Кровь на снегу

Отец Соломон (или как мне теперь называть его?) хмуро смотрел на трупы, с рассветом сделавшиеся человеческими. Его самого еле ноги держали — после ожесточённой схватки мы оба были, мягко говоря, потрёпанными. Но живыми. Мы вышли из боя победителями, и теперь я смотрела на результат, что одновременно меня удручал и радовал. Взгляд сам собой задержался на Питере. Он лежал, смотря в небо глазами, отражающими облака, и его лицо казалось как никогда умиротворённым. Что ж, теперь ты свободен, некровный брат… Тем временем отец Соломон поднял меч с земли и в упор посмотрел на меня. Не могла понять, что выражал этот взгляд — решимость ли? Или, может быть, страх?.. Он сделал шаг мне навстречу, но опустил меч и с новым, почти обречённым выражением лица убрал его в ножны. Недолго мне оставалось гадать о природе его поступка — он не успел ничего сказать, как вдруг пошатнулся и бесшумно упал на колени в снег. Новичкам в первый день после обращения необходимо выспаться, восстановить ошалевшее от перемен тело — я так и вовсе свалилась сразу, как только вновь приняла человеческий облик в свой первый раз. Он впечатляюще крепок. Ну что ж… Даже если отец Соломон решит убить меня, я буду уже далеко. Я спасла ему жизнь, а он помог мне — вроде, квиты. Я дотащила своего полуживого спутника до потайного домика в лесу, крошечной хижины, которую в своё время построил мой дед, чтобы я могла отдыхать вдалеке от матери. Никто не знал об этом убежище, и пускать туда постороннего было чем-то вроде святотатства, но в то же время я понимала — иного выхода нет. Если люди отца Соломона или сельчане найдут его без сознания, они могут обнаружить укус, а тогда весь мой труд по спасению пойдёт насмарку. Нет уж, пускай отсыпается здесь, а потом разбирается сам, как ему поступить. У порога я обернулась, невольно залюбовавшись спокойным и непривычно открытым выражением его лица. Он казался усталым суровым ангелом, седина в волосах которого в свете солнца из окна серебрилась, как лунный свет. Я оставила на сундуке у кровати записку. Вместо прощания. «Это просто советы. Следовать им или нет — твоё дело. Если ты хочешь жить, сочини легенду о том, что случилось ночью в лесу. Приплетай меня как заблагорассудится, хоть помоями облей — мне всё равно, ведь к тому моменту, как ты очнёшься, я буду уже далеко, а мои истинные намерения были бескорыстны — ни понимания, ни любви жителей деревни я не искала. Не показывай, что укушен. Даже если тебе захочется в этом покаяться — кто ж вас, фанатиков, знает? Правда в том, что ты нужен своим дочерям, как никто. Видел, что стало с моей семьёй из-за матери-оборотня? Чем закончилась эта история?.. Если хочешь что-то значить, несмотря на проклятие, не становись таким, как она. А быть таким, как она, это не только наслаждаться тем, что ты оборотень — уж в этом ты вряд ли ей уподобишься. Это, прежде всего, обрекать своих собственных детей на одиночество. Ты однажды лишил их матери, да. Ты считал, что так будет лучше, и, вероятно, был прав. Тебе жить с этим. Но не лишай их себя.» Я осторожно, чтобы не потревожить гостя, прикрыла за собой дверь. Меня ждали мои и только мои дела. *** В последний раз зайдя к себе домой, я прихватила всё самое ценное — заработанные деньги, вещи и побрякушки матери, которые можно было продать. Окинув жилище прощальным взглядом, я пошла прочь, не оглядываясь и петляя среди деревьев. Меня не должны были видеть. И всё-таки как спокоен Даггерхорн в этом нежном утреннем свете… Как уютны маленькие дома, как легко и свободно дышится свежим воздухом вездесущего леса. Как там отец Август? Клод и Роксана?.. Они никогда не узнают, что со мной, и, возможно, они будут думать, что я мертва. Как обидно — я полюбила родную деревню только когда над ней нависла смертельная опасность. А теперь я должна уходить. Скрываясь за домом Сезара, я постучалась в окно, и, о, счастье, он вышел ко мне. — Тш-ш, — взмолилась я, замечая его изумление, после чего повела его за собой в ближайшее лесное укрытие — туда, где в тени деревьев нас не заметит никто, кому не приспичит углубиться в чащу. — Прости, что рискую тобой — если нас увидят вместе, у тебя могут быть неприятности, и всё-таки я должна была поговорить с тобой, прежде чем… — Николетт, что произошло? — перебил меня Сезар, взяв за плечи, как будто боялся, что я исчезну — такой отчаянно крепкой была его хватка. — Я хотел помочь тебе, сделать наконец хоть что-то, но тут эти волки… — он вдруг осёкся и помрачнел. Только сейчас я заметила, что глаза Сезара покрасневшие и опухшие, будто он долго плакал. — Они забрали кого-то?.. — я прижала ладонь к губам, боясь выдохнуть. — Чёрная тварь убила Сюзетту, — тихо ответил Сезар, и я не сдержала слёз, беря его за руку. Питер… Родня Валери препятствовала его счастью, и вот, как он отомстил. Мне стало так больно — за самого Сезара, который был слишком добр, чтобы остаться равнодушным к потере неверной жены, и наполовину осиротевшую Люси. Правда была горька и, кроме того, безобразна, и всё же Сезар имел право знать… — Это Питер. Он убил её, как когда-то убил Валери — Сюзетту намеренно, за то, что та не одобряла их союз, а Валери случайно. Я узнала всё это от него, но теперь он мёртв. Мне так жаль, Сезар… — Так Питер был волком? — Сезар явно оторопел и смотрел теперь соответствующе. — Их было двое — тех, кто угрожал деревне. Он и моя мать, вернувшаяся после тринадцати лет скитаний. Они давно знают друг друга. — Постой… Дебора?.. — Да, — я кивнула, почувствовав себя виноватой, хоть и не могла контролировать свою мать. — Помнишь, как в те года Даггерхорн стращал оборотень? Все подумали, что это он забрал Дебору, когда она не вернулась из леса, но это она и была. Она тоже мертва. Твои близкие отомщены, Сезар, но это — не вся правда, которую ты должен знать. Я хочу быть честной с тобой до конца, даже если ты проклянёшь меня — когда я была маленькой, моя мать обратила и меня тоже, — я в страхе и смирении наблюдала за тем, как взгляд Сезара становится пытливым и недоверчивым. — Я никому не желала зла и не причиняла вреда деревне, но не могла быть ни с кем честна, потому что боялась… Теперь не боюсь. Ты имеешь полное право бояться и ненавидеть меня — я лишь хотела, чтобы ты знал. … Но, вместо того, чтобы осудить меня и прогнать, Сезар обнял меня, крепче и бережнее, чем когда-либо. — Я не выдам тебя, — пообещал он. — Я верю, что ты невиновна. Если тебе вдруг что-то потребуется от меня, я всегда… — Нет, мой милый Сезар, — отстранившись, но не выпуская его из объятий, я посмотрела ему в глаза с благодарной, но виноватой улыбкой. — Ты не понял. Это прощание. Кроны деревьев зашелестели в воцарившейся тишине, будто шёпотом осуждая меня. Сезар смотрел таким раненым беспомощным взглядом, что мне захотелось дать себе пинка под зад. — Ты уходишь? — севшим голосом уточнил он. — Прости… Я не хочу этого, но должна уйти. Ты мне веришь, но остальные… Они не такие, как ты. Если станешь меня защищать, тоже будешь в опасности — этого я допустить не могу. Я уже всё решила, Сезар, но я здесь не совсем за этим, — и с этими словами, торопясь, чтобы избежать его обезоруживающих возражений, я протянула Сезару мешочек-кошель — в нём была половина моих сбережений и парочка драгоценностей. — Я хочу, чтобы вы с Люси начали новую жизнь, вдали от тяжких воспоминаний и пересудов. — Спасибо тебе, но я не могу принять это… — Я от этого не обеднею. Сезар, пожалуйста. Ради меня. Ради Люси. Ради себя, ведь, что бы ты ни думал, ты заслужил покоя и счастья. В этот раз Сезар взял меня за руку. — Ты могла бы отправиться с нами. Вместе со мной и Люси. Я шумно выдохнула от изумления и смущения. Заманчивые до слёз картины сами собой вставали перед глазами. Лучший друг рядом, уютная, полная заботы друг о друге жизнь в каком-нибудь светлом городе. Вечера с разговорами у камина. Семейная жизнь, о которой я и мечтать не могла… Я бы стала отличной подругой Люси, и мы бы гуляли по рынку в поисках тканей для платьев и подарков для Сезара. Я умею не только прясть, но и шить — научила бы Люси всему, что умею. Наконец-то Сезар начал бы улыбаться без грусти, и, может, однажды, как бы самонадеянно это ни прозвучало, он бы захотел стать моим. Но картины тёплых тонов сменили иные — пугающие и мрачные. Подозрительные взгляды, преследования, ночные попытки добраться до дома, оставшись незамеченной, угрозы, тюрьма, Сезар, которого выводит на улицу угрюмый стражник… Испуганная Люси. Нет. Всё это столь же заманчиво, сколько опасно. Я не могу. Сколько ждёт меня впереди сумасшедших волков и отцов Соломонов? — Я бы хотела этого больше всего на свете, но я не могу. Жизнь оборотня полна риска, опасностей и борьбы. Мне бы не хотелось впутывать в это вас с Люси. И ты, я знаю, тоже не стал бы рисковать ею… Лучше уезжайте. Начните новую жизнь, лучшую. Это всё, о чём я прошу. Сезар тяжело вздохнул. Он, кажется, понимал всё с самого начала, но верить хотел в другое, и это трогало меня до глубины души. — Обещай, что будешь осторожна. — Я обещаю. А ты обещай, что будешь счастлив, — я нежно погладила его по волосам. — И помни, что я с тобой. Это ты помог мне стать тем, кто я есть. Если бы не твоя поддержка, я бы вряд ли смогла верить в лучшее и бороться. Если есть Луна, что делает меня зверем, то ты — Солнце, что позволяет мне сохранять в себе человеческое. Ты прекрасный мужчина и достойный человек, что навеки останется в моём сердце. Кто знает — быть может, наши пути ещё пересекутся. — «Быть может»? — переспросил Сезар, растерянный от подступивших слёз. — Знаешь, это меня не устраивает. — Нет, не так. Я клянусь. Клянусь, что найду тебя и наведаюсь в гости — удостовериться, что ты стал счастливым. Мы ещё долго обнимались, прежде чем я ушла. Жаль, что я не смогла передать отцу Августу и другим, что со мной всё в порядке, но это было бы слишком рискованно для Сезара, если бы я, к примеру, попросила его об этом. Как-никак, ему бы пришлось рассказать всю историю… Глядя на то, как деревня постепенно исчезает за лесом, я впервые в жизни в полной мере осознавала, насколько она красива. — Спасибо, — шепнула я, не скрывая слёз. — За всё то, чему ты научил меня, Даггерхорн.