Глава 3.
10 июня 2020 г. в 18:39
С постели её, ни черта не понимающую, — хорошо хоть не разделась — стаскивали пинками.
— Вставай! Быстрее! Кто-то донес, что ты тут…
— Кто?.. что?..
Рывком поставили на ноги, подхватили из вещей то, что успели, и потащили куда-то очень быстро, торопливо.
Вой полицейских машин, топот ног…
Ее почти поволокли куда-то, затолкали в машину и поехали.
Снова побег — теперь только для нее. Снова…
Быстрая езда. Но, мотаясь на заднем сидении машины между двумя настороженными бойцами, она поняла, что вещей чудовищно мало: небольшой рюкзачок с самым необходимым и важным — видно его приготовили на случай совсем уж лихорадочного бегства.
Улицы городка сменились проселочной дорогой, а она — лесной тропкой.
Ее выволокли из машины и потащили вглубь леса.
Она старалась изо всех сил шевелить ногами, но, по сравнению с полукровкой и сидхе, она, конечно, уступала.
Сзади раздается лай собак, а рядом злое и задыхающееся:
— Bloede d'hoine!
— Ебучие ублюдки!
Уже почти бег, ее практически тащили за собой, потому что нестись с такой скоростью через лес она просто не была способна.
Под ногами захлюпала сырая земля, запахло прелой листвой и грибами.
Быстрый бег, а за спинами лай и рычание собак.
И страх не успеть.
В руины они вбежали, почти на руках внося Энид.
Сияла и едва ли не пела Арка.
— Ну вот… тебе пора.
— А вы?.. И как?..
— У тебя есть письмо… Если… одноглазый поганец еще жив, он защитит тебя. Все же ты выглядишь в достаточной мере Seidhe, чтобы он не попытался тебя убить, не выслушав.
— А что с вами?
— А мы проведем обряд Отсечения. Эрин и еще некоторые земли уйдут на другую Грань. И все наши тоже уйдут. Метрополия более не станет нам опасна, а туда можно будет привести… друзей. Мы наконец сможем жить в мире.
— Но…
— Послушай теперь меня, beanna. Ты войдешь в Арку. Дождешься напарника. Вместе найдете Йорвета, а даст Богиня, и еще кого, кто сможет вам помочь. Выживешь. И приведешь на Эрин наших братьев, всех, кого сможешь, — холодный, с ничем не истребимым акцентом голос подействовал, как ведро холодной воды.
Один из ее провожатых стянул капюшон плаща — в слабом свете нарождающейся луны было хорошо видно, что это не человек.
— Мы хотим мира и покоя, а вы не самые худшие соседи… Все, ступай, девочка.
Мягкий толчок в спину.
Она судорожно сжала сверток с оружием и прихваченный рюкзачок и шагнула через Арку…
Свет…
Свист в ушах…
Всадники в алых плащах…
Вспышки молний…
Боль, слезы…
Яростный блеск колючей зелени…
Алая тряпка… красные капли на снегу…
Холод. Снег. Только один снег кругом. Снег, перемешанный с углями и пеплом…
Застывшее мраморное лицо…
Прекрасная грустная дева, застывшая навек…
Розы…
Звон тетивы…
Плач младенца.
Холодный блеск короны…
Лай собак…
Крики воронов…
Пепел, что падает с неба, словно снег…
И цепочка следов на нем…
Она выпала откуда-то. Где-то. Качаясь, словно пьяная в слюни, прошла несколько шагов по инерции и рухнула на колени. Ее вывернуло раз, другой, и лишь потом она смогла встать и оттащиться от вонючей лужи.
Ночь.
Здесь тоже была ночь.
Арка погасла.
Что там, на другой стороне? Кто скажет?
Она отковыляла в сторону и, зайдя в какие-то развалины — лишь крыша и стены есть — без сил упала на пол, проваливаясь в сон.
И сон пришел…
…Яркий, режущий глаза белый свет… пронизывающий тело холод…
Прекрасные, совершенные белокаменные арки, своды. Галереи, где звук шагов отдается эхом…
Она шла по этому сияющему великолепию, и вот она уже в огромном зале.
Трон… Прекрасный, совершенный…
А на троне — корона…
Простая и совершенная.
Резкий, каркающий голос:
— Что ты тут делаешь, человечья девка?
Она поворачивается и замирает.
Йорвет.
Над сидхе словно не властно время, но он изменился.
Стал суше, резче. Глаз смотрит тяжело и с неприязнью. Губы кривит презрительная усмешка.
— Что ты делаешь в месте памяти Aen Seidhe? Отвечай!
Скрип тетивы.
Взгляд зеленого глаза становится холоднее…
Щелчок…
Свист…
Она рывком села, глотая воздух и потирая грудь.
Ощущение, что в нее вонзилась стрела, было ярким. Больно до сих пор.
Неужели тот, кто качал ее ребенком на колене и пел песенки своим хрипловатым голосом, кто позволял неловким детским пальчикам гладить шрам, убьет ее просто за то, что она человек?
Хотя. Все может быть.
Прошло время, и все это время он ведь не крестиком вышивал, а воевал.
Убивал. Людей.