Венок из осоки и маргариток

      После возвращения прошло несколько дней — разгребались с делами, отлавливали неумных личностей — все как всегда.       Мысль о том, как не подставить под удар девушку и выманить на свет подлых тварей, постоянно крутилась в голове, не давая покоя.       Напряжение нарастало, и в итоге, когда после совещания спускался, чуть не полетел, ломая шею. В глазах потемнело от боли, огнем полыхнувшей в шраме, стало тошно.       Кто-то, наверняка, кто-то из командиров охраны и стражи, подпер его, не давая упасть, усадил на ступени.       В руку сунули флягу с водой, ничего не говоря.       Понемногу отпустило.       Эльф пропустил это мимо глаз — некогда отлеживаться.       После второго раза, когда его повело на глазах у Томаса, то старый фений усомнился в здравомыслии эльфа и пригрозил лично сдать целителям.       А третий раз…       Он снова засиделся за бумагами, а когда поднялся, перед глазами потемнело, и он позорно грохнулся на пол, отключаясь.       Пришел в себя от сердитого мата: — И с хера ли так себя загоняешь? — А… кто… еще? — Блять! Ты конечно крутой, что те яйца, но сейчас-то ты не один! Или так хочется, чтобы Энид поплакала над твоей могилкой?!       Он вскинулся, но был остановлен рукой, упершейся в грудь, и уложен обратно на кушетку. — Послушай, никому не станет лучше, если ты себя загонишь. — Я не могу… ее доверить… — Ты сошел с ума, брат… Помолчи… и послушай нас…       Старшая Речь звучала словно музыка. Чья-то сильная рука сжала его ладонь, сверху легли еще руки. — Ты не один. Ты никогда не будешь один. Мы все — твой отряд. Твои братья по оружию. Доверься нам. Позволь тебе помочь. — Я… не могу… Она…       Слова встали комом в горле. — Знаем. Но сама до сих пор боится себе признаться в чувствах. Она нам всем как дочь, как младшая сестра.       Надежные, теплые, натруженные оружием руки, касаются его ладони.       Поверь.       Доверься.       Прими помощь.       Тебе помогут и поддержат, и ничего не попросят взамен.       Он лишь согласно кивнул, принимая бесценный дар.       Веллеена, объединившись с Томасом, загнала его на отдых на целых десять дней, почти поселившись в его доме.       Эльф пытался спорить, ругаться, уговаривать — женщина была непреклонна.       Единственный ответ, который он получал: «Ты нужен Энид здоровым и крепким».       Пришлось стиснуть зубы и терпеть.       Единственным светлым пятном во всей этой Bloede arse было то, что принцессу и правда берегли как самое дорогое на свете.       Ежевечерне ему на стол ложился подробнейший отчет — где, с кем, что и как.       И дело свое парни знали очень хорошо.       «Будь у меня там такие парни… Но что теперь? Мой народ в безопасности и живет достойной жизнью»       В последний день перед возвращением к обычной жизни к нему пришла Веллеена.       Женщина принесла пирог, какие-то закуски и вино.       Пирог оказался вкусным, пусть и слегка подгоревшим, вино — достаточно крепким.       Было уютно лежать на диване, пристроив голову на коленях женщины, дымить трубкой и слушать немного необычный тембр голоса. — Знаешь… Я слабо верю в магию… но есть у меня одна знакомая… Я с ней на Остару договорилась встретиться — погадать. — Предлагаешь сходить с тобой? — Этля погрозилась погадать мне, если я приведу к ней как она сказала, bloede deith. — Кровавое пламя? Занятная у тебя подружка. Эльфка? — Уши у нее острые, да. Она сказала, что поймет кто, и тогда предскажет все. Я несколько раз водила к ней разной степени ебанутости парней — все не то. Хотя она им предсказывала, меня оставляя с носом. Вредная Этля… — Она… Saevherne? — Что? — Видящая? — Ну если она и видит, то как-то иначе, чем прочие. Но все говорит как есть. — Хорошо. Я схожу к этой женщине. — А еще ты сходишь на полное обследование, Йорвет. — Neen. — Да. — Bloede dh'oine. — Вредный эльф.       Тихий усталый вздох.       Женские пальцы бережно стягивают платок, ерошат волосы, легко-легко касаются шрама, потом снова путаются в волосах. Как ему хотелось бы, чтобы это были весьма конкретные пальцы…       Пальцы ерошат волосы, бережно, ласково, как ребенку. Ни капли эротизма — просто ласка, как мать гладит непослушное дитя.       «Я для нее словно старший непослушный ребенок… Жизнь человека коротка… Только каждый проживает ее по-своему… Кто-то прожрав и просрав, а кто-то оставив яркий след…       Так странно… думать о людях…       Я все еще ненавижу эту расу.       Но я уважаю некоторых из них.»       Веки тяжелеют и закрываются…       …Белый снег, белый свет…       Холод, от которого перехватывает дыхание…       Надломленный, надтреснутый голос читает речитатив…       Он лишь различает слова…       Tedd deireadh… Va‘esse deireadh aep eigean…       Он делает шаг… другой…       Caemm a me…       Легчайший шепот, но для него он словно крик — так тихо вокру, и пустынно…       В лицо влетает черная птица, крича…       Caemm a me…       Звук копыт, ударяющих о промерзшую землю…       Всадники… Прекрасные, совершенные…       Caemm a me…       Мелодичный смех…       Вороний крик… плач… скрип веревки о дерево… под весом тел… кровавые следы на снегу… — Уйди от него. Он не твой, ведьма. — Но будет моим, как только разобьется его сердце… Он тебе не по силам, крошка… — И все же я попытаюсь. Даже если он отречется от меня — тебе тоже я его не отдам.       Снежно-белое с отблесками кровавого и черного налетает на него…       И мир тонет в белом свете и белом снеге…       Кто-то тормошит его, трясет и зовет по имени: — …вет! Йорвет! Да блядь! Очнись! Йор!       Он слепо смотрит в желто-зеленые встревоженные глаза.       Веллеена выдыхает, заметив, что он пришел в себя: — Я… уснул? — Уснул. А потом… привиделось чего? — Yea.       Он наконец сел, ощущая кожей тревожный взгляд женщины. — Ты кричал во сне. Что-то… из прошлого? — Да… ерунда всякая… Бывает.       Очень внимательный взгляд. — Бывает. Ну-ну.       Еще один проницательный взгляд.       Он прямо смотрит в ответ.