Sinful passion

Просыпается Юнги от громкого звона будильника, оповестившего о наступлении ненавистного утра. Через окна в комнату проскальзывает раннее солнце, заставляющее жмуриться и быстро выползать из нагретой кровати. Парень недовольно шипит себе под нос, выключает будильник, трёт слипшиеся глаза и, учуяв приятный аромат кофе, непроизвольно улыбается. Чонгук, вероятно, уже проснулся, что заставляет младшего быстрее умыться, почистить зубы и украдкой проскользнуть на кухню, не беспокоясь о задирающейся вверх чонгуковой футболке. Раз уж тот её не носит, чего добру пропадать? Тем более лёгкая ткань одежды насквозь пропитана до боли полюбившимися духами. Юнги, заметив фигуру брата, стоящую к нему спиной, на носочках подкрадывается ближе и осторожно обвивает всегда обнажённый торс холодными руками. На лице безо всякой причины играет мягкая улыбка, а кончики пальцев с наслаждением накрывают кубики рельефного пресса. От Чонгука исходит будоражащий жар; парень лишь сильнее к нему льнёт, неосознанно упираясь лбом в левую лопатку. Биение сердца так и отдаётся во всём теле, заставляя младшего инстинктивно напрячься. Неужели Чонгук всегда так реагирует? Подобная мысль мгновенно прошивает грудь безосновательной назойливой болью. — Ты хоть когда-то утром носишь верхнюю одежду? — коротко целует старшего в плечо, ни в какую не выпуская того из объятий. Мужчина сухо хмыкает и неторопливо поворачивается к парню лицом, встречаясь глазами с его широкой улыбкой. — Зачем? Если мне безумно нравится, каким взглядом ты смотришь на моё тело, — он издевательски вскидывает бровь, сразу же заметив на мальчике свои вещи. Последний, к слову, демонстративно закатил глаза, решая не спорить с очевидным утверждением. Да, Чонгук бесспорно красив; тяжело смотреть постоянно в лицо. — Не зазнавайся, — Юнги умело делает незаинтересованный вид, продолжая держать тонкие ладони на торсе. Чонгук похабно облизывается, опуская потемневший взгляд к стройным, ничем не прикрытым молочным ногам. — Ты очень тяжело дышишь, Чонгук, прекрати пялиться, — требовательно напоминает парень, ощущая под руками прерывистые вдохи старшего. Неужели это он столько всего вызывает? Странно. Так и вправду до болезни не далеко. — Почему ты решил, что из-за тебя мне трудно дышать? — мужчина спокойно наклоняется вперёд, кончиками пальцев проскальзывая под ткань своей же футболки. Юнги неосознанно прикусывает язык, заколдованно наблюдая за бесцеремонными действиями брата. Но, правду говоря, сейчас сопротивляться желания нет; пусть продолжает: парню хорошо находиться в его невыносимых руках. — Есть другая причина? — он плавно встаёт на носочки и, пытаясь находиться на уровне глаз, надавливает большим пальцем на обветренные губы. — А если есть, — с вызовом вскидывает бровь, резким движением пододвигая мальчика ближе. Юнги многословно щурится, наклоняет голову к плечу и, делая наигранный вид, печально вздыхает. — Очень жаль, — находясь недалеко от никотиновых губ, шепчет, опуская свободную руку вдоль живота. Чонгук до неприличия красиво стискивает челюсти, взглядом прожигая неопределённое выражение лица Юнги. — Чего жаль? — Тебя, дорогой, — он с ухмылкой приближается к чужому уху, опаляя тихим дыханием гладкую кожу. — Мне ведь так захотелось с утра пораньше сделать лучшему мужчине хорошо, но, видимо, в рот будет брать «другая причина». Парень, игнорируя увеличенные зрачки Чона, спокойно отстраняется, демонстрируя абсолютно непринуждённый вид. От собственных слов у самого низ живота скрутило, пуская по всему телу секундные многократные вибрации. Ох, как же нехорошо возле брата так выражаться: сложно не воплотить задуманное не до конца проснувшимся мозгом. Чонгук, немигающе смотря на довольное лицо младшего, почти что машинально впивается ногтями в его полуобнажённые бёдра, всем своим видом давая понять, что такая уловка не катит. Тело предательски отзывчиво реагирует на каждое высказывание этого блядского ротика, чьё содержание так и хочется чем-то грубо заполнить. — Ты ведь понимаешь, что в твоих глазах я уже изнасилован? — с лёгкой опаской уведомляет Юнги, неприятно морщась от железной хватки брата на теле. — Думаешь, мне что-то мешает это воплотить? — непроницаемо молвит, утягивая младшего к первой попавшейся горизонтальной поверхности — подоконнику. Юнги заметно дёргается, округляя невозможные медовые глаза. Не то чтобы ему совершенно нормально общаться в столь интимном тоне, но грёбаный Чонгук своим оголодавшим липким взглядом к чертям выбивает всю почву из-под трясущихся ног. Слишком соблазнителен. Парень оторваться от него не может. — Так чего ждёшь? — Юнги неожиданно смело вскидывает бровь, поясницей ощущая угол подоконника. Он, самостоятельно садясь на твёрдую поверхность, опирается спиной об окно и, прикусив губу, вызывающе раздвигает стройные ноги. Чонгук с трудом выдыхает, мельком опускает неоднозначный взгляд вниз, накрывая широкими ладонями аккуратные колени. — Чего ты добиваешься, Юнги? — мужчина подходит впритык, уверенно становясь между разведённых ног. С плеча парня непроизвольно сползла великоватая одежда, открывая второму вид на соблазнительно бледное плечо. Юнги лишь широко улыбается, самостоятельно задирая футболку к пробитому пирсингом пупку. Это выражения лица Чона надо было видеть. Его удивлённые глаза чуть ли всерьёз не выкатились из орбит. — Откуда? — шёпотом, чтобы скрыть в голосе резко огрубевшие хриплые нотки. — Я обычно снимаю серёжку, а прокол, видимо, ты ни разу не заметил. Где всё время находились твои глаза, Гукки? Нехорошо смотреть братику между ног, — с наглой ухмылкой говорит, пока собственный взгляд опускается к ощутимо затвердевшему месту Чонгука. Правда? Его так легко возбудить? Какая прелесть. Юнги бессознательно чувствует в себе устрашающую власть не только над чужим телом, но и разумом. Интересно, выдержка Чонгука имеет предел? — Надо мной ещё никто так не издевался, — парень с наслаждением слушает охрипший голос старшего, изо всех сил пытаясь не закатить глаза от грубо движущейся ладони вверх. Кажется, кто-то себя очень плохо чувствует, раз уж дыхание снова неистово срывается. Юнги всё-таки удовлетворённо смыкает сонные веки, ощущая на плече влажные собственнические поцелуи. С добрым утром, так сказать. Они не прочь каждое проводить именно в этом томительном духе. — Привыкай, дорогой, издеваться я очень люблю, — Юнги неосознанно откидывает голову назад, открывая Чонгук больше пространства для приятных напористых ласк. Сильные руки непринуждённо скользят к талии, обхватывая её с такой жадностью, что мгновенно перед глазами чернеет и рывком выбивается воздух из лёгких. — В таком случае, я буду очень рад поддаться соблазну, — Чонгук с нажимом поднимается губами к шее, не упуская возможность снова оставить не ней багровые следы. Юнги, предательски пошло выдыхая, зарывается пальцами в угольный затылок, второй рукой заботливо накрывая сильно выпирающий член. Мужчина жарко дышит на мокрые участки шеи и, схватив нежную ладонь младшего, бесцеремонно запускает её к себе в спортивки. — Если уберёшь — прикончу, — не в шуточной манере говорит, продолжая подниматься тягучими поцелуями к лицу. Юнги еле сдерживает поражённый стон, стоило лишь Чонгуку впервые что-то приказать, закрепляя уверенность слов бесстыжими действиями с телом. Мальчишка даже и не вспомнит, когда в последний раз одни разговоры с касаниями пробуждали такой неудержимый спектр эмоций, наглядно отражающийся в полутрезвых взглядах каждого из них. — Ты же понимаешь, как сильно я тебя хочу? — остановившись недалеко от приоткрытых губ, хрипит Чон, ощущая приятно усилившуюся хватку на своём члене. — Понимаю, — не менее возбуждённо отвечает, стягивая пальцами резинку белья. — Если бы ты только знал, насколько сейчас это взаимно, — он вслепую проходится фалангами по головке органа и сам чуть ли не хнычет от безобразно-пошлых личных действий. — Я бы мог остаться и всё закончить, мне не жаль, но время поджимает, а первая пара — устный зачёт, на который я уже сильно опаздываю, — с лёгкой тоской говорит, замечая резко возникшее разочарование Чона. Да, видимо, не такой подлой подставы он ожидал. Чёртов Юнги слишком больно играет. — Ты никуда не уйдёшь, пока не исправишь последствия, — Чонгук многообещающе прикусывает губу и, не дав побледневшему Юнги ответить, рывком перемещает того на холодный пол. — На колени, живо, я уже в конец задолбался оставаться после каждых твоих выходок с, блять, каменным стояком. Даже не думай увиливать, милый, пока я не кончу — ты из дома не уйдёшь, — со сталью в голосе молвит Чон, пуская по телу брата леденящие мурашки. Так вот оно что. А Юнги-то думал, почему старший в последнее время такой нервный. Рукой, видимо, надоело работать, да? Славно. — Не смей меня ни к чему принуждать, — со странным подтекстом в тоне говорит, из-под упавших волос глядя на Чона. — Или что? — Или сейчас «последствия» возникнут у меня, — вдруг многословно ухмыляется и одним резким движением падает на колени, впечатывая мужчину поясницей в подоконник. Последний тут же впивается ногтями в единственную удерживающую поверхность, помутневшими глазами наблюдая за спокойными действиями брата. Он ведь куда-то опаздывал, верно? Тогда зачем так медлит? Или Чонгуку от нетерпения кажется. — Какой же ты у меня хороший мальчик, — с натянутой улыбкой произносит, встречаясь глазами с чужими, переполненными непоколебимой уверенностью и освободившейся жаждой. Как же хорош во всём своём редчайшем пороке. Чонгук, кажется, только этого и ждал всю прошедшую не без трагизма жизнь. Юнги, смачно облизываясь, на пробу проходится языком по головке, пробуждая не только в себе, но и в мужчине волну неопределённого источника мурашек. Возможно, именно такова на ощущение аморальность. Если да — Юнги ни в какую больше от неё не убежит. Он, до боли глубоко смотря Чонгуку в глаза, со вкусом заглатывает сначала головку, а после и весь орган почти что к основанию. Чонгук ощущать не успевает, как первая мысль — «у кого научился?» Мужчина до крови вгоняет пальцы в подоконник, сорвано выдохнув абсолютно разборчивое: «убью тварей». Юнги, подключая к процессу язык, не в силах скрыть хитрого отблеска в довольных глазах. — Не ревнуй, Гукки, я ведь всё вижу, — кратко улыбается и, не дав ответить, снова умело заглатывает, попутно пробуждая в братике нездорово-двойственные чувства. Хочется и закатить глаза от наслаждения, и шею свернуть каждому, чьей сущности безобразно посчастливилось такое пережить. Ревность? Безумная. — Ты невозможен, — уже со стоном говорит Чон, запрокидывая потяжелевшую голову назад. Любое движение ртом младшего доводит до белого каления. Он ещё хорошо продержится, если сейчас же не кончит. Пластик подоконника податливо прогибается под ногтями, а Чонгук, расплывчатым взглядом наблюдая за нереальным парнем, делает себе с новым вдохом только хуже. Ну не существует же человека, так идеально смотрящегося в любом положении. Как такое возможно? Он уже в буквальном смысле не способен дышать. Юнги, отлично осознавая настоящее время, заглатывает так глубоко, чтобы чувствительную головку обволокли жаркие стенки глотки, даря вспотевшему мужчине совершенно редкие несносные ощущения. — Да блять… — грубо выругивается и, предвещая назревающий конец, хотел было отодвинуть парня, как тот, не срушив с места, с многословным взглядом принимает всю вязкую жидкость. Чонгук на секунду прикрывает глаза и, стараясь отдышаться, хрипловато молвит: — Если проглотишь — я больше никогда не поверю в твои моральные заёбы, — расфокусировано следит за подошедшим мальчишкой, созерцая уже то, как последний бесстыже слизывает остатки спермы с губ. «Ну что за пиздец…» — Ты что-то сказал? — самодовольно улыбаясь, наигранно переспрашивает он, накрывая холодными руками прерывисто вздымающуюся грудь. — Неужели испортил нам подоконник? Какая жалость, — специально передразнивает, делая незамысловатую отсылку к вчерашнему вечеру. Чонгук глухо смеется, схватив издевающегося парня за щёки. — Не беси меня. — Ты вкусный, — бестактно толкает язык за щёку, всё больше шокируя мужчину непривычно-раскрепощённым поведением. — Невыносимый… — на выдохе молвит, сразу накрывая чужие влажные губы своими. Юнги с отдачей к нему льнёт, прижимается ближе, целует до невозможности горячо, пока сам Чон ни в какую не выпускает его из крепких объятий. — Мне надо в универ… — Ещё немного, молчи, — он с напором проталкивает язык внутрь, не без удовольствия разделяя свой собственный солоноватый вкус. Как же дико это выглядит. Так дико, что на вечность хочется продлить. Всего-то минутный поцелуй, а столько неадекватных эмоций. Они, стоя посреди кухни, всё пытались друг от друга отлипнуть, но в итоге потеряли ещё десять бесценных минут. Чонгук с нагловатой усмешкой смотрит на настенные часы. — Забрать тебя после пар? — ещё раз быстро целует младшего в губы и неохотно отпускает, не потеряв возможность на прощание шлёпнуть упругие ягодицы. — Я тебе руку сейчас сломаю! — кричит уже со своей комнаты, решая в спешке надеть джинсы и как есть оставить чонгукову футболку. Мужчина с широкой улыбкой наблюдает за неудачными попытками брата одеться, делая глоток почти остывшего кофе. — Так тебя забрать? — уточняет, нагло пялясь на бёдра парня, обувающего ботинки. — Глаза убрал, — шипит, превосходно понимая личное непростительное опоздание. Чонгук лишь тихо смеётся, даже не думая уводить похотливый взгляд. Юнги, кое-как собравшись, хватает с пола рюкзак и, послав воздушный поцелуй, выбегает, напоследок бросив: — В три жду возле универа. Дверь громко хлопает, унося с собой только-только появившуюся улыбку Чона, что, прикрывая глаза, опирается затылком об холодную стену. В груди жжёт, дышать по-прежнему тяжело, перед глазами всё плывёт, вводя мужчину в искреннее заблуждение. Очень трудно назвать достоверную причину этих симптомов. Юнги виновен? Или ужасающий перманентный образ жизни? Плевать. В губах по новой вспыхивает отравляющая здоровье сигарета.

* * *

Зачёт проходит на удивление хорошо. Юнги, естественно, опаздывает, но проникнуть в аудиторию до прихода преподавателя всё равно успевает. Учебный день заканчивается достаточно быстро и совершенно не продуктивно, что сразу подмечает наблюдающий за ним Тэхён. Последний, к слову, снова объявил друга невнимательным и абсолютно не сосредоточенным на занятии; а ещё недовольно упрекнул, что тот его совсем не слушает и постоянно смотрит куда-то в никуда. Юнги, разумеется, прослушал этот монолог, вызывая у Тэхёна стрáшную бурю негодования. После длинной тирады возмущения, Юнги поражённо закатил глаза и, выбрасывая одно возбуждённое лицо из головы, принимается слушать рассказы друга. На вопрос: «что с тобой происходит?» Юнги так и не ответил, предпочитая умолчать о произошедших изменениях. Тэхён, решая, что друг полностью наладил отношения с братом, в душу не лезет, внутренне радуясь позитивным переменам. После окончания всех надоедливых пар, Юнги быстро выбегает во двор универа, где, естественно, его уже ждёт Чонгук, оперевшийся об матовый спортбайк и неторопливо курящий сигарету. К своему же удивлению, увидев липкие взгляды студенток на брате, Юнги плотно стискивает челюсти и, направляясь к нему, загораживает девкам вид на безобразно-красиво курящего мужчину. Ну кто себя так вообще ведёт на территории университета? Парень дико злится, когда старшего все столь бесцеремонно разглядывают. Не имеют права! — Сделай лицо попроще, — фыркает Юнги, взбираясь сзади на сидение. Чонгук широко улыбается, выбрасывает окурок на землю и, прежде чем сесть, целует мальчика в щёку. — У нас ведь теперь каждое утро будет начинаться, как сегодня, верно, солнце? — он, демонстрируя пошлую улыбку, облизывается и неторопливо садится спереди, не сразу решая заводить любимый транспорт. Юнги закатывает глаза максимально глубоко, неосторожно обвивая руками чужой торс. — Много хочешь, — недовольно бурчит, утыкаясь носом, как обычно, Чонгуку в шею. — Я передумал, мне нравилось больше, когда ты был робкий стеснительный брат. Сейчас же слишком распустил язык, — цокает мужчина, резко срываясь с парковочного места университета. Юнги, потеряв бдительность, чуть ли не переворачивается назад, кое-как успевая сомкнуть дрожащие руки. — Ты совсем дурак?! — кричит, не сразу ощущая на ноге сильную хватку. По всей видимости, упасть бы ему не разрешили, что, несомненно, вызывает быструю улыбку. Юнги, прижимаясь телом к спине, кладёт подбородок на плечо и самым искушающим голосом шепчет: — Мне в ответ поиздеваться? — ухмыляется, проскальзывая по-прежнему трясущейся рукой под одежду брата. Чонгук, затаив дыхание, с трудом концентрируется на дороге, постоянно отвлекаясь на возмутительно приятные ощущения. — Ты так изменился, или я вообще ничего не понимаю? — с хрипотцой спрашивает, непроизвольно набирая недопустимо высокую скорость. Поскорее бы приехать и закончить начатое. Чонгук весь день представлял, что со своим милым солнышком сделает. — Нет, не изменился, просто вначале я не имел понятия, как к тебе правильно обращаться. Ты приехал абсолютно другой, и я крупно растерялся, — Юнги спокойно наблюдает за выражением лица старшего, стараясь не смотреть на цифры спидометра. В таком положении удобнее и не так страшно ехать. Наверное, стоило сразу обнять Чона и не слушать его угрожающих — как оказалось, ложных — речей. Так вполне реально было бы избежать кучу болезненных, приносящих разочарования ситуаций. — А что теперь? — уточняет мужчина, решая продолжить не самый благоприятный диалог. — Теперь я доверился, — он мягко целует чонгукову щёку, постепенно спускаясь губами чуточку ниже, — и меня всё устраивает; я хочу быть с тобой, Гукки, плевать на предпочтения окружающих, — Юнги говорит таким до боли ласковым голосом, что Чонгук, смотря на широкую трассу, не понимает, от чего именно на глазах выступили слёзы. — Почему ты мне поверил? — дышит через раз, чувствуя лёгкую нарастающую боль под рёбрами. — Потому что это ты, — заканчивает возле самого уха, кончиками пальцев спускаясь вниз по прессу. Чонгук, подавив в себе слишком уж сентиментальные порывы, промаргивается и, сворачивая в дальний переулок, тормозит. Юнги непонимающе оглядывается по сторонам и, встречаясь взглядом со старшим, чувствует его горько-никотиновые губы на своих. Что, не смог до дома потерпеть? Удивительно. Парень, машинально прикрывает глаза, обхватывает ладошками чужое хмурое лицо. Чонгук осторожно пытается пересадить младшего себе на колени, не прекращая совершенно спонтанный глубокий поцелуй. На улице прохладно, ветрено; в переулке гробовая тишина, пусто, вокруг никого, кроме древних осыпающихся построек, заросших густыми переплётами плюща и дикого винограда. Парень, обвивая руками чонгукову шею, выгибается грудью вперёд, тем самым выпячивая для соблазнительных, покрытых вздувшимися венами ладонь округлые ягодицы. Мужчина в поцелуе довольно улыбается, ритмично сминая губами сладкие уста. Ну что за картина, с ума сойти! Никто не желает испортить её первым. — Откуда такой голод, мистер Чон? — мальчишка непринуждённо усмехается, продолжая чувствовать на себе тягуче-влажные поцелуи. — Мы же всего-то несколько часов не виделись… Мог бы подождать, — он безразлично окидывает глазами местность и, не найдя никаких признаков жизни, расстёгивает брату три верхних пуговицы рубашки. — Я дико тебя хочу, котёнок, — сорвано шепчет старший, перемещая размякшее тело максимально ближе к себе. Кожу Юнги пробирает ряд леденящих мурашек, а сердце почему-то сбивается с привычного равномерного ритма. — Здесь? На улице? Но ведь холодно очень… — на автомате говорит, не сразу осознав, какую предательскую глупость смолол. Чонгук в мгновения ока оскалился, крепче сжимая в руках манящую задницу. — То есть, только холод тебя смущает? — хитро щурится тот и, незаметно расстёгивая пуговицу брюк, бесцеремонно приспускает плотную ткань, дабы в дальнейшем с жаждой накрыть уже голые молочные ягодицы. Юнги машинально кусает нижнюю губу, из-под полуопущенных ресниц наблюдает за действиями брата и, чувствуя его пальцы в запрещённых местах, неразборчиво матерится. — Чонгук, не здесь, — сипло выдыхает, кое-как следя за появившейся смазкой в несносных руках. — Тише, малыш, сейчас будет приятно, — мужчина обильно смазывает пальцы жидкостью с персиковым ароматом, вызывая на лице Юнги саркастичную ухмылку. — Что не так с твоими представлениями о персиках? — С моими всё отлично; это ты на них странно реагируешь, — неоднозначный взгляд долго мажет по бледным бёдрам, останавливается внизу живота, неохотно поднимается вверх и, выждав секунду, с ликованием наблюдает как дрогнул мальчик, стоило в него ввести сразу два пальца. Юнги до треска сжимает кожаную куртку Чона, прерывисто дыша ему в приоткрытые влажные губы. Перед глазами плывёт, мозг приглушённо подаёт сигналы тревоги, которые, естественно, до сознания не доходят. Куда возможно ещё ниже пасть? Только брату в объятия; порочнее этого, кажется, ничего уже нет. Пальцы внутри движутся туго, медленно, осторожно и так многословно, что Чонгук безо всяких на то объяснений широко улыбается. — Мой мальчик давно ни с кем не спал? Какая прелесть; ты этим дико заводишь, — движение плавно ускоряется, от чего к ушам долетают пошлые хлюпающие звуки, до дрожи красиво смешанные с хрипловатыми полустонами парня. Юнги от накрывших сознание эмоций опускает голову на широкое плечо, продолжая отзывчиво поддаваться безобразно-умелым действиям мужчины. — Мы… сейчас переспим? Чонгук, я… — через каждое слово надрывисто выдыхает, до белых пятен зажмуривая помутневшие глаза. Чонгук с усмешкой слушает попытки брата говорить, изначально найдя ту самую, творящую абсурдную неблагопристойность точку. — Нет, милый, сейчас мы поиграем, — он грубо толкает язык за щёку, улыбается и, доставая из кармана блестящую вещь, одним жестом отвечает на все возникшие массовые вопросы. — Ещё один подарок, ты ведь не против? — Чонгук с наслаждением следит за сменой первичных эмоций и, не оттягивая трудное время, заводит два металлических шарика мальчику за спину. — Зачем тебе это? — слегка ошеломлённо интересуется, чувствуя неприятный холод у обильно смазанного смазкой входа. Старший лишь небрежно закрывает ему рот ладонью, постепенно вводя внутрь два средних размеров шарика. — Хочу, чтобы во время дороги ты, сладкий, изрядно помучился, — мужчина коротко подмигивает оторопевшему парню, попутно доставая из кармана небольшой пульт управления. — Куда мы едем? — с долей волнения спрашивает, помалу догадываясь, что ответ будет точно не «домой». — К башне Монпарнас: с крыши открывается захватывающий вид на город, — говорит до одури хрипло, параллельно увеличивая мощность будоражащей работы «подарка». — А обнажённое тело братика с таким видом — мой самый порочный на памяти кошмар, изначально обречённый на сладострастное воплощение, — заканчивает уже тише, почти до максимума увеличив мощность. Юнги, не стесняясь, стонет в голос, весь дрожа в успокаивающих руках Чонгука. Это просто… тотальный пиздец. Младшего почти что ломает от эстетичности услышанной картины. — Сбавь… немного, — умоляюще смотрит большими влажными глазами, без понимания, как должен всю дорогу с этим высидеть. — Ни при каких условиях. Я вижу, как ты хочешь, но, имей в виду, пока мы не приедем — не выключу, — Чонгук снова сажает обессиленного парня к себе на колени, не торопясь заводить грёбаный спортбайк. — Где учили быть таким гандоном? — почти не дыша, рычит, цепляясь трясущимися пальцами за чужие плечи. — Специально курсы посещал; рад, что мои старания оценили, — от Юнги вновь прилетает протяжный усладистый стон, лишь сильнее распаляющий бурлящий в крови азарт. — Какой же ты, блять, всё-таки мудак, Чонгук, поехали! — переходит на истошный крик, мгновенно прерванный внезапным поцелуем. Ну и как с таким… человеком разговаривать? Он ведь постоянно поворачивает любого рода события в выгодную ему сторону, не давая жалкого шанса на протест. А Юнги чем-то недоволен? — Прошу, поехали, — сквозь поцелуй шепчет, попутно слыша блаженный рык двигателя. — Как скажешь, — негромко отвечает и, помогая уставшему парню надеть брюки, плавно сдвигается с тихого места. О, торопиться он, естественно, не собирается: слишком нравится прерывистое возле уха «быстрее».