Ошибки прошлого

Ночь в сладком пенье на вампирово ложе, Ты теперь вся моя и душа твоя тоже… (Шмели — Любовь)  — Не злись на него, он просто перепил.  — Я не злюсь. Лютик всегда обладал талантом встревать туда, куда не следует.       После неловкой сцены на крыльце Трина предложила вампиру оставить шумную вечеринку и пойти проветриться, на что тот ответил незамедлительным согласием. И они ушли, распрощавшись с гостями и договорившись с Геральтом встретиться следующим вечером, чтобы обсудить дальнейший план действий.  — Знаешь, он чем-то напомнил мне Странную Полу, — Трина улыбнулась воспоминаниям. — Одна из моих музыкантов, помнишь, я говорила?  — Конечно, дорогая, помню.  — Вот она тоже всегда могла сказать что-нибудь невпопад, не вовремя, а порой могла сказать нечто такое, что вообще никто не мог понять, что она имеет ввиду. А еще у нас была примета — если Странная спотыкалась при входе куда-нибудь, то все, пиши пропало. Удачи не видать.       Ночь уже вступила в свои права и распростерла крылья над краем любви и вина. На дорогах пропали прохожие, разве что странствующие рыцари да гвардейцы неспешно разъезжали на своих цветисто украшенных кобылках.       Они пересекли реку по крепкому каменному мосту и прошли мимо уже знакомой ведьме корчмы «Куролиск». Впереди раскинулись холмы, покрытые ровными рядами виноградников, пушистой пеной кустарников и бирюзовыми полями. В полумраке все изменило свой цвет.  — Какой чудное имя у твоей подруги, — заметил вампир. — Странная Пола…       Трина снисходительно улыбнулась.  — Нет, это не имя, — пояснила она. — Это ее прозвище. На самом деле ее зовут Паула Вейд. Прозвище «Странная» она получила из-за своих поступков. У нее шизофрения и она часто видит то, чего на самом деле нет. Но это не мешает ей быть хорошим другом и уникальным музыкантом. А у тебя были какие-нибудь необычные друзья? Ну, кроме Геральта и компании, конечно.  — Разумеется, даже вспоминать долго не нужно. Был у меня один товарищ в нашей вампирской братии, так вот он постоянно придумывал что-нибудь эдакое, от чего у меня сейчас кровь в жилах стынет. Хотя он был отличным другом, на него всегда можно было положиться. Звали его Проншес…       Ведьма слушала, не спуская с него восхищенного взгляда. Немало ей льстило и то, что на этот раз он вел ее под руку. Она была готова говорить о чем угодно и слушать о чем угодно, но только не о том, что уже очень давно не давало покоя.       В эльфских развалинах, наконец, раскрылось то, что мучило обоих, и пусть окончательное решение принято не было, все шло своим чередом. Оба признали взаимное влечение, и от этого как будто стало немного проще. Совсем немного.       Сказать о раздиравших противоречиях Трина так и не смогла. Давным-давно почивший для этого мира Петер никогда ей не принадлежал, как и она не принадлежала ему, и все же Трина не могла отделаться от чувства, что предает его. Не могла разбить ту огромную ржавую цепь, что связывала ее с безумной любовью юности. Осталось ли от этой любви хоть что-то? Может, там и в самом деле уже не было ничего, кроме призрака прошлого, привычной одержимости, заданной программы?       Рассказывая несколько дней назад о Гнилой Невесте, Трине пришлось умолчать о нескольких деталях, одной из которых была личность музыканта, ставшего причиной появления монстра. Петер уже давно не походил на того мужественного рыцаря, в которого влюбилась молодая травница. Трина наблюдала это из мира в мир. Узнав о кошмарной смерти его поклонницы, что в дальнейшем превратилась в одного из самых сильных монстров Онейроса, ведьма никак не могла взять в толк — что же пошло не так. Искала оправдания его поступку, самые разные — алкогольное опьянение, шок, ступор. После нашелся и другой козырь — его раскаяние. Но все это было лишь жалкими отговорками на общем фоне. Он дал девушке умереть, и ничто не меняло сути.       Регис продолжал увлеченно рассказывать о своем товарище, имя которого моментально вылетело из головы, но Трина старалась показывать, что слушает. Мимо проплыла небольшая деревенька, пасека и несколько утопленных в лесной массив рабочих домиков.       В ночь после первой встречи с Гнилой Невестой в подземелье старой вампирской крепости Трина много думала. Глупо было отрицать, что она тоже приложила руку к становлению монстра. Гнев умершей девушки многократно усилился, стоило их с Петером отношениям перейти к недолгим, но достаточно близким. И тот факт, что вскоре их общая с Гнилой Невестой любовь ушла к другой женщине, никак дела не менял.       Последним и, пожалуй, самым важным фактом, о котором умолчала Трина, было то, что именно Петер украл Око Абиссера. Сорвал с пальца во время ссоры, заявив, что не желает больше иметь дела с потусторонщиной, демонами, монстрами и прочей чертовщиной, а после случайно открыл схизму. Это стало последней каплей.  — Кажется, я утомил тебя своим словоблудием.  — М? — проснулась она. — Извини. У тебя никогда не бывало такого, что после пары-тройки бокалов в голову лезет всяческая дрянь?  — Регулярно, — вампир вовсе не был на нее обижен. — Хотя обычно пьешь ради того, чтобы как раз заглушить поток неприятных мыслей. И тогда приходится надираться до беспамятства.       Беспамятство. Какое хорошее слово. Именно то, чего ей так не хватало в тот момент.       Дорога, по которой они брели, внезапно стала витиеватой тропинкой и убегала в сторону лиственного леса, граничившего с большим виноградником. Где-то утробно угукал филин. Сонно чирикал сверчок.  — Может, присядем где-нибудь? — предложила Трина. — Что-то я немного выдохлась.  — Мы можем вернуться на кладбище, если хочешь.       Меньше всего ей хотелось возвращаться в пещеру, чтобы провалиться в очередной беспокойный сон и утром снова вернуться к работе. Эта ночь должна была стать особенной.       Среди ровных рядов винограда росла небольшая, но раскидистая липа. Место ведьме весьма приглянулось, и она с большим удовольствием растянулась на мягкой траве под ее кроной, не забыв расстелить плед из зачарованной сумки. Вампир уселся рядом, прислонившись спиной к стволу липы. Трина положила голову к нему на колени.  — О чем ты думаешь? — спросил Регис, убирая с ее лба выбившуюся прядь волос.  — О цепях. Об оковах.  — Надо же, надо же, — в его голосе появилась ехидная нотка.       Трина оторвалась от созерцания причудливых облаков в ночном небе.  — Эй! — она шутливо шлепнула его по руке. — Уйми свою фантазию. Я не о том.  — Тогда о чем же?  — Вот теперь точно не скажу.       «Какой смысл об этом говорить, нужно делать», — подумала ведьма. Разбить тяготившую цепь было только в ее силах. Можно сколько угодно тащить эту привязь на шее, слушать ее лязг, ощущать вонь ржавчины. А можно один лишь раз переступить через себя, через страх неизвестного, и сбросить ее к чертовой матери.       На ум снова пришла та ночь после бойни в подземелье Тесхам Мутна. Трина вспомнила, отчего проснулась, отчего рванула из пещеры в склеп, а после наружу, чтобы прямо в ночной рубашке плюхнуться в бежавший неподалеку ручей. Ей снился сон, из тех, о которых обычно не рассказывают во всеуслышание. Это был все тот же заброшенный дом в глухом лесу, что на границе с Туссентом, теплая темнота, барабанящие в крышу капли дождя. Та же чертова гроза, только во сне им обоим до нее не было никакого дела. Воспаленное сознание нарисовало то, чего между ними так и не случилось, да в таких красках, что ведьме стало стыдно за собственную фантазию. Оттого и пришлось прыгать в холодную воду, чтобы остудить желание пойти и воплотить увиденное в жизнь.       Разбить цепь.       Тепло вампировой ладони, покоившейся на плотной ткани корсета, сместилось чуть выше, к плавной округлой груди. Погруженная в свои думы женщина не придала этому значения.  — Она тебе не мешает? — спросил вдруг Регис, легонько перебирая пальцами по шву корсета, в котором пряталась жесткая кость.  — М? Ты про косточку? — не поняла его ведьма. — Нет, не мешает.  — Я не о косточке. У тебя вот здесь, под левой грудью, маленькая такая родинка. Она тебе не мешает? Там ткань наверняка натирает и причиняет массу неудобств.  — Да какая еще родинка? Где?  — Вот здесь.       Он как будто небрежно провел пальцем по ложбинке между грудью и ребрами. Небрежно, но неторопливо.  — Нет там ничего, не придумывай.  — Но я же видел. Она там есть.       Трина поднялась, оседлала его колени и принялась возиться с ненавистным корсетом. Под ним было уже чересчур жарко, и он мешал добраться до того места, где должна быть мифическая родинка.  — Да что же такое! — она ворчала, расстегивая тугие крючки. — Я тебе говорю, нет там ничего, мне же лучше знать.  — А вот и нет. Я видел.       Вот упрямая летучая мышь. Спустя недолгое время Трине все же удалось скинуть мешавшуюся деталь одежды. По телу прошла волна легкого ночного холодка. Ведьма сунула руку под рубаху и принялась шарить рукой в указанном месте. Ничего, кроме гладкой, немного вспотевшей кожи. — Все ты сочиняешь, Регис. — Она там есть, поверь.       Наконец, колдунья не выдержала. —Так, ну-ка, дай руку.       Не удосужившись получить его согласие, Трина взяла его за пальцы и увлекла под немного смявшуюся ткань.  — Теперь ищи, а я потом сама…       Происходящее Трина осмыслила только через несколько секунд. А после, когда до немного утомленного вечеринкой, алкоголем и прогулкой разума дошло, кровь резко ударила в лицо, кожа запылала, как ошпаренная. С каждой секундой, что пальцы Региса неспешно скользили по коже, внутренняя дрожь, зародившаяся где-то в солнечном сплетении, набирала силу. При этом вампир неотрывно смотрел ей в глаза и едва заметно улыбался уголком рта.       Какое им вообще дело до этой несчастной родинки, есть она или нет? Это же такая простая, почти детская уловка. И она попалась, как наивная глупая девочка. Однако возмущаться и бить по рукам вовсе не хотелось. От щекочущего ощущения перехватывало дыхание.  — Зачем такие сложности? — Трина склонила голову набок и покачала головой. На губах расплывалась непрошеная улыбка.  — Брось, дорогая, — невинно отозвался тот. — Мы же просто играем, разве нет?       Говоря об играх, Регис не спускал с нее глаз. Для него забавой это не было, и о намерении вампира догадаться было вовсе несложно. И его пристальный взгляд напомнил ей о вопросе, который все время вертелся на языке, но никак не мог прозвучать.  — Что чувствуют те, кого ты гипнотизируешь?  — Если бы я знал, — усмехнувшись, отозвался Регис. — Головокружение, наверно. Сонливость. Почему ты спрашиваешь?  — Любопытствую. А еще мне интересно, смогу ли я противостоять твоим чарам.  — Думаешь, тебе когда-нибудь придется противостоять гипнозу высшего вампира?  — Я бы не удивилась.       Уже не первый раз она заметила жутковатый красный блеск в глубине его глаз. Вкупе с улыбкой, демонстрировавшей острые клыки, выглядело это одновременно пугающе и пленительно.  — Почему бы нам не сыграть в игру? — предложил он. — Я попытаюсь тебя зачаровать, а ты будешь сопротивляться. Одолеешь меня — я выполню любое твое желание.  — Охохо! А если я не смогу? — прищурилась Трина.       Ответ был очевиден.  — Тогда ты выполняешь мое желание, пока мы здесь.  — Ага… И чего же мне ожидать?       Ей вдруг стало очень жарко. Теперь и рубашка, слегка промокшая под плотным корсетом, душила и казалась непосильной ношей. Ее очень хотелось сбросить.  — Разве не в этом азарт, дорогая ведьма? В неизвестности предстоящего. Я ведь тоже не знаю, что задумаешь ты.  — А если ты захочешь меня выпить? Я же не смогу отбиться.  — Не сможешь, — улыбка вампира была по-настоящему плотоядной. — И не захочешь. Ну, так что же? Согласна испытать судьбу?  — Теперь ты меня пугаешь, — рассмеялась Трина и стиснула пальцами его плечи.  — Опасно дразнить высшего вампира. А ты с успехом это делаешь.       На краткий миг Трина ощутила слабое дуновение сомнений. Может быть, она и в самом деле играет с огнем? Но тут же отогнала эту мысль. Порочный круг должен быть разбит. Цепь должна распасться.  — Признайся, — вкрадчиво произнес Регис. — Ты ведь не хочешь выигрывать… А теперь посмотри мне в глаза.       Взгляд рубиновых глаз затуманился, стал умиротворенным и покорным. Нет, полностью подавлять ее волю Регис не стал, не хотел превращать женщину в безвольную куклу. Достаточно было лишь подавить в ней подсознательный страх и сделать чуть более сговорчивой.       Он прекрасно знал, чего хотел.       Лишить женщину страха было куда проще, чем себя самого. Но отступать некуда — адреналин уже плескался в крови, просыпались дремавшие столько лет инстинкты. Удержать бы их, не дать слишком много воли…       Склонившись ближе, он озвучил первое желание. В руке женщины сверкнул серебряный нож. Одним отточенным движением она рассекла кожу на его запястье и приложилась к карминовой струйке крови, углубляя ранку клыками.       Ведьме его кровь явно пришлась по вкусу — она так увлеклась, что пришлось схватить ее за волосы, чтобы оторвать от запястья. Впрочем, это ей тоже понравилось.  — Если ты так хочешь избавиться от цепей, — он все еще держал женщину за волосы, не отрывая глаз от ее ничем не защищенного горла. — Я с радостью тебе помогу.       Не без сожаления выпустив черные локоны, вампир переключил внимание на руку ведьмы. Деликатно коснулся губами ее раскрытой ладони, и, почти не отрываясь, спустился к запястью. Под тонкой кожей в сосудах билась гемоглобиновая страсть. Но взять ее так сразу было бы слишком просто. И потому он только прикусил, потом чуть выше, у локтевого сгиба, и еще выше, сквозь ткань, в плечо, и, под конец, добрался до ключицы.       Не воспользоваться магическими способностями колдуньи в такой ситуации было бы просто преступно. Ладонь ведьмы заскользила по его груди, и одежда на обоих начала таять синим огоньком, материализуясь чуть поодаль. И стоило последней магической искре растаять, из-под маски благопристойности вырвался дремавший хищник.       Это снова была жажда, но иная. Дышать ей, подчиняться ей, чувствовать ее. Вздох, другой, сдержанный стон. Привкус крови на губах — ее? Его? Металлический запах сводит с ума, боль подстегивает и будоражит чувства. Сбившийся пульс, сплетенные пальцы, кровавые раны на спине.       Она пришла в этот мир для него.       Боклерцы зовут свои ночи бирюзовыми. В самом деле, ночью небо над Туссентом приобретало изумительный оттенок цвета морской волны, переходящий в иные оттенки, а растущий месяц заливал княжество чарующим мягким светом. Бархат ночных небес усыпали тысячи алмазов-звезд, и не было им конца и края. Эти звезды отражались в глазах ведьмы, чей невидящий взор был направлен в бескрайнюю высь. Легкий ветерок колыхал непослушные смоляно-черные локоны ее волос, невесомой лаской пробегал по остывающему телу. Из двух небольших проколов в шее стекали тонкие струйки крови и падали на расстеленное одеяло.       От нее было невозможно оторвать глаз. Каждый изгиб тела завораживал, казался идеальным. И ему было все равно, если кто-то был с этим не согласен.       Регис лежал на боку, подпирая голову левой рукой. Ладонь правой в это время размеренно скользила по бледной коже Трины от яремной ямки до плавной впадины живота, на котором едва заметно белели полоски шрамов.  — У тебя великолепное тело, — сказал он совершенно искренне.       Трина моргнула.  — Которое никогда не будет прежним после всего того, что ты с ним сделал, — в шутку попеняла она в ответ. — Ты меня все-таки укусил.  — Каюсь, дорогая, не удержался, — Регис виновато пожал плечами. — Слишком велик был соблазн. Но я не пил, клянусь! Что-то я распустился в последнее время… Тебе очень больно?       Она смахнула с ранок щекочущие капли крови.  — Терпимо. Но придется как-то объяснить их появление Геральту. Он так печется, чтобы ты не сорвался.  — Оставь его мне. Все-таки, я сам способен отвечать за свои действия.  — Да, пожалуйста. Странно, что ты не впал в безумие.  — Потому что я не испытывал жажды. Я получил то, чего хотел. А остальное — лишь чувство меры.       Разглядывая перемазанные пальцы, Трина довольно улыбнулась.  — Вот уж точно, получил, чего хотел. Признаться, я от тебя такого не ожидала. А с виду такой скромный… В тихом омуте вампиры водятся, да? Откуда такие познания?       Дуновение теплого южного ветерка всколыхнуло густой ковер луговой травы. Зашелестела липа, ей вторили лозы винограда.  — Когда тебе почти пятьсот лет, успеваешь приобрести определенный багаж знаний… и умений. Рано или поздно начинаешь проявлять фантазию, — Регис выводил когтем на ее груди неведомый узор. — А что до скромности — я не считаю нужным гиперболизировать свою маскулинность. Для демонстрации способностей и качеств есть определенные моменты. Такие, как этот.  — Какая прелесть, — промурлыкала колдунья, потягиваясь. — Скромность украшает человека. А перекачанные мачо не вызывают ничего, кроме смеха.  — Перекачанные кто?  — Забудь. Можно вопрос?  — Для тебя все, что угодно.  — Вы, высшие вампиры, всегда принимаете эту свою… чудовищную форму во время секса?  — О, нет, — он смутился настолько, что даже запнулся. — Конечно, нет. Видишь ли, как бы так выразиться… Я очень долго ждал, и немного, кхм, перевозбудился. Кусать тебя тоже в планах не было. Изначально.  — Должна сказать, это добавило особых красок в финал. Который самый последний. Это было незабываемо. Честно.       Каждое слово безумно тешило его тщеславие. Волей-неволей он снова начинал ощущать себя тем самым ловеласом, за которого так яростно бились вампирицы из их компании.  — Рад, что смог тебя впечатлить. Считаю нужным пояснить, что в этот момент счастливы обе стороны, и вампир, и его жертва. Если так называемый донор испытывает к реципиенту влечение, то кровь приобретает особенно привлекательный вкус, а во время оргазма, так вообще словами не описать. Но, прошу, не думай, что я…  — Что ты затеял все это ради того, чтобы подсластить меня? — опередила его Трина. — Булочка, ты слишком порядочный, чтобы так поступать.  — Боги, Трина, — страдальчески вздохнул Регис. — Ты опять за свое.       На ее губах расцвела коварная и порочная улыбка. Ведьма кокетливо показала ему язык. Быстро перевернувшись на бок, она легонько толкнула его обеими руками в грудь, укладывая на спину. Сложив голову ему на плечо, женщина прижалась всем телом и закинула на него стройную ножку.  — Теперь ты понимаешь, почему в лесу мне пришлось отказать, — проговорил Регис, глядя в мерцающее звездами небо. — Я не хотел тебя напугать.  — Думаешь, все было бы так же?  — Уверен. Хотя тогда я бы точно отучил тебя звать меня «булочкой».  — О, это вряд ли.       Они немного помолчали. На языке цвело неповторимое послевкусие ведьминской крови. В голову пришла неожиданная мысль. — Я знаю, как буду звать тебя, — с воодушевлением произнес Регис. — Удиви. — Раз ты зовешь меня «булочкой», то я буду звать тебя «карамелькой». — Сказал вампир почти пятисот лет отроду, — Трина приподнялась на локте и укоризненно покачала головой. — Даже не думай. И почему это карамелькой?  — Кровь твоя для меня на вкус что для вас, людей, сладость.       Он потянулся и легонько поцеловал ее в шею.  — Хочешь сказать, у меня проблемы с сахаром в крови?  — Вовсе нет. Все так, как я сказал — твоя кровь для меня, что для ребенка леденец на палочке. И пахнешь ты примерно так же.  — Не перебарщивай. Слишком мило, Регис.       Несмотря на деланный скепсис в голосе, ведьма поцеловала его в ответ, но в висок, а после снова пристроила голову на его плече.  — Трина?  — М?  — Мы… Кхм… Возвращаясь к нашему разговору в эльфском склепе, — Регис перевел дыхание, стараясь собраться с мыслями. — Мы можем теперь считаться парой? Не пойми неправильно, просто… Несмотря на долгую жизнь среди вас, я никогда не имел отношений с человеческими женщинами. Я знаю, как у вас все это происходит со стороны, как вы заводите отношения, но, так сказать, «изнутри» я этот вопрос не изучал.       Она даже не шелохнулась.  — Регис, — вздохнула она. — Я уже много раз…  — Я помню, что тебе придется уйти, — перебил он. — Но ведь какое-то время у нас есть.  — Сейчас мы объявим себя парой, потом нам придется расстаться, обоим будет больно… — с деланным равнодушием раздалось в ответ. — Хотя, так будет в любом случае, разве нет?       Трина пожала плечами.  — Пусть будет так, Эмиель. Мы можем считать друг друга кем угодно, суть от этого не изменится, ведь так?  — Тебе что, все равно?  — Нет. Есть ты, есть я. Есть то, что нас соединило. Предназначение, Предначертание, судьба, рок, выбирай любое. Как это ни назови, оно останется тем же. Слова правдивы и лживы. Если ты хочешь, чтобы мы были парой, давай ей будем. Мои чувства к тебе никак не изменятся.  — Подчас ты звучишь немного цинично, — в некотором замешательстве ответил Регис.       Ведьма лениво потянулась, изящно выгнулась в пояснице.  — Не обижайся, мой любезный вампир, но ты сам назвал меня «карамелькой». А карамельки по своей природе твердые.       На востоке забрезжила тонкая полоска света — близился рассвет. Какое странное ощущение, подумал Регис. В груди как будто ворочался маленький теплый зверек, и каждое его движение пускало по венам томительное тепло.       Нет, все не так. Такое с ним уже было. С ним и рыжей бруксой Лилит, не один десяток лет назад. А это странное ощущение тепла обычно называют счастьем. Пусть это лишь дурман гормонов, он схлынет, и тогда можно будет трезво взглянуть на все случившееся. А пока что он был счастлив. Когда еще выдастся такая воистину магическая ночь, когда рядом будет лишь желанная женщина, и весь мир будет лишь для них двоих?       Веки Трины дрогнули.  — Я хочу остаться здесь навсегда, — негромко, но отчетливо проговорила она.  — В этом мире?  — В этом моменте. Хочу, чтобы он никогда не кончался, понимаешь? Я наконец-то дома, Эмиель. Там, где мне хорошо. Я не хочу больше ни славы, ни могущества, ни других миров, ни…       Она не закончила фразу, оборвала ее тяжелым вздохом и прижалась крепче, и он инстинктивно приобнял ее за плечо. Регис и так знал, что должно было быть в конце фразы. Имя. Не нужно было ломать голову над тем, что творилось в душе красноглазой ведьмы. Не будучи способным читать мысли, вампир чувствовал — Трина все же смогла избавиться от цепи, от болезненной одержимости. Пусть даже над ней тяготело проклятье демиурга, пусть она все еще была связана с миром снов, этот ошейник с нее спал. Он смог забрать ее у того, кто не заслуживал ее страданий. Если Трине и было суждено уйти назад в Онейрос, то уйдет она свободной.  — Оденься, дорогая, ты мерзнешь.  — Неправда!  — Не спорь. У тебя нос холодный.  — Гр-р-р!       Все же она подчинилась. Последовав ее примеру, Регис тоже оделся и потянулся за торбой. Через несколько минут на шее колдуньи оказалась аккуратная повязка.       Пора было возвращаться в склеп и наконец-то хоть немного поспать. Даже несмотря на свою ночную природу, вампир чувствовал, что порядком устал.  — Должен заметить, — вспомнил он, пока ведьма собирала одеяло. — Ты меня обманула.  — Когда это?  — Когда мы только начали… все это. Ты сказала, что будешь сопротивляться, но даже не пыталась.       Упрятав плед в сумку, ведьма повернулась к нему с вызывающим видом.  — Ты хотела, чтобы я взял тебя под контроль. Хотела чувствовать над собой власть.  — Вот только не говори мне, что тебе не понравилось, — сощурилась она.  — А я этого и не сказал. Только вот почему, скажи?       Тяжелый вздох.  — Даже не знаю, что тебе ответить. Скажем так, есть мужчины, которые как трофей — их хочется добиться, завладеть ими, сломить их волю. А есть такие, рядом с которыми хочется быть женщиной. Хочется, чтобы тобой владели. Так тебя устроит?  — И я, значит, отношусь ко второму виду? Осторожнее, душа моя, мое тщеславие легко раззадорить. Я могу зазнаться.       Негромко громыхнуло — в воздухе появился портал. Потоки воздуха, втягиваемые проходом в пространстве, увлекали за собой сухие травинки, листья, всколыхнули ветви и стебли окружающих растений.  — Ничего, — сладко улыбнулась ведьма. — Я знаю множество способов съежить самооценку обратно.