Ангел мой

Весь день до вечера я провела в своём шатре, придумывая завтрашний номер и сегодняшний ужин (о, какая я). Ну и чего греха таить — с нетерпением ждала вечера, чтобы сходить в Нотр-Дам на вечернюю службу и снова увидеть и услышать Клода Фролло. Не знаю как объяснить, но от голоса архидиакона я буквально таяла, хоть и слышала его всего ничего. И тут созревает интересненький вопрос… Хм… Почему Эсмеральда выбирала какого-то бабника-женатика вместо Клода — хоть он и был монахом-архидиаконом? Хотя… Бог с ней, мне же лучше! Конечно не хочется менять историю, но в глубине души маленький комочек чего-то определенно не хочет, чтобы Клод достался Эсмеральде! Ни в мечтах, ни в реальности! За такими размышлениями меня и застал Клопен, принеся мне обворожительное белое платье в пол. А ведь в этом одеянии было «эдакое», не то, что, если его надену, будут оголены плечи, и не то, что на подоле от середины бедра по бокам были вырезы, а то, что оно было до невообразимости белое! Даже странно, что в таком непростом временном периоде вообще может быть такая светлая и нигде не испачканная вещь. — Ха-а! — ну не сдержала я удивлённого вздоха, что поделать. — Клопен… Как…? Откуда…? Смеясь над целой гаммой пронесшихся у меня на лице эмоции, Клопен развернулся и вышел из шатра. «Ну и как это понимать?» — всё в том же шоковом состоянии спросила я сама у себя. В итоге забив на мистическое появление платья (мистический в нём только цвет), я поспешила выйти из Двора Чудес, увязавшись за Эсмеральдой, которая как раз собиралась выступать на площади перед собором. *** — Мария, ты точно сможешь спеть эту песню? — уже десятый раз спрашивала меня предвкушающая славу Эсмеральда. Спросите почему она так взволнованна и в предвкушении? Всё просто! Когда я увязалась за Эсмеральдой, то предложила ей свою помощь — станцевать с ней. Она сначала отказывалась, но потом поразмыслила и согласилась… Ненадолго. По пути к площади к нам решил присоединиться друг Эсмеральды, Тибальт, предлагая свою помощь. И вот так они разговорились, да так, что по итогу меня оповестили, что хотят, чтобы я предложила им какую-нибудь песню, а они под неё сделают сценку. Вот тут уже упиралась всеми рогами я, ибо помнила свой голос, записанный на видео при пении. Но всё же они меня уговорили, убеждая тем, что сейчас многие, не умея петь, горлопанят на улицах, никого не смущаясь. После своего согласия я всё-таки рассказала им про весьма интересную песню, которая напрямую связана с цыганским народом. Услышав слова песни, — я их не пела, просто пересказала — Эсмеральда и Тибальт настолько вдохновились, что буквально пулей побежали обратно во двор, чтобы забрать реквизит. Долго не думая, я с мыслью — догонят — пошла дальше. И как вы думаете, не прошла я и квартала, как меня и вправду догнали запыхавшиеся Эсмеральда и Тибальт, зато довольные-е с руками, полностью занятыми всякими безделушками, — пардон — рек-ви-зи-том! До Соборной площади оставалось примерно два квартала, и вот всё это время, пока мы шли, Эсмеральда задавала один и тот же вопрос: — А я что?! Я сама не знаю. *** Дойдя до собора, я уже готова была на его ступеньках встать на колени и благодарить Бога, что Эсмеральда наконец-то замолчала. Расположившись как раз-таки почти у самых вышеупомянутых ступенек и немного разогревшись, я ждала сигнала от Тибальта, что можно начинать. Ждать пришлось недолго, быстро разложив инвентарь и надев мне на голову что-то наподобие нимба, Тибальт занял свою позицию и разрешил начать петь. Усевшись на ступеньки и жестами рук подзывая зрителей поближе, я, как вожатый лагеря, несмело стала петь, воображая что сейчас глубокая ночь. Рядом со мной горит огонь, я представляла звук трещащих в нём веток, угуканье совы и песни сморчков. *** По рассказам деда, Есть одна легенда О шальной цыганке, Что Луну молила До рассвета средь гор О любви цыгана, О прекрасной свадьбе, О семье с давних пор… *** Уже с первых строк песни я поняла, что мой голос при пении сильно изменился. Я даже хотела остановиться и понять в лучшую сторону или в худшую, но решила не подводить Эсмеральду своими сомнениями. Может, мне просто кажется. Если бы я не знала, что именно от меня они узнали эту песню, я бы подумала, что они прекрасно знали её доселе. Или у них сногсшибательная память и они с первого раза запомнили песню полностью. Ибо как объяснить их уверенные движения, которые так хорошо описывают сюжет, как будто именно о них поётся. Высокий, широкоплечий, черноволосый, голубоглазый и смуглый цыган так гармонично смотрелся с зеленоглазой Эсмеральдой, что я невольно начала представлять их как семейную пару в окружении многочисленных детей. Быстро поняв, что «Луной» решили сделать меня, я поднялась со ступенек и воззрилась на стоящую у моих ног Эсмеральду. *** ≪Это в моей власти Дева страсти, ≫ — C неба Луна молвит, — ≪ Но для счастья Ты должна отдать мне То дитя, что будет Первенцем у тебя, Это твоя жертва Для любви цыгана И мечта для меня≫ *** Всегда знала, что я хорошая актриса, вон, даже некоторые девушки из толпы скупую слезу пустили, когда я пропела про мечту Луны. Если хорошенько присмотреться, то можно увидеть неподдельный шок и лёгкий укор в глазах Эсмеральды и Тибальта, мол: «Ты же говорила, что плохо поёшь, а сама…» *** Молитвы и наука — вот из чего состояла моя жизнь и состоит до сих пор… Скорее до тех пор, пока я не увидел силуэт прекрасного ангела, молящегося у статуи Девы Марии. А ведь всё начиналось так непримечательно и обыденно. С самого юношеского возраста я поставил себе цель — быть священником, служить Богу и науке. Никогда не подпускать к себе — ни во сне, ни в мыслях, ни наяву — созданий сатаны — женщин! Я всегда считал, что всевозможные искушения к греху исходят именно от них. Ведь не зря же мужчины согласны на всё, лишь бы угодить женщине. Они идут к ним в бордель, они совершают глупые поступки, которые причиняют вред другим, лишь бы добиться внимания! Глупцы! Сегодняшнее утро — как я и говорил — началось с обычной прогулки по городу. Каждый день у меня был расписан по минутам, начиная с утренней службы и заканчивая молитвой перед сном. Каждый день — молитвы и наука! И я был счастлив: я на праведном пути и никуда с него не сверну! Но всё же каждое утро перед службой, я давал себе время прогуляться и насладиться рассветом перед тяжёлым днём. Днём, который начинался и заканчивался, как и все предыдущие, ничем не отличаясь. Жизнь за стенами собора нечасто меня интересовала. В ней не было того, чего я искал с рождения, то, чего мне не могли дать ни наука, ни Бог (прости, Господи). Но я не бросал попыток. Каждый день выходя из собора, я что-то да искал, сам не понимая что именно. И на этот раз не найдя ничего, вернувшись в собор и проведя утреннюю службу, я собирался подняться к себе в келью и продолжить поиски этого «чего-то», проведя ряд химических опытов. И если бы не одно «НО», я бы это сделал. Это самое «НО» сидело на коленях перед статуей Девы Марии и молилось, склоня свою светлую и кудрявую голову. Не знаю, почему я сразу не сказал, чтобы она — а это была именно она — ушла из собора немедленно, ведь служба закончилась. Но меня привлёк её образ: белое, недопустимо короткое — чуть ниже колен — платье, босые ноги и на вид ухоженные кудрявые волосы до лопаток. А аромат, что исходил от неё, дурманил мой рассудок. Ваниль и… какие-то цветы. Никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Спрятавшись в тени одной из колонн, я по непонятным мне причинам стал наблюдать за её молитвой. Её светлый во всех смыслах силуэт завораживал: невозможно было от него отвести глаз. Словно ангел, спустившийся с небес на грешную землю, чтобы направить на путь истинный. В какой-то момент мне стало мало видеть её со спины, и я захотел увидеть её лицо, превозмогая желание не беспокоить её и до конца дней своих простоять в тени, лишь бы она никуда не уходила. — Кто вы? И что вы здесь делаете? Женщинам нельзя посещать собор не во время утренней или вечерней службы! — получилось грубее и громче, чем хотелось бы. Да и от меня не скрылось её вздрагивание, и то, как она закрыла уши от пронёсшегося по собору эхо. Когда девушка повернулась и безошибочно определила колонну, за которой я стоял, я обомлел. Это не просто девушка с внешностью ангела, это Богиня. Да-да, Богиня Луны: бледное лицо, глаза, словно изо льда, обрамлённые пушистыми ресницами, пухлые губы, к которым так и тянет прикоснуться. — Простите меня, пожалуйста, я честно не знала. Просто… дверь была открыта и я… — едва слышно пыталась оправдаться она. Видимо, не найдя слов, она поднялась с колен и направилась к дверям. А меня охватила паника. Дурак! Вот знал же, что надо было промолчать. Сейчас же велик риск, что она уйдёт, а я так и не узнаю о ней ни-че-го! — Стой! — поспешил я остановить юную красавицу — Кто ты, дитя моё? Недолго поколебавшись, я всё-таки подошёл к этой луноликой*. Каково же было моё удивление, когда она поприветствовала меня, как архидиакона, попросив благословения, а ведь я был скрыт под капюшоном. Вроде обычные слова были произнесены ею, но внутри по всему телу пронеслась, словно цунами, волна тепла. Неужто это луноликая ведьма?! И она околдовала меня, пленив своим образом и голосом! Как можно вызвать одним своим словом такие противоречивые чувства, лишь своим голосом и взглядом, которым можно обжечь, словно языки пламени в Адском костре, но в то же время подарить долгожданную прохладу, способную залечить все нанесённые ранее ожоги. Не находя смысла прятать своё лицо, я всё же снял капюшон. Не знаю, чего я ожидал от незнакомой девы, но её выражение на мгновение мне показалось удивлённым, лишь на мгновение, но мне и этого хватило. — Мария, меня зовут Мария, — снова смутившись и потупив взгляд, представилась девушка. Мария… и вправду Богиня… — Откуда же ты тогда, дитя? — подавляя в своём голосе хрипоту, поинтересовался я. А вот тут она занервничала. С чего бы это? — Я… эм… Я из… После минутного наблюдения за скоротечно меняющимися эмоциями на лице… Марии, в мою голову внезапно пришла весьма пренеприятнейшая догадка. Я готов упасть к её ногам, молиться, чтобы это не оказалось правдой. — Ты цыганка? Как бы я ни старался подавить гнев и брезгливость к этому слову, у меня не получилось. О, Дева Мария, за что? Почему эта девушка так долго молчит? — Что…? — нервно спросила Мария, — Нет, конечно. Я просто… Не знаю. Меня… Когда мне было 5 лет, меня украли…! И продали… цыганам. Я первый раз в Париже, но я много слышала о Нотр-Даме! Еле заметно тяжело выдохнул. Даже если она и… цыганка, она не язычница, пришла в собор и молилась. — Ладно, сделаю вид, что поверил тебе, девушка. Но, если тебе ещё раз захочется помолиться перед или после службы, можешь придти. Я разрешаю. Я даже и не ожидал, что мои слова вызовут в девушке такой восторг, словно я подарил маленькой и безвольной птичке свободу. Если бы меня под пытками заставили признаться что произошло дальше, я бы не смог вымолвить и слова. Столько чувств переполняло меня, что я запомнил лишь то, что дева спросила моё имя и убежала. О, Дева Мария! Неужто это твой дар мне за мои труды и верную службу, или же это прислужница дьявола, пришедшая на грешную землю, притворившись твоей слугой…