Ошибки прошлого

      Две недели спустя жизнь в Туссенте вернулась в свой привычный неспешный ритм. Рабочие трудились без устали, убирая виноград, тут и там неспешно разъезжали странствующие рыцари, во дворце шли балы и пирушки. В Корво Бьянко также кипела работа — прислуга готовила угодье к предстоящей зиме, снося необычайно богатый урожай в подвал, где ему предстояло превратиться в превосходное вино. Серебряными голосами пели птички, возвещая о наступающей осени и наполняя теплый воздух своими переливами. В край любви и вина снова вернулась идиллия.       Геральт вдохнул полной грудью и медленно выдохнул. Он наслаждался вновь обретенным покоем. Днем ранее княгиня вручила ему еще один орден за победу над кошмарной бестией, на этот раз не оставив без своей благодарности и вампира, что сидел справа от него. Они устроились под раскидистым деревом, что росло на небольшом возвышении над поместьем. Ведьмак любил сидеть под ним солнечными вечерами, такими, как этот, и потягивать княжеский сангреаль.  — И потом она предложила мне выбор, — Геральт отхлебнул из своего бокала. — Пойти простым путем, выбрать, так сказать, меньшее зло, или же… не меньшее зло.       Регис задумчиво водил бокалом из стороны в сторону.  — И в чем же было меньшее зло? — флегматично поинтересовался он.       В тот вечер вампир был непривычно немногословен. Геральт предпринял множество попыток разговорить его, но все усилия пропали втуне — Регис отвечал или краткой фразой или же вовсе выражал согласие либо несогласие покачиванием головы.  — Пойти на поводу у чудовища. Признаться, я колебался. Но… Порой меньшее зло стоит куда дороже, чем кажется. Так сложилось, что я видел исход такого решения. Демон показала мне его.  — Например?  — Княжество бы вымерло. Все это, — ведьмак обвел жестом свое имение. — Осталось бы выжженным пятном, людям некуда было бы вернуться. Ты… ты бы возненавидел меня.       Он взял небольшую паузу, тщательно обдумывая, стоит ли говорить дальше.  — Потому что Трине пришлось бы умереть. Но тогда бы выжило куда больше людей.  — Ты предпочел меня всенародной любви? — усмехнулся Регис, глядя куда-то вдаль.  — Да на кой она мне, всенародная любовь… Я что, король? Маг? Я всего лишь обленившийся ведьмак, которому выпал шанс помереть в своей постели.       Регис слабо улыбнулся.  — Геральт, мне ужасно льстит тот факт, что ты так высоко ценишь мое общество. И удивляет то, что Великий Демиург решила вмешаться.       Ведьмак отпил снова, причмокнул, отер губы рукавом.  — Знаешь, порой ты меня ужасно бесишь, — признался он с ноткой яда в голосе. — Но это не значит, что я тебя не люблю.  — Великие боги, ведьмак меня любит! Меня, чудовище! Прошу, хватит же, я ведь так и не научился краснеть.  — А ты не красней, лучше пей. И побольше, тебе явно это нужно.       В подтверждение своих слов Геральт заново наполнил свой бокал. Потянувшись бутылкой к кубку друга, он заметил, что тот едва притронулся к вину. Принуждать снова не стал и откинулся на ствол дерева.  — Зараза, — восхищенно протянул ведьмак. — Хорошо-то как…       Регис ответил едва слышным угуканьем.       Все эти две недели ведьмак не видел его, хотя и знал, где тот находится. Он осознавал свой долг как друга, понимал, что должен быть рядом, но какое-то подспудное чувство подсказывало, что вампир и не хотел чьего-либо общества. Сегодня же Регис сам пришел к нему, видимо, устав от одиночества, или же из простой вежливости. Как бы там ни было, Геральт не мог отказать ему даже в простом молчании.  — А что там у тебя с Лилит? — Геральт вдруг вспомнил мучивший его вопрос. — Я думал, старая любовь не ржавеет.  — Ржавеет, Геральт, — Регис все же отпил из своего бокала. — Как оказалось, все эти годы она тоже не могла меня забыть. Предложила снова сойтись. Я отказал ей, причем, сразу же после того, как она меня поцеловала. Я понял, что к ней у меня не осталось ничего, кроме воспоминаний. Очевидно, закрыть гештальт мне хотелось больше, чем восстановить отношения.  — Вот даже как… Забавно, — хмыкнул белоголовый. — У вас, вампиров, все почти как у людей. Мне все было интересно, как ты будешь выкручиваться из всей этой ситуевины. И кстати… Ты уж извини, что я с ней…       Регис небрежно отмахнулся.  — Пустое, друг мой. Я свой шанс упустил, так что было бы глупо предъявлять на нее права. Кроме того, для всех я был мертв. Но мне крайне неприятен тот факт, что расставшись со мной, она выбрала столь неприглядное поприще. Стать бордель-маман, еще и услуги оказывать, — его лицо исказила неприятная усмешка. — Это бросает тень на наши с ней отношения. Впрочем, я не хочу выяснять как было на самом деле. Все осталось там, позади. И оглядываться смысла нет.       Они помолчали. Ветерок всколыхнул листву дерева, взъерошил густую траву, все еще полную жизни, вовсе не собирающуюся увядать. Геральт снова отхлебнул сангреаля, поморщился от терпкой кислинки.  — Все еще ничего? — он решился спросить. — Ни единого знака, весточки?       Регис отрицательно покачал головой. Было заметно, как напряглись его скулы.  — Ничего, — его взгляд был направлен на инкрустированный серебром кубок. — Впрочем, это было предсказуемо. Я обманулся в своих ожиданиях.  — Ты думаешь, Трина не захотела вернуться?       Тот снова ответил легким покачиванием головы.  — Ни разу я так не думал и не думаю. Мне она говорила и не раз, что хочет бросить все это. Демонов, Онейрос, чудовищ, все эти иные миры… Отчего-то мне казалось, что Великий Демиург даст ей выбор. Но все оказалось самообманом. Я очень хотел во все это верить.  — Мне жаль.  — Да. Мне тоже. Но исправить ничего нельзя. Правды мне уже не узнать.  — И что ты будешь делать?  — Ничего. Продолжу существовать дальше.  — Существовать?  — Именно. Жизнью все это назвать нельзя.       Ведьмак посмотрел на него в упор, однако вампир никак на это не отреагировал. Он так и смотрел вдаль, на раскинувшиеся вдали поля и леса, окрашенные лучами заходящего солнца в теплые спокойные тона.  — Регис, — Геральт вздохнул. — Ты не умеешь врать. Я же вижу, что ты мучаешься. И поверь, в этом нет ничего постыдного.  — А какой смысл, Геральт? — тот все же посмотрел на него в ответ. — В этом смысла не больше, чем в побрякушке, выданной мне Анной-Генриеттой.       Регис достал из кармана сверкавший золотом орден, такой же, как у Геральта, и подбросил на ладони.  — При первой же возможности я отдам его какому-нибудь мальчишке-оборванцу или нищей старухе. Мне это не нужно. Да, мне действительно больно, но только сейчас. Пройдет время, может, год или два, может быть, десять лет, но я оправлюсь от этого. Мне жить еще очень долго. У меня нет выбора, понимаешь?       Геральт не знал, понимает он или нет. Возможно, вампир был прав. Все, что окружало его, было преходящим, и ему, существу вечному, оставалось лишь наблюдать, как приходят и уходят люди, чувства, эпохи. Для него время было рекой, полноводной, подчас бурной, а порой тихой и спокойной.  — Наверно, понимаю.  — Я могу лишь надеяться на то, что когда-нибудь снова ее увижу, — Регис грустно улыбнулся. — Знаешь, я никогда не забуду тот день, когда она очнулась в моем доме. Как бросилась на меня с гребнем, угрожая выколоть глаз. Тогда я не на шутку испугался, но сейчас мне кажется, это был тот самый момент, когда я понял, что с ней все будет непросто, что она не просто мой пациент. Не забуду вечер, когда мы сидели с ней до самой ночи, пили мандрагору и болтали о разных мелочах, и она смеялась и болтала о совершенно непонятных мне вещах, несмотря на то, что предыдущей ночью я едва ее не убил. Я бы отдал все на свете, лишь бы пережить то время еще раз.       Над ними с тревожным граем пролетел ворон. Регис проводил его взглядом, а после в пару глотков осушил свой бокал и поставил на траву.  — Сегодня я уезжаю, Геральт, — продолжил он. — Мне больше незачем здесь оставаться.  — Ты когда-нибудь вернешься?  — Не знаю. Честно сказать, я не хочу сюда возвращаться. Слишком многое здесь произошло, и сейчас, и тогда. Но ты всегда можешь приехать ко мне, я буду только рад.  — Непременно.       Они поднялись. Регис отряхнул камзол от налипших травинок, поправил торбу. Глядя на него, Геральт вдруг ощутил болезненный укол тоски в сердце. Однажды они также простились, на доброй дружеской ноте, но отчего-то в этот раз в груди ныло и скребло.  — Ну, — Геральт пожал плечами и слегка хлопнул себя по бедрам. — Доброй дороги тебе, Регис. До встречи.  — Прощай, друг мой.       Они крепко обнялись. Геральт понял, что ему будет безумно не хватать этого вычурного травяного запаха, долгих заумных бесед и ностальгических воспоминаний. Он долго смотрел вслед уходившему вампиру. Ведьмак не мог отделаться от ощущения, что они виделись в последний раз.       Лгать Регис не любил, не любил до зубовного скрежета. Но иначе он не мог, потому как в противном случае Геральт попытался бы ему помешать в его планах. Впрочем, душой он покривил не полностью. Находиться в Туссенте ему и в самом деле оставалось недолго, хоть уезжать и не было нужно.       Отойдя от имения Геральта на небольшое расстояние, достаточное, чтобы скрыться от посторонних глаз, Регис еще раз внимательно оглянулся по сторонам и обратился в туман, не желая не тратить драгоценное время на пешую прогулку до кладбища. Солнце садилось, а значит, нужно было торопиться.       Склеп, уже ставший вторым домом, как всегда встретил его безмолвием и сонным спокойствием. Вампир не намеревался собирать вещи, это попросту не имело смысла. Пусть все останется так, как есть. Изменится лишь одно — усыпальница снова станет необитаемой.       Запылившийся скелет в углу безразлично взирал на него своими пустыми глазницами. Регис подошел к нему и зачем-то поправил неровно висевшую широкополую шляпу. Он даже не помнил чья она, откуда взялась и зачем он повесил ее на этот макет. Это была лишь одна из тех вещей, что стали привычными, домашними, составляющей этакого своеобразного уюта.       Вампир грустно усмехнулся. Он ощущал себя странно, прощаясь с этим местом. Со скромным скарбом, алхимическим оборудованием, развешанными пучками трав и кореньев, с затянутыми паутиной полками книг. Он ощущал себя странно. Не мог избавиться от необъяснимого чувства, не мог его даже описать, объяснить… Это была невыразимая тоска, гнетущее ожидание чего-то зловещего, неумолимого, что надвигалось медленно и верно, как крадущийся к добыче хищник. Все равно, что наблюдать за сыплющимся в часах песком. Одна за одной, песчинки падают вниз. Время выходит.       Бесцельно блуждая по склепу, Регис не мог найти себе места. Страха не было. Лишь это томительное ожидание. Так, должно быть, чувствовали себя его пациенты, которым он оказался не в силах помочь, и которым лишь оставалось ждать. Смирение, тревога. Но не страх.       Несколько раз он замирал у пролома в стене, что вел в соседнюю пещеру, где когда-то гнездились кикиморы. Замирал, подходил к самому проходу, но так и не решался сделать шаг дальше. Что-то удерживало, каждый раз стискивая холодную лапу где-то в груди, отчего становилось тяжелее дышать. Нет, сентиментальность никогда не была его чертой, этим Регис почти гордился. Но, может быть, не в этот раз? В конце концов, не случится ничего плохого, если он зайдет туда напоследок. Пересилив себя, вампир все же ступил в извилистый проход и прошел дальше.       В комнате все осталось так же, как в день праздника Бочки. Вот уже две недели Регис сюда не входил, то ли не желая нарушать личного пространства ведьмы, то ли боясь лишний раз бередить еще свежие раны. Царил почти идеальный порядок. На туалетном столике как всегда аккуратно расставлены типичные женские баночки и флаконы, кисточки, еще куча каких-то принадлежностей, и все как будто ждало возвращения своей хозяйки. Холодно блестел костяной полированный гребень. Она так и не привыкла к нему, предпочитая щетку для волос из жесткой щетины.       В воздухе пахло вербеной. Едва уловимый цветочный аромат, исходивший от приоткрытой баночки, так и не выветрился и теперь нещадно бил по нервам воспоминаниями.       Рубиновые глаза, черные волны ее волос, в беспорядке разбросанные по плечам, и вербена. Чертова вербена.       Регис прерывисто вздохнул. Она как будто здесь. Кажется, вот-вот плеснет вода в деревянной ванне, ведьма выйдет из-за ширмы, скинет с себя покров невидимости, подойдет, ее руки оплетут плечи. Но ее нет. Ее нет во всем этом мире. И, возможно, уже не будет никогда.       Голова кружилась. Когда эмоции начинали брать верх, вампир обычно старался смотреть на ситуацию как бы сверху, анализируя происходящее, находя причины и следствия, и это помогало вернуть себе холодный рассудок. В пекло холодный рассудок, решил он. Возможно, это единственный шанс, последний шанс позволить отпустить себя на волю. Трина говорила, что любое чувство нужно проживать сполна, чтобы потом отпустить его и жить дальше. Так он и собирался сделать. И эту тоску нужно было прожить, отдаться ей всецело, потому что времени осталось совсем немного. Он это чувствовал.       Постель была разбросана в беспорядке, внося небольшой хаос в общий порядок комнаты. Трина попросту не успела ее убрать, потому что была полностью поглощена подготовкой к празднику. Регис медленно подошел к кровати, сначала присел на край, а после лег на нее полностью. Ткань пахла ей. Запах был таким сильным, что казалось, будто она спит рядом.       Он тронул ее подушку. В ночь перед праздником они почти не спали. Ведьма отдавалась ему с такой страстью, едва ли не с отчаянием, как будто каждый раз хоть ненадолго отдалял приближавшийся исход. Она боялась. Боялась настолько, что когда у обоих не осталось сил, она плакала как маленький ребенок, повторяя, что не хочет возвращаться в мир снов. Вероятно, ее мучило то же чувство, что и его сейчас. И до самого рассвета он обнимал ее, гладил по волосам, по плечам, прижимал к себе и шептал какие-то банальности, какие-то бессмысленные глупые обещания, потому что большего сделать не мог.       Ее нет. И возможно, больше никогда не будет.       В горле больно от подкатившего кома, трудно дышать. В глазах жжет, и окружающий мир плывет, как разбавленная каплей воды акварель на холсте.       Человеческие мужчины не любит показывать эмоций, считая это проявлением слабости. Но разве не чувства делают живыми? Умение чувствовать не только нервами, но и душой?  — Мне так тебя не хватает, — вслух сказал Регис, надеясь, что станет хоть немного легче. Не стало.       Он закрыл глаза.       Ему вспомнилась та ночь, когда они покинули вечеринку у ведьмака и отправились на прогулку. После всего того, что случилось на винограднике Туфо, уже по возвращении в склеп, спать они легли почти под самое утро. Потому что Трина, вопреки всем его ожиданиям, потянулась к нему снова. Только в тот раз инициативу проявила она, и заставила играть по ее правилам, учила терпению и контролю, чтобы не поддаться зверским инстинктам. Возможно, ей хотелось что-то доказать ему, что ей не нужен дурман или гипноз, чтобы быть с ним, но Регис не хотел никаких доказательств. Кровь не могла лгать. Не могли лгать ее глаза, чей взгляд одаривал немыслимым теплом и делал слабым, податливым как гипс. Не могли лгать ее руки, прикосновения тонких изящных пальцев. В тот момент Регис все же осознал весь смысл ее слов о его внешности, понял, почему она так злилась, когда он заострял на этом внимание — ведьма смотрела на то, что крылось под обманчивой внешней оболочкой. И умела видеть.       Мнимое чувство ее присутствия успокаивало, обволакивало, и так было легче ждать. Вампир не заметил, как его сморила тяжелая дрема, из которой его вырвало отрывистое воронье карканье, донесшееся снаружи. С сожалением оторвавшись от постели, он встал, отряхнулся, пригладил встопорщившиеся волосы, и направился к выходу.       Снаружи солнце почти скрылось за горизонтом, освещая мир последними лучами, уже совсем холодными. На надгробии рядом с входом ждал ворон. Птица снова пронзительно вскрикнула, требовательно и властно, передавая сообщение. Регис внимательно выслушал его.       Он был озадачен. Его ожидания вновь не оправдались. Ни предполагаемого эскорта, ни конвоя, ни стаи непрошенных гостей. Лишь приглашение.       «Нужно поговорить. Жду тебя в своей резиденции, прямо сейчас. Ориана»       Зал Последнего Суда представлял собой просторное круглое помещение с высокими стрельчатыми окнами с красными стеклами. Больше там не было никакого убранства, кроме тусклых светильников по диаметру комнаты да жуткого вида кресла допроса, с его множеством ремешков, игл, трубочек и зажимов. Кандалы, что удерживали запястья, имели в себе лезвия, взрезавшие вены. Кровь потом стекала по тонким канальцам в пол и стены, разносясь по всей твердыне. Так Абиссер образовывал нерушимую связь между собой и несчастным, обреченным на вечные попытки найти выход.       Демон ожидала ее у огромного окна. Когда Трина вошла, Хиссен Райи не повернулась к ней. Казалось, сполохи молний, сверкавшие снаружи и освещавшие залу бордовыми вспышками, занимали ее куда больше. — Avatu mea, — Трина опустилась на одно колено. — Оставим церемонии, — равнодушно отозвалась Великий Демиург, все еще стоя к ней спиной.       Оставить так оставить. Трина не противилась этому. К тому же было немного странно кланяться существу, с которым довелось прожить не один десяток лет и не одну жизнь.       Каблуки застучали по базальтовым плитам чересчур громко, как ей показалось. Подойдя ближе, ведьма протянула к демону раскрытую ладонь, на которой покоились перстень с сине-красным камнем и золотая с рубинами заколка.       Демон плавно повела рукой. Заточенная шпилька взмыла в воздух и устремилась к своей хозяйке. Когтистые пальцы сжали украшение и вернули на свое место в причудливо уложенные волосы демона.  — Око у меня, — сообщила Трина, не понимая, почему Хиссен Райи не забирает и перстень.  — Я знаю, — отозвалась та. — Гнилая Невеста?  — Ее больше нет.       В своих словах Трина была уверена полностью. Сразу после телепортации в Онейрос пронзенная золотым мечом монстрица обратилась в черных прах, что был унесен холодным ветром в бескрайнюю пустыню за пределами Башни.  — Славно. Ее побег был непростительной аберрацией. Признаться, я не ожидала, что ты справишься. Одолеть Гнилую Невесту, будучи смертной, многого стоит.  — Мне помогли.  — Знаю. Ты заслуживаешь награды. Озвучь свое желание.       Трина ответила не сразу. Несмотря на то, что демон прожила в ней немыслимо долгое время, говоря с ней, колдунья ощущала себя балансирующей на тонкой струне над озером с кипящей лавой. Внешне демон была холодной и невозмутимой, отстраненной, но в любой момент все могло измениться.  — Ты и так знаешь, — ее голос немного дрожал. — Я хочу остаться в своем мире, Великий Демиург. Хочу остаться там, с мужчиной, который ждет меня.       Гулкую тишину залы нарушило насмешливое хмыканье. Хиссен Райи медленно повернулась. Все внутренности Трины сжались в тугой комок, стоило ей бросить взгляд на свою покровительницу. Она давно отвыкла смотреть на нее со стороны. Это безжизненное кукольное лицо с гладкой, будто полированной кожей, огромные красные глаза, непропорциональное тощее тело с пришитой к нему одеждой из монстровьей кожи — все бросало в дрожь.       Губы демона искривились в неприятной усмешке, обнажая мелкие острые зубы.  — Действительно, знаю. Но рассчитывала, что ты поймешь. Мой ответ — нет, тело.       В ее руке появился маленький аккуратный свиток. Он был сделан из человеческой кожи, выделанной и обработанной таким образом, что по своей тонкости и фактуре напоминал мягчайшую бумагу.  — Помнишь, что там? — спросила демон.  — Мое имя, — Трина опустила взгляд. Ее охватила злость. — Зачем ты спрашиваешь меня о моем желании, если не хочешь его выполнять? Ты спросила, я ответила! Я хочу вернуться домой! Где меня ждут…  — Кто? Регис? Чудовище, что разрушило баланс твоего мира? Призвало Гнилую Невесту? Ты сама понимаешь, чего просишь?  — Да, понимаю. И другого желания не будет, даже не жди.       Говорить в таком тоне с Творцом было не просто опасно, но и непочтительно. Но иначе Трина уже не могла. Она натерпелась этого в детстве от папеньки, еще до того, как он отправил ее к родственнице в Велен. Сначала спрашивал, чего бы она хотела в подарок, а после, получив ответ, отказывал и покупал то, что считал нужным. И теперь все повторялось с отвратительной точностью. Ведьма понимала, что у нее нет никаких рычагов давления на существо, сотворившее все и вся, а потому могла идти только ва-банк.       Хиссен Райи снова отвернулась к окну и погрузилась в созерцание безжизненной пустоши.  — Ты так хочешь меня покинуть? — наконец, изрекла она. Ее голос зазвучал непривычно, как будто с сожалением. — Будь по-твоему, тело. Я исполню твое желание, но лишь частично.       Трина почувствовала, как у нее перехватывает дыхание.  — Хиссен, — женщина сделала шаг к демону. — Хиссен, он этого не заслужил. Он помог мне остановить Гнилую Невесту, освободил меня от проклятия, он… Не всем монстрам место здесь, ты ведь это понимаешь.  — Таковы правила, — та была непреклонна. — Баланс нарушен. Нельзя изменить предначертанного.       Снаружи прокатился раскат грома, такой мощный, что сотряслись древние стены. Мрак, царивший в зале, рассеиваемый лишь тусклым светом алых небес, снова на мгновение побледнел из-за вспышки молнии.  — Прошу тебя, — смиренно произнесла ведьма. — Прошу, Хиссен, прости его. Ты же отпустила его тогда, в роще. Ты видела его насквозь! Регис не хотел убивать Детлаффа, у него не было выбора! Кроме того, я поставила метку на том, кто все это начал.  — Метку я ощутила еще там, в лесу. Женщина, начавшая все это, скоро будет здесь. Как и Регис.  — Так ты решила всех прибрать?! — не выдержала ведьма. — Без разбора?  — Монстру место здесь.  — Неправда… Неправда! Послушай… — Трина подошла к демиургу, положила ладонь на острое худое плечо. — Ты ведь сама этого не хочешь.       Та снова повернулась к женщине. На белом лице как будто залегла тень сомнений, и Трина поняла — это ее шанс.  — Ты не хочешь забирать его, — повторила ведьма, и ее рука скользнула по плечу демона, чтобы осторожно сжать тонкие, словно фарфоровые пальцы. — Ты чувствуешь все, что чувствую я, ведь так? И наоборот. Это твой единственный путь чувствовать хоть что-то. Мы с тобой — одно целое. Хиссен, послушай, ты ведь теперь знаешь, что это такое — ощущение заботы, тепла… Любви, которую ты не можешь ощущать сама. Я знаю, что ты не просто так отозвалась на мой зов, тогда, двести лет назад. Ты искала выход. И нашла во мне.       Алые глаза Великого Демиурга заметались из стороны в сторону. Она колебалась, и это чувство если не пугало ее, то приводило в замешательство. Первый монстр, Великий Демиург, была создана неспособной на любовь, неспособной чувствовать. Судья должен быть беспристрастным. И все же любопытство было не чуждо даже Творцу.  — Я люблю его, Хиссен Райи.  — Однажды это загнало тебя сюда, — угрюмо отозвалась демон.  — И тем не менее, — не уступала ведьма. — Но теперь я знаю, как все решить. Баланс будет восстановлен. Самым простым образом. Я выпущу Детлаффа. Он будет жить, Сианна займет его место здесь, а вампиры простят Региса.       Демон недобро засмеялась.  — Как просто и легко ты хочешь нарушить ход вещей, заложенный Черной Башней! Онейрос не видывал более наглого тела, чем ты! Освобождение Детлаффа будет дорого тебе стоить. Уйдя отсюда с ним, ты потеряешь все, что имеешь сейчас. Подумай… Там, — она неопределенно взмахнула рукой. — Лежат миллионы миллионов миров, где тебя ждут деньги, слава, почитание любого, бессмертие, в конце концов. Неограниченная власть, недоступная ни одному магу, ни в одном из возможных миров. Неужели ты правда хочешь бросить все это, Трина Шрайбер? Стать смертной, слабой, чувствовать боль, жить без всех тех благ, к которым привыкла? Ради одного монстра?  — О, как бы я хотела, чтобы ты на своей шкуре поняла, почему я так хочу. Этот монстр… Для меня он больше, чем все эти миры. Если бы ты только могла знать, Хиссен.  — Ты, верно, держишь меня за джинна, что исполняет желания? Впрочем… — демон слегка прищурилась. — Поступай так, как знаешь. Условия ты теперь знаешь. Только поторопись, ибо время Региса уже на исходе. Очень скоро они придут за ним.  — Они?       Демон высвободилась из рук ведьмы, отступила обратно к окну.  — Камеру Детлаффа найдешь сама. Сама выведешь его отсюда, я препятствовать не стану. Но как только уйдешь, Око останется здесь, и в Онейрос ты больше не вернешься. Дальше будешь сама за себя.  — Хиссен, я не знаю, как тебя благодарить…  — Ты еще здесь?       Оступаясь, Трина бросилась к крутой винтовой лестнице и побежала вниз, перепрыгивая через ступеньки. В своей панической радости она не услышала последних слов, произнесенных демоном, чей взгляд снова стал пустым и отрешенным.  — Все равно ты ничего не изменишь.       Бежать, бежать и еще раз бежать. Длинный каменный коридор без окон и дверей, который сменился длинным узким мостом в абсолютной черноте, следом — снова коридор, на этот раз с множеством дверей и проходов, и каждый скрывал в себе еще тысячи путей и ответвлений. Пленники Башни, или как их здесь еще называли «игроки», были обречены блуждать среди невозможной архитектуры этого места в тщетных поисках выхода. Но Трина не была игроком, а потому свой путь до нужной ей камеры знала и уверенно к ней направлялась. Для нее все эти залы, катакомбы, галереи с высокими потолками были пустыми и безмолвными, в то время как любой пленник, покидая свою камеру, встречал там множество хитроумных ловушек и монстров, жаждущих оборвать его жизнь, чтобы пытка начиналась снова. Ад — это вечное повторение, полагали приверженцы разных религий и были в этом совершенно правы.       Женщина бежала так быстро, что едва не проскочила нужный поворот. Резко затормозила, споткнулась, чуть не налетев на резную колонну, и свернула вправо. Каблуки гулко стучали по древним базальтовым плитам, отражаясь от стен. Их отзвук вторил ударам быстро бьющегося сердца. Нужно было спешить. Время в Онейросе шло совсем иначе, чем в других мирах, а потому сколько займут поиски нужной камеры предположить было трудно.  — Да где же ты, где…       Наконец-то, нужный ярус. Уровень Башни, который она так долго искала, напоминал древний разрушенный храм. Коридор заполняла кромешная тьма, с потолка свисали клубы паутины и пыли. Дверцы камер, внешне похожие на хлипкие черные двери, шли ровными рядами по обе стены и терялись где-то вдали. Трина решительно крутанула круглую золотую ручку, резко дернула. Дверь распахнулась. Внутри царила та же непроглядная тьма, что и на всем ярусе. Хотя ни ведьме, ни узнику свет был не нужен, Трина все же выкрикнула заклинание, и над ее головой возник светящийся шар, отливавший голубым.       Келья казалась пустой. Ведьма, стараясь отогнать назойливую мысль, что придется искать вампира где-то в ближайших коридорах или даже ярусах, шагнула вглубь комнаты.  — Детлафф? — позвала осторожно. — Ты здесь?       Шаг. И еще шаг, в кромешной тишине. И вдруг по спине пробежал колючий морозец — она ощутила на себе ненавидящий взгляд.       Следующий шаг мог стать роковым. Легкое движение воздуха — и она резко обернулась, выкрикивая формулу магического барьера. В преграду ударили мощные когти, и их лязг слился с яростным воплем атаковавшего, испуганным визгом женщины и звоном разбившегося щита. Трина упала на спину. Над ней нависла могучая фигура темноволосого мужчины в черном кожаном плаще, украшенном крупной брошкой в виде мотылька. Лицо его было обезображено зверским оскалом, свойственным высшим вампирам. Тупой нос, заостренные уши, горящие глаза и, конечно же, длинные острые зубы.       Камерой она точно не ошиблась.  — Ненасытные садисты! — взревел он, замахиваясь когтистой пятерней. — Уже даже не ждете, пока я выйду отсюда?!  — Стой! — пискнула Трина, закрываясь руками. — Я здесь не за этим!  — Как же! Целую вечность здесь, я знаю все ваши приемы!  — Да подожди ты!       Слушать и ждать Детлафф явно не собирался. Его можно было понять — от пережитых кошмаров озверел бы любой. Как и разучился верить в любую надежду на спасение.       Ей едва удалось отскочить. Снова лязгнули когти, теперь уже о каменный пол. Трина перекатилась еще раз, прыжком поднялась на ноги, попутно вскидывая руку.  — Namunahaim, твою мать!       Заклинание белой лентой ударило взбешенного вампира прямо в лоб. Он застонал, схватился за голову и отшатнулся к стене. Трина поморщилась от ноющей боли в спине, осторожно разогнулась, позволила себе отдышаться. И как бы сильно ей не хотелось врезать ему по длинным клыкам, она облегченно выдохнула:  — Слава Башне, я тебя нашла.       Чары подействовали безотказно. Нрав пленника быстро утих — вампир возвращался к своему человеческому облику. Его без единого колебания можно было назвать красивым — столь правильные черты лица безусловно нравились женщинам, а невыразимая печаль в голубых глазах придавала мужчине особенный шарм. Сейчас эти глаза смотрели на нее с откровенным страхом и недоверием.  — Кто… Кто ты? — настороженно спросил он. — Ты морок? Демиург? Я только что вернулся, неужели снова?!       Ей было известно, чего он боялся. В Абиссере можно было увидеть что угодно и кого угодно, и почти всегда это оказывалось новой пыткой демиургов. Двери камер не запирались, пленник уходил на поиски выхода из Башни, преодолевал ловушки и избегал монстров, и если погибал, то попадал в руки палачей, где испытывал невообразимые страдания, зачастую те, которым подверг кого-то при жизни, но усиленные в сто крат. Затем все начиналось заново, и так до бесконечности. Очевидно, он только что вернулся с очередной вылазки в коридоры и запаниковал, еще не зная о свалившейся на него удаче. Не понимал, какой чести будет удостоен, ибо должен был стать первым монстром, вышедшим из Башни волей Стража.  — Пожалуйста, успокойся. Меня зовут Трина, — представилась ведьма. — Да, я демиург, но здесь не ради того, чтобы мучить тебя.       От прикосновения ее пальцев к своей щеке Детлафф вздрогнул. Дикий зверь, обманутый, а теперь загнанный в угол и забитый шипованными плетками дрессировщиков. Ей было жаль его, несмотря на все зло, сотворенное им в их мире, жаль почти до слез.  — Видишь? — улыбнулась ведьма. — Я не морок. Я выведу тебя отсюда. И нам лучше прибавить шагу.       Она взяла его за руку и потянула, призывая следовать за ней. Но мужчина не спешил верить своему счастью.  — Откуда мне знать, что ты не лжешь? — его человеческий голос звучал низко, немного хрипло.  — Ты можешь мне не верить, твое право. Но я все равно выведу тебя отсюда, даже если придется превратить тебя в колье и вынести на собственной груди, — терпеливо объяснила ведьма. — Ты очень нужен мне и еще кое-кому. Соберись, Детлафф. Нам нужно спасти одного вампира.