Sinful passion

В кафе шумно. Бо́льшая часть студентов решила пообедать именно здесь и именно в эту перемену. Юнги неудовлетворённо морщит нос, поднося к губам стаканчик кофе. На столе остаётся нетронутым сэндвич с курицей, который мальчишка до поры до времени хотел съесть. Сейчас ничего не хочется. Пока Чимин с Тэхёном делают заказ, агрессивно переубеждая в чём-то официанта, Юнги просто опускает глаза на руки, нервно теребя пальцами ни в чём не повинную салфетку. Он помнит события вчерашней ночи лучше, чем хотелось. Помнит обнажённое поведение старшего, его ладони на себе, губы, язык на коже, дыхание на шее… это всё непременно становится его личным кошмаром. «Можно?» — роковой вопрос гремит в ушах, от которого Юнги машинально дёрнулся, спрятав губы под воротником одежды. Чонгук тогда был так серьёзен. В нём не было сомнений, борьбы, морали. Он просто к нему потянулся. Так голодно и желанно, что эта жажда до тремора испугала. Юнги еле дышал в тот сумасшедший момент. И что теперь делать? Он как никогда ясно убедился во всех стремлениях брата… и это, если быть честным, ощутимо обременяет. Мало ли что может произойти в дальнейшем. Чонгук, как вчера выразился, не железный. Кто знает, когда его внутренние силы кончатся. Юнги будет молиться, чтобы этого вообще никогда не произошло и чтобы данный период бесследно подошёл к концу. Он не хочет этого всего, но трусливо солжёт, если не признает, что вчера ему было приятно. Всё-таки Чонгук красив, и взаправду умеет этим пользоваться. Если бы не их кровная связь, Юнги бы однозначно обзавёлся симпатией. Даже больше. Но, блять, так нельзя. От мысли, что ему понравились бесстыдные манипуляции родного человека, периодически воротит. Юнги не знает, как с этим бороться дальше. Парни, наконец-то определившись с заказом, отпускают бледного и явно озлобленного ситуацией официанта, возвращая своё бурное внимание притихшему другу. Юнги выглядит таким задумчивым, что Тэхён опять демонстративно хватается за сердце, удивляясь столь тягостному виду Мина. Когда это он стал таким спокойным? Видимо, присутствие брата заметно усмирило его пыл. — Да выкладывай уже. Я готов давать свои драгоценные и невероятно полезные советы, — Тэхён пафосно прикладывает пальцы к вискам и всячески делает умный вид, из-за которого Чимин громко давится смехом. — Да кому твои советы нужны, пёс подзаборный? — восклицает Чимин, привлекая к столику внимание других студентов. Юнги прячет улыбку в руках, но открыто друга не оскорбляет, молча наблюдая за чужой перепалкой. — Знаешь, я бы мог сейчас плюнуть тебе в морду, но тут, как бы, есть люди поважнее и образованнее тебя, поэтому, будь немного меньшим гадом, заткнись и дай мне помочь моему любимому, дорогому другу, — фыркает и пододвигается ближе к Юнги, задевая ногой колени Чимина. — Ой, прости, я специально, — делает сучье лицо и уверенно располагается на диване, приобнимая за плечи улыбнувшегося мальчишку. Чимин спокойно закатывает глаза и, наплевав на провоцирующий взгляд Тэхёна, поворачивается к Юнги. — Излагай. Тот, наконец собравшись с мыслями, выжидает несколько минут и негромко начинает: — Да нечего излагать. Я и так наверняка задолбал вас грузить своими проблемами, поэтому… — Так, прежде чем ты продолжишь, я отвечу: не задолбал. Мы друзья, да и обсудить больше нечего, кроме твоих перманентных приключений. У нас с Чимой не настолько «весёлая» жизнь, и именно поэтому мы очень хотим тебе помочь, — улыбается, боковым зрением замечая, как Чимин согласно кивает. Ну хоть в чём-то их мнения совпадают. Прогресс! Юнги мгновенно расплывается в ответной улыбке, всем видом давая понять, как важно ему это слышать. — Ну, в общем, тут кое-что странное случилось… в последствии чего мы с Чонгуком чуть ли не поцеловались и у меня на животе его огромные засосы, — на одном дыхании тараторит, тут же услышав, как парни громко давятся воздухом и резко выпучивают глаза. Кажется, не такое ожидали услышать. Вот прям совсем! — Да ты издеваешься… — выдыхает Тэхён, инстинктивно опуская взгляд на чужую талию. Ему нужно время, чтобы переварить подобного рода информацию. Засосы? Охуеть… Лицо Чимина отражает не меньшую степень удивления. — Да как так-то? — спустя время подаёт голос последний, стараясь сделать более непринуждённый вид и не смущать друга бестактным поведением. Юнги неловко сжимает пальцами стаканчик кофе, плотно поджав дрогнувшие губы. — Уже неважно, — отмахивается, делая один небольшой глоток. — Кстати, Тэхён, ты так и не рассказал, чем закончилась ваша встреча, — аккуратно соскальзывает с темы, любопытно изогнув брови. — Какая встреча? — Чимина, похоже, никто не посвятил в курс дела. Тэхён неоднозначно хмыкает. — Я не рассказывал, потому что ничего не произошло. Совсем. Только Чонгук, кажется, упомянул, что сильно в кого-то влюблён, но и я недавно про это уже говорил, — спокойно молвит, в то время как Юнги почти неуловимо хмурится. Точно, он как-то совсем забыл об этой информации. Надо бы потом всё хорошенько разузнать… — И он ничего больше тебе не сказал? — Почему спрашиваешь? — Да так, ничего, — только сейчас тянется к сэндвичу и неспешно отламывает маленький кусок. — Просто подумал, мало ли он к тебе приставал. Похоже, в последние дни ему конкретно ударила в голову сперма, — облизывает пальцы, делая новый глоток напитка. Тэхён саркастично вскидывает бровь, пока Чимин в край не врубается, что здесь происходит. — Нет, ко мне Чонгук интерес не проявил. — Жаль, — вздыхает. — Думал, переспит с кем-нибудь, и всё утихнет. Но, похоже, не получится… — Ты серьёзно считаешь, что у твоего брата недотрах? Да посмотри на него! На таких мужчин даже девственницы дрочат, не говоря уже о сексе, — мечтательно закатывает глаза, встречаясь с открытым недоумением Пака. Да Господи, объясните же вы ему, наконец, суть обсуждаемой проблемы… Его ведь тоже мучает любопытство! — Я бы ему дал, клянусь, — усмехается, пошло прикусив губу. — Никто не сомневается, — шипит изначально недовольный ситуацией Чимин. — Да заткнись, — толкает в плечо. — Только беда, парни: он мне никогда не даст. — Я бы тоже не дал, — вновь вставляет свои пять копеек Пак, заставив Юнги тихо прыснуть. — Бесишь, — цедит сквозь зубы и снова в манере «я специально» пинает парня в бедро. — Юнги, приношу свои искренние извинения за то, что так вульгарно выражаюсь о твоём брате, но, чёрт, он вправду живое воплощение секса. Мальчишка тихо смеётся, медленно доедая остатки сэндвича. — Ничего. Я только «за», если он на тебя переключится. Так всем будет лучше. Тэхён лишь сухо усмехается, потупив неопределённый взгляд вниз. — Не переключится, — нейтральным тоном молвит. — Я же говорил, что он влюблён, значит никого вокруг больше не видит. Поэтому… я сразу в пролёте, — вздыхает и небрежно поправляет волосы. В юнгиевой груди внезапно застыло трепещущее сердце. «…никого вокруг больше не видит», — оставило след больнее, чем должно было. Но это, по крайней мере, объясняет поведение Чонгука вначале… и совсем никак настоящее. Бессмыслица какая-то. Он с трудом решает не забивать голову лишним. — Теперь мне кто-нибудь расскажет, что здесь происходит? — наконец говорит Чимин, обращаясь к друзьям, которые только решили перевести тему. Как хорошо, что на горизонте появился замученный официант с заказом, что сразу поспособствовало забыванию заданного вопроса. Юнги выдыхает. Чонгук и так занимает слишком много места в мыслях. Мальчишка боится, что скоро он займёт всё.

* * *

Домой Юнги возвращается пешком. Нет желания тревожить наверняка занятых мужчин, тем более Чонгука, способ передвижения которого до мурашек пугает. Сегодня опять подработка в клубе. Юнги надеется, что обойдётся без происшествий, ведь деньги его пока не беспокоят, а учебный год самостоятельно оплачен. Еда есть, плату за коммунальные услуги, кажется, внёс Чонгук, что знатно облегчило юноше жизнь. Даже остались ещё деньги на книги, которые Юнги обязательно пойдёт выбирать на выходных. В финансовом плане всё складывается лучше некуда, только вот настроение по-прежнему паршивое. Слова Тэхёна о влюблённости Чонгука беспокоят. И тяжело сказать, почему. Не хочет ещё сильнее отдаляться? Делить? Потерять? Слишком сложные вопросы. Юнги не хочет про них думать. Входная дверь привычно скрипит, и вымотанный учёбой парень заходит внутрь, сбрасывая с ног тёмные ботинки. В доме тихо. Можно было бы сделать логичное предположение, что все отсутствуют, но куртка и обувь брата говорят об обратном. Юнги уже не нравится увиденное обстоятельство. Он быстро снимает пальто, вешает и внимательно бегает глазами по комнатам, пытаясь, непонятно зачем, отыскать знакомую фигуру. В кухне и юнгиевой комнате пусто. В ванной свет не горит. Остаётся последний вариант. Юнги бесшумно двигается к гостиной. Возможно, он не подумал, как вести себя рядом с ним после случившегося. Вообще ни о чём не подумал. В мыслях слишком прочно засел вопрос, кто занимает сердце брата. Юнги пожалеет, если сейчас не спросит; и пожалеет, когда спросит. Снова замкнутый круг. Снова парень выбирает, вероятно, худший вариант. Дверь медленно открывается, и краем уха Юнги слышит прерывистое дыхание, что, естественно, сразу пробуждает в мыслях неблагоприятное предчувствие. Но, как оказалось, реальность та ещё сука. Юнги в мгновение ока каменеет. Он уже успел надумать Бог знает что, а на деле… А на деле Чонгук всего-то отжимается, обыденно решая пренебречь верхней частью одежды. Конечно, что здесь такого? Только Юнги уже не может смотреть на него нормально. Твердые мышцы спины завораживающе перекатываются под кожей; плечи напряглись; виски вспотели; вены на руках слишком заметно вздулись, от чего Юнги подвис на некоторое время. Что бы он ни говорил, но Чонгук, если посмотреть объективно, действительно хорош собой. Даже слишком. Юнги всё ещё не может отвести взгляд от его тела. Да, это своего рода вызывает эстетическое удовольствие, но не более… Он правда не в состоянии понять, как братья могут возбудить друг друга? Вызвать восхищение — да, без проблем. Чем парень, собственно, сейчас страдает. Красив. Горяч. Искусителен. Но только для других. Для него же просто любимый брат. — Солнышко, не пялься так откровенно. Я ведь могу не о том подумать, — негромко произносит Чонгук, освобождая мальчишку от мучительных грёз. Сколько он так смотрит? Непонятно. За сегодняшний день устал считать количество мыслей, посвящённых Чонгуку. Когда это старший до такой степени успел в него проникнуть? Или всегда там был? Скорее всего, ответом служит второй вариант. Чонгук, прекратив отжиматься, поднимается на ноги и совершенно неприемлемо окидывает брата липким взглядом. Только там теперь… отрицательный подтекст? Юнги вообще ничего не понимает. — Чего застыл? — звучит достаточно грубо. Младший сразу уводит взгляд и разворачивается, успев заметить вспотевшую, тяжело дышащую грудь брата. Лицо почему-то резко перекосилось. Он хотел было уйти в свою комнату, но вовремя вспоминает причину визита. Любопытство в любом случае возьмёт верх. Юнги решает этого не дожидаться. — Чонгук… — шёпотом начинает, продолжая стоять в дверном проёме, — можно тебя кое о чём спросить? — Снова? — равнодушно улыбается и садится на диван, взглядом указывая Юнги на место рядом. Его уже не удивляют подобные разговоры. Парня всегда что-то интересует; и это, если честно, чертовски плохо. Юнги коротко смотрит и всё-таки садится, взглядом прожигая полную окурков пепельницу. Это ненормально. Чонгук ведёт дико пугающий образ жизни. Сколько может так продолжаться? Пока что-то вдруг не откажет? Ему не нравится всё происходящее. — Ну? — мужчина нетерпеливо вздыхает, раскидывая влажные руки на спинке дивана. Мышцы томительно ноют, зудят; Чонгук получает неприкрытое наслаждение от состояния лёгкой физической перегрузки. Юнги шеей ощущает жар чужой ладони, которая без лишнего движения располагается на кожаной спинке. Некомфортно. Ему безумно некомфортно находится в такой атмосфере, но всё же он не уходит, а почти уверенно начинает: — Ты… влюблён в кого-то? — натягивает рукава одежды на ладони и украдкой смотрит на несуществующую реакцию брата. — Ты не подумай ничего такого. Я понимаю, как это лично, но ведь мы — семья, и, прошу, не надо держать всё в себе, — нежным голосом просит, пододвигаясь чуточку ближе. От Чогука беспрерывно исходит испепеляющий жар и природный невыносимый аромат тела. Юнги бессознательно вдыхает его полной грудью. — Тэхён сказал? — спокойно спрашивает и, откинув голову на спинку, широко улыбается. Не удивлён. А если быть точнее, ожидал в ближайшее время подобного вопроса. Теперь вот, получай и распишись. — Не слишком ли далеко ты лезешь, золотце? — голос грубеет, а улыбка молниеносно исчезает с лица, что заставило Юнги суетливо напрячься. «Нехорошо всё это… Неужели задел болезненную тему?» — размышляет парень, неотрывно глядя на помрачневший вид брата. — Из-за неё у тебя шрамы? — старается спросить более вежливо, но по реакции Чонгука видно, что ничего не удалось. — Неё? — звучит с насмешкой. — Какая вообще разница? Может, да, а может, нет. Я не хочу ничего рассказывать, — грубо обрывает разговор и быстро вытирает вспотевшую грудь футболкой. Нет, эти вопросы уже слишком. Юнги и так предостаточно узнал. Чонгук снова тянется к полупустой пачке сигарет на столике и поджигает одну, сразу встречаясь с открытым негодованием младшего. Не нравится ему, да? Мужчина ежедневно готов перед ним курить. — Почему ты так упёрто вредишь здоровью? — глаза мгновенно грустнеют, в то время как нижняя губа заметно дрогнула. — От хорошей жизни, — нервно выдыхает дым, украдкой наблюдая за поведением брата. Ему не нравится этот разговор, но, чёрт… …Юнги из-за него погрустнел. Не хочется лгать; привязывать к себе — тем более. Чонгуку тяжело жить в собственных контрастах. Внезапно Юнги приподнимается и небрежно выхватывает из губ брата сигарету, преподнося слегка влажный фильтр к своим. Чонгук опешил, несколько секунд немигающе глядя на чужую глубокую затяжку. Юнги совсем страх потерял? Похоже на то… — Ты что делаешь? — возмущённо рычит мужчина, хватая брата за щёки. Тот лишь неоднозначно пожимает плечами и, поднимая сигарету вверх, спокойно затягивается. Чонгук впадает в бешенство. Он больно выхватывает из рук мальчишки сигарету и выбрасывает в пепельницу, продолжая держать хмурое личико в пальцах. — Почему выкинул? Не нравится? Вот и я не хочу видеть эту дрянь в твоих губах, — сердится, упорно всматриваясь в чонгуковы глаза. Бесится. Неистово бесится от наглости (правоты) парня. Но почему-то принципиально не разрешает себе лишнего. — А что ты хочешь видеть в моих губах? — сильнее сжимает бледные щёки, аккуратно наклоняясь лицом вперёд. — Может, ты в силах дать мне менее вредный аналог сигарет? — саркастично хмыкает, впиваясь ногтями в своё колено. Ему невыносимо находиться в таком расстоянии с братом, но, чёрт, он сам же его сокращает. Юнги сильно бьёт чужую руку, параллельно убирая её с лица. Он зол. Другого, к сожалению, не замечает. — Да я как лучше хочу! А тебе снова сперма в башку лупит! — кричит, резко поднимаясь с дивана. — Ты вообще понимаешь, какие дозы алкоголя и никотина употребляешь ежедневно? Нет? Да ты сдохнешь от этого скоро! — совершенно не следит за языком, наблюдая смену чонгуковой ярости в нечто иное. — Ты ничего не знаешь, Юнги, — его голос почему-то дрогнул. Мальчишка приостановился, следя за резко оголившимися эмоциями брата. И это, по правде говоря, ужасает. — Не смей меня в чём-нибудь упрекать. Ты не имеешь права судить обо мне, не обладая для этого должными знаниями. Ни один счастливый человек в мире не будет подобного делать, но ты, вероятно, решил, что мне просто скучно живётся и я с дури напиваюсь, — Чонгук поднимается следом, и Юнги сразу видит его пугающе-потухшие глаза. — Так вот, дорогой мой братик, иди-ка ты на хуй со своей заботой! — неожиданно повышает голос, и… …это слёзы? Юнги ошарашенно распахивает веки. — Чонгук… — инстинктивно пытается исправить ситуацию, но наталкивается на ещё больше беспочвенной агрессии. — Съебись с комнаты, или я заставлю, — от накрывших сознание эмоций дрожат пальцы. Чонгук полностью утратил над собой контроль. Мальчишка впервые слышит от него столько мата в свою сторону. Это, если честно, больно. Он решает не испытывать чужое терпение, поэтому на деревянных ногах разворачивается и еле уловимым шёпотом просит прощения. Кажется, что-то из его слов глубоко задело Чонгука. Юнги его в жизни ещё таким не видел.

* * *

Утомительная смена заканчивается в час ночи. Вымотанный рабочим временем парень выходит из клуба, полной грудью вдыхая холодный воздух. Сегодня без инцидентов, что просто не может не вызывать облегчённую улыбку. Вдоль старых улиц, по которым Юнги возвращается домой, расположены внушающие трепет готические фонари, придающие городской атмосфере исключительный шарм. Многолетние постройки, музеи, модные издательства, закрытые кафе со времён бедных уличных художников, посмертно получивших всемирное признание. Юнги про каждого знает многое. Пабло Пикассо, Амадео Модильяни, Макс Жакоб, Жорж Брак — все в своё время творили в нищете. Парень не может прекратить восхищаться их несгибаемым упорством. Всю дорогу успешно получалось отвлечься достопримечательностями Парижа и не вспоминать произошедшую днём ситуацию. Только вот стоило оказаться на пороге дома, как сразу неприятные моменты заполнили мысли, а воодушевление от невероятного города вмиг улетучивается. Настроение падает. Становится вновь стыдно. Он устало снимает ботинки и вешает на крючок куртку, стараясь не смотреть в сторону гостиной. Вдруг брат не спит? Хотя… маловероятно. Но ведь в прошлую смену он, кажется, волновался. Глупости. Чонгук тогда просто приставал. Когда вообще подобная вещь стала обыденной? Юнги почти не удивляется своему настигшему положению. Он тихо заходит на кухню, садится на стул и глубоко вздыхает. Перед братом всё ещё неловко. Таким рассерженным Юнги его никогда не видел. Тот буквально послал два раза. Неужели задетое место оказалось столь чувствительным? Похоже на то. Юнги для себя решает, что больше не будет заикаться о вредном стиле чонгуковой жизни: снова плохо кончится. Такими темпами парень понимает, что сон в голову не идёт, а появляться утром в универе полудохлым как-то совсем не хочется. Чонгук ведь не будет против, если он выпьет немного виски? Чисто для крепкого сна, не больше. Юнги вообще не понимает, почему об этом себя спрашивает. Спустя минуту на столе перед ним уже стоят бутылка холодного виски и стеклянный (чонгуков) стакан. Юнги наливает два пальца жидкости и нетерпеливо припадает к ней губами. Он, по большей части, не любитель виски, но раз уж из-за тяжёлого графика потерял здоровый сон, то хоть алкоголь поспособствует его временному возвращению. Горько. Виски оказался очень крепкий. Юнги рефлекторно морщится от первого же соприкосновения. «Как Чонгук пьёт такую гадость?» — невольно мыслит, отодвигая стакан с жидкостью подальше. За спиной слышится шорох. Парень вздрагивает. Грубые ладони осторожно ложатся ему на плечи. «Не спит…» — первое, что приходит Юнги в голову, когда Чонгук неторопливо прячет виски в холодильник. Остатки в стакане залпом выпивает, ни разу не скривившись. Мальчишка удивлённо вскидывает брови. — Мой алкоголь под строгим запретом, — непрекословно чеканит, снова возвращаясь к сидящему братику. Выглядит в меру спокойным; и не скажешь, что это он пару часов назад яростно крыл матом. Откуда возникший контроль? Днём Юнги его не видел. — Почему под запретом? — поворачивается к старшему лицом и нежелательно замечает крупно расширенные зрачки. От темноты они ведь не так выглядят, верно? Неужели пил? Снова. Причём, кажись, реально много. — В этом виски градус выше обычного, — подходит в упор и, едва нагибаясь, опирается рукой об стол. Юнги сразу чувствует на себе алкогольное дыхание; после — тёплые пальцы на шее. — Посмотри на меня, — шёпот в нескольких сантиметров от лица, и Юнги вновь теряет дар речи. Только не это. Чонгук же не собирается… — Отойди, — поворачивает голову вбок и движется вместе со стулом назад. Чонгук холодно хмыкает, не сдвигаясь с места. — Почему ты противишься? Я для тебя настолько плох? — как в бреду молвит, заставив младшего искренне оторопеть. Это же, блять, шутка? Он ведь не может говорить этого всерьёз. Или может? Юнги отказывается верить ушам. — Чонгук, — он настороженно поднимается с места, но ближе не подходит, обречённо глядя в чужие тёмные глаза. — Мы братья, Чонгук, сколько ещё я должен это повторить? В данный момент ты не контролируешь собственную речь. Ты пьян. Прекрати нести чушь и проспись хорошенько. Я не желаю видеть очередные твои безрассудные поступки, — хмуро говорит, демонстративно складывая руки на груди. Губы Чонгука изгибаются в странной ухмылке, а сам он, чёрт возьми, резко движется вперёд. Юнги сразу набирает побольше воздуха в лёгкие. — Какой же ты принципиальный, братик, нравственность со всех щелей лезет, — последние слова были грубым сарказмом. Парню уже не нравится ход мыслей старшего. — Почему единственный твой аргумент — наша кровная связь? Ты ни разу не заикнулся, что моё особое внимание тебе противно, — он пристально смотрит в глаза брата, подходит впритык и осторожно кладёт руки на его талию, тут же ощущая попытки последнего отдалиться. Хорошо, наверное, что сзади стена. Чонгук бестактно вжимает дрогнувшего мальчика в корпус. — Когда ты говорил, что подобные «безрассудные поступки» тебе неприятны? Даже если скажешь, не поверю. Тело никогда не подчинялось трезвым побуждениям в таких ситуациях. Так, может, тебе пора избавиться от сдерживающих ментальных нитей? Чисто для духовной обоюдности. Сладкое тело я в любой момент могу получить, — грязно улыбается, поднимая жаркие ладони вверх. Юнги вылетает из реальности от таких паршивых предложений. Чонгук вообще думает, что несёт? Или в нём настолько много алкоголя? Хотя… Когда это последний менял человека? Он всего лишь показывает самую скрытую сущность. Юнги отказывается верить, что брат постоянно такого желал. — Я не хочу это слышать, — парень оборачивает голову вправо, чувствуя усилившуюся хватку на рёбрах. Чонгук точно недовольный исходом. Чёртов градус в крови делает всё только хуже. — Я не заставляю тебя слушать — чувствуй, — его дыхание до невозможности опаляет щёку, пока сам Юнги уворачивается изо всех оставшихся сил. Конечно, ударить он запросто может, но… это ведь брат. Младший никогда не посмеет поднять на него руку. Зато Чонгук ещё как посмеет. Его ладонь незаметно достигает подбородка и нежно поворачивает кукольное лицо в удобное положение, заботливо убирая с него тёмную чёлку. Чон уверенно обхватывает щёки и серьёзно смотрит в янтарные глаза, в то время как Юнги не представляет, куда себя несчастного деть. Чонгук убивает своим ежедневным упорством. — Прекрати, — сипло выдыхает, чувствуя руки брата под одеждой. Это невыносимо. Температура воздуха раскаляется до такой степени, что оба сейчас задохнутся. Юнги — в первую очередь. Потому что нереально дышать, когда алкогольные губы настолько близки к твоим. Парень шевелиться не может от такого безжалостного поворота. — Мой милый Арте, — низким шёпотом произносит. — Всё в твоей голове. Ты сопротивляешься непонятно чему. Это ведь не самый страшный грех… Возьми его вместе со мной на душу, — искусительно просит, трепетно поцеловав мальчика в щёку. Хочется большего. Но Юнги, как обычно, всё обрывает. — Ты же влюблён в кого-то. Зачем мучаешь меня? Иди к ней и натрахайся на несколько лет вперёд, чтобы больше не повторялось подобного, — шипит сквозь зубы, явно выходя из себя от всего настигшего. Чонгук каждый раз переходит черту. Юнги крайне не намерен это терпеть. — Или она тебе не даёт? — вдруг говорит вероятное предположение, внимательно сощурив глаза. Чонгуку хочется рассмеяться от нелепости ситуации. — Не даёт, — сухо хмыкает. — Как бы я ни старался — не даёт. Но, наверное, это и к лучшему. Ведь от неё мне не нужен лишь секс, — ухмыляется, пока на душе жрут черви. Юнги не должен знать личность этой «девушки»: всё слишком усложнится. Чонгук и так еле находится в его обществе и мастерски несёт немыслимый бред. Вскрытие правды тянет за собой уйму нежелательных последствий. — Так иди к ней, а не трогай меня. Зачем это всё? Почему мы просто не можем спокойно жить? Нам, блять, обязательно переспать надо, чтобы тебя успокоить? Да?! Какой же ты мудак, Чонгук. Буду очень рад твоему скорому отъезду! — выпаливает на нервах, устав играть в эти глупые игры. Да сколько можно-то? Чонгук совсем не скрывает своих грязных намерений. А вот здесь было больно. Мужчину заметно перекосило от услышанного. — Уехать? — голос никакой, полностью избавлен от привычного эмоционального окраса. Юнги рефлекторно прикусывает язык. — Разве не ты выбежал за мной, когда я должен был переехать? Я же говорил, что мне лучше уйти, но ты ни в какую не отпускал. И дальше что? У нас получается жить, как нормальные люди? У меня получается быть нормальным братом? Ты изначально знал все ответы, — Чонгук делает шаг назад, убирает руки от соблазнительного тела и поворачивается к холодильнику, быстро доставая из него недопитую бутылку. У Юнги сердце кровью обливается от увиденной картины. Неужели старший всё-таки из-за него пьёт? Он никогда не простит себе положительный ответ. Когда Чонгук поскорее хотел покинуть чёртову кухню, мальчишка, на секунду преодолевая личные убеждения, робко хватает его за локоть и, болезненно сглатывая, отвечает на давешний роковой вопрос: — Можно. До Чонгука не сразу доходит смысл. Но после временной паузы он шокированно выпучивает глаза, чуть не выронив стеклянную бутылку. Ему же послышалось? Трудно ответить. В глазах братика слишком смешанные чувства. Чонгук поворачивается к нему всем одеревеневшим телом. — Скажешь мне это тогда, маленький, когда сам того захочешь. Ради меня не нужно идти на уступки, — с трудом выговаривает, лихорадочно впиваясь ногтями в ладонь. Он не хочет видеть вынужденные меры младшего; он хочет видеть его искреннюю, обнажённую во всей греховной красоте жажду. Только там недосягаемая истина. Только её Чонгук безответно и столь безнадёжно желает. Он, окинув парня спокойным (нет) взглядом, делает шаг и совсем по-особенному целует в уголок губ, на жарко-алкогольном выдохе прошептав: — Не давай мне тебя касаться, и сам не трогай. В такие моменты я безнадёжно сражаюсь с желанием дать себе волю, — дыхание у обоих сбивается, и Юнги неуверенно поднимает глаза вверх. Чёлка Чонгука изрядно вспотела, небрежно прилипла ко лбу, что сразу даёт понять, в каком хреновом он сейчас состоянии. Юнги удивляется его внезапным благим (?) намерениям. — Почему ты держишься? — возможно, спросил он это правда зря. «Чтобы в конце не разбить твоё сердце», — слова остаются невысказанными, а вопрос так и зависает в воздухе, в то время как мальчишка снова провожает взглядом удаляющуюся спину старшего. Это уже не было проявлением грязного желания. В Чонгуке к нему есть что-то другое...