Поплачь где-нибудь ещё

      Спустя почти год нахождения в камере с заключёнными и почувствовав в полной мере на себе «прелести» тюремной жизни со всеми приложениями и добавками, Бэкхёна внезапно переводят в одиночную камеру, а спустя пару недель и вовсе в психиатрическую больницу. Стало ли от этого легче – если только физически. В первые недели Бэкхён примерно принимал всё, что в него запихивали, но постоянные головные боли и потеря ориентации в пространстве, забили во все колокола и он начал выплёвывать таблетки после ухода врача. Первое время он выходил в коридор в поисках хоть какого-то общения, если это можно назвать таковым, но получалось, откровенно говоря, плохо.       Раз в неделю - не реже, к нему впускали маму, которая, наверно, была единственной причиной сейчас терпеть и не сдаваться. Бён видел, как с каждым разом её лицо всё больше тускнело, с каждым визитом она старела буквально на несколько лет. Некогда черные как смоль волосы за один год полностью поседели, а морщинки покрыли аккуратное лицо. Бэкхён видел, он всё замечал, но до последнего эгоистично отказывался верить, что эти изменения не сулят ничего хорошего. Он надеялся, что когда-то всё наладится и будет по-старому. Но у судьбы на Бэкхёна были совсем другие планы.       Мокрый снег к концу дня перерос в противный дождь, который только увеличивал свои обороты. Как обычно, укутавшись в одеяло, Бэкхён вспоминал, как однажды под таким же дождём убегал от «стражей порядка», но поток воспоминаний прервал гость, которого он совсем не ожидал здесь увидеть.       - Как ты, Бэкхён?- неизменный пронзительный взгляд.       - Сами как думаете, следователь Ли? – прозвучало в укором в ответ.       - Сейчас не самый удачный момент язвить,- присаживаясь на стул, с толикой скрытой злости проговорил мужчина. – Бэкхён, - внезапно его голос смягчился, а затем последовало слишком долгое и давящее молчание. - Сегодня ночью твою маму нашли мёртвой.       Бэкхён перестал чувствовать своё тело - оно онемело, напрочь отказало. Рассеянный разум отказывался воспринимать и обрабатывать информацию. За несколько секунд его успело бросить в жар и продрогнуть от озноба, пробирающегося скрежетом до самых костей. Бэкхён закрыл глаза и, крепко сжав ватными руками волосы, в немом крике скатился с кровати на холодный пол. Слезы предательски отказывались течь, чтобы хоть как-нибудь выплеснуть всю боль наружу. И единственное на что было способно тело – истошный, оглушительный крик, который можно было услышать не то что во всех уголках больницы, но и на улице.       Пальцы на руках и ногах начали сгибаться в судорогах, живот скрутил сильнейший спазм, а дальше только толпа и глубокий сон.       Открыв глаза, первое, что увидел Бэкхён – то же лицо господина Ли, который, видимо, просидел тут всё время, пока первый был в отключке.       - Что с ней? – спросил Бэкхён, еле двигая побледневшими губами.       - Не выдержало сердце, - коротко ответил Ли, крепко взяв за руку Бёна, хотя, казалось, проявление чувств не свойственно этому человеку. – Брата поместят в интернат.       - Как он? – сглатывая ком в горле, произнёс Бэкхён.       - Ночью разбудил соседей стуками в дверь, а те вызвали скорую. Сону ещё маленький, не до конца понял, что произошло. Он пока в нашем отделении, - голос следователя уже нещадно дрожал и, в конце концов, он не смог сдержаться - одинокая слеза скатилась по смуглому лицу, оставляя за собой влажный след. – Прости нас, Бэкхён.       - Мы не общались пару дней, а ты за это время успел совершить тупейший поступок, Пак? – не унимался Чонин.       Сегодня ночью Чанёль был свободен и решил наведаться к старому другу, чтобы оповестить о происходящем в его жизни. Сказать, что Ким был недоволен поступком Чанёля и идеей оказать мнимую помощь преступнику, это не сказать ничего. И слава Богу, что Пак сдержался и умолчал о поцелуе.       - Я пытаюсь ему хоть как-нибудь помочь, Чонин, и поверь, только за два дня в таком месте у меня начинаются проблемы с головой, а он там пять грёбаных лет, - говорит Чанёль, отложив в сторону бутылку пива.       - Он убил мою сестру и пятерых ни в чем неповинных людей, Пак, всё давно решили и его посадили – он убийца, серийный маньяк, жестоко расправившийся с людьми, - на повышенных тонах, яро жестикулируя, проговорил Ким. – Прошу, не строй из себя спасителя, чтобы все труды не вышли даром.       - Главное – чтобы ты сам поверил в эти слова, - сквозь зубы выдал мужчина.       Разговор не клеился от слова совсем. Явившись на порог дома своего друга, Чанёль надеялся на хоть какое-то понимание с его стороны. Чонин прекрасно осознавал, что Бэкхён просто оказался тем самым "козлом отпущения", который был необходим в сложившейся ситуации, а Пак пытался вразумить друга, даже спустя столько лет, не оставляя надежд на малейшее проявление совести. Но тот вбил у себя в голове, что за убийство его сестрёнки кто-то уже отбывает наказание, а значит, он виновен - и эта совершенно глупая и эгоистичная мысль укоренилась в подсознании друга, видимо, уже навсегда.       Тишину прервал голос Чонина:       - Не натвори и дальше глупостей, Чанёль. В случае малейшей ошибки ты испортишь и себе жизнь, а Бэкхёну терять уже нечего.       Пак крепко сжал ладонь, в попытках сдержать себя и не пройтись им по лицу друга. Но и его голову не покидала отвратительная мысль, что с какой-то частью слов, как бы трагично это не звучало, он был согласен. У Бэкхёна нет матери, друзей, младший брат оставил его только в детских воспоминаниях, а у него любящая жена, которая ждёт его дома. Но значит ли это, что Бён уже потерял все права на счастливую жизнь и достоин ли сам Чанёль такого счастья?       Поток мыслей прервал звон бутылок, а точнее Чонин, который чокаясь, подмигнул другу и со словами: «за твой здравый смысл» начал вливать в себя литры пива. Чанёль, стараясь не отставать, последовал его примеру, напрочь забывая о «любящей жене, ждущей мужа дома».       На одном пиве мужчины не остановились, заменяя его напитками покрепче, увеличивая градус и как результат, наутро получая жуткое похмелье: головную боль и болезненную сухость в горле.       Не успел Чанёль открыть глаза, как громкий сигнал будильника набатом прозвучал в голове, отдавая давящей болью в висках. С трудом достав до экрана и, касаясь куда попало, лишь бы не слышать губительный шум, он выключает будильник. Яркий свет, пробиваясь сквозь незашторенные окна, бьёт по глазам, которые еле фокусируются, осматривая комнату: куча бутылок на столе, будто они ограбили алкогольный магазин, пьяное тело Чонина, развалившееся недалеко на диване и выпускающее слюни прямо на подлокотник.       Первая попытка встать оборачивается неудачей, всё-таки барный стул вкупе с твёрдой поверхностью стола не самое удобное лежбище и спина к такому не привыкла. Наконец, встав на ноги со второй попытки, Чанёль направляется прямо к кухонной раковине, чтобы как-нибудь привести себя в чувство. Холодная вода освежает, но становится ещё лучше, когда она, наконец, попадает в организм. Недолго думая, Пак берёт первую попавшую под руки чашку и, набрав воду прямо из крана, одним залпом вливает в себя её содержимое. Хоть как-то взяв себя в руки, он проверяет телефон на наличие оповещений: восемь пропущенных звонков и десятки оставленных сообщений. Уже привычное «задержался на работе» доставляется в ответ - никакого звонка и просьбы не беспокоиться, а лишь сухое сообщение, которое у Чанёля уже какой день сохранилось в быстром наборе.       В спешке приняв душ и накинув на себя одежду друга, потому что своя насквозь пропахла запахом алкоголя, как, впрочем, и вся комната, Чанёль покинул дом, не забыв до этого открыть окна, чтобы к моменту пробуждения Чонин просто не задохнулся.       Никакое похмелье не могло сейчас испортить настроение, ведь на улице второй день ярко светит солнце, а воспоминания вчерашнего вечера, которые мужчина не раз прокрутил в голове, грели душу, заставляя улыбаться как дурака. Более, факт, что он без происшествий, в таком состоянии доехал до лечебницы, радовал ещё больше.       Почти бесшумно открывая дверь в палату, Чанёль думал, что Бэкхён по-обычному спит или больше притворяется, но то, что явилось взору, повергло его, откровенно говоря, в шок. Бэкхён не лежал, повернувшись спиной, укутанный в одеяло, а сидел, с улыбкой встречая вошедшего.       - Доброе утро, - поприветствовал он, ещё больше шокируя Пака, который даже в мыслях, нет, в мечтах не мог представить такую картину.       - Доброе, - слегка с торможением, ответил Чанёль. – Как ты?       - Спасибо, - указывая на рядом лежащие листы и карандаш, и уже по традиции пропустив мимо ушей вопрос, с улыбкой проговорил Бэкхён.       Пак присел рядом с кроватью, осматривая труды Бёна – одни чёрно-белые пейзажи.       - Ты что всю ночь провел за этими рисунками?       Кивок.       - Раньше не замечал, чтобы ты рисовал пейзажи, - с толикой осторожности произнес Пак.       Конечно, это Чанёля насторожило. Он не раз был у Бэкхёна дома, но ни разу не замечал что-то кроме человеческих портретов. Несколько лет назад он на это даже не обратил бы внимания, но сейчас, после произошедшего, когда тонкие людские черты сменились на широкие, беспорядочные пики лесных массивов, снежные верхушки гор и окраины пустых полян, что из-за чёрно-белого, как в старых минутных фильмах братьев Люмьер, окраса навевали нарастающее жуткое чувство внутри.       - Мне хватило последствий от портретов, - наклоняя голову и всматриваясь на последние наброски, - да и к тому же, пейзажи расслабляют, - говорит Бён.       - Я рад, что ты нашёл, чем себя занять. Тогда может принести карандаши, краски, я не знаю, что-то ещё.       - Ненавижу карандаши, а акварелью слишком муторно в таких условиях. К тому же, есть что-то завораживающее в таких рисунках, они, навевая тоску, отчуждённость и обрамляя эти чувства бесцветной недосказанностью, будто отражают в себе эмоции автора, – откладывая лист, Бэкхён всем телом поворачивается к Чанёлю. - Хочется завершить, добавить все недостающие краски, но сейчас не время. Пока я хочу их видеть в таком виде, тебе не кажется, Чанёль? – свесив ноги на пол, по обе стороны от колен, сидящего на корточках мужчины, интересуется он.       Бён опускает руку на плечо Чанёля, второй приподнимая подбородок. Взгляд Бэкхёна завораживает, в нём нет той безумной ухмылки, но и нет той чистоты, с которой он просил помощи, перед тем как провалиться в сон на несколько часов. Руки снова находят чужие холодные пальцы, накрывая их, и уже в паре оглаживая щеку, на которой за один день успела пробиться щетина. Ладонь накрывает губы Пака, что после глубокого вдоха, начинает оставлять россыпь коротких поцелуев на ней. Бэкхён впервые за много лет чувствует, как согреваются руки, сеть из темно-синих пятен отступает, возвращая им человеческий вид. И, похоже, то же самое происходит с сердцем - толщи льда, что его сковали столько лет назад, не то, что начали оттаивать, они начали рушиться вдребезги, как под давлением мощнейшего ледокола.       Бэкхён резко вырывает руку и, вскочив обратно на кровать, начинает хаотично собирать все принадлежности, дрожащими пальцами вкладывая оторванные листы обратно в блокнот. Но завершить работу не позволяют чужие губы, накрывшие его собственные. Он не успевает ничего предпринять, как уже оказывается поваленным на заправленную, впервые с их встречи, кровать. Тело отказывается противостоять натиску и прогибается, стараясь прижаться к нему плотнее. В ушах стучит, кончики пальцев на руках и ногах покалывают, а в горле встаёт ком, непонятно от страха неизвестности или наслаждения, лёгкие распирает из-за нехватки воздуха, но отпрянуть от чужих губ нет ни сил, ни желания. Чанёль грубо хватается за кисти рук, удерживая их над головой Бэкхёна, от чего к ним возвращается привычный холодный оттенок кожи. Стон сдержать не удаётся, когда язык проходится по подбородку, а губы продолжают за ним дорожку, останавливаясь на ярёмной впадине и, прижимаясь сильнее, доходят до ключиц, зубами оттягивая кожу, вновь зализывая это место, чтобы оставить россыпь меток, которые начнут в скором времени алеть на глазах.       - Чанёль, - томное обращение утопает в приглушённом стоне. К кистям вновь приливает кровь, когда они вырываются из плена, но руки пробираются под рубашку, очерчивая ребра и вызывая множество мурашек по всему телу.       «Чанёль, остановись, прошу» сквозь пелену возбуждения доносится до слуха. Руки, цепко ухватившись за плечи, отталкивают со всей, имеющейся на данный момент, силы. Вынырнув, как из-под толщи воды, Чанёль громко дышит в шею Бэкхёна - прийти в себя получается плохо, и как назло именно сейчас телефон начинает разрываться во входящем звонке.       С трудом оторвавшись от лежащего почти неподвижно с закрытыми глазами и дышащего через раз, чтобы ненароком снова не запустить пусковой механизм, тела, мужчина видит на экране короткую надпись: «Кёнвон». Пак нехотя проводит пальцем по экрану, принимая вызов и мысленно готовясь к надвигающемуся скандалу. Из динамика с перерывами слышится женский голос и бесконечная тирада слов на повышенном тоне.       - Я же написал, что задержался на работе, - дождавшись паузы, отвечает Пак.       - Нет, не мог, я был занят.       - Сегодня буду.       - Прости.       - Прости, - уже адресованное Бэкхёну.       - Жена? – привстав на локоть, спрашивает Бен.       - Да.       - И давно на работе наливают, что от тебя с утра разит алкоголем? – вопрос получается немного грубым.       - Мне нужно было расслабиться.       - Объездил все бары города, пока жена верно ждала тебя, не смыкая всю ночь глаз? Я думал, ты станешь примерным семьянином, а не алкашом, Пак Чанёль.       - Моя семья тебя никак не касается, - огрызаясь, сквозь зубы проговорил Пак, - и я пил с Чонином, а не шлялся по барам, Бэкхён.       Бён глубоко вдыхает и закрывает глаза, дабы не сорваться. Он бы предпочёл никогда в жизни не слышать это проклятое имя и Пак это прекрасно знает, он просто не имел права так поступать с Бэкхёном, как бы сильно тот не разозлил, просто не имел.       - Подожди, - но договорить ему не дает крик.       - Выйди вон! Не хочу тебя видеть! Ничтожество! Трус!       Подушка попадает Чанёлю прямо по лицу, но тот, отбрасывая её в сторону, приближается к Бэкхёну, в ответ получая пару ударов ногами по животу и жгучий след на щеке.       - Не кричи, - силой обнимая и прижимая к себе, - сейчас снова набегут со шприцами. Я не должен был, извини, но, пожалуйста, тише.       - Ненавижу, ненавижу тебя, - но просьба срабатывает и еще тише, уже куда-то в шею, - оставь меня одного, прошу, - захлебываясь в слезах, произносит Бэкхён.       Простояв в таком положении пару минуту, пока истерика не отступит, Чанёль выполняет просьбу и, оставляя короткий поцелуй на макушке, выходит из палаты.       - Всё хорошо, не стоит, - по пути он останавливает персонал, которые, в действительности, уже готовы были успокоить пациента, - в этом нет надобности.       - Что с лицом? – спрашивает один из них.       - Издержки профессии, с кем не бывает, - поглаживая место, по которому прошлась рука Бэкхёна, с легкой улыбкой отвечает Пак. – Но в этом нет надобности, - вновь повторяет, указывая на чужие руки мужчина.       Дождавшись, пока они полностью не скроются из вида и, убедившись, что Бёну ничего не грозит, Чанёль решает уйти домой пораньше, чтобы хоть как-то оправдать свои ночную пьянку.       Бэкхён сидел на паре, когда на телефон пришло сообщение «Есть окно. Свободен?». Он быстро набрал «Да, еще минут 20» и отложил телефон, чтобы его не заметил преподаватель. «Ок, в кафе через полчаса», а затем ещё одно «Малыш» - губы растянулись в дурацкой улыбке, что всё-таки не осталось незамеченным зорким глазом преподавателя.       - Студент Бён, я говорю что-то смешное или вы уже знаете всю информацию по теме?       - Извините, учитель Кан, - краснея, выговорил в ответ Бэкхён.       Пара длилась мучительно долго и спокойно выдохнуть получилось только когда двери кабинета остались позади.       - Бэкхёни, снова жених писал на паре? – схватив за руку, произнесла однокурсница и по совместительству подруга, с которой они познакомились ещё в первый день учёбы. – Когда ты нас уже познакомишь, а?       - Хоть прямо сейчас, он позвал в кафе недалеко от университета, пока выпало свободное окно.       - Ну не-е-ет, - жалобно протянула в ответ, - я обещала Чеён помочь разобрать тему, ну почему именно сейчас?       - Нет, так нет, - смеясь, произнёс Бён, - мне пора, я и так опаздываю, - и, помахав подруге, быстрым шагом ретировался, на ходу набирая сообщение известному адресату.       - Приятного аппетита, Ромео, - крикнула она вслед, обращая на себя внимание всех присутствующих в коридоре.       В кафе Бэкхёна ждал сюрприз в виде не одного Чанёля, а сидящих рядом двух незнакомых людей.       - Извини, - но быстро опомнившись, - извините, нас немного задержали, - в поклоне произнёс Бён.       - Бэкхён? – в замешательстве спросил незнакомый парень, получая в ответ непонимающий взгляд Чанёля.       - Вы знакомы? – спросил последний.       - Нет, но я его видел. Ты ведь из нашего университета, верно? Медицинский?       - Да, но я Вас не видел, - наконец присаживаясь рядом с Чанёлем, ответил Бэкхён.       - Видимо, ты не такая звезда, коего из себя строишь, - наконец, улыбаясь, подала голос девушка. – Ким Миён, - осматривая его и протягивая руку, приветствовала она.       - Ким Чонин, - не отставая, произнёс второй, - приятно познакомиться.       - Бён Бэкхён, - с улыбкой пожал руки юноша.       - Всё, все познакомились, можно уже начнём кушать, я голоден как волк, - сказал Пак.       Обед проходил вполне спокойно, за исключением уймы вопросов от Миён, которые лились на Бэкхёна один за другим. Наконец, взять передышку позволил звонок от подруги, которую Бэкхён хоть прямо сейчас готов был расцеловать.       - Извините, я выйду ненадолго. Это подруга, наверно, что-то важное? – вставая с места и направляясь в сторону комнат для уединения, сказал он.       - Подруга? Он мне не рассказывал ни про каких подруг? – в недоумении, проводил взглядом уходящего Чанёль.       - Подруга, и еще какая, ты бы только её видел, забыл бы про всё гейские замашки, - засмеялся Чонин, получая пинок из-под стола. – И да, Миён, утихомирь свой пыл, даже я чувствую себя как на допросе, когда ты начинаешь говорить, - уже серьёзнее обратился он к сестре, получая второй удар, уже локтем по животу. – Ну да, спросите у посетителей, может ещё кто-то хочет отпинать меня, - протирая место удара, не унимался Чонин.       Купив букет тюльпанов, чтобы в случае чего было не очень больно получать ими по лицу, Чанёль прошел в квартиру. Кёнвон не было нигде, а слышно было только какой-то сериал по телевизору, которые она так любила смотреть. Заглянув на кухню и, не найдя жену и там, Пак нашел её в спальне, ведущей с кем-то беседу по телефону.       - Я перезвоню, - становясь слишком серьёзной, сказала она в трубку, выключая звонок.       - Извини, дел правда было по горло, я бы перезвонил, но в эти дни совсем нет времени, - с порога оправдываясь, Чанёль протянул ей букет.       В ответ девушка лишь молча окинула его скептичным взглядом.       – Ты можешь хоть один раз в день отвечать на звонок, а не отправлять сообщение из быстрого набора? Я всю ночь места себе не находила с мыслями всё ли с тобой в порядке. Обзвонила твоих родителей, а ответ получила лишь от дяди Ли, но это меня ни капли не успокоило. Я хочу слышать от тебя, что всё хорошо и всё в порядке, ведь я волнуюсь, Чан. Прошу, не игнорируй меня, - несмотря на сказанное, Кёнвон не смогла скрыть улыбку при виде цветов и, откладывая их на кровать, совсем тихо проговорила:       - Допустим, извинения приняты.       Потянув за руки Чанёля и уложив его на кровать, девушка начала в спешке снимать ремень с чужих брюк, попутно скидывая с себя ночную рубашку.       -Что это? - расстёгивая пуговицы рубашки и поднимаясь всё выше, почти простонала Кёнвон.       - Неудачно закованный в наручник подсудимый, бывает, - прикасаясь к царапине на щеке, оправдывается Пак.       После этих слов последние элементы одежды отлетают на пол вместе с тюльпанами, а комнату охватывают громкие стоны, влажные шлепки двух разгорячённых тел и тяжелое, сбитое дыхание.

***

      - Чанёль, - укладывая удобнее голову на груди мужчины, - ты меня любишь? – полушёпотом задает вопрос Кёнвон.       - Пак Кёнвон, ты моя жена и тебе в голову приходит задавать такие вопросы? – ближе прижимая к себе тело девушки и медленно опуская руку по талии, ухмыляется Чанёль.       Любил ли он? Чанёль привык к Кёнвон. С самого дня, как Бэкхёна посадили, она стала самым близким для него человеком. Взаимная поддержка – именно с этого началась их история, которая совсем скоро доросла до свадьбы, ускорению которой поспособствовали родители.       Чанёль даже не пытался скрыть от близких факт того, что его выбор пал на парня, а старшее поколение, со свойственным им консерватизмом, приняли эту новость не как самую радостную. И когда причина беспокойства в виде Бён Бэкхёна навсегда исчезла с пути их сыночка, а его место уверенными шагами начала занимать миловидная девушка из небедной семьи, конечно, они захотели быстрее их связать узами брака, пока Чанёль снова не обратил внимания на мужской пол. А для родителей Кёнвон это была двойная радость – укрепить своё положение и выдать дочь за человека, в котором она души не чает, кто бы от такого отказался? Никто. Даже сам Чанёль принял это как совсем обыденную новость и не стал противодействовать.       Он любил Бэкхёна, думал о нём сутками напролёт, его улыбка снилась ему в самых страшных кошмарах - кошмарах, после которых не хотелось просыпаться, остаться там навсегда, с не покидающим вечным страхом, зато с родным человеком, но увы, Чанёль считал, что сделать что-либо было не в его силах - слишком высока была цена свободы Бёна.       Брак, построенный на уважении и благодарности с одной и любви с другой стороны. Время шло, Кёнвон окончила университет, семейная жизнь спокойно плыла по течению, лишь иногда ударяясь о камни небольших ссор, обиды на которые длились не более пары часов. Только не везло в одном – за пять лет брака в их жизни так и не появился ребёнок. Были лишь многочисленные попытки, которые заканчивались смертью плода до рождения – Чанёль считал это кармой за Бэкхёна, Кёнвон – за Миён.       - Тогда, - с заминкой, - может, усыновим рёбенка? Родители давно ждут внука или внучку, неважно, Чанёль, я тоже хочу стать мамой, он бы помог нам сблизиться, - поднимая взгляд на мужа, произносит Кёнвон.       - Думаю, мы пока не в том возрасте, чтобы окончательно потерять надежду, - зарываясь пальцами в волосах девушки, - и смысла сближаться нет, у нас ведь и без этого всё хорошо.       - Нет, Пак Чанёль, не хорошо!       Кёнвон резко привстаёт. Стоит признать, она выглядела действительно великолепно: очаровательное лицо с пухлыми губами, выразительные карие глаза, в которых сейчас отражался свет от лампы, длинные прямые волосы, спадающие на грудь и тонкая талия – точно сирена из старых баек моряков.       - Ты женат на своей работе, Чан, но раньше ты хоть ночевал дома. Что случилось? Неужели они не могут ничего решить без тебя? Я понимаю, при каких обстоятельствах мы поженились, прекрасно понимаю, что ко мне у тебя не было никогда чувств, но прошло шесть лет, шесть чёртовых лет, а ты все так же отстранён! Может ты завёл там себе любовницу или любовника, учитывая твои пристрастия!       Слёзы текли по фарфоровой коже, впитываясь в белую ткань простыни. Тело девушки начинало уже дрожать, предвещая скорую истерику. Когда-нибудь она должна была высказаться – не подругам, не близкому другу Чонину, а именно Чанёлю, глядя в его глаза.       - За все годы в браке я не дал тебе ни малейшего повода усомниться в своей верности, Пак Кёнвон, и все ради того, чтобы сейчас выслушивать это? – с плохо скрываемой злостью произнес Чанёль. – Приди в себя и перестань уже жить прошлым.       С этими словами, натянув штаны, он вышел на кухню, чтобы уже оттуда, сквозь пелену сигаретного дыма, забыться в бесконечных огнях ночного города. Он только что сказал жене «перестать жить прошлым», хотя пару часов назад он лично до беспамятства целовал это «прошлое», утопал в его стонах и наслаждался сбитым дыханием. Чанёль сам не смог забыть и вернулся к «прошлому», потому что иначе шлейф вины и любви просто бы его задушили.       От мыслей его отвлёк очередной проклятый телефонный звонок из комнаты, в которой ко всему прочему, сейчас находилась жена. Пак быстро потушил сигарету и рванул к источнику звука, пока Кёнвон не увидела ничего лишнего. Но она даже не обратила внимания ни на звонок, ни на встревоженного супруга, а лишь с застывшими на глазах слезами, продолжала что-то печатать. Чанёль, с трудом отыскав телефон среди кучи одежды на полу, которая была сорвана, пока ещё ничего не предвещало беды, снова вышел, оставляя жену одну в комнате.       - Да, дядя Ли, здравствуйте.       - Здравствуй, Чанёль. Я на минуту, только узнать, как дела? – задал вопрос грубый голос с другого конца.       - Относительно спокойно.       - Как он?       - Для пяти лет в психушке – сносно. Отец не подозревает ничего? – с толикой волнения спросил Пак.       - За отца не переживай, я ему такие дифирамбы о твоих ежедневных достижениях строю, что вот-вот он начнёт даже гордиться своим сыном, - с хриплым смехом ответил мужчина.       - Тут Вы перегнули, - так же смеясь в ответ.       - Ладно, Чанёль, позаботься о нем и береги себя.       - Спасибо, я постараюсь. До свидания, дядя Ли.       - И, да, пока не рассказывай Бэкхёну ничего о брате. Думаю, что ещё не время.       - Как скажете.       Телефон замолк, а Чанёль с облегчением выдохнул, радуясь, что хоть кто-то его поддерживает в такой непростой ситуации и что хоть кого-то совесть так же мучает уже на протяжении стольких лет.       - Не подозревает что? – донесся тихий голос со спины.       Обернувшись, взору мужчины явилась супруга, которая накинув на себя одно одеяло, стояла, прильнув к дверному косяку.       - Подслушивать не хорошо, Кёнвон.       - С каких пор у тебя появились от меня секреты? – поинтересовалась девушка, приближаясь медленным шагом.       - С каких пор тебе стали интересны мои дела по работе?       Подойдя вплотную, она скинула с себя одеяло, оставаясь полностью нагой перед мужем и показывая свое абсолютно идеальное тело.       - Я погорячилась, правда. Я не должна была говорить такие вещи и не хочу провести эту ночь в ссоре с тобой, - опустившись на колени, шепнула она, получая в ответ утробный стон.