Смирись, Дракон

      По темному коридору шли двое. Мерцающие пылинки-светлячки прокладывали им дорогу, их теплый желтый свет тонул в необъятной мрачности потолка. Где кончались стены, невозможно было определить; казалось, они достигали самого неба.       Коридор стелился к высокой неприступной двери, разделенной на две створки. На них витиеватым узором плелись непривычные глазу иероглифы: Язык язъцев. Сами язъцы говорили, что язык тот, хранящий в себе столетия знаний, давно утрачен, однако новые строения, украшенные цветастыми знаками, все возводились и возводились на родине потерянного языка.       Один из двоих дотронулся до дверной ручки и толкнул створку вперед. Перед путниками предстал огромный зал купольной формы, в стенах его расположены были девять дверей с простирающимися за ними бесконечно темными коридорами. Еще один вход был заложен камнями — то была Дверь в Горехолл. Как ни старались строители скрыть существование погибшей страны, округлые очертания проема неизменно себя выдавали.       Над дверьми висело по карте, и у каждого из входов она была своя. Потолок украшали старинного вида фрески с изображениями семи божеств природы: краба, горного козла, двуротого червя, тетерева, шмеля и аиста. Прародители стихий танцевали друг около друга, изгибаясь в формах и образуя идеальный круг. Внизу же находился громадный черный стол с выгравированной на нем белой картой Семиперстии. Вокруг стола были расставлены троны, на задней их спинке барельефом выступали гербы. Один из тронов соединял в себе два сидения, разделенных небольшим подлокотником. Верхнюю часть престола украшала тонкая золотая корона с медвежьей мордой, чьи глаза пламенели голубыми топазами. Именно к этому трону и направились двое.       Мирко не мог наглядеться на все величие и красоту Язъской Рады. В ней странным образом переплетались тьма, окутавшая нижнюю половину здания, и свет, исходящий от божественных фресок. Осьмиглазый Краб с не меньшим количеством клешней, весь синий и в серебре, возвышался прямо над извозчичьей головой. Пока Мирко с изумлением и испугом рассматривал хоровод божеств, Император, облаченный в праздничный белый мундир, сел на одно из сдвоенных сидений и жестом призвал своего компаньона поступить точно так же. Мирко послушно сел и старался не двигаться, но его глаза восхищенно оглядывали весь Приморский зал.       «Помни: будь нем как рыба», — ворвался в мысли извозчика Император, хоть его лицо и оставалось неподвижным.       «Помню», — попытался мысленно ответить Мирко, но по выражению лица Валийского правителя сложно было догадаться, услышал он ответ или нет.       Император поставил локоть на дальний подлокотник и опустил голову на кончики пальцев: пламенем горел синий камень на перстне правителя. Весь его вид говорил о некой задумчивости, хотя то могла быть и скука. Мирко-то не такой уж и хороший собеседник.       Сегодня для Мирко был знаменательный день — Второе Собрание Приморской грани. Прошло уже два месяца с тех пор, как извозчика заперли во дворце. Бесконечное обучение настолько опустошало его, что Мирко иной раз забывал, в какой руке он держал перо. Ему все никак не давались даты и этикет (что приводило Анатолия в тихое бешенство), зато он наизусть знал все карты. Каждый раз, когда губы лилии трогала легкая улыбка, Мирко безумно радовался и с еще большим упоением брался за учебу, однако этого рвения хватало ненадолго. Мирко не мог отделаться от ощущения, что отобрал у Анатолия что-то очень важное, и иллюзорная вина вкупе с тоской по дому стопорили учебный процесс.       Помимо учебы были еще и Представления, которые Мирко зло ненавидел. Представление перед командующими показалось ему похожим на демонстрацию великанам кролика, а на Представлениях перед министрами и сенаторами извозчичью персону презрительно оценивали гадливые взгляды худощавых стариков. Теперь вот — Приморская грань. Благо, Мирко прятала под собой черная ткань плаща, и говорить ему ничего было не нужно. Как сказал Анатолий, это — лишь демонстрация Дракона. Единственное, что требуется от Мирко, так это заглядывать в глаза всем, кто будет присутствовать на Приморской грани, да почаще.       В зал вошел новый участник Собрания. Вышел он из арочной двери в четыре отдельных прохода, расположенной напротив валийского входа. Карта изогнутой дугой возвещала о том, что то была Дверь в СНР — Союз Независимых Республик. Республик всего было четыре, и отделены они были друг от друга пунктирными линиями. Рядом с материковой частью Союза ютились мелкие острова, в основном принадлежащие Первой Независимой Республике. Среди них своей колючей границей выделялся остров Жезлъ. «Закрытый остров», — припомнил Мирко. Раньше на нем добывали железную руду, но, когда люди наткнулись на подземное озеро, полное ядовитых паров, что вызывают смертельную заразную болезнь, СНР принял решение закрыть остров вместе с его обитателями, обнеся его территорию громадным железным куполом. Строителей потом тоже отстреливали в море, не давая им причалить к берегу. А ведь там работали и валийцы…       Хоть СНР и провозглашал независимость всех республик, главенствующей оставалась все же Первая. Ее столица — Язъ — горела красным сполохом средь серых точек оставшихся городов. И именно в Язъ СНР представлял Первый Президент, которому остальные три республиканских правителя делегировали свои представительские полномочия.       Первый Президент, чье имя для Мирко оставалось непроизносимым, больше походил на огромного дровосека или кузнеца, нежели чем на лицо государства. Его жесткие темные волосы были подстрижены «под горшок», в густой курчавой бороде до груди переплетались красные ленты. Могучее тело Президента облачало красно-золотое одеяние, широкими лентами оно перекидывалось через плечи, и под ними виднелась белая шелковая рубашка. Одеяние уходило в пол, а на поясе оно было перехвачено золотым поясом, состоящим из множества мелких звеньев. Президент поднял руку и прикоснулся к тому месту, где находилось сердце. «Приветствует!» — промелькнуло в голове у Мирко.       «Отдай честь», — ворвался в мысли металлический голос Императора, и Мирко поспешно прикоснулся к груди. Движение получилось суетливым и вызвало у Президента мимолетную улыбку. Первый быстро взглянул на извозчика и тут же отвел глаза, оглядывая зальное помещение.       — Соуощтфэцэу Охьауощиу, — произнес Президент, кидая взгляд на Императора. Тот ответил:       — Соуощтфэцэу СТфэР.       Когда Президент уселся на свой трон, верх которого украшали четыре солнца, Мирко шепнул Валийскому правителю:       — Что он сказал?       «Солнце Валии, — зазвучал ответ. — Его слова тебе будут переводить».       И правда, как только Первый занял предназначенное ему место, из Двери в СНР появился мускулистый мужчина, выше Президента на добрых полголовы. Его волосы сзади были заплетены в тугую длинную косу, а сам пришедший облачен был в белую накидку до колен, скрывавшую руки, и узкие черные брюки. Мужчина встал по правую сторону от Президента и, склонившись, начал с ним о чем-то быстро переговариваться.       «Это Роус’эаутфэ Оу, ъу’, сын Первого Президента, — подсказал Император. — Он знает все языки Приморской грани и скоро возьмет бразды правления СНР в свои руки».       От услышанного Мирко лишь восхищенно вздохнул и тут же представил себя рядом с этим гигантом-гением, но сравнение не принесло ему радости.       «Ты что-нибудь слышишь?» — вопросили в голове.       «Да, — усиленно подумал в ответ Мирко, — только ничего не понимаю».       «Очень жаль, но это естественно, ведь они говорят на новоязъском».       «Мне и его придется изучать?» — от этой мысли у извозчика ком встал в горле.       «Если понадобится — выучишь», — отрезал Император и сосредоточил все свое внимание на выгравированных белых берегах Сапогова моря.       Мирко тихо выругался в мыслях и отвернулся от своего компаньона, тоже ища, за что бы зацепиться взглядом. Первой на очереди оказалась висящая над дверью карта Трехстана: ее зубастые кольца силы стелились вокруг одноименной столицы, защищая ту от вражеских нападений. Внизу же, где трехстанская граница встречалась с горгонскими пустынями, петляла меж горных островов река Гидэн, Исчезающая река, принимавшая четкие очертания лишь в сезоны дождей и слякоти. Мирко знал, недалеко от горных пиков Зубдиш, около которых вьется Гидэн, располагался водопад Дюдэн, который иногда в шутку называли Перевертышем. Перед горной стеной воды его поднимались на плечах вихрей до самых пиков, смешивались там с оттаявшими снегами и срывались вниз с высот Зубдиша.       Тут Мирко от разглядывания трехстанских природных красот отвлекла новая процессия. На этот раз новоприбывших было трое: девушка в летящих белях тканях с завязанными глазами и двое юношей, одетых в чуть прозрачные рубашки с зеленым отливом и темные рейтузы, одну из штанин которых опоясывали обручи блестящих чешуек. От волос гостей исходило мягкое изумрудное свечение; локоны девушки ниспадали до пят, в них тоже сияли чешуйки, тогда как юноши свои уложили в высокие пучки, скрепленные заколками, похожие на рыболовные крючки.       «Санто-Кристина, королева Архипелага Плеяды», — пояснил Император.       Глаза Мирко метнулись к карте Архипелага. Множество островов, маленьких и больших, расположенных в Сапоговом море, кружились вокруг основного острова — Марго. Ближайшие территории были соединены меж собой парящими мостами, такими же неуловимыми, как и складки одеяния плеядской правительницы. Страна мостов, так называли Архипелаг.       Санто-Кристина изящно присела на плеядский престол, а юноши встали от нее по бокам. Отряхнув пылинки с газового платья, Санто-Кристина подняла голову и прикоснулась рукой к груди.       — Солнце Валии! — выкрикнул вдруг один из плеядских сопровождающих. — Соуощтфэцэу СТфэР!       «Это королевский отпрыск, Санто-Лара. Второй — Санто-Назара, тех же кровей», — последовало скупое объяснение.       На каждое из приветствий Санто-Лары королева слегка склоняла голову и улыбалась. «Она как божество», — подумалось Мирко.       Вскоре в зал ступили и другие представители Грани. То была делегация, состоящая сплошь из смуглых мужчин разных возрастов в длинных желтых рубахах. На голове у вошедших одуванчиком торчали выцветшие русые кудри, а лбы были перехвачены черными ребристыми обручами. Глаза мужчин подёрнулись белой пленкой; лишенные зрачков, гости каким-то образом умудрялись находить себе дорогу.       «Горгонцы», — еще короче, чем прежде, объяснил Император.       У мужчины, шедшего впереди остальных и значительно их моложе, на подбородке виднелась ромбовидная желтая звезда. Про него почему-то Император ничего не сказал, но Мирко был уверен — это правитель. Внезапно тот остановился возле горгонского трона и, внимательно оглядев сидение, махнул рукой. Делегация расступилась, и в середине показался сухонький старичок, скрючившийся под тяжестью лет. Хоть он был далеко не молод, его свисающие, словно ветви плакучей ивы, пряди не потеряли пшеничного цвета. Старик, шурша подолом своего длинного одеяния, заковылял к престолу и, опираясь на руку отмеченного звездой мужчины, уселся на государево место. Лишь сейчас Мирко заметил — на руках старика виделись те же желтые ромбовидные узоры.       «А это, собственно, правитель Горгона — Заррашафель, — в голосе Императора явственно слышались нотки удовлетворения, хотя их не может и быть не могло в вечно холодном тоне Валийского монарха, — однако его имя невозможно передать на наш язык. Ты поймешь почему».       Заррашафель разомкнул губы и… Мирко готов был поклясться, что он наяву услышал шелестящий песок, танцующий в лучах рассветного солнца. Песок, струящийся сквозь пальцы, песчинка к песчинке, и шепот, его жаркий шепот бередил душу, целовал в губы и заключал в свои тёплые объятия.       «Это язык горгонцев, язык песков и ветра, — шепнул голос. — Красивый, ведь так? А имя Заррашафеля переводится как «золотая пыльца в песках, гонимая зефиром», но это очень сложно представить, пока сами горгонцы не произнесут имя своего короля. А тот, на кого ты все это время смотрел — лишь пятый принц правящей династии».       Вслед за Императором Мирко поприветствовал Заррашафеля. Когда горгонский монарх улыбнулся, извозчик передернул плечами: устрашающее зрелище — видеть улыбающегося слепца.       Внезапно сердце Мирко наполнилось неоткуда взявшейся тревогой. Руки под черным плащом задрожали, волосы начали жечь темную ткань драконьего одеяния. В груди у Мирко зашевелились миллионы мелких иголок, неприятно царапающих нутро и будто скребущих душу.       «Ишид», — прошипел Император, и в одном только имени Дракон почуял бесконечное море ненависти.       Поглядев в ту сторону, куда устремились глаза Императора, извозчик увидел правителя Илии, соседки-страны Валийской Империи. Мирко ожидал увидеть высокого хмурого монарха или, быть может, могучего страшного воина, ибо каждый раз об илийском императоре Анатолий говорил чуть ли не с яростной злобой. Во взгляде Ишида должны быть презрение, гадливость, он должен быть стар и жаден, могуч и груб, и неизменно, неизменно он должен быть злом.       Но он никак не должен быть невысоким молодым юношей, наверное, чуть старше самого Мирко, с копной черных, как вороново крыло, волос. Его болотно-зеленые глаза не должны лучиться учтивостью и добротой, а жесты не могут быть настолько легки и элегантны. «Это не Ишид. Это, верно, переводчик. Сейчас войдет настоящий Ишид, сейчас, сейчас!»       Но из Двери в Илию выскользнул лишь тощий старик, одетый в строгий костюм и держащийся так, что сразу было видно, он — слуга. Юноша же сел на трон и традиционно поприветствовал всех присутствующих.       «И это злой Ишид? Хитрый Ишид? Он?»       Мирко не мог поверить своим глазам. Иглы императорской ненависти и Анатольевой злобы происходили от этого кроткого ангела? Не может быть, просто не может быть. «Наверное, Ишид умер, а это его преемник, сейчас он об этом скажет, сейчас, давай!»        Но юноша молчал. Он ничего не говорил ни об умершем императоре, ни о новом правителе, ибо ни того, ни другого просто не существовало. Это был Ишид, и он правил Илией уже на протяжении девятнадцати лет, столько же, сколько лет было самому Мирко.       Извозчик настолько увлекся рассматриванием императора вражеской страны и одолеваемыми его сомнениями, что даже не заметил, что Ишид смотрел ему прямо в глаза. Прямо в Драконье Око. И не отводил взгляд.