***
Добравшись до места, указанного на карте, замаскировав байк ветками и листвой, Дэрил обнаружил дом, огороженный ловушками для мертвяков. Довольно просторный одноэтажный, укрепленный дом. Навряд ли это спасители его отстраивали, вероятнее всего убили владельца. – Лучник. На месте, – сообщил арбалетчик в рацию. – Пересмешник. Принял, – шумно ответил голос с небольшими помехами. – Добро пожаловать, Робин Гуд. Заткнись, – усмехнулся охотник. Было забавно вдруг играть в нигановской команде. Хоть и не известно под каким соусом главарь подал его выход. Но явно народ в этой части владений был только рад пополнению. Как понял стрелок: это была глушь. И связные с ума сходили от скуки. Так что появление охотника – это было хоть какое-то разнообразие, создающее эффект присутствия. Проект «королевская охота» – был на самом деле поистине королевским. Похоже, что человек, проживающий в этом доме – действительно был охотником. В первую очередь, Диксон обошел периметр и восхитился тем, насколько толковое было вокруг укрепление. Забор из хищно торчащих в стороны кольев органично вплетался в деревья и шипастый кустарник. Это были, можно сказать, противотанковые ежи из дерева. Плюс внешней (дополнительной) изгородью служила колючая проволока в 3 ряда, намотанная между деревьями. Держать оборону дом мог бы очень долго. Единственная проблема: вода. За ней нужно спускаться к ручью. В связи с этим, жить в этих условиях было трудновато. Из-под осады нужно было бы регулярно выбираться. Быть может именно так и погиб хозяин. Огороженная территория была очень маленькой и затененной для того, чтобы вырастить огород и сад. Вероятно, хозяин довольствовался пойманной в силки дичью. Об этом говорило огромное количество приспособлений и ловушек по периметру. Во времена эпохи электричества, в этом доме было довольно здорово жить. Кухня была полностью оборудована электроприборами, это было чье-то загородное жилище до того, как стало домом охотника. Впервые за долгое время Дэрил ощутил, как это волнительно в одиночку исследовать новое место, присматривая, как оно подойдет для временного убежища. Тут было все, что нужно. Погружаясь все больше в детали работы, восторг потихоньку стихал, а мысли приходили в порядок. Лес всегда помогал почистить голову от всего лишнего. Обойдя близлежащие окрестности, стрелок обнаружил и поправил еще несколько ловушек, прирезал несколько ходячих, заметил кое-какие следы животных и даже сразу же подстрелил парочку белок. Так же стало понятно, что засорение эфира сообщениями про шорохи и посторонней болтовней – было тут обычным делом. Пересмешник периодически вызывал Стража и отвечал связному с позывным «Дальний рубеж». Поэтому рацию пришлось максимально приглушить: – Лучник Пересмешнику. Ухожу в тишину. – Пересмешник: принял. До связи, Лучник. Удачи. – Не скучайте. Отбой, – вдумалось полюбезничать Диксону. Далее предстояло выследить оленьи тропы, чтобы подобрать подходящее место засады. Из оружия, помимо арбалета, на всякий случай была и винтовка. Осторожно продвигаясь вглубь леса, Дэрил вышел к обрыву. Внизу было слышно копошение тварей, гудящих как рой пчел. Под обрывом, был широкий котлован, глубиной метров сорок, заполненный мертвецами. Это зрелище вызвало мерзкую волну мороза, пробежавшего по коже от головы до ног. Хорошо, что дом и эта часть леса – находятся на возвышении! – успокоил себя арбалетчик. Помимо этой находки, все в лесу было довольно спокойно, по всей видимости гул мертвецов привлекал ходячих из лесу, и те просто падали с обрыва к остальным. Обследовав лес достаточно глубоко, арбалетчик, наконец, выбрал подходящее место. Оставалось ждать. Охотник весь обратился в слух, замечая шорохи мелких животных, не обращая на них внимания. Ниган заказал оленя, будет ему олень. Да и так понятно, что поймать нужно добычу покрупнее. Ждать придется долго, зато задача максимально проста. Постепенно ожидание расслабляло и мысли все же влезли в разум. Потихоньку можно было обдумать все, что произошло. Казалось здесь и сейчас будет легче что-либо для себя понять. На свежую голову лучше думается. Первым делом в голову пришла мысль, что он впервые после того случая в Александрии, один в лесу. И что он совсем не пленник больше! Он больше не в клетке! Не взаперти. На какое-то время он встал в полный рост, чтобы почувствовать все это. Настоящую свободу. Сколько времени, прошло с тех пор, как он оказался в руках Спасителей? Месяца два – три? А ведь он думал, что пришло время умереть, сдаться. Даже мертвецы не приносили в его жизнь это чувство западни, которое принес тогда Ниган. Пленник знал, что не сможет так жить, верил, что выберется. Поначалу верил. Но со временем, теряя силы и надежду, все больше не находил выхода для себя. Выжидал, пытался набраться сил, но с каждым днем только слабел и привыкал к мысли, что не выберется никогда. Это «никогда» было совершенно абстрактным, ведь погибнуть в мире ходячих трупов можно в любой день. Но при этом это НИКОГДА было так огромно, как будто вмещало всю полностью человеческую жизнь, от ее начала до конца. Ведь то, как ты кончишь – определяет всю твою прожитую жизнь. Была ли она чем-то или была совсем ничем. Оттого это абстрактное «никогда» было так значимо и довлело очень сильно, превращая жизнь в никчемное жалкое прозябание. Лучше смерть! Последний шанс – сделать что-то самому: выбрать смерть! Разве можно за месяц заключения поверить, что твоей жизни пришел конец? Можно. Можно это понять и за час. Тот самый час, когда Ниган впервые появился в их жизни тем утром. Когда показал, что выхода нет. Тогда, увидев всю боль и агонию Рика, стрелок понял, что это конец их свободы. Почувствовал это, но все равно отказывался принять. Жгучая боль в ране – говорила о том, что он еще жив. И что бороться надо до конца. Он знал, что и они будут бороться. Надо лишь выждать. Предложение Нигана примкнуть к Спасителям – было шансом. Толи оно, толи обещание казни подстегнуло искать новый выход, вселило новую надежду. Толи то непостижимое чувство, которое посетило в ту странную ночь. То самое чувство, которое показало, как мало стрелок знает о жизни. Как огромен мир там, за гранью понимания, общепринятых законов. Если в Нигане есть что-то, что способно быть привлекательным, то как вообще тогда понять, что происходит? Как можно быть уверенным хоть в чем-то?! Диксон хорошо разбирался в определенного рода людях. Он мог охарактеризовать любого такого очень быстро. Ведь, по большей части общался с разным отребьем. Вокруг всегда оказывалось много мудаков, подонков и трусов и это было нормально. Не удивительно. И не ужасно. Много думать и рассуждать ему не требовалось, он чувствовал людей. Разделяя на плохих и хороших. Теперь то он догадывался, что каждый «плохой» человек был уязвим глубоко внутри, потому и озлоблен. Показывая друг другу свои зубы и когти люди вокруг всегда жили нормально, ну то есть, это считалось нормой: никто не лез в душу. Не желая влипать и расхлебывать еще и чужое дерьмо. За себя в этом плане было спокойно. Никто не доебется. Ну или получит в зубы. Что, кстати, не особо то и обидным должно считаться за такие посягательства. В этом между людьми было идеальное понимание. Это было наподобие правил Нигана. Что-то негласное, но вполне доступное и очевидное. По степени агрессии люди и познавались. По проявлениям жестокости. По выебонам и наездам. Замкнутости. Отрешенности. Не нужно быть большого ума, чтобы увидеть, что за человек перед тобой, и на что способен. А в Нигане не было ни злости, ни обиды, ни, тем более, ярости, это не смотря на общее впечатление, - что он мстит всему свету. Все свои поступки он совершал с холодным умом, с расчётом, с умыслом. У него ничто не болело и камнем на душе не лежало. Это был страшный опасный человек. Потому что у него, казалось, нет души. Это было то зло, которое понимать не нужно. Конченный подонок, заслуживающий лишь смерти. Не было сомнений, что его надо убить при первой же возможности. Дэрил и убил бы, но не было сил. Уже то, что изменило на глазах Дуайта, - было чудовищно. Разрушительная сила исходила от этого монстра по имени Ниган. Нужно было остановить его, пресекая распространение заразы. А затем это. Мимолетное. Эмоциональное. Человеческое. В Нигане оказалось есть нечто человеческое? Уязвимое. Потаенное. То, что он прятал от самого себя: кажется, у него все же есть душа... Вот что показалось в тут ночь. Сквозь бред и кошмар, дурман и умопомрачение, сквозь чувственное безумие, испытанное обоими. Вместе. Ниган открылся, хотя сам этого и не знал. Хоть это и казалось какой-то новой немыслимой хитростью, игрой, уловкой, западней. На самом деле, они оба не понимали, что произошло. Но что-то произошло. И оно изменило очень многое. Арбалетчик захотел выжить любой ценой. Месть вновь казалась возможной. Жизнь вновь казалась возможной. Мало того: абсолютно все казалось возможным! И сейчас - стало реальным! Свобода, которую ощущал Диксон в этот момент – была безгранична! Никто не знал, что он здесь. Он был полностью предоставлен сам себе. Мог делать все, что ему вздумается, на свое усмотрение. Он мог полноценно жить! Выбирать, решать. Жизнь, на самом деле, – оказалась возможной! Даже… месть… Была великодушно предложена. Этим человеком, у которого не должно было быть души. Что же он делал?! Но поступок любовника, казалось, невозможно понять умом, настолько он был эмоциональный. Это был порыв. И тем не менее, за ним должно было стоять какое-то обоснование. Неужели, он и правда думал, что рано или поздно у Дэрила возникнет желание убить его?! После всего, что между ними было? Стрелок ведь был так счастлив в тот день. Так искренне любил своего спасителя. Ему было больше ничто не нужно. Никакая свобода, он предпочел бы остаться пленником. Его пленником. Он не хотел никакой мести. Не имел права мстить человеку, пожертвовавшему собой ради его спасения. Он понял Нигана. Понял, что тот тоже уязвим. Что он тоже человек, возможно раненный так сильно, как никто другой. Его поступкам, наверное, и нет прощения. Но он не только монстр, внутри него еще есть тот, кого можно спасти. Единственное – некому спасать. Было некому. Но тот человек, до которого никому нет дела теперь стал так важен арбалетчику. А арбалетчик – ему. И кроме них нет никого вокруг, кто бы знал и понял это. И после всего, предложить убить себя!? Этого стрелок не понимал. Он, действительно, казалось, сделал в тот момент все, чтобы словить пулю. Это было совершенно для него не нормально. Это ведь был вовсе не блеф. Дэрил видел это в его глазах. Не так долго, но готовность принять смерть в нем точно была. И этого было невозможно ему простить. Это было самое горькое мгновение, вызвавшее адскую злость. Ненависть! Он не должен был себе этого позволять! Вот все что угодно, но не это! Жестокость, насилие... Когда он мерзавец, психопат, когда его глаза налиты кровью, и в них нет ни капли человеческого, когда он смеется над тобой и твоей болью, убивает людей, - все это можно понять и простить ему, как проявление некоей болезни, помутнения, помешательства, одержимости дьяволом… Но простить ему эти несколько мгновений слабости было невозможно. За них то и хотелось его убить! Просишь смерти, нарываешься на нее?! Так получай! Получай, сука! Дэрил выронил арбалет и сел в траву, закрыв руками голову. Снова на душе был камень, в горле ком, в груди огонь. Чертова задница болела адски. Щемило. Душило. Жгло. Слезы выступили на глаза. Как он мог! В тот же день. В их первый же день. Захотеть умереть. Это было невыносимо. Мысль, что Ниган может бросить его однажды. Вот так просто. На несколько минут стрелок погрузился в отчаянье и пустоту, разрывающие в клочья его недоверчивое жалкое сердце. Нет нет, нет, это не правда. – Он мотнул головой, растирая слезы. – Этого не может быть, все не так! Только не он! Он не мог. Эмоциональный всплеск немножко спал, стоило лишь дать возможность слезам пробежаться по лицу. Кольт Рика, это изнасилование, подушка, команда… его рывок – абсолютно все выглядело так, как будто он шел до конца. Но он должен был перестраховаться. Хоть в чем-то. Но нет: кольт был заряжен, и они были одни, – страховки не было. Он напомнил бывшему пленнику о мести, ни с того ни с сего, взял и напомнил. Жестоко сбросив вниз с его облаков, высоких и безмятежных. Прямо на землю, холодную, жесткую, в грязь, назад к реальности. Внезапность, предательство, прозрение. И предложение казни. Оружие. Необходимость решать. Конечно, не разозли он Дэрила, тот ни за что не поднял бы на него оружие. Зачем мне убивать его? Я, черт возьми, люблю этого мудака! Слезы все еще продолжали душить, ведь стрелок не позволял им разгуляться по полной. Он попытался успокоиться и избавиться от мыслей. Подышал, запрокинув голову вверх, к деревьям, качающимся высоко над землей. Опустился назад и прилег в траву. Там в небе пролетали птицы, кроны качались на ветру. Солнце пробивалось сквозь листву. Это успокаивало. Ничто не предрешено. Все, что мы делаем… мы делаем сами. И мы можем выбирать, этого у нас не отнять. – Вдруг пришло в голову как-то из вне. Стоп. А не Я ли собирался вправду его застрелить!? Вот так запросто. Припомнив все обиды разом, отбросив все сомненья. Разозлившись из-за боли и унижения. Тот Ниган. Как быстро я снова увидел его ТЕМ!? Хотя знал, что его уже не существует больше, по отношению ко мне. Эта мысль выбила из колеи. Совсем. Арбалетчик тихонько сел, достал мятую пачку, вытряхнул одну из двух растрепанных сигарет, закурил. Птицы щебетали, шуршала листва. От табачного дыма закружилась голова. Все на секунду стало не важно. Появились опустошенность и легкость. Он был не прав на счет Нигана. Боже, как же он был не прав. Вот дурак! Эмоциональный, несдержанный дурень. Он же верил в меня! Я – был его страховкой. Это на меня была сделана ставка! Он же просто хотел верить, что я приму его любым. Даже ТЕМ Ниганом. Все его действия были нацелены лишь на то, чтобы подвести меня к краю и дать мне выбрать самому, что для меня важней. Он снова поник, опустив голову. Увидел ожог на своей руке. И как быстро я забыл про всю «любовь», как только всплыло это заветное слово «месть». Еслиб я убил его, то его вера в меня, оказалась бы напрасной. Я бы не только врага убил, не только любовника… Веру. То самое светлое чувство, которое дорогого стоит. Важнее чем люди, чем жизни. Такая вера рождается раз в столетие. Когда человек, убить которого найдется миллион причин, берет и сам предлагает покончить с ним. Не кого-нибудь, а своего врага. Не потому, что хочет умереть. А потому что любит… Он должен был убить Нигана. Рано или поздно. Потому что обещал себе… когда-то. Просто жил день за днем и даже не задумывался о том, что же будет дальше? Когда в руках окажется оружие. И когда его потянет прикинуть кого он видит в прицел: своего обожаемого любовника или ненавистного врага. Однажды он бы просто попался под горячую руку. Эта тень сомнения оставалась бы всегда. И когда пришлось бы выбирать между Риком и Ниганом… Конечно, Рик! Он настоящий порядочный человек, тот, кто должен жить! Рик – значил для стрелка невероятно много. Не только потому, что был хорошим верным другом, братом. А еще и потому, что никогда в жизни Диксон не видел настолько доблестных и честных людей. Он был отцом, которых не видывал свет. И он был этим отцом не только своим детям, но и тем людям, которых вел за собой. Он был в ответе за всех, и ему вовсе не было поебать кто и что думает, или кто и чего хочет. Невероятно чуткий ко всем, даже к последним чмошным идиотам, каким арбалетчик считал себя перед ним все первые недели. Рик доверял людям, Рик располагал людей к себе и заставлял быть полезными, но не насилием, а убеждением и примером, потому что сам из кожи вон лез ради группы. Ради безопасности и благополучия людей. Даже для их моральной поддержки. Не позволяя падать духом и опускаться ниже человеческого достоинства. Он это достоинство и взрастил во многих, во всех тех, кто был с ним с самого начала. Кто прошел с ним вместе весь этот путь, прощаясь со старым миром и вступая в новый. Он не был всемогущим, оттого и был понятен и близок. Это не был недостижимый идеал. Все постоянно могли видеть его сомнения, его тревоги, его надломы, этот человек трещал по швам разрываясь между ускользающими идеалами и необходимостью выжить любой ценой, сохранив своих детей, своих людей и надежду на будущее. Он был живой, настоящий! Невероятно сильный, смелый и достойный. Нигана Рику противопоставлять было совсем нельзя. Ниган самый великий, а и соответственно – самый поганый и страшный подонок этого нового мира. Конец описания. Он был страшной реальностью, в то время, как Рик – прекрасной мечтой. Мечты нельзя разрушать! Они дают нам желание жить, надежду. А реальность всегда будет поганой и страшной, так что ей лишь успевай давать отпор. Но вот эта реальность дает тебе выбор: покончить с ней сегодня. Дает тебе пинка под зад… хотя… не совсем пинка… И что ты делаешь? Ты распускаешь сопли от того, что не хочешь ничего менять? От того, что вдруг она для тебя не так плоха. Даже если она будет продолжать тебя насиловать день ото дня?! Но она не насилует. Это был обман! Ну, хотя, не совсем... насилие имело место. Но ктож ее, эту реальность поймет, отчего у нее такие жуткие методы! Судя по всему, это, действительно, было необходимо. А эта неидеальная реальность и дорога тем, что она своя. Вот и все. Без лишних слов. Ниган. Такой, какой есть - он свой. Жуткий мерзкий ублюдок – психопат. Он тоже оказался чутким, искренним и даже доверчивым. Но лишь для Диксона одного. Если и оставлять его в живых, то лишь для себя! Да, он нужен мне. Да, я эгоист. Я прослежу, чтобы Ниган не трогал моих людей, а до всех прочих мне нет дела. Это их проблемы. В конце концов люди сами виноваты в своих бедах! Ниган важен мне. И что, если Я - вовсе не "хороший" парень?!... Ниган правильно сделал! Что дал этот шанс. - Наконец понял арбалетчик. Поднять на него оружие в любой другой ситуации, было бы предательством. А проверить свои силы, однажды все-равно пришлось бы. Чтобы знать до конца: вдруг он сможет это сделать то, что был должен. Никому я больше не должен, с меня хватит! Я попробовал. Я себя проверил. И я больше не хочу. Я – его человек. А он – мой. Вот и все. Конец заумным размышлениям. Чертовым самокопаниям. Какие тут теперь могут быть сомнения. Все он правильно сделал! И он чертовски везучий сукин сын, что увернулся от пули. И я чертовски везучий сукин сын, что такой мазила. Это же был выстрел в упор!! Арбалетчик, который к тому моменту уже снова лежал навзничь в траве, обхватил лицо руками, стараясь не рассмеяться вслух. Его щеки горели от счастья. Ему хотелось устроить истерику, и закричать на весь лес о том, что он все понял. Но он боялся распугать дичь. Невероятно, оказывается он все еще «охотился». Вдруг послышался хруст ветки неподалеку. Дэрил, аккуратно подбирая арбалет, ме-едленно приподнялся, чтобы проверить кто там, и прямиком впился взглядом во взгляд оленя. Бля-ать, – пронеслось в голове. Олень и арбалетчик замерли в ожидании. И хоть Диксон моментально застыл на месте, было понятно, что уже поздно что-либо предпринимать. Он был замечен. Стрелять в спину ему будет уже бестолку, заметил – считай ушел. Хрустнула другая ветка, олень сверкнул копытами, а из-за дерева появился ходячий. Охотник моментально вскинул арбалет, поднимаясь из своего укрытия, выдвигаясь всем телом вперед, и пригвоздил того к дереву точным выстрелом в голову, с досады за оленя, как будто это труп был виноват в том, что добыча ушла. Хватит на сегодня самокопаний. Есть дела поважнее, – подытожил филоньщик. – Лучник Пересмешнику. Как там дела? – Чисто, Лучник. Как успехи? – Жопа пока что. – Принял, – усмехнулся «Пересмешник». – Снова пошел в тишину. – Держи в курсе. – Отбой. А, кажется, этот Пересмешник - неплохой парень, – улыбнулся горе охотник, отправляясь искать для себя новое место. Главное, что олень есть! И он показался довольно рано, что было хорошим знаком. Значит здесь их водится достаточно. Надежда и азарт снова взяли верх и опустошили голову. Арбалетчик был безумно рад своему осознанию и больше не хотел возвращаться к этому вопросу. Он снова с легким сердцем мог любить спасителя, и был счастлив от этой мысли. Освободить разум – было финальным делом, ради достижения ощущения полноценной Свободы.***
После обсуждения проблем, выдаче распоряжений и напутствий, люди были незамедлительно отправлены на свои задания. Ниган же пожелал сопроводить в первую очередь Саймона, не давая возможности ему и его людям даже нормально поесть, предлагая захватить перекус в дорогу. Путь до одного из поселений подконтрольных Саймону был не близкий, стоило поразмыслить над проблемой. Как и любая другая, проблема была в недопонимании. Люди сопротивляются. Не желают принимать правила нового мира. Как и любые новые условия, как и любую новую информацию. Не обязательно всем верить в то, во что верят Спасители, вовсе необязательно, потому что мнение этих людей мало кого на самом деле волнует. Но убеждать их все равно придется. И не раз и не два. Доходчиво и наглядно показывать, кто здесь теперь главный. И что от кого требуется. Все было бы куда гораздо проще, если бы и сами Спасители понимали суть. Но как показывала практика, объяснить происходящее было трудно даже своим людям. Благо для их понимания у них был всегда перед глазами пример. Правила существуют не просто так. И кто бы чего не думал, а главарь свято чтил свои правила. Надо самому следовать тому, что ты исповедуешь. Спаситель верил в то, что этот мир следует подчинить себе. И на этот счет он был глубоко верующим человеком. Он давал своим людям то, что считал благом. Власть. Власть от своего имени управлять людьми. Он учил как приручать этот мир, показывал пример. Потому что сам был – сильнейшим. И ежедневно доказывал это окружающим. Его силу и его веру, так же как справедливость его решений – люди должны были видеть каждый день. Что бы избавить себя от сомнений, люди должны понимать: что происходит, почему оно происходит и так далее, им нужны установки, рамки, правила игры, объяснения. Правила делают жизнь простой и понятной. Безопасной. Разумной. Но участвовать должны, непременно, все! Чтобы под ногами у всех была почва. Опора. То, на чем будет прочно стоять новый мир. Вот, что нужно людям! Но человеческая природа слаба и порочна. Люди, в принципе, те же животные. Им надо бить по рукам, чтоб не брали того, что не положено, надо давать пинка, чтоб работали. Это не жестокость, это милосердие: жизнь все равно наподдаст сильнее. Только вот, в отличие от папочки Нигана – жизнь не убережет от беды! Жизнь вообще плевать хотела, выживет ли кто, желающих занять место людей – всегда будет полно. Поэтому людям нужна сплочённость, понимание ситуации и четкое руководство. Порой упрямые люди просто не хотят понимать, что для них лучше. Им надо не просто показать. Их надо заставить увидеть. Открыть им глаза. Чтобы они прозрели и поняли, как глупили и как ошибались. Сложнее всего справиться с теми, кто уже обладает определенными убеждениями, кто верит во что-то свое. Но боль и утраты помогают им пересмотреть свои приоритеты и изменить своим ложным идеалам. Новые знания никогда не лезут в голову, особенно гордецам, которые считают, что нет ничего, что могло бы переубедить их, нет ничего, чего бы они до этого не знали. Но стоит заставить их принять новое знание, увидеть, ознакомиться, как они тут же бросают все и следуют новым убеждениям, зачастую диаметрально противоположным. Просто информация с трудом усваивается. Человек защищает себя от всего нового, неизведанного, ощущая это враждебным. Так он устроен. Перебороть себя очень сложно, нужен кто-то со стороны, из вне, кто отведет тебя за руку и покажет то, что изменит тебя, преобразит и откроет перед тобой новые возможности. Ну или ткнет носом. Как правило, спаситель насильно вбивал свои верования в умы людей. Но это было ради их же блага. Так он делился с ними истиной, прощая им их упрямство, понимая сколько стадий отрицания надо пройти прежде чем узреть свет. Этим он и занялся по приезду. Добротная проповедь в совокупности с демонстрацией силы и власти. Никого убивать не пришлось, но кое с кем быть по жестче – было необходимо. Руками подчиненных, естественно. Заодно пугая и поучая своих же людей, в частности – Саймона. Забывающего периодически за что Спасители борются. Тот порой вел себя совсем как школьник двоечник, никак не мог усвоить урок. Что людьми, как и своим гневом надо управлять, а не давать им волю. А если ты позиционируешь себя, как человек, обладающий властью, то надо демонстрировать и то, насколько ты владеешь, в первую очередь - собой! По возвращении в Святилище было решено еще несколько более незначительных вопросов и запланировано еще пару поездок назавтра. Было проконтролировано все, что только можно было успеть за день. А мысль про власть над собой так и засела глубоко в голове на весь оставшийся день. Напоминая о том, откуда появилась эта ноющая дыра в животе. Конечно спаситель был уверен, что все сделанное – было верным решением. Он не позволил бы себе о чем-либо сожалеть, ведь это контрпродуктивно и вредно. Вот только он не до конца сам понимал, что сподвигло его действовать необдуманно и настолько пиздануто, если рассуждать о произошедшем трезво. Он знал лишь то, что должен был испытать пленника. Чтобы освободить. Вот и все. Все получилось. Но по-хорошему, в этом во всем следовало досконально разобраться. Единственное, - было некогда. Устав за день, после очередной перевязки и очередных отчетов, подошло время спокойно, с чувством выполненного долга, отойти на боковую. Отправив последних помощников, проверив караул, он оказался в коридоре своего этажа, затем в комнате, в душевой, и, наконец, в постели. Пытаясь расслабиться, он никак не мог отделаться от мысли о пустоте его спальни. Вот еще несколько недель назад, спать одному было так естественно и хорошо, а теперь вдруг стало сложно находиться в пустой кровати. Пустой, одинокой, холодной. Наводящей на размышления о том, как далеко сейчас стрелок. Это ужасно злило, но вдруг пришлось признать, что он тоскует по Дэрилу. Когда нет рядом этого большого теплого кота, не к кому прильнуть, некого помучать, чтобы затем приласкать, прижать к себе, – совершенно пусто. А как нагло он ворвался тогда в переговорную, – усмехнулся спаситель. А как нагло он наваливался сзади в постели. И как… это было волнующе – отдаться ему. Непонятный противоестественный порыв. Так. Говоря, про непонятные противоестественные порывы… А вот давай только не сейчас! – Возразил он сам себе. – Сейчас надо спать. В гордом одиночестве. Все под контролем. Абсолютно все. Спустя полчаса дремы, когда, казалось, что сон уже вовсю одолел уставший за день мозг уставшего за день тела… «Ты же знаешь, что я ненавижу тебя. Я никогда не прощу тебе того, что ты сделал со мной». Блять! – проснулся обратно главарь. Слова арбалетчика звучали так отчетливо. Это просто слова, черт, он был на грани, что еще он мог сделать, как не ужалить меня этим. Он должен был убить, имел на это полное право. Какие надежды тут можно было питать, если спаситель и понятия не имел через что заставил пройти своего пленника, даже в уме не держал переживать за него. И все равно он хотел думать, что Дэрил не смог бы этого сделать. Хотел верить в Дэрила. Верить в их чувства. В то, что все это не просто так с ними произошло. Конечно он смог бы, я бы на его месте точно сделал это не задумываясь, а он вовсе не слабее меня, хотя он сам об этом и не догадывается. И он не дурак. Просто недостаточно в себя верит. «Зря ты не убил меня тогда!» – снова прозвучало в голове, несмотря на то, что спаситель старался не верить этим словам. Чертова рана теперь напоминала о ненависти арбалетчика. И долбаное одиночество в постели перестало казаться гордым, спаситель ощутил себя покинутым. Вот она в чем радость чувств к другим людям. Это же зависимость. Это нахуя же люди подписываются на такое?! Сознательно? Хотя, припоминая свой опыт, спаситель заметил, что сознательного в этой истории было мало, как бы он не тешил себя уговорами, что все происходит согласно его воле. Он же постоянно терял контроль над собой из-за Диксона! Каждый чертов раз! Просто и не вспомнить, когда вообще удалось держать себя в руках с ним. Послабления Александрии, хах, пожалуйста. Продиктовано это было здравым смыслом? Стратегия как заполучить Рика и его людей в свое расположение. Ну как же! Это способ подмазать Диксона. Но зачем? Он и так уже сдался. Он давно уже сдался. Еще в самом начале. Но нет. И вот теперь даже сон не идет, а ведь освобождать голову главарь умел как никто другой. Так, надо заткнуть эту хнычущую девочку в себе, и блять нормально молча спать без ебаных риторически вопросов, сожалений или соплей. Дэрил то, Дэрил се. Вот приедет Дэрил, трахну его и все будет отлично, как и должно быть! Блядь… – главарь стиснул член: ну теперь еще и самое время возбудиться, и всю ночь вспоминать запах его тела, звук его стонов… вкус его кожи… «Я же ненавижу тебя, и ты это знаешь» – О, да, малыш, знаю, – в голове стали мелькать глаза любовника: то дерзкие, жгучие, то нежные, любовные, то бесконечно глубокие, как и его «ненависть», то умоляющие о близости, опьяненные желанием, дикие, манящие… – А как же я прочувствовал всю твою «ненависть» своей задницей, эта ненависть ахуенно много удовольствия приносит. Умеешь же ты ненавидеть, засранец! – блаженно запрокинул голову спаситель, откидываясь на подушку и вытягивая ноги, ерзая на кровати и утешая себя рукой. Он, конечно, знал, что слова, произнесенные в гневе, были серьезны. Но он не мог позволить страху проникнуть в свою голову. Сомнениям. Это было бы не разумно. Хотя простреленный бок четко давал понять, что радоваться особо нечему, боль есть боль. Но так хотелось, чтобы вся боль вместе с этой шальной пулей покинула любовника, а ненависть зажила бы вместе с этой чертовой раной.***