* * *
Пары проходят достаточно быстро. Юнги даже удалось сосредоточиться на теме лекции и вступить с преподавателем в дискуссию насчёт достоверности фактов о жизни писателей. «Молодость — болезнь, которая быстро проходит», — мысленно повторяет услышанную на паре цитату Гёте, уже сидя в коридоре с мобильником в руках. Пальцы против воли хозяина набирают один из постоянных номеров и жмут на вызов, только потом осведомляя мозг о произошедшем действии. Абонент с противоположного конца линии не заставляет себя ждать. Юнги не знает, хорошо ли это. — Привет, — первый подаёт голос мужчина, не ожидав увидеть сладкое имя на экране. — Привет, Джун, как дела? — расслабленно интересуется Юнги, разбавляя скучные перемены недолгими разговорами. Тэ сегодня почему-то не явился. Чимин учится на другом факультете. Со своими одногруппниками Юнги предпочитает вообще не общаться. Вот и стало нечем заняться целых двадцать минут отдыха. Почему бы не отвлечь мужчину своим наверняка желанным звонком? Вот и он подумал, что надо. — Замечательно. А у тебя, малыш, как? Когда зайдёшь к нам в мастерскую? Давно не виделись, — с непринуждённой усмешкой молвит Намджун, поднося к губам ароматный кофе. Солжёт, если скажет, что не рад слышать своего любимого мальчика… в дружеском смысле. — Только что закончилась лекция по литературе, а я вот сижу, скучаю, смотрю в потолок. Подвезёшь меня домой после пар? — пальцами поддевает рукава рубашки и секундным взглядом окидывает зажившие порезы. Почему-то их вид сразу напоминает о Чонгуке, который в тот день проявил неприсущую заботу. С чего бы это? Непонятно. — Конечно, не идти же тебе пешком, — Юнги мягко улыбается, довольствуясь ответом. — Как обстоят дела с мастерской? Много клиентов? — опирается спиной об стену и, садясь на подоконник, боковым зрением замечает идущего в его сторону хмурого старшекурсника. Того самого, который до глубины души «понравился» брату; Юнги уже давно забыл его имя. — Людей по горло, но пока справляемся, — ещё что-то отвечает Намджун, но парень его совсем не слушает. — Ладно, у меня тут дела появились. Встретимся позже, — и, не дождавшись ответа, сбрасывает. Идущий к нему человек не внушает ни тени радости или же спокойствия. Всё-таки с того случая Юнги к нему ни разу не подошёл. А зачем? Пусть сам ищет, если уж так надо. Старшекурсник довольно быстро подходит вплотную и громко опускает ладони по обе стороны от худеньких бёдер. Юнги и не шевельнулся, опираясь корпусом об окно за спиной. Его уже начинает бесить происходящая ситуация. Что за выражение? Лицо пусть сделает попроще, мудак. — Чего хотел? — небрежно спрашивает он, вздёрнув подбородок в нескольких сантиметрах от чужого лица. Старшекурсник кажется недовольным, но когда подобное волновало Юнги? — Ты куда исчез? И почему трубку не берёшь, когда я звоню? В чём причина? — старший бесцеремонно наклоняется вперёд, придирчиво сощурив тёмные глаза. Юнги хочется его больно ударить за вопросы, несущие в себе бремя обязанностей. Когда это Юнги что-то обещал? Вот и он не помнит. — Почему тебя это интересует? Мы не друзья, не пара, не родственники. Чего ты хочешь? Отвянь, — закатывает глаза и поворачивает лицо в сторону, характерным жестом показывая, что разговор окончен. Только вот собеседник с этим как-то не согласен. — Ну уж нет, дорогой, не всё так просто, — он грубо хватает мальчишку за подбородок, разворачивает, наклоняется и без разрешения вторгается в приоткрытый рот, больно впечатывая Юнги в окно. Тот даже вдохнуть не успевает, как оказывается полностью обездвиженным с крепкой хваткой чужой руки на бёдрах. Такого поворота он не ожидал. Наглость парня перешла все границы. Юнги шумно вздыхает, вырывается, коленом пинает старшекурсника в живот и, когда тот на секунду остановился, со всей силы бьёт в челюсть. Парень отшатывается, а Юнги, не теряя времени, спрыгивает с места, поправляет рубашку и уходит, напоследок показав ублюдку средний палец. Он, конечно, не конфликтный человек, но жутко ненавидит, когда его к чему-то принуждают. Хорошо, что постоять за себя может, но… …как бы плохо от всего ни было, Юнги сам создал себе такую репутацию. Теперь пусть не удивляется, почему все желают. И, блять, другие — это не то. Именно желание брата вызвало столь бурную реакцию, а слова про окружающих… Ему, если честно, плевать, кто и сколько на него дрочит. От общества он не привык ждать хорошего, поэтому заранее выставил бронь. Но Чонгук… …своей внезапной речью её к чертям проломил. В голове не укладывается: хотеть брата. Да как такое возможно? Они ведь всё детство провели бок о бок, взрослели на глазах друг друга. А теперь что? Юнги обидно. Обидно, что не обрёл родного сердцу человека, а почти потерял. Или не почти? Будущее ещё никогда так не пугало. Следующие пары проходят монотонно. Юнги не слушает преподавателя, не пишет, полностью концентрируясь на беспокоящих грёзах. Такими темпами заканчивается учебный день, и парень, дождавшись звонка, пулей вылетает из аудитории. По дороге к университетской парковке он успевает ещё много о чём подумать, в частности про английскую фразу Чонгука. Что брат имел в виду? Какое значение носили его слова? Юнги хочется зареветь от собственной беспомощности. Корпус философии и искусства остаётся за спиной, а мальчишка, пытаясь вспомнить точное выражение Чонгука, открывает переводчик. Конечно, всё могло бы на этом закончиться, но запомнить формулировку неизвестно тебе языка оказалось совершенно невозможно. По крайней мере, для Юнги. Со всеми своими попытками вспомнить он абсолютно не заметил, как вместо ожидаемого внедорожника стоит чёрная Ямаха, притягивающая к себе всеобщее внимание. Только после хрипловатого голоса Юнги понимает, в чём, собственно, дело: — Смотри под ноги, братик, — в небрежной манере критикует Чон, опираясь поясницей об сидение спортбайка. Юнги удивлённо вскидывает голову и устремляет растерянный взгляд в спокойное лицо старшего. Тот, к слову, выглядит отстранённо. Юнги не ожидал такого поворота событий. — Что ты здесь делаешь? Где Намджун? — недоумевает, бегая глазами по территории парковки. — А ты не рад меня видеть? — складывает руки на груди и с прищуром рассматривает сжавшуюся фигуру брата. Выглядит больше опечаленным, чем нерадым. Чонгук надеется, что это не он подпортил настроение. Хотя… какая уже разница? — Так ты остаёшься со мной? Не уезжаешь? — придаёт лицу более расслабленный вид и делает пару шагов вперёд. Чонгук наклоняет голову к плечу, коротко улыбаясь. — А ты хочешь, чтоб я остался? — лукаво спрашивает, наблюдая за двигающимся в его сторону мальчиком. — Хочу. — Уже не боишься? Я ведь тоже человек не железный. — Ты этого не сделаешь, — как-то слишком уверенно молвит, потупив суетящийся взгляд в землю. — Не будь так уверен: ты меня не знаешь, — внезапно холодно говорит, машинально садясь на матовый байк. — Запрыгивай, — бросает монотонное и вставляет в отверстие ключ зажигания. Юнги секунду мнётся, недоверчиво оглядывает транспорт, боясь по дороге с него слететь. Всё-таки ему страшно передвигаться на подобном, но хмурый взгляд брата непоколебимо заставляет сесть и не рыпаться. Что за резкая смена эмоций? Что за холод и равнодушие? Снова? Юнги ни в какую не удаётся понять поведение старшего. Он, с трудом находя компромисс, всё-таки садится на байк и изо всех сил сдавливает маленький держатель, пытаясь успокоить взрывающееся от ударов сердце. Чонгук бросает на него секундный взгляд, хмыкает и неспешно сдвигается с места, никак не предлагая мальчишке держаться за собственный торс. А зачем? Если он впервые едет на средней скорости.* * *
По приезде домой Юнги, доставая из холодильника фрукты, аккуратно нарезает каждый кубиком. Как ему уже удалось узнать по краткому сообщению Джуна, Чонгук сам настоял на том, чтобы лично отвезти брата домой. Конечно, такой поворот событий сильно удивил Юнги, но, кажется, совершенно не удивил Намджуна. Почему? Этого ему не сообщили. В двух тарелках — парень решил сделать полезный ужин старшему тоже — находятся порезанные бананы, киви, персики, консервированные ананасы, апельсин, обильно залитые греческим йогуртом. Юнги критично рассматривает свои произведения и для более симпатичного вида посыпает их измельчёнными орехами. В принципе, остаётся довольным. Только бы Чонгук хорошо поел, а не начал пить виски на голодный желудок. Юнги вообще против его явного алкоголизма. Он быстро вставляет в салат ложки, берёт тарелки и поспешно двигается в гостиную, ногой отворяя полуоткрытую дверь. Чонгук, как обычно, сидит на диване с ноутбуком и, вероятнее всего, редактирует новые фотографии с работы. Он сразу замечает вошедшего парня и слегка удивлённо косится на тарелки в его руках. Юнги в смятении протягивает брату ту, что больше. — Спасибо, но я правда не голоден, — отрезает Чонгук, и мальчишка с разочарованием замечает на столе стакан алкоголя. — Ну я же старался, — демонстративно дуется, садясь рядом на диван. — Лучше бы чего-нибудь полезного съел, а не вот это вот всё, — недовольно указывает подбородком на стакан и бесцеремонно запихивает старшему тарелку. Чонгук недовольно закатывает глаза, но все же ноутбук откладывает и перенимает насильно предлагаемое блюдо. Выглядит оно, к слову, аппетитно. — Чонгук… — негромко зовёт начавшего есть мужчину, получая от него вопросительный взгляд. — Почему у нас больше не живёт Сокджин? — Он снял себе квартиру, — спокойно отвечает, закидывая в рот кусочек ананаса. — Ты должен был тоже там жить, верно? Но ты вернулся. Почему, Чонгук? Почему ты уже дважды возвращаешься ко мне? Как бы ты не хотел, но эта тема всё равно когда-нибудь бы да всплыла, поэтому давай проясним всё спокойно? — с надеждой в голосе спрашивает, увидев, как Чон тут же прекращает жевать. Знак этот не сулит приятного исхода. Юнги весь невольно поджался. — Тебе не нужно столько знать. Одна невзрачная тайна заставила практически меня возненавидеть. Это не внушает доверия, — с привычным холодом говорит Чонгук, откладывая тарелку на журнальный столик. Невооруженным глазом видно, как ему неприятно говорить на эту тему, но Юнги… …кажется, ничего он не заметил. — Может, твоё впечатление ложное? Мы ведь ни разу не делали ничего такого, что могло бы вызвать физическое возбуждение, — наивно рассуждает парень, не замечая, как двигаются желваки на лице брата. Ему явно не нравится ход мыслей Мина. Слишком много наивности и веры в лучшее. Реальность далеко не такая. — Юнги… — хотел было прервать неприятный поток слов, но парень вдруг, на совершенное удивление мужчины, уверенно перемещается на его бёдра. Состояние последнего сразу ухудшается к пометке «пиздец», а лицо инстинктивно искажается в выражении защитной злости. Лучше злость, чем кое-что другое. — Что ты делаешь? — более неодобрительно спрашивает, натыкаясь глазами на неестественное спокойствие младшего. Он вообще понимает, где сидит и что творится в голове обладателя этого самого места? Видимо нет, потому что вряд ли допустил бы такую вольность. Юнги садится поудобнее и безапелляционно смотрит на обнажённые эмоции брата, ни в какую не желая слушать его возражения. — Ты себе наверняка внушил эту мысль. Ты не можешь меня хотеть. Мы — братья, и подобные отношения нам не свойственны, — излагает речь, которая намного больше отождествлена с внушением, чем чувства Гука. И кто теперь среди них избегает проблему? Конечно, один лишь, блять, Чонгук! — Юнги, слезь с меня. Я не хочу ничего проверять, — пытается говорить спокойно, но рассеянный взгляд делает своё дело: парень машинально наклоняется вперёд, внимательно разглядывая проблески чужих эмоций. Если бы он только знал, с чем сейчас сражается Чонгук, чтобы жадно не поддаться вперёд… То немедленно бы отскочил. Но, к несчастью, упорно не замечает. Пора бы избавить его тёмноволосую голову от безобразно-ложных представлений. — Ну как меня можно хотеть? Ты мой брат и… — Тебе показать? — грубо перебивает, стискивая зубы до боли. — Что? — он явно растерялся. — Тебе показать, как можно тебя хотеть? — задаёт риторический вопрос, встречаясь с совершенным недоумением на лице младшего. Кажется, уже оба жалеют о развернувшемся положении. Только, вот беда, время назад не движется. — Чонгук… но ведь этого не может быть, — теперь не так уверенно молвит, чувствуя руки брата на талии. Бессознательно просыпается паника, пока Юнги быстро устремляет нечитаемый взгляд вниз. Крепкие руки двигаются всё выше, неосознанно задирая подол одежды вверх. Мальчишка взрывается подступившим к горлу страхом. — Нет, стой, я понял! — резко хватает чужие запястья, встревоженно бегая глазами по личной обнажённой коже. Чонгук незаметно приподнимает уголки губ и с будоражащим мурашки жаром шепчет: — Доверься мне, — секунду смотрит на испуганное лицо и медленно опускает голову на хрупкую грудь, восхищённо наблюдая за контрастом своей кожи с бледной. Что там Джин говорил о границах? Чонгук давным-давно переступил последнюю. Хватка брата не исчезает, но заметно слабеет, что даёт мужчине сомнительный толчок к адекватным действиям. Другого Юнги бы не разрешил. С ним лишь тотально-мучительные запреты. — Я ничего плохого тебе не сделаю, обещаю, — снова шёпот. — Просто… доверься, — на время поднимает глаза вверх и сразу же сталкивается с шатким опасением, что ранит сильнее любого оружия. Чонгук сухо усмехается и повыше задирает широкую футболку, опираясь влажным лбом об жаркую фарфоровую кожу. Юнги неодобрительно поворачивает голову к окну, медленно прикрывая дрожащие веки. Он не знает, что будет дальше, но эта ситуация поистине пугает. Зачем это Чонгуку? Ему ведь не может нравиться? Глупость какая-то. Юнги жаждет верить, что это всего лишь глупая детская игра, а не жестокая проделка реальности. Ещё никогда настолько слепо он не ошибался. Чонгук, плавно смыкая глаза, аккуратно ведёт пальцами по выступающим рёбрам, кожей ощущая встревоженное сердцебиение братика. Боится. Боится настолько, что дрожит, пока сам Чонгук лихорадочно задыхается. За все годы он никогда не смел к нему так прикасаться, но сейчас… Сейчас же ему к чертям рвёт башню. Пальцы останавливаются в области лопаток, а обветренные губы мягко накрывают кожу живота, непринуждённо двигаясь вперёд. Собственное тело дёрнулось от столь невыносимой картины, сердце сжалось, руки задрожали. Чонгук чувствует себя больным. Рядом со своим мальчиком он безнадёжно и навеки болен. Юнги инстинктивно отстраняется — мужчина не разрешает, влажно целуя каждый миллиметр нереальной кожи. Мальчишка покрывается мурашками; Чонгук еле дышит. Он не знает, что сейчас творится в голове брата, но своими действиями делает только хуже. Это отчётливо видно по сморщенному носику Юнги, который изо всех сил держится, чтобы не ударить. Верит. Теперь точно верит. С таким голодом может целовать лишь тот человек, что до одури хочет. Юнги страшно быть центром чужого вожделения. — Чонгук… давай прекратим, — шёпотом просит, чувствуя жаркий язык на рёбрах. Воздуха становится мало. Юнги громко выдыхает. Да, он понимает, как это всё выглядит, но, чёрт, с каких пор тело подчиняется разуму? Вот и парень знает, что ни с каких. Волосы на руках встали дыбом, сердце бешено затрепетало, низ живота предательски тянет. Юнги поворачивает покрасневшее лицо в сторону и с ужасом понимает, что такие ласки ему до головокружения приятны. Как же стыдно. Ведь мозг продолжает работать и он знает, кто так жадно касается его тела, но оттолкнуть уже не может. Это изначально была ужасная затея. Чонгук задирает футболку по шею и с неистовой жаждой припадает к груди, сладко вылизывая затвердевшие соски. Одна рука собственнически накрывает желанные бёдра, в то время как другая еле сдерживается, чтобы грубо не скользнуть в брюки. Ему до сумасшествия хорошо. Он понимает, какие глупости творит и что за ними последует, но сейчас так плевать. Юнги в его руках тает. Что может быть прекраснее? Вот и Чонгук никогда не находил ответ. — Стой… — всё таким же шёпотом молит парень, когда чужие губы нежно целуют шею, заставляя жалкие остатки воздуха выбиться из лёгких. Это ненормально. Юнги чувствует себя так паршиво, что хочется отчаянно завыть. Но Чонгук… Он с ним сейчас слишком открыт. — Тише… Ещё немного, солнышко, не противься, — низким голосом говорит на ухо, несдержанно прикусив холодную мочку. Юнги удовлетворительно прикрывает веки. Руки аккуратно скользят к ягодицам, а лицо Чонгука оказывается напротив чужого, влажного и мило покрасневшего. Пальцы невесомо касаются подбородка. Юнги резко распахивает веки. Чонгук долго на него смотрит, глазами обводит вспотевший лоб, заботливо убирает влажные волосы за ухо, костяшками скользит вдоль скулы и незаметно останавливается возле губ, переводя на них всё своё рассеянное внимание. Юнги безжизненно каменеет. Большой палец ласково касается нижней губы. — Можно? — он не понимает, чем сейчас руководствуется, но младшего до животной ломки хочется взять. Он ещё обязательно об этом пожалеет. Юнги крупно вздрогнул в его руках и сразу же отстранился, кое-как выпутываясь из стальной хватки. Нет, так продолжаться не может. Это уже перешло все рамки. — Думаю, нам лучше пойти спать, — негромко говорит, лихорадочно поднимаясь на ноги. Ему страшно. Сердце продолжает загнанно стучать, а пальцы мелко подрагивать, пока растерянный взгляд хаотично бродит по комнате. Как они такое допустили? Как он разрешил к себе так прикасаться? Наверное, до последнего верил в фальшивость чужих желаний. Но, чёрт, с горечью убедился в непревзойдённой реальности. Чонгук шумно выдыхает, откидывается на диван и прикрывает лицо руками, слыша тихий хлопок двери. Что он наделал? Как посмел дать такую слабину? Это ничем хорошим не кончится. Он с треском нарушил все данные себе клятвы и обещания. Взгляд, спустя определённое время, неохотно падает вниз, и мужчина с кривой улыбкой понимает, как омерзительно проебался. Ширинка крупно выпятилась от напора вставшей плоти.