***
Йорвет пришел в ярость, узнав, что ненормальная девка мало того, что посмела ослушаться приказа не покидать лагерь, так еще и сманила его бойцов с собой. А если в лагерь по ее следам придут Синие Полоски?! Они и так уже ходили в опасной близости от лагеря, не хватало еще, чтобы нашли! Тогда будет резня, и он не простит себе гибели еще частички своего народа! Когда эта сумасшедшая вернулась с добычей да еще и пленницей, он был в таком бешенстве, что не стал слушать ее, а, отлупив, отослал с глаз. Он не заметил, как в лагере уже после первой затрещины наступила тишина, как сломанной куклой девчонка осела на землю. Хотя добыча оказалась неплохой, а еще пленница — белобрысая дхойнэ — кажется, помощницей этого песьего выродка… Что ж, неплохо… и весьма. Когда со всеми распределениями было закончено и он уже устроился у себя, в его укрытие заглянул Киаран и молча показал бутылку вина и два кубка. Разлив напиток, эльф остро взглянул на командира. — Ты беспокоился за нее. Йорвет отпил вина и удивленно поднял бровь. — С чего ты взял? — Меня ты так же лупил, когда я делал глупости. Будь иначе… ты бы повел себя тоже иначе. Йорвет сжал ножку кубка, представляя на ее месте шею безголовой девки. Что скрывать — да, он беспокоился. Потому что пообещал. Томашу. Лиаму. Себе. Что вернет девчонку и возведет на престол. Но… все пошло не так… беженцы… зима на носу и треклятые Синие Полоски шарились кругом. — Дхойнэ будут искать свою девку. — Думаю, у нас есть день в запасе. И, мне кажется, стоит попросить помощи у Энид. Йорвет промолчал. Девчонка если и согласится, то в пику ему. — Она не думает головой. — А как часто головой думал ты сам? Равно как и ты, она не смогла смотреть на женщин и детей, плачущих от голода. Эльф катнул желваками и крепче сжал в пальцах кубок. Видеть, как воины отдают последнее детям… как женщины теряют красоту от голода… Было невыносимо. — Она в большей степени похожа на человека, чем любой из нас… — Если бы ее поймали или убили, я выжег бы город до тла со всеми жителями… — Йорвет? В голосе собеседника послышалось недоумение, но эльф махнул рукой, показывая, что хочет побыть один. Неужели он привязался к этой ненормально, которая, словно заноза, лишь мешает? Да быть того не может…Глава 9.
13 июня 2020 г. в 11:17
Лес шумел, лес говорил — запахами, звуками, шелестами.
Лес видел и слышал — лисьим ушком, мышиным глазом.
Лес приветствовал свое непутевое дитя, пришедшее издалека.
Энид бесшумно двигалась с прочими эльфами, посланными на охоту.
Это не Броселиад и не Элдвуд, но здесь тоже хорошо, когда лес сам кладет тропку под ноги, ласково касается лица побегами…
А еще в лесу водились зайчики и олешки.
А свой первый лук она получила в три года.
Шорох в кустах, стрела словно сама ложилась на лук.
Одобрительный взгляд эльфа, шедшего рядом.
Тихий свист со стороны — кажется, добыча есть и там.
Энид, после того как проводила в последний путь Лиама, единственного, кто связывал ее с домом, и отсидела три дня и три ночи у Путеводного огня, как-то незаметно получила признание у большей части эльфов отряда.
Ребенок выросший, кочуя с места на место, игрушками которого были средства убийства себе подобных — это либо фений, либо скоя’таэль, что по сути одно и тоже.
Беготня по лесам, стрельба во всех, кто чужой, и настоятельное вдалбливание в голову ребенка всех премудростей будущего правления.
Так что Энид выросла именно такой как выросла.
Кусты снова зашуршали и на тропинку из зарослей выступил… олень.
Энид на пару мгновений залюбовалась им — на благородной голове красовались короной рога.
Но уже через миг в воздухе пропела стрела, вонзаясь в шею животного.
Олень сделал скачок и рухнул. Девушка подошла к нему, сжимая нож.
Прекрасное животное лежало на траве и смотрело влажным взглядом.
Ей в спину прилетело негромкое:
— Ei'cwell, luned…
Энид лишь кивнула, один точным ударом добивая оленя.
Этого хватит надолго.
Оленя и правда хватило надолго, а с опытом Энид экономить и растягивать, тем более.
Девушка устроилась в сторонке, пока зверя разделывали и снимали с него шкуру, и задумчиво возила пальцем по рогам.
Она не была слепой или дурой и замечала все: ненормальную худобу эльфов, их изрядно поношенную одежду, то как стирали и вываривали почти расползающиеся бинты…
К тому же… будет осень, а там и зима.
Сейчас в конце лета еще есть шанс что-то запасти на зиму… но их гоняют.
И как бы Йорвет ни отрицал очевидное — эту зиму переживут немногие.
А значит нужны припасы.
Да и…
То, что этот одноглазый недофений именовал плащом, она бы и как половую тряпку не использовала, сразу как ветошь.
Мысль о том, как добыть что-то съедобное или как найти эльфам пристойную зимовку (в идеале вообще из увести из леса), крутилась в голове постоянно, как некий фон.
Незаметно подступила осень, и Энид в приказном порядке просто запретили покидать лагерь.
Эльфы уходили в рейды — порой кто-то не возвращался или возвращался раненный.
Девушка вспомнила все свои навыки по оказанию помощи в полевых условиях, уточняла про травы и прочее, лазала в окрестностях, собирая мох и, матерясь на обоих языках, бинтовала раны и ожоги, помешивая самодельные мази в котелке.
А осень все сильней вступала в права, лес облетал, и в лесу начали шастать группы спецотряда, порой появляясь в опасной близости от лагеря.
До кучи один из рейдовых отрядов приволок в лагерь толпу городских эльфов, в основном женщин с детьми, у которых из вещей — то, что на них было.
Местный придурок при власти решил устроить «Хрустальную ночь» в местных реалиях. Так что скоя’таэли, как бы ни фыркали на оседлых, но вытащили женщин и детей и привели в лагерь.
Еды стало еще меньше, и Энид с болью видела, как воины отдают свою порцию женщинам и детям и даже Йорвет ложится спать, лишь выпив воды.
Он после появления в лагере пополнения стал еще суше, черты лица совсем нехорошо заострились.
Энид сердито помешала прутом в котелке, вываривая мох и какие-то грибы до состояния каши.
Видеть голодных детей было невыносимо, и Энид решила нарушить приказ сидеть в лагере и не рыпаться.
Ну что может быть опасного ближе к ночи обнести заброшенный огород? А они еще несколько дней протянут, пока не найдут способ еще что-то добыть.
Тем более, что среди ночи Синие Полоски в лес не лазали, предпочитая рассекать по чащобе днем, не давая поохотиться или собрать чего-нибудь.
Нож на поясе и парочка неприятных сюрпризов за отворотом сапога, мешок под то, что найдут, измазать лицо и руки черной краской, выбрать тряпки потемней и вперёд добывать провиант.
Наглость — это второе счастье, правда? Вот именно.
К городу они подошли, когда была практически ночь. Переговариваясь почти шепотом с эльфами, добрались перебежками где по улицам, где по крышам до складов.
Склад — любой — это мешки, коробки и прочие ценные вещи.
Правда темно как… там, где солнце не бывает — но это мелочи — достаточно вытащить пару мешков и содрать пару окороков, и на несколько дней в лагере будет сытная еда.
«Дети не будут плакать от голода…»
Это единственная мысль, которая ее заботила сейчас, помимо того, как они будут выбираться из города.
Они уже выбрали все, что смогли бы унести, когда на склад сунулась какая-то девка, в расхристанной до пупа рубахе и в синем мундире.
Эльфы шарахнулись в стороны, но девка, хотя и была выпившей, насторожилась.
Она уже начала открывать рот, чтобы поднять крик, но Энид ужом скользнула к ней, зажимая рот и нажимая на нужную точку на шее, и подхватывая обмякшее тело.
— Забираем с собой… в лагере разберемся.
Почему ее послушались? Кто знает, но вместе с парой мешков зерна и парочкой окороков и туеском с солью они прихватили и белобрысую девку.
Убегать пришлось быстро и с дышащими в затылок вояками, кажется, она видела эту девку среди тех, кто периодически проверял лес.
Но от погони они ушли… вроде даже сумев запутать и не показав, где их убежище.
Однако когда они вошли в лагерь, который напоминал разворошенный муравейник, и их наконец увидели, к их группе шагнул белый от бешенства Йорвет.
Энид хватило одного взгляда на лицо эльфа, на почти черный глаз, где пылало темное пламя, на закаменевшие скулы и сжатый в нитку рот, чтобы пожелать себе стать невидимой.
Бац!
Веская пощечина, так что девушка не устояла на ногах, покачнувшись.
— Дура. Тебе было сказано сидеть в лагере.
Новая затрещина по другой щеке.
— Ты рисковала не только собой, но и другими.
Еще одна так, что зазвенело в голове.
— Уйди с глаз моих.
Энид без сил осела на землю, чувствуя, как из носа сочится кровь, гудит в голове и горят огнем щеки.
Что и как делали с тем, что она притащила в лагерь, она не видела — кто-то поднял ее и увел подальше от кипевшего вполне праведным гневом командира.
Пленницу тоже куда-то увели.
Скорчившись на какой-то подстилке, девушка свернулась в клубок, сейчас отчетливо понимая, что сотворила дурость и вполне заслуженно огребла за нее.
Но было обидно… и больно.