассердится, увидев, что теперь он добр и вежлив с каждым живым созданием; рассердится — и воспользуется его глазами — дабы смотреть на мир с гневом, его руками — дабы замахиваться, бить, давать пощёчины, его ногами — дабы ударять по стенам, его устами — чтобы рычать, плеваться, как зверь, и сквернословить. — Я болен, мой названый брат, — закончил свою речь Выбьёрн. Северин, подумав, не стал врать, что ни в чём не винит Выбьёрна. Об этом он однозначно сказал своим хмурым взглядом. В то же время его ясные, любящие глаза и уголки губ в попытке легко улыбнуться говорили Выбьёрну: «Я тебя никогда не брошу». — Я помогу тебе, потому что ты мой брат, — произнёс Северин. — Победить зло в себе любое живое существо должно само, иначе ничего не выйдет, — печалился сией истиной Выбьёрн. — Я помогу тебе, потому что ты мой брат, — был непреклонен Северин. — Бороться с внутренним злом ты будешь один, но я ослаблю его и дам силы тебе. — Как? — Хотя бы песнью, обращённой к тебе. И, Выбьёрн, никогда, слышишь, никогда не считай себя плохим! Если ты совершил что-то дурное, лучше ИСПРАВИТЬ проступок, чем, оставив его последствия, бессмысленно корить себя. Не позволяй гордыни и жалости взять верх над разумом и теплом общения с родными! В тот день Северин Лайтссон в который раз показал всю силу своей доброй и пламенной души. Мощь голоса, идущего из глубин груди, заставляющего вибрировать всё его апполонское тело. Целостность, прозрачной своей личности. И настоящую, пронесённую сквозь годы дружбу. Северин раскинул руки-крылья и запел: «Это происходит с каждым однажды: Трогает зло обнажённый нерв. Сеет тоску и печаль, вызывает гнев. Проникает, как в землю червь, Словно в землю червь… Свет твой противится тёмным порокам, Пока сложно семье и друзья-а-ам. Да поможет в сей битве жестокой Пес-ня мо-я-а-а!» Северин энергично задвигался, и всё поместье, вся его округа стали громовым эхом его голоса: «Если на Небе земли станет мало, Если Оллов занесёт сильный сне-е-ег, Братскую душу спасать не устану. Её охранял бы хоть тысячу лет! Свет-ла-я душа, свет-ла-я душа! Ты была моей частью всегда. Я так долго дружил и любил тебя-а-а, Что моей твоя станет беда-а-а. Мы узнавали друг друга в созвездьях, В ветре, трёх лунах, обложках нордландских кни-и-иг. Мы научились ценить каждый дружбы миг, Видеть, как друг головой поник… И печален лик… Буду я рядом, ведь мы неразлучные, Твои радость и боль пусть в крови Сохраню, ощущу же нарочно я, Как чув-ство люб-ви. Если разрушатся все горы сразу, Если останется Небо без рек, Хоть сто раз принц, но без самоприказа Я отведу от души брата грех. Свет-ла-я душа, свет-ла-я душа! Ты была моей частью всегда. Я люблю тебя так, что смогу помочь Победить, отогнать беду про-о-очь. Отогна-а-ать беду про-о-очь…» — крик Северина был похож на молитву. Его прекрасное, вспотевшее лицо на секунду словно взялось камнем. Столько самых разных чувств собрались в его лице, как нечто цепкое и неразрушимое. Северин сжал кулаки и потянул на себя руки с набухшими жилами — руки, которыми он готов был защищать свою семью: принцессу Валерию, Аннетт, Ника и Выбьёрна. «Бед на планете эльфийской немало, Не к настроенью дожди и снега Вдруг с сильным ветром, промозглым бывают. Но пред любовью они — ерунда-а-а. Я люблю тебя! Защищу тебя! Светлый мой, я сумею помочь, Победил чтобы ты самого́ себя, Был здоров без греха в день и в ночь! В день и в ночь!» Лайтссон закончил петь, но песня не отпускала его, держала в напряжении, воодушевляла тайным знанием, отдавала сложенный из слов смысл. Поплар в тот момент подошёл к Лайтссону и обнял его. Два прекрасных мистэльфа в чёрном и белом одеянии слились друг с другом, словно Инь и Янь. Объятие длилось так долго, как только необходимо было душам обоим. Выбьёрн первым нарушил молчание, сказав: — Моя милая Бекки договорилась с гильдией магии Оллова. Завтра она посетит их. Мы должны помочь людям вернуться домой. И мы искренне этого хотим.

***

Вечером принц Северин и принцесса Валерия вернулись домой, к детям и к государственным делам. Принц не мог оставаться в стороне от серьёзной беды. Его волновало многое. В первую очередь, судьбы людей, застрявших на Небе. Только из случайно взятой пачки писем, по-прежнему приходивших в поместье Поплар-Тодитэссон, сидя в одной из библиотечных комнат, Северин узнал, что людям на Небе гораздо сложнее вытерпеть расставания, чем испытать то же самое на Земле. «Однажды мне довелось застрять в дальнем городке России, — писала пожилая попаданка Анна Негода. — Вдали от родной Москвы. Двадцать километров — и лес с волками и медведями. Началась зима, а я жуткая мерзлячка… Ни за что бы так далеко не поехала, но муж на «вахте» работал — за ним хвостиком и отправилась. Полгода мёрзла, даже весной было ненамного теплее. Скучала по Москве. Но всегда знала — вернусь в столицу. С мужем, с деньгами (я тоже без дела не сидела), будем жить. По выходным — в Кремль ходить, на Китай-городе книги покупать. А что теперь?.. Первые недели на Небе мне хотелось расстаться с жизнью. Потому что я не знала, как найти дорогу домой, а потом мне рассказали, что вернуться почти невозможно! Я лишилась любимого мужа и считаю, что мне тяжелее, чем, например, женщине, которая развелась, ведь я даже не знаю, что с моим родным человеком! Одно время я плакала, что у нас нет детей, но теперь я хоть в чём-то спокойна: ребёнок не растёт без матери. Я живу, как старое привидение в заброшенной пещере, и злюсь, когда мой взор обращают к красотам Нордландии. Да, я попала в чудесную страну — несмотря на холод, здесь всё же приятный для меня климат. Да, вокруг меня расцветают тысячи пахучих цветов. Да, я видела Великие Северные Воды и Ледяное море — настолько чистые и живые, нетронутые грязными заводами и браконьерами. Но всё благолепие меркнет перед гложащей мыслью: я не дома, я не могу вернуться домой и не знаю, что с моими родными. Сейчас мне уже пятьдесят три года. Я знаю, что умру… Умру здесь. А гроб с моим телом наверняка никто никогда не перезахоронит в Москве». Сердце Северина сжалось. Он тут же взял чистый конверт, вписал адрес Анны Негоды и шариковой ручкой з заклинанием нетекущих чернил начал писать ответ. В другом письме зрелый украинец рассказывал о своих приключениях в Варшаве. В третьем украинка делилась историей поездки в Тверь. Перед Северином лежало с дюжину писем о человеческих поездках, перелётах, о неприятных и порой опасных приключениях во время путешествий, но при этом — о греющей сердце мысли, что всё это происходит в одном и том же мире. По большому счёту куда-то поехать или полететь было как пройти из комнаты в комнату. Все трудности упирались в проблемы с деньгами, визами, незнакомыми людьми (всё же людьми!) и топографический кретинизм — но не в проблемы с порталами. Свободное перемещенин с Земли на Небо и с Неба на Землю напоминало попытку без ключей и отмычек бродить по чужому, запертому жилью. В доме Выбьёрна и Ребекки таких писем лежало несколько сотен. И они, вероятно, пребывали ещё и ещё… Так много писем было благодаря представителям всех рас. Людей в Нордландии не было так много. Их было всего лишь… Северин задумался и, прикидывая цифры, побледнел. Будто прочитав его мысли, вошедшая в комнату принцесса Валерия сказала: — В одном только Оллове вместе с Алиссией живёт двадцать четыре человека. Во всей Нордландии их триста пятьдесят. По всему миру — четыре тысячи восемьсот сорок три человека. Пропавшие без вести на Земле и страдающие, «счастливые» суррогатом в виде нашей природы и нашего веселья — на Небе. — Неужели всё так ужасно! — произнёс Северин и признался, в один момент полностью поняв названого брата, страдающего от своей тёмной стороны: — Жаль, только огласка и большие цифры расшевеливают прямоходящих существ. Неосторожные слова Ребекки и Выбьёрна, чья-то одна яркая судьба («Алиссии» — вставила Валерия), одно, другое, десятое, сотое письмо должны были сцепиться звеньями, чтобы мы разглядели всю цепь. Теперь надо что-то сделать, чтобы разорвать её, чтобы избежать ада. Мудрая Валерия разгадала момент, в который не стоило утешать Северина и произнесить фразы, общий смысл которых сводился к «Мы ни в чём не виноваты», и, присев рядом с ним, достала чистый лист и занялась исчислениями. Северин хотел было сказать: «В чём ещё чисты мы, эльфы, так это в подсчёте денег. Все короли и принцы хоть и одеваются богато и платят за обучение детей разным премудростям, не лишают этой возможности других. Они честно распределяют деньги из казны на нуждающихся», но понял, что этими словами он бы раскритиковал всех людей, а не их отдельных алчных представителей. Поэтому работой занялся молча. — А Бекки завтра собирается в гильдию магов Оллова, — сообщила Валерия, когда подсчёты были сделаны. — Да, я знаю. — Северин был благодарен полутени, скрывающей часть его лица. — Ах, конечно. Выбьёрн ведь наверняка сказал. Я не слышала вашего разговора, но всё поместье слышало мощь твоего чудесного голоса и твои правильные слова, рвущиеся сквозь песнь! — Валерия искренне хвалила Северина, но словами похвалы оттянула следующие слова: — Выбьёрн так изменился. Поначалу он обижал Ребекку, а теперь со всеми добр и вежлив. В доме нет ни эля, ни дурман-травы. Все должны радоваться, а меня это настораживает. Как будто затишье перед бурей. — Я знаю одно, — уклончиво ответил Северин. — Душа у Выбьёрна светлая, поэтому волноваться не стоит. Принцесса Валерия всё поняла, да и текст песни Северина прямо говорил о беде Выбьёрна, однако не подала виду. Она обратилась к Дронну, Джулиан Джи Аре и двум молодым придворным эльфам, дабы те дальше занялись обеспечением гильдий магов Нордландии, моральной поддержкой и, как говорили попаданцы, финансовой стороной — это выражение было сухим, стерильным, но точным. Затем собиралась уснуть рядом с любимым принцем, но Эннди Нейр с виноватым видом поймал их у входа в спальню: — Прошу прощения, Аннетт и Ник не спят. — Одиннадцать часов! — воскликнул Северин, глядя на круглые, обросшие зеленью часы с волшебными, живыми стрелками и окошком, из которого как раз вылетел белёсый дух кукушки. «Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!..» — прокукукала она одиннадцать раз. Дети хвостиком шли за Эннди и теперь вились вокруг него, как в зимние праздники — вокруг ели. — Что вы здесь делаете? Марш в постель, — велел Северин. — Нам не спи-и-ится, — жалостливо протянула Аннетт. — Папа, а мы рисунок нарисовали! — похвастался Ник. — Ник… — Аннетт засмеялась. — Покажите, — заинтересовалась Валерия. Аннетт стеснительно показала большой лист. — Идите отдыхайте, — добродушно сказала Валерия Эннди. — Мы уже сами справимся. — Благодарю, принцесса. — Мам! — потребовал её внимания Ник. По центру Аннетт нарисовала белую-белую женщину с чёрными от туши и теней глазами и узнаваемой стрижкой «боб», рядом с ней — улыбчивого папу. — Я так улыбаюсь? — спросил Северин, рассматривая большие зубы огров на помятом лице какого-то бабуина. Ну, хотя забавного бабуина. — Да-а-а! — залилась смехом Аннетт. Сама она выписала из себя красавицу, правда, с большой головой и слишком тонкими ногами, зато с золотыми волосами: было видно, волосы она рисовала дольше всего. Нарисованная Аннетт стояла рядом с папой, нарисованный Ник прижимался к маме. По левую сторону от семейства Лайтссон находились старшие мистэльфы и старшие миссэльфины — музыканты Лайтссон и король и королева Кёрли (принцесса при уважении к их фамилии всё же звала себя просто Валерией или Валерией Лайтссон), проще говоря, бабушки и дедушки. Справа стояли Мэри Мэйнэльфс, семейство Поплар-Тодитэссон с Михельсоном и «ЛАХТ». Вокруг тех и других были ещё разные, узнаваемые и совсем незнакомые личности. Умная Валерия вспомнила урок детской психологии и тут же начала думать, что означает лево и право. Часто нарисованное посередине олицетворяет настоящее, слева — прошлое, а справа — будущее. То есть главной для детей была семья, но старшие родители как бы оставались в прошлом, на заднем плане, а в семье Выбьёрна, Ребекки и Михельсона дети видели будущее. А может, детские души впитали попаданческое сленговое слово «левое», означающее что-то плохое, незаконное, неидеальное?.. Валерия посмеялась над собой. Так можно и с ума сойти и заподозрить детей невесть в чём! Вот королева Кёрли всё Валерино детство переживала, что Валерия рисует чёрное небо, чёрные дома, чёрных эльфов, думала, что с девочкой не так, а она выросла с любовью ко всему светлому в душе и в одежде, только глаза любила красить потемнее, дабы они были выразительнее. — Мама, чего ты смеёшься? — обиделся Ник. — Подумала, как много и долго эльфов вы рисовали. — Не только эльфов, — сообщила как нечто важное Аннетт. — И правда, — Северин заметил, что вокруг эльфов очень много личностей без эльфийских ушей. — Это всё люди? — М, м! — Угу! — А почему?.. — Северин сузил глаза. Тут он без всяких уроков детской психологии проанализировал групповой портрет. Эльфы и полуэльфы были вырисованы чётко, а с портретами людей Ник и Аннетт тоже много старались, но люди вышли блёклыми, словно привидения на спиритическом сеансе. Для них как будто не оказалось места на Небе. — Если они похожи на призраков, — произнёс Северин, не зная, имеет ли право так говорить при детях, — значит, они ещё не в аду. Они в чистилище, откуда их возможно вытащить. — Только не в наш рай, — подсказала Валерия. — Им нужна Земля. Им нужны… — и она выделила эльфийские названия: — Роусс, ХанРоусс, ВайтРоусс, ГрэнтБиритт, Тилиан, Спаннье, Нортса, Финнса, Грэкс… Им нужны воды Апполона, Грэнт Квитти, Интти анд Нортса`н Вайтстаун овшан`ас. Им нужны их леса и горы. Им нужны их родные города. С жилищами, называемыми квартирами. Все они мечтают о том, чтобы обнять родных. Дети, слушая маму, взмолились: — Мама! Папа! Сделайте так, чтобы люди могли вернуться домой. — Для этого нужно найти особенный портал, — сказал Северин и добавил, подумав о количестве людей: — И не один. — Найди, папа! — попросила Аннетт так, как не выпрашивала на день рождения фарфоровую куклу в зелёном одеянии и меч, как у Ника. — Он где-то есть. Надо, чтоб в гильдии магов поискали. Папа, ты им скажешь? — Конечно. Я уже отправил людей… — оговорился и заметил ошибку Северин, но не поправил себя. Не так важно, есть ли у существ эльфийские уши, если в их сердцах есть человечность: можно и оговориться. Дети тоже заметили ошибку, но не поправили отца. — А теперь бегом спать, — велел Северин. Коридор дворца наполнился детским смехом и при этом топотом сотни копыт. — Аннет, Ник! А ну… — Да ладно, Северин. Ты же сам сказал: «бегом», — засмеялась Валерия. — Действительно. Вот я балда. — Пойдём отдыхать, балда. Теперь нам предстоит работать больше.

***

Чуть только рассвело, Ребекка выбралась из объятий спящего Выбьёрна и кинула влюблённый взгляд на его расслабленные, добрые черты лица и голый, синий от остатков ночи за окном пресс. Ребекка приняла душ, перекусила мясом и салатом с лимонным чаем, надела обтягивающие чёрные брюки, в которых некогда путешествовала по Средиземной стране, белую робу волшебницы, причесала, подколола волосы и разбудила Выбьёрна, дабы тот посидел с Михельсоном. — Я в гильдию магов. Отступать нельзя. Мы обязаны помочь, — сказала Ребекка. Выбьёрн коснулся её плеча: — Я бы упросил тебя остаться, но понимаю, что мы должны заняться этим делом. Возможно, мы будем заниматься им так же часто, как ребёнком и музыкой. Пока все страдающие и ностальгирующие люди не попадут домой. Выбьёрн привёл себя в порядок и взял за руку вошедшего в комнату Михельсона. — С сегодняшнего дня я тоже буду посещать гильдии и петь, как ты. Я не должен сидеть у тебя на шее. Я бы хотел исследовать некоторые места, где недавно были порталы. И потом — нужно представить стране новые песни. Плюс меня приглашала петь дуэтом Анна Сантана. — Правда? Это же здорово! Анна — кто бы что ни говорил — замечательная певица! Но Михельсону нужно с кем-то сидеть, — раздумывала Ребекка. — Не будет же с ним сидеть Анна Сантана. У неё самой трое замечательных полуэльфят. — М-м… Прошлая моя горничная, полуэльф Мэри Мэйнэльфс, настрадалась от меня. Ныне, я знаю, она работает у Северина, точнее, у шеф-повара Роджера на королевской кухне. Я не посмею её больше тревожить, хотя как никогда понимаю, что она была бы хорошей няней и, когда встретит свою любовь, — хорошей мамой. — На этот раз Выбьёрн не навязывал мнение о женском предназначении. Он лишь насладился прекрасными образами доброй женщины и ребёнка. — Может, взять Алиссию? Мы помирились. И она ладит с Михельсоном. Малыш к ней привязался. — Безусловно, привязался. Не знаю. Ей сейчас не захочется бросать «ЛАХТ». Пойми, она живёт музыкой, пока не может жить на Земле. — Да, ты права. Ладно, надо как следует обдумать это дело. Я провожу тебя. Выбьёрн проводил Ребекку, удивляясь, как ему однажды повезло встретить её, лучшую миссэльфину на Небе! Совсем недавно он вожделённо думал о ней, а теперь чувства к душе возвышались над чувствами к телу, и именно их возвышенность (помимо поддержки Северина) помогала ему в борьбе с внутренней тьмой. В тот день Выбьёрн проводил время с Михельсоном и думал, как поступить с горничной или хотя бы с няней. Ребекка, выйдя из кареты на центральной, узенькой Северо-Южной улице, вымощенной плитами, на которых карета всё время подскакивала, поправила свой облик после езды и заторопилась к одному из высоких белых домов. Гильдия магов Оллова единственная на улице находилась не в узком и не в двух-трёхэтажном, а в десятиэтажном, выбеленном под цвет полуденного солнца зданием с широкими, архитектурно изысканными балконами слева, по центру и справа и с большими, обычными или круглыми окнами. Даже у порога гильдии витал запах волшебства, диковинок и тайны — отрезвляющий, вдохновляющий, настраивающий на великие деяния. Ребекка знала, что на заднем дворе гильдии расположен сад, правда, понятия не имела, какие в нём растения, но он извечно ограждён стеной и большими, с два её роста, белыми камнями. Двое магов в серых одеждах, зная о визите миссэльфины Тодитэссон, отворили ей дверь. «Вот она — мечта людей и моя цель» — цепляясь за слабую надежду, подумала Ребекка. Однако надежда не возникает просто так. Возможно, где-то действительно есть постоянные порталы! Помочь их найти Ребекке мог глава гильдии магов Ранимис Пласс. Миссэльфина добиралась к его кабинету по серым, белым и бело-золотым коридорам с живыми цветами в проходах. То есть буквально с живыми. Одно дерево раскрыло глаз и с подозрением взглянуло на Ребекку: она тут же поняла, как боялась подобных деревьев Алиссия, к её счастью, не зная, что словно вросшие в дерево глаза, уши, нос и рот не были игрой воображения. Круглое розовое растение вдруг открыло рот и начало плеваться. — Лютти, ещё один плевок — пойдёшь на удобрение другим цветам! — пригрозил ему сопровождающий Ребекку маг. Цветок сник головой. — Ай! — завизжала Ребекка. — Меня кто-то коснулся. — Ах, прошу прощения. Это Инвисси. — Кто? — Полное имя — Мистфлаур Инвиссибл. Цветок-невидимка. Любит трогать посетителей. Его ветки постоянно кого-то пугают. А ему самому смешно, только без капель улучшенного слуха на барабанные перепонки этот смех не услышишь. Прошу сюда, — маг указал на новый коридор. — Здесь уже никаких цветов не будет. Остальные в саду. «Остальные в саду» маг произнёс довольно загадочно. Коридор вильнул в полутьму, освещённую цветом бордо. Он исходил от красной плёнки, представляющей собой дверь. Ребекка коснулась плёнки: она выглядела тоньше миллиметра, а на ощупь была как стальная дверь. — Джефф, это ты? — спросил голос за дверью. — Я! И миссэльфина Ребекка Тодитэссон-Поплар. — Хм-м-м… — замычали с другой стороны. Затем кто-то словно бросил крупу на плёнку, и та превратилась из красной в жёлтую. — Подойдите ближе, нас сканируют, — велел Джефф Ребекке. Миссэльфина послушалась. У неё отчего-то был виноватый и удивлённый взгляд. — Входите! — раздался тот же голос. Возникший вслед за красным ядовитый жёлтый — цвет недоверия, цвет проверки — сменился добрым, позволяющим зелёным. Ребекка шагнула вслед за Джеффом в белокаменную, с зелёными растениями и салатовой мебелью комнатой. По углам стояли колбы со светящимися зельями и лежали толстые книги. Справа во всю стену вытянулась нарочисто тёмно-жёлтая, под старину, карта Неба с огромным континентом Ллейланд, заслоняющим север от юга, с Непокорными Восточными Островами, Иннианой, полузатонувшей страной Апполонией и Глыбой-Островом. Подумать только, сколько всего происходило на одной точке всей поверхности этого корчащего из себя идеальность мира! За столом с кипой бумаг в изысканной белой мантии, с приспущенным белым капюшоном, обнажающим седую голову, сидел пожилой, но вполне бодрый духом Ранимис Пласс. — Добрый день, Ребекка. Мистэльф, правильней сказать, старший мистэльф Ранимис Пласс. Несмотря на имя, не раним. Глава гильдии магов Оллова, столицы прекрасной Нордландии. Позвольте заметить: вы тоже прекрасны. — Благодарю вас. Ребекка Тодитэссон-Поплар, — в свете последних событий миссэльфине не хотелось говорить о себе много: о ней вполне говорили все остальные. — Лучшая в Нордландии писательница и певица. — Неправда, — испытала отвращение к лести Ребекка. — Лучшая, — возразил Ранимис. — Только хорошие создания богов признают свои ошибки и лишь лучшие, исправляя их, искренне желают помочь другим. Желаете травяного чая? — Нет, спасибо. Однако волшебная атмосфера сама приказала Ребекке отведать травяного чая и какого-нибудь зелья. Ребекка захотела зелье внимания синего цвета. Ранимис попросил красный ягодный чай у мага, проводившего Ребекку. — Благодарю, Джефф, — сказал Ранимис. — Пока подожди. Я позову тебя, когда ты понадобишься. Джефф удалился. Ранимис начал: — Давайте сразу о деле. Неспеша, за чаем, но о деле. Вы согласны? — Только так, — Ребекка была серьёзной. Не улыбалась. Не смеялась. Не хохотала, запрокидывая голову. — Речь не только о моей или вашей цели. Речь о человеческой цели — увидеть Родину и родных и близких. Как им помочь? Ответ очевиден. Найти портал, а лучше — порталы, которые бы действовали в обе стороны, — Ребекка сложила ладони ребром и направила их друг к другу, как встречные корабли. — Принц Северин Лайтссон отправил вам деньги. Мы с мистэльфом Попларом полагаем, вам хватит суммы, чтобы… — Речь не в сумме. Простите, что перебиваю вас. Среди наших магов нет тех, кто ходит на работу, как на каторгу, или только за деньгами, хотя, несомненно, лишние деньги никогда не бывают лишними. Наши маги — большие энтузиасты и изобретатели, путешественники и магиеискатели! — не без гордости сказал Ранимис. — Но даже им не под силу найти порталы, которых нет. — Есть! — Ребекка дёрнулась вперёд. — Мне нравится ваша надежда. Мы тоже надеемся. Но не знаем наверняка. — Мистэльф Пласс, — Ребекка, волнуясь, провела пальцами — почти ногтями — по лбу, — никто не знает наверняка. Но я без высшего магического образования скажу, что стоит проверять все порталы и все теории! Говорят, существует обмен между Небом и Землёй. А что насчёт тех мест, где порталы уже открывались? — Второй раз на одном и том же месте портал не открывается. — А откуда вы знаете? — проявляла настойчивость Ребекка. — И потом, я думаю, у каждого человека на Небе есть какая-то цель. Когда он её достигнет, уже не Небо, а Земля подхватит его. Ведь такое возможно! Ещё могут существовать постоянные порталы! Ранимис сделал много неспешных глотков, допив чай. — Понимаете, миссэльфина Тодитэссон, обо всех этих теориях мы знаем давным давно. А все теории, о которых знаем, проверяем. Заметьте: проверяем годами, а когда по мне отпоют скорбную песнь, тот же Джефф, или Франк, или Лилиан, или Мэтьюс (вы их не знаете) скажут не о годах, а о веках! Против нас, самых отданных своему делу магов, самых долгоживущих, умных и наблюдательных эльфов — поймите, даже не время, а изменчивый нрав природы и высший замысел богов. Быть может, сам бог Лучесар, создатель Неба, творец трёх лун Фауста, Вимирры и Гоуста, не желает, чтобы мы СЕЙЧАС нашли порталы в человеческий дом. Ведь даже моего земного ума хватает, дабы понять: возвращение хороших людей домой откроет порталы злым людям к нам, а добрым, ранимым эльфам — в людской злой мир. Ребекка не верила своим ушам, а её взору стал неприятен кабинет мистэльфа Пласса. — Откройте глаза, миссэльфина Тодитэссон, — тоном праведника, не иначе как сына Лучесара, казнённого повешением на тридцать третьем году жизни, произнёс глава гильдии магов, — люди страшны! Люди забросали вас бранными бумажками. Я знаю, что именно человек хотел поджечь ваш дом, убить эльфийское дитя! Из-за людей вы рыдали в подушку. — И из-за них же взялась им помогать! — вскипела Ребекка. — Я думала, что это я сказала глупость. Оказалось, нет… Ранимису не нужно было разгадывать столь явственные гнев, боль, иронию и страх в душе Ребекки. — Вы думаете, мы не бросимся сегодня же распределять новые обязанности? Не начнём завтра же с крупиц огромной работы? Проедим деньги, в бумажках приторно расписывая, как потратили их на дело? Начнём! Обязательно! Только имейте в виду: люди действительно бывают злыми. Да боги! Вы же сами это заметили и сами же об этом сказали! Пусть мысль ваша и вылилась в нетактичность… Если вам неприятно слышать о большинстве, я заменяю слово «большинство» словом «бывают». Как только добрые попаданцы, разлучённые с добрыми родными, счастливые, хоть и бесконечно уставшие, побегут домой, на Небо хлынут толпы земных воров и бандитов. В одном случае из ста. — А в девяносто девяти? — Один. Двое. Десяток нечестных людей. Ещё не бандитов. Ещё даже не воров. Крупица, а не ложка дёгтя всё равно уничтожит мёд. Самому Небу лучше знать, как поступить с нами. И с ними. Я вижу, что загрузил вас. Это хорошо. Ребекка подумала и сказала: — Знаете, Ранимис Пласс, эта мысль мне не приходила в голову. Ужасно, что вы можете быть правы. Но вы совершаете мою же ошибку — судите всех по… да, я не могу сказать «по одному». На Земле много грешных людей, но ведь и на Небе встречаются грешные люди, эльфы и полуэльфы. И вот что: если из-за чьих-то нечистых дум, подлостей, воровства, насилия, злобы, из-за моей глупости или из-за вашего страха лишать живых, чувствующих созданий их родных, их дома, их привязанностей и нематериальных драгоценностей, не проще ли нам всем перегрызть друг другу глотки?! — Голос Ребекки подчинил себе кабинет главы гильдии, подчинил себе всю гильдию, включая невидимый сад за спиной Ранимиса, на несколько этажей вниз. — Здесь и сейчас! Возьмите и почитайте — а впрочем, с вашим умом и опытом вы не могли не читать этих книг и не додуматься об этом самостоятельно — историю этой самой Земли: что случалось с людьми от чьих-то дурацких запретов и осуждений?.. Ранимис покачал головой, как бы отвечая: «Ничего хорошего». — Эльфы Неба должны дать людям то, что Небо у них забрало. Здешняя красота, — Ребекка неосознанно коснулась своего лица, считая себя очень красивой, — не равноценный обмен за испытанную ими боль. — Вы смелая, — с улыбкой сказал мистэльф Пласс, а глаза его говорили: «Это ещё не всё, о чём нам нужно с вами подумать». — Что вы скрываете? — прямо спросила Ребекка, поднимаясь из-за стола. Ранимис ответил уклончиво: — Идёмте в сад. — Туда, где растут цветы-невидимки? — Туда, где растёт волшебное дерево поплара. Ребекка раскрыла рот, в одночасье испытывая интерес и неуютное волнение. — Здесь и сейчас я даю вам слово, что помогу людям! Я буду, как они говорят, в вашей команде, — заявил Ранимис. — Но я обязан показать вам сад, рассказать одну небольшую легенду и задать вам один вопрос. Ребекка согласилась. — Ха! Тогда вам стоит одеться потеплее, — почему-то засмеялся Ранимис. — Или, напротив, не подумайте дурного, лишиться части вашей прекрасной одежды. Ребекка не подумала дурного. Она лишь удивилась и заторопилась в сад. По дороге Ранимис подозвал Джеффа, и они отправились втроём.

***

На первом этаже у белокаменной двери Ранимис прочитал заклинание на непонятном, скорее, древнем эльфийском языке, и камень превратился в молочную пелену, которая вскоре растворилась в воздухе. Ребекка увидела странный, похожий на юлу, свет. Будто бы несколько предметов сразу светились одновременно не гармонично, но притягивающе. — А-ах! Тодитэссон прижала руки к груди. Никогда ещё она не видела столь чудесного, развесистого дерева поплар. А небо! Небо над ним было ещё более чудным! С одной стороны — зимним, тяжёлым, с похожими на муку тучами. С другой — весенним, кристально голубым, с лёгким белым облачком, подчёркивающим пору зарождения жизни. С третьей — летним, беспощадно жарящим, выдавливающим из узревшего эльфа все соки. С четвёртой — осенним, мутным, готовящимся к покою. При этом Арресан светил с нужной стороны, не подчиняясь магии сада. — Я думала, в этом саду растут цветы! — А отчего же не растут-то? — спросил Джефф. — Вон они. И указал на яркое множество летних цветов, которые — Ребекка могла поклясться — выросли только что. Как они зарябили в глазах! Как они запахли! Если б не дела, если б не семья, Ребекка бы осталась здесь навсегда… Как Герда в земной сказке про Снежную Королеву осталась в саду у феи. Среди осенних цветов мешались грибы — растущие, кажется, во всех измерениях подосиновики (без самой осины), лисички, шампиньоны, а также прозрачные, ярко-розовые и радужные. На зимнем секторе не было ничего кроме тонкого и блестящего, как фольга, снега. Осеннюю частичку большого круглого сада занесло рыже-золотыми листьями. Ребекка поняла шутку — или не шутку? — об одежде, когда прошлась вокруг дерева. Несколько капель жары с её тела обдуло ветром, а затем подморозило. Тодитэссон, вскрикнув от боли и судороги, перебежала «через весну к лету», отогрелась и решила остановиться на весне. Листья поплара с весенней стороны были маленькие, симпатичные, с соседних сторон были голые, припорошенные ветви и большие глянцевые листки. — Вам нужна какая-то одежда? — заботливо спросил Джефф и, отвечая на «У-у» с завороженным мотанием головы, неожиданно добавил: — Знаете, вы мне так нравитесь, что я был бы вашим мужем, но не смею просить даже «зелёного вечера». Вся зелень моей души здесь — в этом дереве. Ребекка услышала, но не осознала признания поклонника. — Расскажи ей, Джефф, — попросил Ранимис Пласс. — Хорошо. Это дерево поплар, или дерево поплара. Подобные, но очень высокие, не средние и развесистые, как у нас, деревья растут на Земле. Они зовутся тополями. На английском же языке «a poplar» — это как раз «тополь». — Да? — Ребекка потрогала ветвь дерева. — Фамилия моего мужа Поплар. Я его очень люблю… — О дереве поплара есть множество легенд. Одна из них — о двух братьях: о светлом и тёмном. Да, да, я читаю ваш удивлённый взгляд! Один из них спасёт другого у дерева поплар, а жена одного из братьев будет стоять у другого дерева поплар сразу зимой, весной, летом и осенью. Дерево поплар — как отсчёт всего. Отсчёт времени до конца событий: когда семьи воссоединятся, когда счастье придёт к неженатым и незамужним, когда вместо песни горя зазвучит песня радости, когда сын Лучесара, стоя рядом с отцом своим, возрадуется за каждого живого телом и живого духом на Небе и на Земле. — Вы — жена непростого эльфа, — добавил Ранимис. — Вы любите того, кто был выбран не только вами как любимое создание, но и деревом поплара ради того, чтобы, столкнувшись с глупостью, жестоким нравом и ревностью, избавиться от своих пороков и помочь другим. О, как загадочна бывает судьба! Как связаны между собою все наши судьбы! Ребекка не понимала, смеётся или насмехается Ранимис, или иронизирует, или печалится. Возможно, всё сразу. Его, как и её, переполняли эмоции. — Выходит… Нам всем предстоит борьба, — поняла Ребекка, — и никто не может выйти из игры. Мы просто не можем не помочь друг другу выйти из нашего личного ада! Ещё, ещё и ещё раз я подчёркиваю глупость своего выражения, но, не виня никого, всё же хочу задать вопрос каждому, начиная с себя: «А что мы сделали, чтобы избежать ада?» Джефф молчал, лишь выражением лица выказывая понимание слов Ребекки. Ранимис Пласс сказал: — Ну, а теперь мой вопрос. Как эльфа, который читал земную историю и знает не только последствия ограничения свободы, но и последствия вседозволенности. О, — отказывающе выставил он ладони вперёд, — вас не пугает, милая, умная миссэльфина Ребекка Тодитэссон-Поплар, что когда мы найдём нужные порталы и поможем людям, найдутся те, кому их станет мало? Те, кто вместо десятка порталов потребует сотню, а вместо сотни — тысячу. Те, кто захочет ещё раз поджечь ваш дом. Или нажиться на небесных ресурсах, отправив их на Землю, разворовав всё здесь и всё равно уничтожив и убив там. — Или тех, кто пошлёт мне ещё двести тысяч проклятий, засыпав всё наше поместье? — Теперь Ребекка улыбалась, как перед зрителями во время концертов. — Говорят, огров бояться — в лес не ходить. Из-за вседозволенности отдельных личностей я уж точно не собираюсь бросать тех, кто страдает без свободы! — Значит, вы готовы к трудностям? Ребекка взглянула на верхушку дерева поплар — не в поисках ответах, а с желанием поделиться ответом, который без всяких вопросов лежал у неё на душе: — ДА.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.