Венок из осоки и маргариток

      Йорвет вернулся в лагерь вечером того же дня.       По крайней мере, судя по шуму и резким, как удары хлыста, командам, раздаваемым немного металлическим голосом, это был он.       Потому как раздавать пиздюли с теми же интонациями мог исключительно командир.       Энид сидела в яме. Вместе с бредящим Лиамом.       Потом в лагере внезапно наступила тишина.       Можно даже сказать, зловещая.       Потом раздался нутряной рык: — Где она, ghoul y badraigh mal an cuach?!       Судя по приблизившемуся топоту ног, облажавшихся сподвижников могли и зашибить. В горячке.       Из ямы их выволокли обоих.       Энид, оказавшись наверху, с радостью глубоко вдохнула воздух.       Он показался невероятно ароматным и сладким после затхлости ямы и общей вони их с Лиамом тюрьмы.       Эльфы выволокли бредящего воина и, как мешок, швырнули на землю, решая, что делать: волочить обоих пленников или прирезать мужчину тут же.       До них донесся новый рык, подкрепленный матерной конструкцией, и пленников поволокли к вожаку.       Энид ковыляла сама, а вот Лиама с руганью тащили под руки.       На память девушка никогда не жаловалась.       Эльф, кажется, тоже: — Энид. Ты выросла. — Йорвет. Ты не изменился.       Чего ей стоило ответить тон в тон жуткому эльфу, знала лишь она сама.       И без единой эмоции выдержать нечитаемый взгляд единственного глаза. — Зачем ты здесь, Энид? — Ты разучился читать, сидхе?       Она чуть криво усмехнулась. — Пересидеть, пока дома не станет спокойнее. Полагаю, дед имел еще какие-то далеко идущие планы — мне он их не сказал. — Знаешь, девчонка, я могу просто приказать убить вас и прикопать в лесу. Или отдать местной нечисти… — Тогда сюда придут oíche scáth — и твои «белки» пожалеют, что вообще родились на свет.       Эльф в один шаг оказался рядом и стальной хваткой сжал ей лицо, впиваясь в глаза горящим взглядом. — Ты смеешь мне угрожать, дхойнэ?! — Я…просто…информирую…       Эльф оттолкнул ее так, что Энид постыдно шлепнулась на задницу, и перевел взгляд на второго пленника. — Зачем тут эта падаль?       Тишина в ответ. — Я спросил: зачем тут эта падаль?! — Он — шпион дхойнэ!       И так перекошенное лицо эльфа скривилось еще больше. — Шпион? Это… интересно… — Не трогай его, Йорвет!       Энид сгреблась в кучу и метнулась между сидхе и раненым.       Стоящие вокруг эльфы разразились смешками и гадкими комментариями.       Эльф смотрел на нее. — Почему, дхойнэ, я не должен его трогать? Назови мне вескую причину!       Энид сжала пальцы в кулаки.       Что будет веской причиной…       «Он мой друг»? Сидхе просто рассмеется ей в лицо.       «Он мне как брат»? То же самое. — Ну же. Я жду, девка.       Энид все еще мучительно подбирала причину, когда Лиам застонал, приходя в себя, и попытался встать на ногах самостоятельно.       А потом прохрипел: — Может… то… что я… Лиам… аэп Норииль… спас твоих… ушастых… выродков… Йорвет… достаточная причина… дать мне… умереть… достойно?       От Лиама пахло тем жутким запахом, который бывает, если рана начинает гнить. «Да, перитонит, детка, это мерзко и грязно. Ранение в живот при отсутствии быстрой помощи — гарантированная смерть. Лиам, у меня нет ничего, чтобы дать тебе покой…»       Сидхе снова нечитаемо посмотрел на них.       Потом наклонился и почти ласково стёр, насколько это возможно, грязь и кровь с лица пленника.       Долго всматривался в бледное лицо, словно не замечая запаха гнили. — Ты действительно его сын. Почему же Норииль аэп Аэрнидаль связался с дхойнэ? — Может, потому что мы не дхойнэ?! Туатта де Дананн — отдельный народ!       Изумление, граничащее с шоком, проступившее на лице главного человеконенавистника, поразило и Энид. — Йорвет… дед что, не сказал тебе?! Наш народ не люди. Хотя очень похож на людей внешне, не спорю.       Одноглазый эльф, быстро справившись с потрясением, начал отдавать приказы: и Энид, и Лиама унесли в укрытие и принялись отмывать и лечить, насколько это было возможно.       Ее даже провели к подобию купальни и принесли вещи на смену.       Девушка разделась, не стесняясь, до нее в свое время донесли мысль, что излишняя стыдливость, смущение и так далее — ниточки, за которые можно дергать.       Чем меньше ниточек, тем безопаснее.       Так что плескалась она спокойно и не дернулась, ощутив на себе чей-то взгляд.       Обернувшись, заметила высокие стройные фигуры и пожала плечами. Нового они точно не увидят. А обсуждать… да пусть.       Отмывшись, стряхнула с тела воду и постояла на солнышке, досыхая. И принялась рыться в вещах, выбирая то, что ее не выдаст никак — в основном зеленое и коричневое. Все яркие тряпки остались нетронутыми. Лес он, знаете ли, не любит особо ярких… Хотя если хочешь сказать, насколько ты ядовит…       Не зря же одноглазый сидхе носит алый платок.       Чистая и одетая в свежее и новое она оставила лишь свои ботинки и поспешила к раненому.       Их с относительным комфортом устроили, а Лиаму, как сумели, промыли рану и перевязали. Ей тоже сменили повязки на руках и ногах, порезы и ссадины намазали пахнущей травами мазью.       Ну да, они же не дхойнэ — они… что-то другое. Значит, стоит все это обдумать.       Всем.       Устроенный на относительно чистой постели, отмытый, перевязанный, Лиам выглядел не слишком хорошо, но куда лучше чем в яме.       Энид устроилась рядом с ним, сидя на чурбачке.       Им принесли еду и воду, но Энид удалось только напоить Лиама. А вот он уже заставил ее поесть как следует.       И кое о чем попросил: — У меня в поясе… небольшой фиал… Принеси его.       Энид переменилась в лице и, отставив тарелки, тихо прошипела: — Это же не то, о чем я думаю? — Принеси, девочка. Просто принеси.       Спорить с Cruach Gorm, Стальным Соколом, когда он так говорил, было бесполезно.       Энид лишь кивнула, идя разыскивать, куда утащили вещи Лиама.       Их уже развешивала сушить уже знакомая ей Лайриль.       Увидев девушку, эльфийка смутилась, но пояс отдала.       Энид, ощупав его, нашла потайной карман и вытащила на свет флакончик, заполненный темной и густой жидкостью.       Ногтем подцепив колпачок, поднесла к носу и кивнула.       Оно.       Этот пряно-сладкий запах не перепутать.       Oíche mil.[1]       На некоторое время он снимает боль, усталость, принявший его, даже умирающий, получает возможность уйти без боли и страданий.       Сжав флакон в руке, она вернулась обратно к раненому.       Выглядел Лиам очень хреново.       Бледная, с нехорошим восковым оттенком кожа, покрытая испариной, покрасневшие веки, болезненный, лихорадочный блеск глаза, обметанные и запекшиеся губы.       И запах. Даже травы и мази не могли истребить его.       Лиам повернул голову к ней: — Принесла? — Да. — Положи… и погуляй по лагерю. — Лиам… — Иди погуляй.       Энид словно ветром вынесло из их жилища.       Уже делая шаг в сторону костров, она увидела, как вместо нее внутрь скользнула гибкая тень. ***       Йорвет откровенно не понимал ситуации.       Но не мог не испытывать уважения к воину, который прекрасно знал, что умирает, и встречал смерть с достоинством.       Пожелание пообщаться он воспринял как возможность узнать побольше о… скажем так, гостях.       Присев на чурбак, он разлил по принесенным с собой кубкам вино и сказал: — Расскажи об этих… Туатта… — Они скорее anad'enel — по духу, по традициям, по образу жизней. Они почитают дубовые рощи, они слышат и чувствуют Природу… Отец… рассказывал, как, устав от крови и войны, просто собрал всех, оставив людям лишь пустые брошенные поселения, и вместе со своим отцом увел всех в засиявшую Арку… — Там было лучше? — Там было безопаснее. Да и как-то неловко отвечать злом на добро… Когда детей поят молоком, когда раненых лечат, когда протягивают руку дружбы вместо сжатого кулака с камнем, как можно ответить иначе?       Йорвет молчал.       Разве не ради этого он сражался? Не ради права жить в обществе и быть в этом обществе равным?       Хотелось поверить в чудо, в сказку до сведенных скул, до зубовного скрежета.       Только жизнь — такая сука, каждый раз макала мордой в дерьмо.       Но что если…       Он прикрыл глаза, прислонившись затылком к импровизированной стене.       Дом. Мирная жизнь. Возможность, пусть не для него, он уже стар, но для тех, кто молод, завести семью, детей…       И не получать плевки в спину.       Не быть убитым или покалеченным, или изнасилованным просто за то, что ты другой. — Моего младшего сына зовут Иорвет.       Негромкий, ломающийся от боли голос собеседника.       От неожиданности эльф чуть не упал и распахнул глаза, глядя на раненого, не веря своим ушам. — Что ты сказал? — Что слышал. Отец мне про твои похождения в детстве сказки рассказывал. Ну и про местных героев тоже. Очень увлекательно звучало: герой, поднявшийся мстить за погубленную любовь. Нет, потом когда я стал старше, отец уже весьма честно расколотил сияющий образ народного мстителя. Но впечатление осталось. Так что вопрос о том, как называть детей у меня даже не стоял.       Эльф посмотрел на полукровку, фыркнул и совершенно искренне заржал.       Кому сказать, ведь не поверят! — Ио больше похож на мать, чем на меня, но Гвинед аэп Лоах достойная женщина. — Она Туатта? — Да. Послушай… Энид, она… Она ваша последняя надежда на нормальную — нормальную жизнь! Я не увижу, как она взойдет на престол Верховных Королей Эриу, но я умру спокойным, если буду знать, что ты возведешь ее на трон! — Одна баба уже пообещала мне счастье и бочку меду впридачу, и где мы теперь?! — Йорвет! Энид учили и воспитывали совсем иначе… Я сам учил ее стрелять из лука и с какой стороны браться за меч…       Одноглазый эльф молча встал с чурбака, собираясь уйти и прекратить этот бессмысленный с его точки зрения разговор.       Но раненый ухватил его за руку, так что Йорвет ощутил жар, сжигающий умирающего даже сквозь рукав. — Jorvet! Cabhrú le do thoil dom a fhágáil le dínit agus a chosaint Banphrionsa Enid, — горячечный почти шепот.       Нельзя сказать, что эльф понял все, но большую часть слов — точно.       Резко развернувшись, медленно ответил: — Я помогу тебе. В память дружбы с твоим отцом. Доброй ночи, брат…, — веки раненого согласно опустились.       А одноглазый в смятении вышел прочь. [1]Ночной мед — наркотик, заглушающий боль, дающий силы на непродолжительное время. [2]Йорвет! Помоги мне уйти достойно и защити принцессу Энид!