***
Ранчо «Золотой Принц», Вайоминг, 3 года назад Данте прижимался спиной к буфету с тончайшим фарфором, услышав, как за спиной предупреждающе зазвенела посуда. Буфет был ручной работы, и одной из немногих вещей, которые Сулла сохранил в память о покойной жене. Это была фамильная реликвия, созданная ещё одним из её предков Уиллом Мейкписом, кажется, братом прабабушки, или вроде того. В буфете стоял набор веджвудского фарфора. Магия пульсировала в пространстве деревенской кухни, как неконтролируемая аура Данте, так и злобная сила Суллы Принца. Мальчик немного вызывающе стоял перед отцом, высоким мужчиной с аккуратно подстриженными волосами цвета полуночи и ледяными голубыми глазами. Сулла Принц был довольно привлекательным мужчиной и человеком, умеющим пользоваться своей внешностью, чтобы вводить в заблуждение людей и заставлять их считать, что он просто недалёкий красавчик. Но внешность часто бывает обманчивой, уж Данте хорошо это знал. Сулла мог выглядеть богатым легкомысленным плейбоем, но это было лишь видимостью, скрывающей жестокого беспощадного бизнесмена и тёмного мага. Он гордо стоял перед сыном, его костюм-тройка из «Севилл-Роу» смотрелся неуместно на этой скромной кухне с белыми ситцевыми занавесочками, голубым кафельным полом и обшитыми вагонкой из орехового дерева стенами. Столешницы и столовые приборы сияли чистотой в соответствии с высокими требованиями к чистоте Воробушка. Данте поднял руку, чтобы защитить лицо, хотя на одной щеке уже был виден отпечаток ладони Суллы. — Сэр… пожалуйста… не наказывайте Воробушка… Это была моя идея учиться у шамана Орлиного Глаза, всё, что она сделала, это отвела меня к нему… — Она забыла своё место! — рявкнул Сулла. — Я нанял её экономкой, кухаркой и няней-служанкой, не более! Она не имела права поощрять моего наследника учить низшую магию язычников! — Их магия ничуть не хуже, сэр! Просто другая! — воскликнул Данте, слишком поздно осознав свою катастрофическую ошибку — начать перечить разъярённому волшебнику, которого связывало с ним лишь кровное родство, но никак не симпатия. — Низшие! — сплюнул Сулла. — Считаешь, что знаешь лучше меня, мальчишка? Ты, самонадеянная мелкая тварь! Я тебя породил и привёл в этот мир, но могу и убить, клянусь богом! Его рука взметнулась и ударила сына по лицу, отчего у мальчика появился звон в ушах, а голова ударилась о нижнюю полку с нагромождённой на ней посудой. — Мне не следовало оставлять тебя так долго на её попечении… Вижу, что она развратила тебя… — разглагольствовал Сулла. — … забила тебе голову всякой чепухой о равенстве и позволила учиться магии земли у её народа! Ты МОЙ наследник, ты выше таких вещей, это ясно? Испуганные карие глаза встретились с холодными голубыми, прежде чем мальчик опустил взгляд и уставился на носки своих сапог, пыльных от недавней верховой езды. — Да, сэр, — пробормотал он в надежде, что отец быстро успокоится и уйдёт, как всегда до сих пор делал. Обычно его визиты были редкими, но на этот раз он появился без предупреждения и потому застал Данте по дороге домой от своего наставника, шамана Орлиного Глаза. «Хоть бы он поскорее вернулся в свой Нью-Йорк», — мелькали бунтарские мысли в голове Данте. — «Он же ненавидит это место, приезжает лишь дважды в год! Жду не дождусь, когда он, наконец, уедет! Пусть возвращается к своим брокерам с Уолл-стрит, к молодым любовницам и зарабатывает деньги, или чем он там ещё занимается! Мы с Воробушком не нуждаемся в его чёртовых правилах!» — Ты слышал меня, сопляк? Ты полностью подчиняешься мне и никак иначе! — ледяные глаза сверкнули внезапным торжеством. — Думаешь, что тебе всё и на этот раз сойдёт с рук, не так ли? Тебе и этой скво? Данте покачал головой, внезапно испугавшись. Сулла был непредсказуем и опасен, как удар молнии — факт, который знали все… особенно, когда ему перечили. Никто не переходил дорогу Сулле дважды. Сулла поднял кулак, и окружающая магия вспыхнула вокруг зеленовато-алым светом. Данте помнил, что такая аура указывает на разрушительную и мощную магию — магию для врагов, так говорил ему один из репетиторов месяц назад, показывая и объясняя, как распознавать различные типы заклинаний по цветам ауры. — Не надо! — воскликнул он, отчаянно пытаясь защитить Воробушка, единственного человека, который когда-либо по-настоящему заботился о нём, женщину племени Сиу, которая всегда была рядом и стала для него матерью, которую он никогда не знал, но которую Данте полюбил всей душой. — Не трогай Воробушка, папа. Она ничего не сделала, только выполнила мою просьбу! Я попросил её найти мне нового учителя после того, как мистер Брэдшоу уехал… Но Сулла, казалось, не слышал его мольбы, он был слишком поглощен жаждой покарать и насладиться страданиями того, кто посмел ослушаться. — Эта выскочка заплатит за своё вмешательство! — рявкнул раздражённый отец. — Нет! Пожалуйста, если хочешь кого-то проклясть… прокляни меня… — умолял Данте. — Это я во всём виноват, не Воробушек… — Я поступлю так, как считаю нужным, щенок! — взревел Сулла. Данте с ужасом посмотрел на него, внезапно разозлившись. — Да, пошёл ты! — он отлично знал, что за этим последует, но пусть уж лучше пострадает только он от темперамента Суллы, чем Воробушек. Не станет Сулла убивать своего единственного сына, наследника его империи… а вот Воробушка — запросто, для него она была меньше, чем пустое место. Он, не раздумывая, быстро и мучительно прикончит её. — Похоже, тебе необходим ещё один урок послушания, Данте… Сулла махнул рукой, и красноватое проклятье охватило десятилетнего ребёнка, заставляя его кричать и корчиться в агонии, как будто сгорал заживо… Когда мальчик упал на пол, отец продолжил стоять над ним, на его красивом аристократическом лице, холодном и жестоком, сейчас было выражение удовлетворения и торжества, что немного растапливало лёд его голубых глаз. Ребёнка всё больше охватывала боль, и он уже думал, что ошибся, и Сулла всё-таки убьёт его, как и очередную свою жертву… Внезапно в воспоминаниях появился новый персонаж, высокий мужчина в чёрной мантии и исходящая от него огромная сила холодно зелёного цвета с синим и фиолетовыми оттенками — аура цвета носителей Старой Крови, Мастеров многих дисциплин. — Хватит! Слово было произнесено тихо, но в нём звучало столько уверенности и силы. Он сделал лишь одно движение палочкой, и Сулла превратился в прах и был развеян. Затем мужчина снова взмахнул палочкой, и жуткая агония прекратилась. — Данте, — негромко проговорил его защитник в чёрном, голос его был мягким и обволакивающим. — Никто больше никогда не причинит тебе боль, дитя. Его рука мягко подхватила мальчика и поставила на ноги. — Пойдём, пора просыпаться. Ты в безопасности. Данте ощутил, как невольно прижимается к высокому волшебнику, зарывшись лицом в чёрную мантию, и медленно отступают страх и боль, как и положено при пробуждении от кошмара. Он осознал две вещи: Воробушек была в безопасности, и защитник в чёрном никогда не позволит навредить ему, не важно, почему. Сон развеялся, когда Данте начал успокаиваться, а его сознание проясняться…***
В апартаментах Снейпа, в настоящем… Северус работал со скоростью мысли, блокируя жуткие травмирующие воспоминания подсознания и отправляя их обратно в глубокий сон, что было под силу лишь очень опытному мастеру-окклюменту. Затем он аккуратно вышел из разума Данте, спрятав палочку в рукав, как раз в тот момент, когда мальчик моргнул, полностью проснувшись. Карие глаза были красными от слез, но они очень быстро сфокусировались на одетом в чёрное волшебнике, сидящего на краешке его кровати. Рука мальчика с тонкими длинными пальцами крепко сжимала его правое плечо. — Х-м… Северус? — Да, это я, Данте. Тебе приснился жуткий кошмар, хотя, скорее уж воспоминание. Ты творил спонтанную магию во сне, — мягко успокоил его Северус, похлопав по плечу мальчика. — Правда? — Данте зевнул, почувствовав, что его пробрал озноб, а потом он покраснел от стыда. «Господи, он, должно быть, услышал, как я кричал или ещё что-нибудь в этом роде. Совсем как маленький!» Он опустил взгляд на одеяло, накрывающее его, одной рукой он сжимал его, а другой вцепился в рукав Северуса. — Я… теперь в порядке, — быстро соврал он, зная, что лучше не демонстрировать собственную уязвимость перед взрослым, имеющим над нем власть. И всё же, что-то внутри него побуждало довериться этому волшебнику. Он чувствовал, хоть и не знал, откуда, что Снейп не станет насмехаться над ним за кошмары. Но кузен продолжал смотреть на него проницательным и сочувствующим взглядом обсидиановых глаз. — В порядке? Позволю себе не согласиться, — тихо ответил профессор. — Никто никогда… не бывает в порядке после приступов травмирующих воспоминаний. Уж я-то знаю. — Да откуда тебе знать? — пробормотал мальчик, опустив взгляд на собственные руки, но как бы он ни хотел, не мог прямо сейчас отпустить рукав профессора и одеяло. — Ты никогда не был ничьим «мальчиком для битья»! — Ошибаешься, — ответил Северус, чувствуя, что только откровенный разговор о собственном прошлом поможет сейчас этому ребёнку. Зарождающееся доверие между ним и кузеном было сейчас очень зыбким, и только с общим налаживающимся взаимопониманием будет возможно начать и процесс исцеления. Мальчик испуганно и удивленно поднял карие глаза на него: — Да, ладно! Быть такого не может! Северус в ответ печально кивнул: — Да, так оно и было. Больше двадцати лет назад, но я этого никогда не забуду. Как и ты, я был жертвой жестокого и непредсказуемого характера отца… снова и снова. Рука Данте судорожно сжала ещё крепче рукав волшебника. — Твой старик тоже проклинал тебя? И ненавидел за то, что ты слишком часто ему: «перечишь, имея на всё собственное мнение, но недостаточно мозгов, чтобы держать язык за зубами?» — он процитировал то, что обычно Сулла говорил ему перед тем, как наказывать. Северус накрыл дрожащую руку Данте своей. — Нет, мой отец — Тобиас не был волшебником. Его любимым методом воспитания был старый добрый ремень или розги. И он ненавидел меня за то, что я был одарён магией, и не был, как он выражался «нормальным мальчишкой». Тобиас хотел, чтобы его сын увлекался спортом и регби, а вместо этого у него был я, предпочитающий книги и учёбу, и был умнее отца даже в лучшие его годы. Он был пьяницей и наркоманом, что конечно же не оправдывает его отношения, потому что ничто не может оправдать такое. Трезвый ли, пьяный, он был отвратительным человеком. — Как и мой отец, — прошептал Данте, ощущая, что мужчина не врёт ему. Это не было уловкой, чтобы втереться к нему в доверие. Дрожь пробежала по спине мальчика при воспоминании о ледяном взгляде голубых глаз Суллы, он всегда смотрел на него осуждающе и никогда не был доволен. Так было до тех пор, пока Данте не оставил все попытки угодить этому невыносимому человеку. — Мой старик вечно был недоволен мной, — со злостью воскликнул он, — не важно, как сильно я старался… — … ему всегда было мало, — закончил за него Северус, унылую выстраданную истину, — … но ты продолжал пытаться снова и снова, потому что в душе очень надеялся, что в один прекрасный день он наконец-то будет гордиться тобой, но этого так и не произошло… потому что такое ничтожество не способно гордиться даже собой, не то что по-настоящему оценить тебя. Данте на это тихо всхлипнул. — Ты и правда всё понимаешь. Отец всегда кичился тем, как много у него денег, и как много он сделал, чтобы репутация и имя Принцев чего-то значили… а мне было плевать, даже когда он вбивал в меня это. Всё, чего я хотел… это его признания, чтобы он сказал, что гордится мной… хотя бы раз, один лишь раз… но этого так и не случилось… а теперь никогда и не случится… — он замолчал, закрыв глаза, чтобы не разрыдаться. Северус вздохнул, с обжигающей ясностью вспоминая, как Тобиас в своё время точно так же отвергал и его, даже спустя столько времени, и это было гораздо больнее, чем все порки вместе взятые. — Нет… не случится… и это больнее любого проклятия или побоев… Данте с трудом сглотнул, отрывисто кивнув. Он открыл глаза и сморгнул ненавистные слёзы. — Как ты смог побороть это, Северус? — Это… было не просто, — признался волшебник. — Сначала тебе нужно осознать, что причина нелюбви твоего отца вовсе не в тебе, в этом не было ни капли твоей вины. Точно также, как и я не был виноват в том, что Тобиас ненавидел меня. — Не было моей вины? Но… может быть, если бы я поступал, как он хотел… — начал было Данте. На глаза снова навернулись слёзы, и он быстро схватил протянутый профессором платок. Мальчик высморкался и вытер глаза. — Нет, малыш, — профессор сжал его руку, — потому что то, чего он хотел было неправильным. Он хотел, чтобы ты стал тем, кем ты никогда не был и не должен становиться, и это — последнее, к чему ты должен стремиться. Ты можешь быть его сыном, но ты не он. Ты другая уникальная личность, и это было бы очевидно для Суллы, окажись он адекватным и нормальным родителем. Понимаешь, что я имею в виду? Данте молчал несколько долгих мгновений, обдумывая сказанное Северусом. Наконец, он кивнул. — Да, он должен был мной гордиться, несмотря ни на что, — его рука отпустила одеяло и сжалась в кулак. — Я бы никогда не был таким со своим ребёнком! Никогда! Гнилой ублюдок! Всё, что его волновало — это лишь он сам, проклятый эгоист! — Как и мой отец, — согласился Северус. — Понимая это, я в конце концов смог осознать, что не нуждаюсь в его одобрении, потому что это означало бы лишь то, что я превратился в него, и будь я проклят, если позволю этому случиться! — он осторожно ухватил двумя пальцами за подбородок Данте и чуть приподнял лицо. — Я надеюсь, что однажды ты тоже сможешь это осознать и принять. — Я… я пытаюсь, Северус… просто иногда… забываю… Северус кивнул. Ещё он знал, что поиск другой авторитетной фигуры или суррогатного отца так же может помочь, как случилось у самого Северуса с профессором Джо Мэдли из Академии Зельеваров. Но он понимал, что Данте ещё точно не был готов услышать от него такой совет. — А кого ты пытался защитить от Суллы во сне? — спросил Северус, ощутив, что напряжение подростка немного спало. — Ты знаешь о Воробушке? — воскликнул Данте. — Только с твоих слов во сне, когда ты умолял отца не наказывать её. Хочешь поговорить об этом? Данте прикусил губу, обдумывая ответ. — Да… наверно… ты всё равно немного в курсе… Голубой Воробышек была нашей экономкой из племени Сиу, работала на ранчо «Золотой Принц». По крайней мере, для этого её нанял отец. Она должна была вести хозяйство, присматривать за мной и готовить. Её английское имя было Марианна Старк. Но её Оглала было Голубой Воробушек, и именно так она предпочитала, чтобы её называли друзья. Мне было два — почти три года, когда отец оставил меня с ней. Он обычно отсутствовал большую часть года, жил преимущественно в Нью-Йорке, и путешествовал по Америке и другим странам, покупая и продавая редкие магические артефакты и расширяя компанию «Принц Энтерпрайзис». По крайней мере, он этим оправдывал свои редкие визиты и встречи со мной лишь на Рождество и День Рождения. Когда я был маленьким, то спрашивал его об этом, но потом перестал, осознав, что, когда он дома это отнюдь не благо. Он никогда не был рад меня видеть… а когда я подрос стало ещё хуже. В любом случае, Воробушек вырастила меня, относилась ко мне, как к сыну, и я любил её, как родную маму, которой у меня никогда не было. Я никогда не смел говорить отцу об этом… он бы взбесился. Он считал Воробушка низшим существом, потому что она была обычной без магии и индианкой из племени Сиу. Собственно, это было одной из причин, почему он забрал меня с ранчо «Золотой Принц» … Запинаясь, Данте рассказал Снейпу о той ситуации, которая породила травмирующее психику воспоминание, объяснив, как он ненавидел саму мысль о необходимости покинуть ранчо, ставшее для него единственным родным домом, что он когда-либо знал, как и расставание с единственной матерью, которую он помнил в своей жизни. — … но у меня не было выбора. Я чертовски хорошо понимал, что если начну скандалить, он отыграется на Воробушке… как и на любом другом человеке, который был мне хоть немного небезразличен… Отец всегда достигал своих целей. Так или иначе. Но Воробушек… она всё правильно поняла… как и всегда. Я отдал ей Летунью, которая была на четверть лошадью, я вырастил её ещё когда она была жеребёнком, а она передала её мистеру Вудхарту, он жил на соседнем ранчо. Он сам был наполовину индейцем Оглала и разводил лошадей. Это был хороший дом для Летуньи, гораздо лучше, чем отправка в какую-нибудь школу верховой езды или на клеевую фабрику, как грозил отец. Расставаться с Летуньей было почти также больно, как с Воробушком, но уж лучше так, чем если бы отец убил её. Мистер Вудхарт писал мне ещё какое-то время после переезда в Манхэттен, рассказывал, как поживает Летунья, но спустя какое-то время это стало слишком рискованным, так что я перестал отвечать на его письма. Пока мальчик говорил, Северус внимательно его слушал, вспоминая, как подросток намеренно провоцировал его в кабинете после инцидента с летающим автомобилем. Теперь он отлично понимал, что творилось в голове у Данте. Точно также он себя вёл, когда Сулла угрожал жизни Воробушку — жертвовал собой, чтобы уберечь того, кто был ему небезразличен. «Конечно, же он не знал, что я никогда не причиню вред Гарри или Рональду, считая меня таким же, как Сулла», — думал Северус с невольным восхищением. — «Помоги мне Мерлин, но я вёл себя точно также, когда защищал маму от Тобиаса. Он ведь едва не забил меня до смерти в тот раз, когда я встал между ними, мне тогда было всего девять… единственное, что спасло меня — это спонтанная магия, отшвырнувшая его на другой конец кухни и ударившая о стену…» Он быстро поднял окклюменционные щиты вокруг этого воспоминания, не хватало ещё, чтобы и он кричал от ночных кошмаров. — После того, как этот сукин сын сдох… извини, что выражаюсь, но это — правда, я даже хотел закатить по такому случаю вечеринку, но побоялся, что кто-то узнает правду, так что… я притворился расстроенным на его похоронах, а потом, когда было зачитано завещание, я подумал, что ты такой же тиран, как и мой старик… вот потому я и вёл себя, как засранец, когда только переехал к тебе и Гарри… Воробушек бы устроила мне выволочку, если бы увидела, моё тогдашнее поведение… — Данте снова опустил взгляд на одеяло, сейчас он ощущал стыд и смущение, его щёки слегка покраснели. — Теперь я постараюсь вести себя нормально… я ведь не всегда такой… говнюк. От такого утверждения Мастер зелий невольно улыбнулся. — Даже если бы ты и был таким, поверь, я привык иметь дело с нахальными фамильярами и наглыми паршивцами, можешь спросить Гарри или Пройдоху. Я понимаю, что поделиться таким было… трудно, но, чтобы ты знал, я никому не скажу. То, что произошло сегодня ночью, останется между нами, Данте. — Спасибо, Северус. Я это уже и так как-бы понял. Гарри говорил, что ты умеешь хранить секреты, думаю, это имеет смысл, учитывая твой шпионский опыт. — Гарри прав. Если тебе когда-нибудь захочется поговорить, ты всегда можешь прийти ко мне. Будь это днём или ночью, я найду для тебя время и выслушаю. А если ты не сможешь обратиться ко мне, поговори с Гарри, он тоже знает не понаслышке, что такое жестокие родственники. — Да, он как-то обмолвился о Дурслях, пока мы летели сюда, — пробормотал Данте. — Ещё одни козлы! — Данте! — автоматически одёрнул его Северус. — Понял, извини, но такие люди вызывают у меня жгучее желание проклясть их до седьмого колена, — вздохнул подросток. — Поверь, я отлично понимаю твои чувства, но всё-таки постарайся выражать их иными словами. Почему-то я сильно сомневаюсь, что Голубой Воробышек одобрила бы твой жаргон. — Уж точно нет. Она бы заставила меня сожрать перец! — недовольно ответил Данте. — Тогда, мистер Принц, вам лучше следить за своей речью, — поднял бровь Северус. — Ладно, Северус, — мальчик нахмурился, глядя на одеяло, которое было мятым и мокрым, и неприятно обвивалось вокруг него, как и смятая простыня. Он провёл рукой по противной ткани, и после тихо произнесённых заклинаний, они высушились и распрямились. Мастер зелий только поднял брови, но ничего не сказал на применение беспалочковой магии. Вместо этого он заметил: — Я бы на твоём месте ещё бы и пижаму сменил. Она выглядит влажной от пота, а тут весьма прохладно. Пока ты будешь переодеваться, могу принести тебе «Сон без сновидений» или предпочитаешь чай? — Э-э… лучше чай. Воробушек заваривала мне чай с ромашкой, лавандой и мёдом, когда я был маленьким и не мог заснуть, — припомнил Данте. — Надо же, прямо как у меня. Все составляющие из моего личного «антистрессового набора», как это называет Пройдоха, — ответил профессор. — Сейчас вернусь с чаем. Да, и волосы высушить не забудь, — он кивнул на мокрые от пота пряди Данте. — Да, мамочка, — решил поддразнить его подросток, неловкость, которую он ощущал в начале их неожиданного разговора, исчезла сейчас без следа. Северус на это только закатил глаза. — Наглый паршивец! — пробормотал он, уходя на кухню. Данте невольно улыбнулся от такого знакомого ворчливого, но заботливого тона. Он напоминал ему о Воробушке. Затем мальчик выскользнул из кровати и сделал так, как велел Северус. Он ощущал странное и непривычное чувство умиротворения от того, что Северус заботится о нём, настолько, что даже беспокоится о его комфорте. Данте привык заботиться о себе сам с тех пор, как переехал в Нью-Йорк, и, хотя многочисленные правила Снейпа его раздражали, он совершенно не возражал, что кузен настолько сильно заботится о его благополучии. Именно такое отношение он мечтал получить от Суллы, до того, как осознал, что отец просто не способен на заботу о сыне, лишь о его теле, как будущем наследнике имени и состояния. Но, возможно, теперь он получит сполна то, что так сильно желал от опекуна? Данте покачал головой, надевая свежую пижаму. «Глупо мечтать о несбыточном», — напомнил он себе, — «Северус может понять жестокое обращение ублюдка, но он будет точно зол на тебя, когда узнает, что старые знакомые отца заставили согласиться расплатиться по его долгам». При мысли о тех уродах в масках, таких же злых, как и его отец, Данте ощутил тяжесть в желудке. Он жалел, что струсил и у него не хватило мужества признаться в этом профессору, но при одной мысли о том, что они причинят боль его кузенам, мальчика бросало в дрожь. «Я не могу так рисковать. Мерлин, помилуй… но если что-то пойдёт не так, то пострадаю, по крайней мере, только я, а не они… Да, так будет лучше». Рука Данте непроизвольно сжала волшебную палочку, он с грустью подумал: «Что там этот старик Олливандер вещал? Дерево боярышника — одновременно благословение и проклятье. Палочка, предназначенная исцелять и защищать, но также она способна и разрушать, если её владелец имеет дурные наклонности. Только сильный маг может совладать с такой палочкой». Школьник отложил палочку на прикроватной тумбочке перед тем, как забраться в кровать и сесть на ней, скрестив ноги. Он ещё подивился, как какая-то деревяшка может определить, к чему у него есть склонности, а к чему нет, если он и сам в этом пока не уверен. Но одно мальчик знал точно: никогда не будет он таким, как отец. После выполнения задания Пожирателей Смерти или как они там себя зовут, он покончит с ними раз и навсегда. По крайней мере, он сам себя в этом сейчас убеждал. Затем решил, что наверно и к лучшему он получил запрет на походы в Хогсмид в октябре. Было у Данте такое ощущение, что тёмные колдуны не могли проникнуть в школу и связаться с ним. Если он прав в своей догадке, то Хогвартс оказался сейчас единственным безопасным для него местом. Северус постучал в дверь, а затем вошёл. Сервированный поднос летел перед ним, приземлился на стол. Северус отлевитировал чашку чая своему подопечному, который её принял, негромко поблагодарив. — Ты тоже владеешь беспалочковой магией? — заметил мальчик, отпивая сладковатый напиток. — Да, это одна из дисциплин, которые я освоил, — ответил Северус, усаживаясь рядом и отпивая из собственной чашки. Данте внимательно его разглядывал поверх краёв чашки. — А ты чертовски много умеешь, не только зелья варить. — Тебя это удивляет? — спросил Снейп, слегка развеселившись. — Нет… Ворон мог выбрать лишь лучшего, — сказал Данте. Он вздохнул, когда исходящий от чашки пар укутал лицо. — Интересно, как там Пройдоха справляется со своими птенцами? — Узнаем, когда он вернётся, — ответил Северус. В этот раз он скучал по своему пернатому «альтер-эго» гораздо сильнее обычного. Он очень надеялся, что у этого болтуна всё в порядке. Они продолжили пить чай в дружелюбном молчании, узнавая друг в друге родственную душу, хотя Данте пока и не хотел признавать этого. Мальчик допил свой чай раньше Северуса, который чуть замешкался. Чай возымел своё действие. Снейп заметил, что мальчик уже клюёт носом. Мужчина забрал чашку из его рук. — Ложись спать, Данте, — мягко велел профессор. Мальчик зевнул, натягивая на себя одеяло. Он чувствовал, как его охватывает сонливость, но какая-то часть Данте боялась, что стóит ему закрыть глаза, кошмар вновь повторится. — Северус? — Да? — Э-э… ты не мог бы побыть со мной, пока я не усну? — прошептал он. — Конечно, я именно так и собирался поступить, — спокойно ответил Снейп. — Спасибо, — прошептал Данте, закрывая глаза. Перед тем, как провалиться в сон, он ощутил, что Северус на мгновение взял его за руку. Мальчик слегка усмехнулся, потому что чувствовал себя сейчас в безопасности, ведь Снейп присматривает за ним, и он спокойно поддался зову Морфея. Профессор подождал, пока не убедился, что чай, в который он украдкой добавил несколько капель «Сна без Сновидений», подействовал, прежде чем убрать руку. — Спокойной ночи, наглый Принц, — шепнул Снейп, затем встал и бесшумно покинул комнату, только мантия взметнулась.***
Гриффиндорская Башня Гарри спал и ему снился весьма странный сон, что он бродит по тёмной тропинке, едва освещённой звёздами. Какая-то часть его узнала дорогу в Хогвартс, но, казалось, что путь в замок был бесконечно далёк. Он бежал, но его ноги как будто увязали в зыбучих песках. — Иди ко мне, милый мальчик! Выходи! Выходи, где бы ты ни был! Певучий голос раздался у него за спиной, полный сладкого предвкушения и томления. На мгновение Гарри даже подумал, а не подождать ли, когда обладатель дивного голоса найдёт его, но интуиция предостерегала, что это будет очень плохой идеей, так что он продолжил пробираться к замку. Гарри лишь раз обернулся и увидел силуэт преследующего его существа, появившегося на фоне светящегося шара полной Луны. У создания были крылья, как у огромной птицы, длинный хлёсткий хвост, как у дракона и когти на передних лапах, как у гигантской кошки. Голова его с разветвлёнными, подобно оленю, рогами, напоминала оленью лишь отдалённо, потому что открытая пасть обнажала хищные клыки. — Тебе никуда не спрятаться, милый мальчик! Выходи, малыш! Поиграй со мной! — вырвался сладкий завораживающий голос из пасти странного создания, такой манящий и настойчивый, будто зов старого друга. Только Гарри уже понял, что это существо было отнюдь не дружелюбным, а наоборот, желало ему лишь зла. Он взмахнул палочкой и внезапно оказался завёрнутым в мантию-невидимку. Он быстро натянул капюшон и исчез из видимости, молясь, чтобы этого оказалось достаточно для маскировки от чудовища. Мальчик уже был почти у ворот замка, когда ало-золотой дракон внезапно спикировал с парапета и напал на преследующую его полуптицу. Гарри узнал этого дракона и с восторгом воскликнул: — Вивиан! Пендрагон взревел и испепелил монстра, дав Гарри пересечь порог ворот на территорию зáмка. Оказавшись внутри, он почему-то побежал по другому коридору в незнакомую тускло освещённую комнату. Он повернул ручку в виде змеи и свалился в туннель в каменную пещеру со статуей огромной змеи. Он увидел фигуры в чёрных мантиях и масках, поющих какие-то заклятья и связанного, лежащего в центре пентаграммы Данте. — Беги, Гарри! Убирайся! — закричал он. Гарри выхватил палочку, но кто-то из замаскированных людей выбил её из рук заклинанием. Но не успел он убить Гарри, как вновь вернулась Вивиан и схватив его когтями, взмыла наверх с криком: — Спасу Гар-ри! Гарри вздрогнул и проснулся, оглядываясь по сторонам, но вокруг всё было тихо и безмятежно. Его соседи по спальне мирно спали и посапывали во сне. Он зажег неярким люмосом палочку, выглядывая из окна башни, и увидел серп зарождающегося месяца, спокойно плывущего по небосводу в окружении звёзд. Посмотрев на часы, мальчик убедился, что было только три часа ночи, слишком рано для подъема. «Что за странный сон», — подумал он, протирая глаза. Он хотел записать его в личный журнал, лежащий рядом с кроватью, который по совету Призрака специально завёл, чтобы записывать странные сны. Но затем широко зевнул и решил, что слишком устал, чтобы прямо сейчас браться за перо вóрона. «Завтра напишу. Может, папа сумеет объяснить мне, что это значит… если оно вообще что-то значит». Он наколдовал «нокс», погасив свет на палочки и зарылся в подушки, свернулся калачиком, подложил руку под щёку, снова глубоко проваливаясь в царство Морфея между одним вдохом и следующим. Когда Гарри вновь проснулся, солнце уже было высоко и свет проникал сквозь незанавешенное окно на его постель. Была уже пора вставать и одеваться. Сегодня по расписанию были сдвоенные уроки Чар и Зелий, как припомнил Гарри с лёгким зевком. Он надеялся, что там у него всё будет также замечательно, как и на Гербологии. Заранее прочитав заданную главу по Зельям, он знал, что этим утром, они скорее всего будут проходить Огнеупорное зелье, которое Гарри уже варил как-то летом с Северусом. Мальчику не терпелось применить на практике приёмы, которым его научил отец во время подготовки ингредиентов. Повязывая галстук, ещё один навык, которому обучил папа, Гарри задавался вопросом, станет ли Северус внедрять новую методику в свои уроки, о которой как-то упоминал при нём. Они тогда варили перечное зелье летом. Если Снейп решится на такое, то это будет означать для него нового партнёра во время совместной варки зелий в этом семестре. Гарри надеялся, что подружится с новым учеником или ученицей, которым также нравится варить зелья как и ему. Он взмахнул палочкой и провёл ею над мантией, используя разглаживающие чары, которым его тоже научил Северус, чтобы одежда всегда выглядела безупречно. Затем Гарри схватил сумку с учебниками и поспешил вниз по лестнице в Большой Зал. Его желудок заурчал в предвкушении завтрака. По пути его грубо толкнул Крайвен с усмешкой. — Пошевеливайся, Снейпи-бэбби! Гарри недовольно посмотрел на него: — Заткнись! — Да, да, посмотрим, какой ты храбрый, когда рядом нет свиты из поклонников и кузена-Принца! — насмехался четверокурсник. Гарри только закатил глаза. — Ты это о себе что ли? Он сделал ложный выпад, делая вид, что собирается обойти его слева, а затем быстро отскочил в противоположную сторону, проскользнув мимо четверокурсника справа. Проигнорировав недовольно смотрящего вслед Крайвена, Гарри вошёл в Большой Зал. Он занял привычное место за столом между гриффиндорцами и слизеринцами в ожидании друзей.