Долг жизни

Je suis malade — Laura Fabian Я лежала еще минут десять, не в силах прийти в себя. Шея и спина ужасно болели, а конечности затекли. Рассматривала потолок своей квартиры и думала, думала, думала… Что это, черт возьми, было? Пьяное похмелье или первый случай путешествия во времени? Я рывком поднялась на ноги. Голова от такой акробатики закружилась. Я пошатнулась, но на ногах удержалась. Где-то вдали все ещё слышались слова Времени и тяжёлый взгляд Балдуина. Я затрясла головой, прогоняя воспоминания. Теперь это все было в прошлом (если вообще было). За окном занималась заря над спальным районом Иерусалима. Кино давно кончилось, и экран зиял черным провалом. Так все, хватит. Доигралась. Я со злостью выключила планшет и отправилась заниматься вечерним туалетом. Глядя на свое побитое и замученное отражение в зеркале, размышляла, что полное погружение, оказывается, может быть чревато. И что же это всё-таки было? Пьяный бред или действительно перемещение во времени? Голова болела так, что я решила подумать обо всем завтра. Всё завтра. Но немилосердное завтра принесло ещё больше проблем… Проснулась я от неугомонного телефонного звонка. Первой мыслью было отключить этот адский кусок металла и пластика, который своей трелью подписал себе участь смертника и бесплатное место в груде металлолома. Но, немного поумерив свой кровожадный пыл, я решила ответить на входящий вызов. — Да?! Дружелюбно начать разговор не получилось. На том конце послышались тихие смешки. — Эрида, у тебя похмелье? Не будь столь агрессивной, детка, у меня для тебя отличные новости и не менее шикарное предложение. — А, Майк, прости. Были тяжелые времена. Видимо, что-то насторожило моего студенческого друга в моем голосе, что он продолжил разговор уже более серьезным тоном: — Эрида, все в порядке? Может быть, мне нужно приехать к тебе? Давай тогда отложим мое предложение до тех пор, пока тебе не станет лучше. Все-ли в порядке? А черт его знает. Я только что побывала в прошлом (или не побывала вовсе), наблюдала смерть дорогого мне человека и никак не могла ни помочь ему, ни облегчить последние страдания, пусть даже во сне. Всегда ненавидела безысходность и беспомощность. И то, и другое выжигали душу своим беспощадным равнодушием. А упускать предложение Майка все-таки было нельзя: если талантливый выпускник института археологии, ныне работавший научным сотрудником в историческом музее, тебе что-то предлагал, значит, это что-то было крайне интересным. И, умудренная собственным опытом нашего прошлого общения, отказываться я не имела права. — Нет-нет, Майк, все в порядке, правда. Мои проблемы не стоят того, чтобы отказываться от твоего предложения. Потому что иначе у меня есть риск упустить что-то увлекательное. — Я вымученно улыбнулась, радуясь, что друг не видит моего лица. На том конце польщенно хмыкнули моему комплименту. — Хорошо. Значит, слушай… И поведал мне Майк о том, что нашли некое роскошное захоронение на территории замка Шастеле*. Раскопки замка, принадлежавшего когда-то Балдуину IV Иерусалимскому, начались недавно, и эта новость стала сенсацией в историко-научном мире. Именно здесь, у брода Иакова, проходило сражение между иерусалимскими войсками и армией Саладина, окончившееся победой последнего. А теперь, оказывается, нашли захоронение, которого там просто не должно существовать. Можно было предположить, что это братская могила воинов, защищавших замок до прихода основных войск короля, но по описанию это было одиночное захоронение и слишком богатое, чтобы быть предназначенным для простых рыцарей. Конечно, это не могло не заинтересовать меня. И уже через два часа я сидела в машине у Майкла, и мы направлялись в сторону знаменитого замка. — Смотри, — не отрываясь от дороги, мужчина протянул мне папку. — Там фотографии захоронения. Выглядит очень необычно для того времени, не так ли? В нем похоронены сразу два человека, мужчина и женщина, вероятно, муж и жена. Разумно было бы сделать предположение, что это странная причуда какого-нибудь романтичного графа и его супруги быть похороненными подобным образом. Но все усложняет тот факт, что замок принадлежит королю, а у королей и их королев совершенно другое место захоронения. Возможно, это комендант крепости, настолько преданный своему королю, что тот, в знак благодарности за его верность, позволил ему похоронить себя и свою семью на территории… Собственного замка. Звучит, как не самая хорошая теория, правда, Эрида? Особенно, если учесть тот факт, что и захоронение, к тому же, не уступает в роскоши королевскому. Я слушала Майка и смотрела фотографии. На них с разного ракурса была изображена одна и та же могила. Хотя, как могила… Небольшой изящный склеп. На каменном ложе лежали две фигуры: мужчина с мечом в одной руке и женщина, чуть склонив изящную головку, которая покоилась на плече ее супруга, держала своего суженого за руку, их пальцы трогательно переплетались*. И было что-то очень нежное и трогательное в этом. Любовь этой пары ощущалась даже после их смерти и по прошествии стольких веков. А для того сурового времени и вовсе была настоящей редкостью. Путь от Иерусалима до назначенного места, где сейчас активно велись раскопки, прошел несколько утомительно долгих часов, и к замку мы подъехали уже на закате, остановившись в археологическом городке неподалеку. Хотя, городком это можно было назвать с большой натяжкой: так, с десяток палаток разных размеров и снующие туда-сюда уставшие работники. — Давай сначала перекусим и отдохнем, а завтра уже отправимся смотреть. Сейчас все равно наступает ночь, работы уже свернули до утра. — Бодро расписал наш план действий Майк, успевая здороваться и пожимать руки всем встречным. Я в ответ покорно кивнула. Но кто сказал, что я буду ждать до утра? Моя авантюристская натура сочла бы это величайшим грехом. Отужинав в компании замечательных людей, все разошлись по палаткам. Смиренно пролежав около двух часов и выждав, пока мои соседки, измученные дневной работой, не заснут, я приготовилась к побегу. Лагерь находился у подножия небольшого возвышения, на котором стояли руины замка. Которые, к слову, выглядели совсем не так, какими я их запомнила. Я вышла на разведку никем не замеченной, и, обогнув громадные развалины крепости, я вышла к склону, ведущему к реке. Там, еще на территории замка, располагался склеп, очищенный от песка и земли лишь на половину. Но и этого хватало, чтобы достать блокнот и фонарь и начать переписывать надгробные надписи, чтобы потом отдать своим знакомым лингвистам, поскольку старофранцузский — не моя специализация. Однако, по мере переписывания, отдельные символы составлялись в слова, а те, в свою очередь, в предложения. И уже вскоре я поняла, что это самый настоящий современный французский. Быть такого не может! Я пораженно села прямо там, где стояла, не заботясь о чистоте собственных брюк. Даже если предположить, что это чья-то шутка, то этому надгробию даже не сто, а как минимум, двести лет. А французский язык уже очень сильно отличается от того, на котором говорили даже в начале двадцатого века. Я продолжила изучать дальше. А дальше шли имена, покоившихся здесь: королева Мария Иерусалимская. Королева? Да, совершенно точно здесь в камне было высечено слово «королева», которое я узнала бы даже на старофранцузском. Обогнув склеп, я остановилась со стороны мужской статуи, чтобы прочитать его имя. Король Балдуин IV Иерусалимский… Как обезумевшая я упала к этому камню, скребла его, силясь найти дату рождения и дату смерти. Как такое было возможно? Все иерусалимские короли и королевы были похоронены в храме Гроба Господня. Когда там 30-го сентября 1808 года случился пожар, то было уничтожено две трети здания, в том числе и склеп Балдуина, который совершенно точно был там! Но в подлинности надгробия у замка не сомневался никто из археологов, хоть это и казалось практически нереальным и абсурдным. А датой смерти короля Иерусалимского значился шестнадцатый день месяца марта, одна тысяча двести семнадцатого года от Рождества Христова. Я припала щекой к этой холодной статуе, плакала, целовала её. Он был жив! Жив! Он прожил целых 56 лет! У меня получилось вмешаться в ход истории, и теперь в этой реальности никогда не существовало прокаженного короля. Как и меня в его жизни. Он, вероятно, никогда не знал меня да и не помнил: с чего бы вдруг? В этой реальности я просто не оказалась в прошлом и никогда не встречалась с ним. Меня охватила горькая обида. Мне казалось, что я заслужила увидеть, хотя бы издалека, как сложилась его жизнь. Хоть на мгновенье заглянуть в его лицо, нетронутое страшной болезнью. Посмотреть, каким он станет в 30 лет, в 40 лет, как от юношеских черт его лицо все больше будет напоминать отцовское. А вместо этого я глажу его холодную статую, которая на него-то даже не похожа. Можете мне верить… Не думать. Не вспоминать. Все, что было, все прошло. Я должна быть благодарна за то, что провела с ним три месяца, и каждый из этих дней был особенным. Самое ценное, что у меня есть — это воспоминания. Болезнь сильно изменила характер короля, и возможно даже, что в этой реальности он был совершенно другим человеком. Но я запомнила Балдуина таким, каким он был для меня: своенравным, печальным, временами забавным и вредным, по-детски наивным, по-взрослому мудрым, любознательным, эрудированным, добросердечным и хладнокровным. Все эти разные эпитеты принадлежали одной удивительной личности. Балдуин был для меня не каким-то абстрактным человеком, исторической и политической фигурой, о которой ты можешь сложить лишь смутное представление по рассказам его современников и летописцев, и все равно ни на йоту не приблизишься к пониманию характера героя. Балдуин, в первую очередь, был для меня человеком. Которого я понимала, которого я любила. И королем. Величайшим королем. Можете мне верить… Я обнимала холодный камень, как вдруг почувствовала знакомое чувство, которое невозможно было описать словами. Стремительный рывок — и вот, вместо ночного небесного купола своего времени, надо мной смыкается утренняя заря двенадцатого века. И не было никакого надгробия.