Венок из осоки и маргариток

      После продуктивного совета и непонятного разговора на тренировке Энид словно опять отгородилась от него стеной.       Все в рамках официальных разговоров, а вот просто поговорить не получалось: у него находились дела, у нее находились дела…       Малый замок, где была резиденция принцессы, свыкся с мыслью, что мрачный одноглазый сидхе, периодически рявкающий на подчиненных, — неотъемлимая часть образа будущей королевы.       Все шаги и действия Энид согласовывались с ним и дрессируемой им же службой охраны.       Это дало результат, так что можно было на пару дней прогуляться за Арку и пообщаться с Роше.       По крайней мере, оставить на пару дней Энид под надзором своих он может, хотя будь его воля — водил бы за ручку везде и спал у ее постели.       «D’yaebl, как же… как же тяжело и… больно…       Может, отступить? Есть Веллеена — с ней хорошо и привычно… уже привычно, да.       А Энид… Ну не такой ей нужен… Хотя…»       Перед глазами снова встало несчастное лицо девушки и ее голос, говорящий нечто важное: «Уходи. Уходи, Йорвет, иначе… иначе я скажу то, о чем потом пожалею… Прошу, ради… меня уходи.»       И он ушел. Тогда ушел.       Отступил.       Просто потому что банально побоялся, что еще пара мгновений, и он притянет к себе эту девчонку и зацелует ее на глазах у всех, и уже никуда не отпустит от себя, и будет рядом с ней всегда, пока жив.       И он ощущал, чувствовал всем естеством, что Энид чувствует то же самое, что еще миг, и…       Это было даже не отступлением — бегством.       «С кем бы поговорить… чтобы понял… чтобы… поддержал…»       Каждая встреча словно испытание. Каждый раз, встречаясь в принцессой, ощущал боль, будто в подреберье воткнули нож и медленно его там проворачивали.       Приходя в пустой и одинокий дом, едва смыв усталость, валился в постель, чтобы полночи ворочаться с боку на бок, не в силах уснуть.       Отчасти спасал чаек из травок, где было до половины вина… и он ловил себя на том, что хочется напиться, забыться и забыть.       Но приходило утро, и все начиналось сначала.       Решение треклятого узла пришло хоть частично в виде разговора по душам со старым другом.       С полудня поднялась непогода — мерзопакостный дождь и снег и ветер…       Он, убедившись, что Энид под присмотром, почти сбежал в свою «нору» — покои, отведенные для него в Малом дворце.       В камине потрескивал огонь, в бокале было вино и даже было чем заесть оное вино… Было тепло, спокойно и уютно.       Протянув босые ноги к огню, эльф лениво крутил в пальцах хрустальный бокал, любуясь игрой света в вине и гранях бокала, мыслей не было, и в подреберье не ворочался острый клинок…       Стук в дверь вырвал его из созерцательного безмыслия.       Сначала он решил не открывать, но стук повторился.       Пришлось вставать и идти выяснять, кому там так жить надоело — подавляющее большинство обитателей замка (кроме совсем уж тупых) быстро усвоили, что лезть к одноглазому эльфу, если он отдыхает, — это прямой путь на кладбище. И эльф ведь потом еще и цветочки на могилку принесет.       За дверью оказался… Томас. С бутылкой вина и улыбкой на лице. — Можно?       Эльф кивнул и пропустил гостя в покои, запирая дверь, чтобы больше никто не беспокоил.       Когда он вернулся на шкуру у огня, Томас уже наплескал им вина и протягивал бокал, словно так и надо.       Вино оказалось темным, крепким и терпким.       Несколько неловкое молчание было нарушено гостем: — Йорвет… что с тобой происходит?.. — Ничего. — Ничего — это когда лучший друг не пытается самоубиться с особой утонченностью.       Он промолчал в ответ, глядя в огонь.       А Томас продолжил, словно рассуждая вслух: — Знаешь, все, чего я хотел в этой жизни, — мира для Народа. И немного счастья для внучки… Чтобы кроме короны, престола и долга было что-то еще. Или кто-то еще.       Тихий вздох — эльф пока просто слушал. — Ты думаешь — она королева, она говорит с богиней… А ей нужно рядом просто надежное плечо… тот, кто поймет и не осудит, кто выслушает и поймет. — Мужиков кругом полно, с чего я-то? С такой рожей…       Он наконец стянул платок и отвел волосы.       И получил фырканье в ответ. — Йорвет-Йорвет… Если бы Эни смотрела исключительно на внешность, я бы сам отрекся от нее… Она смотрит куда глубже… смотрит сердцем… и видит больше… — Ну зачем я ей? Зачем вот такой?!       Тихий смешок в ответ. — Знаешь, много лет тому назад я задал себе тот же самый вопрос. Зачем я ей.       Черные глаза смотрели чуть пьяно, в них отражался огонь камина. — Зачем мудрой, прекрасной, самой совершенной и невероятной Aen Seidhe какой-то мальчишка… Разве мало вокруг достойных воинов, которые куда больше подойдут ей? Знаешь, что она мне ответила, когда я заговорил с ней об этом?       Эльф промолчал, но шевельнул ухом, давая понять, что весь внимание. — Я сказал ей, что у меня нет ничего — даже дома, куда я бы мог привести ее… А она просто ответила, что у нее есть я, а у меня есть она, и мы друг у друга. И этого достаточно, чтобы начать сначала… — Начать… сначала… Том, я люблю ее. И боюсь этой любви, боюсь ранить ее, боюсь… что снова… — …не убережешь. И она боится того же самого. И я не знаю, что сказать.       Эльф задумался, потягивая вино.       Потом спросил: — А то, что она королева? — Ты все еще меряешь нас меркой того мира. Мы другие, Йорвет. Мы не люди. И подчиняемся иным законам — законам Мира. Королева — проводник воли Богини. В выборе сердца она вольна. И королевский двор у нас не та клоака со змеиным кублом — это скорей круг тех, кого объединяет единая цель. Самое близкое — орден. Мне жаль, что я не сумел растолковать Энид, что для нее нет запрета на нормальные чувства, что не только долг будет в ее жизни. — То есть если она выберет себе в супруги простого воина, то?.. — То это будет воля Богини. У вас бы это назвали Предназначением. — Почему ты так думаешь?       Это становилось интересным. — Потому что Энид единственная, кто способен вызвать у тебя такую светлую улыбку в ответ на ее.       Эльф поперхнулся вином.       Перед глазами встала сцена утреннего пробуждения…       …Он просыпается от того, что чувствует чей-то взгляд.       В комнате, где он провел ночь, все еще спят — видно, что привыкли спать в любых условиях.       Взгляд скользит по спокойным лицам с отметинами от сражений и стычек.       И встречается с сонными глазами только проснувшейся Энид.       Девушка улыбается ему — тепло и ласково.       И от этой улыбки в груди разливается тепло, а губы сами складываются в ответную теплую улыбку…       Как и тогда… когда она была совсем ребенком…       Только она могла заставить его улыбнуться в ответ открыто и дружелюбно…       И только ей хотелось улыбаться только так…       Отпив вина, он посмотрел в огонь. — Она сама своих чувств боится, Том.       Почему-то это прозвучало горько и с печалью. — Дайте друг другу время… — Я готов ждать сколько угодно.       Дружеская рука, сжавшая плечо.       В памяти всплыли слова о том, что в любом случае они есть или будут друг у друга.