Триум: счастливый конец - это только начало.

Игра закончилась, оставшиеся штрихи я так и не нашла, зато так никто меня и не раскрыл, как ведьму – а это была моя вторая игровая цель. Весть Властелину я все-таки донесла, вылазка эльфов закончилась провалом, а выиграли в результате люди – у них больше всех выполненных общих задач было. А кругляш с черточкой остался у меня в суматохе сборов и отбытия по домам. Завтра первое сентября, начало занятий и мы, как первокурсники, должны были прилежно их посещать, а не поддаваться на уговоры Серого забить и махнуть на карьеры купаться. Что мы и сделали, усердно отсидели все положенные вводные занятия, и если Олька таки унеслась на карьеры – догнать хоть вечернее купание – то я засела за учебники, ибо не поняла и пятой части того, о чем говорили преподаватели. Таня на такое мое рвение хмыкнула и отправилась по своим делам, а я наконец-то осталась в одиночестве. Редкое, а потому еще более ценное состояние, когда никто на тебя не смотрит, и ты можешь быть самим собой. В такие моменты я доставала свой скелетик и рассматривала косточки, будто в них могла увидеть свое прошлое. Непонятное волнение охватило меня, когда взгляд наткнулся на выпавшую из свертка деревянную монетку – черточка на ней как-то потемнела, будто недовольно требовала закончить рисунок до конца. Это было странно, я моргнула – и наваждение исчезло. Черточка, как черточка, никаких странных эмоций при взгляде на нее. Показалось? Раздался стук в дверь, и я торопливо убрала дорогой сердцу скелетик, а кто-то нетерпеливый все барабанил и барабанил, вдруг что-то важное? Важным оказался Серый – сверкал улыбкой и загорелыми плечами: - Привет! Ты чего одна сидишь? -А, готовлюсь, - я в очередной раз опешила от его беспардонности: не дожидаясь моего приглашения войти, этот нахал влез мимо меня в комнату, покружил и плюхнулся на мою кровать! - О, а это что? – он крутил в руках мою незаконченную руну, потом хитро глянул на меня, подскочил и унесся. Я стояла в замешательстве, он что – украл мою руну? Но додумать не успела, Серый вернулся, сунул деревянную штучку мне в руки и горячо заговорил: - У тебя руна не дописана, не хорошо это. Это «Гебо», символизирует партнерство в каждом проявлении жизни: дружбу, поддержку, - он понизил голос, - и единство мужского и женского начала. Я вертела в руках свою руну, на которой появилась вторая черточка – пересекающая первую так, что получалась буква «Х». Вдруг Серый замолчал, как-то резко выдохнул и его руки приподняли мою голову, а потом губы коснулись моих. Меня будто водой окатило – так уже было! Кто-то уже целовал меня, такой же светловолосый, высокий, и глаза у него были: чудесные были глаза! Я глянула в черные, что сейчас смотрели на меня близко и настороженно – нет, не те. И тогда я отстранилась, а Серый не стал удерживать. - Мне это не нужно, - отворачиваясь, буркнула я. - Значит, промахнулся я со значением, - Серый улыбался, потирая шею в жесте смущения. – Мир, дружба, жвачка? - Мир, - кивнула я ответ. Отложив руну, что стала причиной таких интересных событий, мы уселись пить чай – в наших закромах еще оставались пряники, а Серый притащил конфеты. Пришла Таня, хмуро посмотрела на гостя: - Ты тут что, прописался? - Что ты, солнце, я тебя караулю, все выглядываю, где-то мое сокровище пропадает. Таня зарделась, несмотря на сарказм, и отвернулась, а Серый подмигнул мне и продолжил, как ни в чем не бывало, пить чай. Немного погодя вернулась и Олька, уставшая и довольная, а потому – еще более голодная, чем обычно. Глядя, с какой скоростью исчезают пряники, я поняла, что нужно срочно начинать готовить – а то так мы или растолстеем до солидных Таниных размеров, или загнемся от язвы желудка. Ни то ни другое меня, понятное дело не устраивало, и я начала прикидывать на какой рацион хватит моих нехитрых сбережений от летней подработки и ежемесячных льготных государственных отчислений, как сироте. Выходило негусто, но на крупы, хлеб и овощи, при должной ухватистости в споре с рыночными торговками, должно хватить, главное - торговаться до упора. Дни шли своим чередом, учение было весьма странным – преподаватели на лекции могли не прийти, студенты прогуливали отчаянно, и все выглядели так, будто так и надо. Я трясла головой, не понимая системы – как тогда овладеть профессией? Таня на мое гневное сопение снисходительно пояснила, что мало-мальски серьезные занятия начинаются лишь к зиме, на практике, а на лекции никто не ходит, потому что это скучно и все равно потом все повторят. На такую систему я лишь покачала головой и твердо решила ходить на все занятия – на меня начали странно смотреть, а Серый вообще посоветовал бросать ПТУ и идти в универ, раз такая старательная. Я не стала просвещать его во все подробности своих проблем со знаниями и просто пропускала мимо ушей все подколки одногруппников. Как выяснилось, зря. Серый был популярным парнем – из тех странных людей, чья странность разжигает интерес и притягивает к себе. А еще он был жутким бабником и то, что с первых дней семестра он приклеился ко мне: хмурой, нескладной и рыжей первокурснице - вызвало бурю толков. Больше всего народ удивляло то, что мы не встречаемся, а на других девушек Серый не смотрит, вывод? Я собака на сене – и ни себе, ни людям. Меня это все не трогало до поры до времени, ровно до того момента, пока в аудиториях вокруг меня не начал образовываться круг отчуждения, а в спину не полетели сдержанные издевки. Потом начали пропадать учебники, теряться ручки, и странным образом портиться все мои контрольные работы. А еще Таня стала замолкать в моем присутствии и делать вид, то меня нет. Олька прогуливала большинство занятий, потому что устроилась на подработку в какое-то кафе, защищать меня было некому, а сама я открыла в себе черту редкого миролюбия – пока никто меня трогал в открытую, я молчала. Но долго так продолжаться не могло, эта аура угрозы сопровождала меня везде и начала уже выматывать. Я ждала взрыва, и он не преминул последовать. Случилось все вполне ожидаемо, зажали меня в туалете и вполне вежливо попросили оставить Серого в покое. Девушки были с третьего курса и водили с Серым одну кампанию. Я вполне могла понять их недовольство по поводу того, что он почти переселился из их гостеприимных комнат в мою, но сам факт, что за кого-то что-то решают, да еще за спиной – меня это, мягко говоря, удивило. Девушки моей жажды самостоятельности не поняли, в ход пошли угрозы макнуть в унитаз, а самая впечатлительная визжала мне прямо в лицо, брызжа слюной и обдавая запахом примерзейших приторно-сладких духов. Я попыталась ее отодвинуть от себя, соседство ведь не из самых приятных, она же восприняла это как приглашение к действию. Вцепившись мне в волосы, она попыталась меня повалить на пол, царапая лицо и выдирая солидный клок. От боли во мне что-то сдвинулось, обычную отчужденность будто отставил кто-то в сторону, занимая ее место. И тут… во мне проснулась ярость. С неожиданной для себя силой в тонких руках, я оторвала ее от себя, шипя от боли в пострадавшей шевелюре, а потом… В какой-то момент я поняла, что держу ее за шиворот, наблюдаю за паникой в глазах и в полной тишине отвожу кулак для удара – а на запрокинутом ко мне лице уже расцвели алые цветы боли, крови и разбитой плоти. И это сделала я. Я . Хотела. Ее. Смерти. Что-то внутри урчало от удовольствия, упиваясь чужой болью и страхом, требовало еще, как зажравшийся паразит, не знающий, что такое мера, способный есть, не останавливаясь, пока не умрет от перенасыщения. Застыв, я смотрела и не могла поверить, что это я. Отбросив поскуливающую девчонку, развернулась и напоролась взглядом на ошарашенные лица толпы, что сгрудилась в проеме распахнутой двери. Из носа потекла струйка крови, я стерла ее тыльной стороной запястья, размазав по лицу – глянула на руку, где смешалась моя собственная кровь с чужой, и усмехнулась – какая ирония. Сквозь ускользающий мир, я видела как Серый пробирается ко мне, подхватывает, не давая упасть и рычит: - Еще кто тронет… - окончание его речи в памяти уже не отложилось, я блаженно отключилась. Сон смешался с реальностью, я знала, что сплю, но так же была уверена и в том, что помещение, в котором я оказалась, существует в действительности. Каменный мешок: грубо вырубленные в скале своды, окованная железом дверь чуть светится охранными чарами, чадит неровным светом факел, бросая в темноту искры, будто яростно плюясь в бессмысленном споре. В центре - клетка, с частыми железными прутьями, в ней существо, прикованное цепью. Клетка мала для него, он не может даже выпрямить ноги и сидит, скрючившись, держась страшными пальцами с шишаками костяшек за прутья, и… в упор глядит на меня. Его глаза абсолютно безумны, злы и голодны, в них выражение мольбы и требования: - Вспомни!- шепчут губы, лицо дергается, ежесекундно меня выражение и грязные патлы то и дело прилипают к взмокшему лбу. – Вспомни! Собери-собери-собери! Память, руна «Память», вспомни! От этого шепота мороз идет по коже, внутри корчится и кричит кто-то, а я в ужасе отшатываюсь: что-то знакомое проскальзывает в чертах, что-то давно забытое - и это страшно. Безумец протягивает ко мне иссохшую руку, а на ней болтается браслет, ярким несоответствием искусной роскоши режущий глаз в этом мраке заключения. Браслет мягко светился, позволяя в деталях увидеть узор – сплетенные ветки рябины. Безумец еще что-то шептал, но я не слышала, теряя связь происходящего, вымываясь из этого места призраком. Через миг я открыла глаза и уперлась взглядом в потолок над моей кроватью. - Ну ты, мать, дала, - раздается надо мной голос Серого, он смотрит сочувствующе и понимающе. - Прости, - шепчу, отлично понимая этот его снисходительный тон. Я за него зверски избила какую-то незнакомую девчонку, на глазах у половины курса, прямо в женском туалете - отвратительно. - Да не парься, - Серый улыбается, - это у нас в порядке вещей, я вообще удивлен, что так долго терпели. - То есть ты привык уже, что за тобой ходят толпы воинственно настроенных девушек? - Ты самая воинственная из них, и ты, увы, за мной ходить отказываешься. Я улыбнулась, до чего же легок этот парень, ничегошеньки его не берет. - А что было дальше? – Олька с горящим любопытством глазами плотоядно сверлила Серого маниакальным взглядом. Она пришла с работы, а тут – такое! - Да сказал всем убедительно, что Адка мой друг и никому ее трогать не позволю, вот и все, – пожал плечами Серый. Он уже жалел, что не ретировался до прихода неугомонной мисс Любопытство. Тут еще зашла Таня, хмуро оглядела меня: - Серый, свали в туман, - тот понятливо кивнул и скрылся за дверью, успев сообщить, что завтра зайдет. - Ты это, - начала Таня, отводя глаза, - прости меня. - За что это? – подозрительно сощурилась Олька. - Да я это сказала, что Серый вечно у нас околачивается и к Адке клинья подбивает. Вот народ бочку и покатил. Я молчала, не зная, что сказать – что тут скажешь-то? Зато у Ольки нашлось очень много слов, кто такая Таня, как себя надо вести с соседями и что она может с ней сделать, если та немедленно не выложит, почему не захотела держать язык за зубами. - Да нравился он мне! - не выдержала Таня. - Я влюбилась, как дура, ему все выложила. Он не будь дурак, расстарался, ухаживания, цветочки, не обещал, конечно, ничего, но и «нет» не говорил. Вот я и повелась. Таня уже всхлипывала, отвернувшись к стене: - Я ж после него, козла, и жрать начала, а что думаю, если я никому худенькая не нужна, то чего себя насиловать? А он каждый раз встречает, ржет. Конечно, ем смешно! А я сквозь землю провалиться хочу, видеть его не могу, как вспомню, что я с ним… -Танечка, брось ты! – кинулась утешать Олька. - Ну подумаешь, не срослось с одним, другой сам найдется. Да только как же он найдется и любить тебя будет, если ты сама себя не любишь? Разве так можно? Ну ошиблась, с кем не бывает, но крест на себе ставить из-за этого? Вздор! Начинаем новую жизнь! Олька патетично отставила ножку в сторону, принимая позу Наполеона: - С этого дня мы начинаем худеть! Булки вон, а завтра с утра пойдем бегать. Дорогой Жрать, мы так ужасно в тебе ошиблись, посему выметайся отсюда и не смей нам на глаза показываться! А все, что лишнее имеется – скормим Аде, она вон какая худенькая, будем откармливать, а то ветром сдует. Таня сквозь слезы рассмеялась, а я вдруг подумала, что не всегда одиночество – лучший вариант. Когда тебя поддерживают и жить как-то легче.