Венок из осоки и маргариток

      Крепкая веревка впилась в запястья, одно из которых и так болело.       Впрочем, болело все.       Голова, тело, нос, нога… Болели похоже треснувшие ребра — утром она еле поднялась, сжимая зубы, чтобы не стонать.       Эльфы двигались быстро и легко, а ей было тяжело, да еще ее то и дело дергали, как козу, чтоб не отставала.       В лагере ее рывками и тычками подняли, едва занялся рассвет, дали глотнуть воды, а потом крепко и с явным желанием причинить боль, скрутили руки. Синеглазая и светловолосая эльфийка с косичками у висков прошипела: — Вздумаешь бежать — пожалеешь, bloede d'hoine!       А потом был рывок, от которого она чуть не упала.       И эльфы двинулись в путь.       Энид вяло отметила, что сами эльфы хоть и скудно, но поели.       Ей еды никто не предложил: чего на дхойнэ тратиться? И так сойдет — не сдохнет… наверное. Разве что лекарь споил какие-то травки.       Рывок веревки. — Шевелись, человекообразное!       Энид вздохнула и, хромая, заторопилась.       Сама земля легко ложилась под ноги эльфам, она же запиналась о корни и камни, заплеталась в траве.       Если она начинала тормозить, следовал рывок и ругань в ее адрес.       На привале тащившая ее эльфийка хотела ее чуть ли не в муравейник посадить — не дал вожак отряда, устроив на свободной земле.       Энид подтянула к себе ноги и устало опустила на них связанные руки и поверх гудевшую от вчерашних побоев голову.       От боли тошнило, и на языке оставался горький привкус. Блевануть бы, да нечем.       А еще хотелось… по нужде. Поить ее поили, и теперь хотелось кое-куда.       Она поерзала, умащиваясь поудобнее.       Рядом раздался смешок: — Что ерзаешь, дхойнэ? Муравьи кусают?       Энид покосилась на эльфийку и спросила, придав хриплому голосу из пересохшего горла преувеличенно-ласковый и сочувствующий тон: — А что, сидхе не какают? Или делают это… бабочками?       Эльфийка не нашлась что ответить и разразилась грязной бранью, пиная Энид.       Ну и та напросилась сама.       Руки у нее связаны, но ноги-то свободны… Всего-то и надо вытянуть, заплести и дернуть…       Ну и отомстить за насмешку…       И как хорошо-то стало. — Тварь! Мерзкая… дхойнэ! Я убью ее! — визг повис над поляной.       Правда, не убили Энид лишь благодаря запрету командира.       Ее оттащили к дереву и прикрутили к нему.       Девушка прислонилась затылком к пахнущему нагретой корой стволу.       Болело все, что могло болеть. И теперь в штанах было мокро. Ну и ладно…       Нет, на тренировках ее никто не жалел, лупили тоже будь здоров. Но без злобы. Либо ты научишься защищаться, либо нет.       Она научилась.       А еще ей хорошо объяснили, что делать, если тебя попытаются сломать.       То, что сделала она, было способом избежать ломки: лучше мокрые штаны и брезгливость допрашивающих, чем предать товарищей.       Жутко хотелось пить и еще мутило от пульсирующей в голове боли.       После передышки эльфы снялись с места.       Тычок в плечо, отозвавшийся болью. — Ты, вонючка! Вставай!       Энид неловко, с третьей попытки, поднялась на ноги, чувствуя боль в теле.       Рывок за веревку. — Пошли, тварь.       И снова путь.       В лесу было душно, кажется, собиралась гроза, болело все, болела голова, ноги путались в траве и корнях.       В какой-то момент она запнулась и кубарем полетела на землю.       Обозленная эльфийка налетела на нее и начала дергать и пинать, вымещая досаду.       Голова разболелась еще сильнее, от боли к горлу подкатил едкий комок, и ее мучительно вырвало желчью на траву и на чьи-то сапоги.       Еще один пинок, и мир погрузился во тьму.       В себя ее привела вода, вылитая на лицо. — …тратить! Тебе же так нужна эта мерзкая дхойнэ! — Довольно, Лайриль! Мы должны довести ее до лагеря живой и вменяемой! А ты что творишь?! — Это ведь просто грязная дхойнэ! — Лайриль! Ненависть лучше выплеснуть в бою, или ты хочешь уподобиться им?!       Молчание в ответ. — Все, хватит. Ты!       Тычок в плечо. — Можешь встать?       Энид вяло кивнула — голова по-прежнему гудела, но не так сильно. Кое-как она поднялась, выпрямляясь и сознавая, как жалко выглядит.       В грязной и изорванной одежде, избитая, мокрая. Настоящее чучело. — Кайрваль, теперь ты отвечаешь за нее.       Веревка перешла светловолосому и светлоглазому эльфу. — Полностью отвечаешь. Поить, кормить… в кусты водить. — Ее бы помыть… Воняет… — Реки нет, а в болоте лишь утопцы.       Эльф кивнул, утаскивая Энид в сторону, кажется, они решили встать на ночь лагерем.       Тонкие, но сильные пальцы распутали веревку, ощупали стертые и перетянутые запястья.       Кровь снова побежала по пальцам, и Энид скривилась.       Щеку тут же обожгла пощечина. — Не кривись, девка. — Больно… — Будет еще больней.       Он не слишком бережно вправил опять подвывихнутое запястье и наложил заново мазь и повязку. — Сиди здесь.       Эльф поднялся и ушел к костру — ее оставили в стороне, но так чтобы видеть.       Вскоре сидхе вернулся с плошкой и кружкой. — Рот открой. В губы ткнулась кружка, и она жадно приникла к ней, от наслаждения прикрыв целый глаз.       Вода. Родниковая вода — вкусная, прохладная, самая лучшая из всего.       Кружку отдернули, и в рот ткнулась ложка с горячей… кашей?       Похоже да. — Рот открой. Жри.       Она принялась есть, хотя это было сложно с разбитыми губами, несколькими выбитыми зубами и тем фактом, что каша была горячей.       А еще эльф торопился поскорее завершить неприятную ему процедуру и буквально впихивал в нее еду.       Наконец каша закончилась. В губы ткнулась кружка. — Пей.       Она допила воду, стараясь растянуть удовольствие. — Спать.       Тычок в плечо.       Она вздохнула и подтянув ноги к себе, опустила на них скрещенные руки и затем опустила голову.       Несмотря на общее поганое состояние, она смогла уснуть.       Ей снился сон.       …Высокие дубы и ясени… по земле, поросшей папоротником, струился туман…       Фигуры в белых одеяниях… с бородами и без…       Древний камень — алтарь — и круг камней…       Голоса и пение…       И среди друидов скользили гибкие фигуры…       Черные волосы… алый платок… зеленые глаза, что могут заглянуть в самые глубины души.       Лук в руках, стрела на тетиве… — Зачем ты здесь, дхойнэ? — Затем же, что и ты, сидхе. Что-то понять, — в ответ — кривая улыбка, а потом лицо начало плавится, как воск, проступил шрам, глаз скрылся платком. — Я давно понял, что нам нет места в одном мире. — Хочешь, я покажу тебе обратное?       Ядовитая усмешка в ответ: — Ну попробуй, дхойнэ.       Вокруг них все поменялось: теперь это город на землях Эрин. Улочки, по которым ходят люди и эльфы, всюду чистота и порядок.       Много зелени и голоса — звучит как Старшая речь, так и гаэлик.       И еще портреты на стенах: всюду ее лицо, в короне, в парадном платье.       Мирная, сытая, спокойная жизнь. — Ты ведь этого хочешь? И я могу это дать! — Ты лжешь, дхойнэ. Вы все всегда лжете. — Можешь не верить. Твое право. Но не ошибись в выборе, сидхе.       Злая ухмылка в ответ.       В руке меч. — Ты лишь мой сон       Удар…       Она проснулась от рывка за волосы. — Поднимайся, девка. Нам пора.       Приставленный к ней эльф сноровисто и крепко, но при этом достаточно щадяще, скрутил ей руки и поволок за собой.       Путь продолжился.