***
– Пересмешник Лучнику. Прибыл твой холодильник. Сдаю смену, – раздалось из рации, когда стрелок уже закончил обход. Забавно, подумал он: либо Ниган не верил, что олень попадется в первый же день, либо доставка холодильника была все-таки связана с расписанием движения транспорта по точкам. Так или иначе, все равно имелась парочка морозильных переносных ларей, куда стрелок благополучно загрузил на ночь тушки распотрошенных белок. Автомобиль с грузом не мог пойти прямо к домику, так что добычу было необходимо транспортировать самостоятельно. Благо были даже специальные сумки. – Лучник. Принял. Выезжаю. Появление «холодильника» подстегнуло решимость во чтобы то ни стало сегодня его заполнить. Времени терять не стоило. Лес ждал. Сегодня Диксон принял решение углубиться в чащу и уже гнать добычу в сторону дома. Это был рисковый шаг. Можно было распугать дичь и остаться ни с чем. Ладно, там будет видно, – решил охотник. Осторожно и уверенно продвигаясь в глубину леса, различая запахи и звуки, Диксон ловил каждое забытое ощущение. Мыслей почти не было, в голове было легко и ясно. Странно, а лес не напоминал о прошлом и утратах, как будто их вовсе не было. Прежние ощущения изменились. Все, что плохого было раньше, стало не важно. Важно было лишь то, что влекло арбалетчика сейчас. Что окрыляло. И в какой-то момент пришло внезапное осознание, что эта свобода вовсе не безгранична. У всего на свете, наверное, есть цель. Ради которой мы куда-либо движемся. Держа в руках арбалет и продвигаясь по следу, Дэрил почувствовал: что именно ограничивает его свободу. Он ведь был крепко привязан невидимой нитью к чертовому сердцу своего спасителя. К тому самому сердцу, в которое был готов стрелять так недавно. Вот где была та охота, ради которой нужен и этот олень, и все прочее. Он хотел, чтобы каждый чертов удар этого сердца принадлежал теперь только ему. Даже если Нигана придется заставить принять это. Впервые в жизни стрелок чувствовал себя сильным, чтобы настоять на своем. Что бы проявить инициативу. Не боясь быть отвергнутым. И не потому, что Ниган его точно не отвергнет. А потому, что это нужно ему самому. Он хочет обладать им. И ничего другого он не хочет сильней. Он даже готов снова стрелять в любовника, пригвоздить его руки и ноги, но, чтобы тот остался жив: что бы его сердце билось для него. По ходу охоты азарт возрастал, чувства становились все ярче, а мысли все агрессивней. И чего уж там говорить о том, что чувствовал и думал стрелок, когда его олень наконец ему попался! Потрошение, свежевание и разделка довели состояние до пика. Наглядевшись на мертвое тело и свежую кровь. Ощутив ее тепло и запах, стрелок был мягко говоря не в себе. Его перестало волновать сколько насилия и принуждения нужно будет использовать, чтобы добиться всего от своего спасителя. Ему стало все равно на его методы установления власти. Ему стало все равно, если на днях придется убивать ради него. Арбалетчик знал, что сам он – вовсе не подарок. Ему даже стало казаться, что он - наказание для главаря. Вот в чем его предназначение. Ты был плохим мальчиком! А теперь ты мой. Черт, ты будешь любить меня. Хочешь ты этого или нет. Но все эти жестокие мысли и кровавые образы так радовали, они так плотно переплетались с любовью, испытываемой стрелком к этому страшному человеку, что откуда-то из памяти даже всплыло выражение Мерла: «Все, что делается с любовью, Дерелина, лежит за гранью добра и зла!» Теперь арбалетчик больше не боялся произносить это слово в своей голове. Любовь. Теперь он точно знал, что это такое. И ему было плевать, так это в действительности или нет. Для него это чувство было самым ярких из всех, что он испытывал в жизни. И так как оно совершенно не было чем-то понятным и определённым, стрелок решил, что это точно оно самое. Это то дерьмо, что одновременно окрыляет и рвет душу пополам, причиняя адскую жгучую боль, и, вместе с тем, дарит бесконечное утешение, радость и надежду. Он же, блять, предложил мне руку и сердце, черт! – усмехнулся охотник в какой-то момент. Ну, правда, вместо руки… это была рукоять кольта… но это не важно. Сердце то он точно предложил совершенно буквально. Его намерения были более чем прозрачны. Он окончательно рехнулся. Человек, который построил всю свою империю ради собственного выживания – одномоментно взял и встал под дуло револьвера. Это было больше чем признание. Пиздец, конечно, болезненное и страшное. Что неудивительно, ведь речь шла о Нигане, а не о ком-то другом. Вот уж поистине предложение, от которого невозможно отказаться. Ахуенно красноречивое. Точно лучше всяких слов. Вот только попробуйте мне заявить, что это – не любовь! Я вам скажу, что нихуя вы в этом не разбираетесь. День был насыщенным, впечатлений море. Утомленный работой стрелок просто не мог больше ни о чем думать. Закончив дела с транспортировкой мяса оленя и прочих животных, попавшихся по пути и в силки у дома, с уборкой, едой, восстановлением и правкой ловушек, умерщвлением заблудших ходячих, времени на перестилку своего спального места охотник так и не нашел. Едва отмыв руки, он влез на спальное место и сразу же отключился. Радость добычи. Радость свободы. Кровь, кровь, кровь... Горечь утраты. Страх. Отчаянье. Он обнаруживает себя посреди красочного кровавого кошмара. Глубоко в подсознании, совершенно взаперти. Произошло что-то непоправимое и чудовищное. Ошибка. Но ничего уже не вернуть. Слишком поздно. В груди все горит огнем. Все руки по локоть в крови. Ниган мертв. Бездыханный. У стрелка на руках. Его некогда горячее тело стремительно холодеет. На футболке расползается пятно в области сердца. Вся кровать красного цвета. Поздно, слишком поздно, он убит. Собственноручно арбалетчиком. Как и было предрешено. Как и должно было случиться. Убит в сердце из кольта Рика. Одиночество так немыслимо и невыносимо. Безысходность и ужас переполняют арбалетчика. Горечь и боль, агония. Нужно все вернуть! Отмотать время назад. На несколько мгновений. Как это могло случиться?! Я не хотел! Я не хочу! Поздно. Глухо. Пусто. Никого. Вокруг совсем никого, как будто они на луне. Здесь вообще не было никого больше. И никто больше не придет. «Помогите ему» – кричит беззвучно арбалетчик в своей голове, орет изо всех сил, но не может произнести вслух ни звука. Тишина. Вакуум, совершенно глухо. На руках тело со вскрытой грудиной, через которую виднеется пробитое пулей сердце. Оно не бьется, а лишь истекает кровью, которой перепачкано все вокруг. Абсолютно все красное от крови. И стрелок тянется прикоснуться к его сердцу… – НЕТ!! Диксона выкинуло из сна, и он дернулся на постели, поднявшись на локтях и пытаясь прийти в себя и успокоить дыхание. Он был весь в холодном поту, вокруг кромешная тьма. Хрип ходячего за забором под окном сразу отвлек внимание на себя. Адское паническое состояние, кажется, стало стихать понемногу, стоило лишь понять, что это был сон. Это не реально. Ниган жив! Он, черт возьми, жив! Стрелка накрыло, и он принялся рыдать. Здесь, в тишине и темноте это можно. Просто истерика. Нормальная обычная ебаная истерика. Толи от счастья, толи от горя, а хотелось орать в голос, смеяться и рыдать. Но с первыми же потоками слез стало легче, в самом деле смех затмил панику. – Ну что ты, блять, за дурак! Жив твой Ниган, жив, все в порядке! – усмехался он, всхлипывая, широко улыбаясь и дыша ртом, тщетно пытаясь зевнуть. Он потянул себя за волосы, выглянул в окно, окончательно проснувшись. Прохлада ночи помогала прийти в себя. Хотя перед глазами всплывало увиденное в кошмаре, арбалетчик изо всех сил старался об этом больше не думать. Очень хотелось спать, но теперь было страшно. Чувство одиночества не покидало, и тьма дома казалась враждебной и пугающей. Но ходячий на улице помогал опомниться, и, хоть его и нельзя было назвать «живой душой», а тем не менее его присутствие успокаивало. Все же одиночество не полное, пока кто-то копошится по кустам. От этой глупости Диксон усмехнулся еще раз и постарался подумать о чем-то хорошем. Расслабляясь. На этот раз ему снится сон получше. Рик и Мишонн, Карл, Кэрол, Мэгги, Розита, Саша… Дэрил приносит сердце Нигана в Александрию. Он вернулся к ним. Враг мертв. Его сердце он отдает Рику. И тот прибивает его ножом к дереву перед всеми. Александрия освобождена. Все страдания позади. Гленн, Абрахам, Дениз и все, кто пострадал от рук Спасителей – отомщены. Рик обнимает стрелка по-братски, и Дэрил вручает ему его кольт. Затем арбалетчик обнимает всех остальных, берет на руки Джудит. Кэрол все время держит его за руку и тепло припадает плечом к плечу. Все собираются за одним столом. Кто-то указывает стрелку, что у него на рубашке кровь. А он говорит, что это не его. Хотя на самом деле его. Он знает, что в груди у него дыра. Но ничто не мешает ему жить с этим. Только малышке Джудит наедине он показывает свой шрам, из которого иногда все еще идет кровь. Как и из того покинутого сердца, что прибито к дереву, и всеми давно забыто, которое так и не прекращало кровоточить. Это всего лишь сердце. Проснувшись, стрелок развеял все страхи и тоску ожиданием своего скорейшего возвращения в Святилище. Последний день. Надо успеть сделать как можно больше. Поймать второго оленя никак не удалось, хотя зверь был. Он еще как заставил за собой погоняться по всему лесу. Засранец был крупнее, а оттого, видать, и умнее предыдущего. Уходил все три раза, что стрелку довелось встретиться с ним. Радость от помощи Александрии окончательно выбила из подсознания воспоминания дурацких снов, надо было завязывать раскисать, учитывая, что на самом деле все было хорошо. Даже лучше, чем можно было бы себе представить. Было бы здорово посетить Александрию и поделиться с ними своими надеждами. Но это было ни к чему. Если не сказать «невозможно». Теперь появляться перед Риком стрелок вовсе не желал. Не потому, что он оттолкнул, возможно это померещилось, или было сделано сгоряча. Поверить в то, что Рику стрелок стал противен было нельзя. Он никогда не имел предрассудков по поводу геев. Другое дело, что Ниган враг. Но и тут то он мог все понять! Все были пленниками Нигана, и каждый выбирал как ему с этим быть. Даже Карл рекомендовал принимать помощь. Он не знал, о чем речь. Но было понятно, что близкие люди хотели бы облегчить его ситуацию. Они бы точно не хотели, чтоб он страдал. Поэтому его выбор они должны были понять. И Рик. Просто он был не готов увидев вот так все сразу. Небось, бозно что себе надумал второпях. Дэрил не сердился на Рика, он был уверен в нем. Просто больше не хотел сбивать с толку или выбивать из колеи. Смущать. Рик поймет. Зато завтра они смогут позволить себе нормально поесть! – радовался арбалетчик, немного сожалея об упущенной возможности угостить еще и спасителя. Надо было посмотреть, как в будущем пойдут дела, прежде чем мечтать откармливать любовника. Ниган то, ясен пень, голодать не будет. А вот в Александрии как идут дела, это еще не известно. Хочешь, не хочешь, а самолично наведаться к ним придется, чтобы знать, все ли в порядке. Дэрил попытался прикинуть как надолго им хватит всей еды. До следующей охоты – точно. Даже если они и охотятся сами – его помощь будет им не лишней. Они смогут отдохнуть и распределить свои силы на другие важные дела. А едой он их обеспечит. Для первого раза улов был вполне приличный: помимо оленя средних размеров, были еще кролики и белки. Собой и охотой стрелок был весьма доволен. Хотелось еще и похвалы от Нигана. А также порадовать александрийцев, помочь, раз это теперь для него стало возможно. – Лучник Пересмешнику: Закончил. Снимаюсь с якоря. – Пересмешник Лучнику: Принял. Как оно было? – Неплохо, но будет лучше. – Удачи. – И тебе. До скорого. Отбой.***
Весь свой второй день «свободы» Ниган только и делал, что пытался понять, нахуя он сделал то, что он сделал. Казалось бы, надо оставить это и жить дальше. Но нет. Понимание было необходимо и вечно откладывать этот вопрос не выйдет: Диксон вернется и прощай здравомыслие. Надо было непременно разобраться с этим сейчас, иначе будет поздно. В расписание было внесено несколько важных поездок в дальние края, так что время на раздумья в дороге – было. В то утро, когда спасителю наконец посчастливилось совершенно без принуждения, и почти что совсем без насилия, овладеть своим пленником, он был на седьмом небе. Он просто и не знал, о чем еще в жизни мечтать, хотя, ясное дело, это был лишь временный эффект. Гормоны сильно ударили по мозгам. Плюс ощущения в теле после предыдущей ночи – были фантастические. Таких ощущений он никогда и не испытывал. В голове все шло кругом и улетало вихрем куда-то ввысь, оставляя всепоглощающее чувство эйфории. Мир вокруг играл совершенно новыми красками. И теперь этим миром, совершенно подвластным ему, хотелось поделиться и со своим любовником. Взять это все и положить к его ногам. Все равно Дэрилу не нужен целый мир. Но ему было бы приятно. Увидеть сколько спаситель сделал, сколького достиг, что построил, что создал. И это все – теперь и его тоже. Да, главарю хотелось похвастаться. Да, ему хотелось доставлять удовольствие. Дэрил – был единственным человеком, с которым хотелось делиться всем. Просто чтобы его порадовать. И вот это было совершенно ненормальным. Делиться? Сейчас главарь мог сообразить, что таких вот мыслей в свою голову допускать нельзя! Если ты не хочешь утратить контроль над ситуацией, никогда не надо ничем делиться. Это же ясно, как божий день. И проблема вовсе не в том, примет другой человек твои подарки или не примет. Проблема в утрате уважения! Никогда не стоит ставить себя на второе место. Никогда! Вот что было ошибкой. Вот откуда вся эта расклеенность, нерешительность. Да, в отношении стрелка было много допущено всего такого, что ранее было недопустимо. Это был эксперимент. Доставляющий не только неприятности, но и много радости. Стоит ли упоминать про эмоциональный подъем, который обеспечивало общение с арбалетчиком. А новые идеи, надежды, энтузиазм. С появлением Диксона жизнь не только стала совершенно в конец ебанутой, но и вдвое интересней, втрое ярче и в десяток раз перспективней! Что это за перспективы, главарь до конца не мог представить, но по идее это должно было просто снести башню. Вот только все нужно было сделать правильно! Чтобы все не пошло по пизде. Это же как ебаный термоядерный синтез. Если управлять этим процессом, то можно получить на выходе огромное количество полезной энергии, но если процесс не стабилизировать, то все схлопнется. Забавно, а именно это на днях почти и произошло. Но риск был оправдан: все стабилизировалось и теперь был исключен риск возникновения критической ситуации в будущем! Все очень просто. С пониманием этого стало намного легче. Да, помутнение было, это отрицать было бы глупо. Да, ситуация была критической. На секунду даже пришлось поверить, что это конец. Жалости от арбалетчика спасителю точно было не нужно! Вот только почему это все сейчас звучало как оправдание. Хорошо притянутое за уши, правдоподобное оправдание. А что если просто дело в том, что главарь не думал о том, что он делает? А что если дело в том, что он хотел освободить Диксона от его долга, вот и все!? Что, если он приносил себя в жертву тогда? Это было невозможно признать. Ведь это означало бы, что спаситель утратил над собой контроль, а это было страшнее всего. Означало бы, что он был способен предать все во что верит, изменить себе и своим идеалам. Нет. Это, конечно же, была не правда. И так как, до конца понять - что это был за порыв, все равно не удастся, стоило склониться к версии про некий тайный общий замысел, за которым интуитивно следовал спаситель. Надежда на что-то совершенно особенное. Необходимое, желанное. Быть может это даже судьба? Точно судьба, раз этот ебанутый суицидальный эпизод закончился благополучно! Рискнуть жизнью ради того, во что веришь, даже если не вполне понимаешь, что это блять такое. Не вполне понимаешь, но зато чувствуешь! Ну не плохо. Все лучше, чем поверить, что это напала некая тоска и жить главарю совсем надоело. Невыносимая грусть от осознания невозможности отношений со стрелком? Ведь ничто не исправит всей той жести, что была между ними. Такую вину загладить нельзя ничем. Никакими подарками, поблажками, извинениями. А что если это был суд? И приговор. Который главарь сам себе взял и вынес. Рассудив все по справедливости. Сам решил, что за все зло и боль, причиненные Диксону, заслуживает лишь смерти. Означало бы это, что он предал свои убеждения? Ведь он должен быть непоколебим в своей вере. Вот из-за подобных рассуждений он однажды и дошел до выпивки. А выпивка довела его до всего этого в итоге. Алкоголь всегда помогал забыться и забыть о сомнительных решениях, которых до конца не можешь понять, «оплакать» их и отпустить, дать им испариться вместе с похмельем поутру. Чтобы сохранять веру, нужно не сомневаться в себе. Вот и все. Решение было принято, дело сделано, результат положительный. Диксон на крючке, полюбому на крючке. И он уже не сможет уйти. Не сможет причинить вред. Осознав, что для него было сделано, не смотря на все его слова, сказанные в порыве гнева, он согласился на все. Он принял предложение. Идти вместе до конца. Да, он все еще может быть опасен, потому что порой совсем не контролирует себя. Но не потому ли он так привлекателен?! Он то точно не станет задумываться о причинах своих поступков, потому что реагирует стихийно, не раздумывая, не планируя наперед, а действуя по ситуации, искренне и честно, в этом его красота. Он правдив и прост. Иногда создается впечатление, что он все знает о жизни, понимает ее, потому вовсе и не хочет ее менять. А, казалось бы, зачем? Если все в жизни идет своим чередом и от человеческих решений и действий, по большому счету, не зависит? А ведь он силен и независим, вот только сам этого не осознает. Об этом ему лучше и не рассказывать. – Хитро усмехнулся спаситель, откупоривая бренди. В эту ночь главарь, действительно, хорошенько так напился. Наконец-то гордое одиночество его постели по-настоящему было гордым. Никакого рукоблудства он больше не допустил. Он был снова собой и был прекрасен. Он понял себя. Понял Диксона. Понял жизнь. Понял все. Для того, чтобы понять все, как оказалось, надо поменьше думать, поменьше драматизировать, побольше любить себя родного и как следует напиться. Пьяным, ему очень хотелось общаться! Просто адски тянуло выйти и доебаться до любого первого встречного человека. Но он не мог себе этого позволить. Весь смысл гордого одиночества именно в этом. В одиночестве. Что же это будет за самообладание такое, если отсутствие Диксона компенсировать другим общением. Причем с кем попало. Причем еще и под градусом! Конечно, самообладание было так себе, учитывая, что алкоголь не смог быть отвергнут. Но лишь ему можно было доверить то знание, в каком уязвимом состоянии находился спаситель. Людям такое знать было совсем не положено. А показаться пьяным в этот вечер, было бы слишком палевно. Лишь дурак не догадается, что спаситель тоскует по своему «пленнику». Поэтому, если пить, то пить одному. В этом то и была вся прелесть. Дэрил не узнает, какие маленькие шалости может себе позволить главарь. Он не узнает ни про плохой сон, ни про алкоголь. Как будто у спасителя нет своих тайн. Наедине с собой ему очень даже хорошо. И спокойно. Потому что он точно знает, чего хочет от жизни. Он устанавливает свои правила. Он решает чему быть, а чему не быть. Он хозяин своей судьбы. Пьяная нега окутала самодовольного эгоиста, одурманенного мыслями о своем величии и превосходстве над всем и вся, и бандит провалился в сон. На этот раз сладкий и крепкий. Вот только не очень продолжительный. Как оно частенько и бывает, наутро спасителя разбудил дичайший сушняк. В такую дикую рань вставать было не в тему, но сон уже не имел возможности возобновиться. Недолго думая, спаситель решил накатить по новой, ибо отчего-то это показалось лучшим способом прийти в себя. Не смотря на сомнительное самочувствие, настроение было прекрасным. Хотелось смеяться над собой и своими глупыми сомнениями. Ведь сегодня главарь чувствовал себя совершенно обновленным. Его даже и не волновало уже, кто что подумает на счет его выпивки. Да, хочу и тоскую по своему сладкому любовнику. Но он там, куда я его отправил, и он вернется тогда, когда я ему скажу. Сегодня! – Вся серьезность пропала, стоило лишь вспомнить, что Дэрил уже к вечеру будет в его распоряжении. А ночью и в постели! Черт, а как же я смогу?! – тут же вспомнилось о «больничном» любовника. Причинять больше боли он совсем не хотел бы. Это исключено. Выходит, надо воздержаться от посягательств на его сладкую задницу, хотя бы на какое-то время. Ничего страшного. Не горит. Тем более, что совершенно необходимо поупражняться в самообладании.***