***
- Ты совсем свихнулся?! Прижатый к стенке уборной Чонин смотрит как внезапно покрасневшая от злости Миён тормошит его, растягивая ткань кофты. - Идиот! В кого ты такой пошёл то! Ненавижу! – переходя на крик, девушка уже начинает заливаться слезами. Отдельную закрытую комнату заполняют звуки истошного рыдания Миён, которая, не сдерживаясь и не боясь, что её запросто может услышать любой мимо проходящий, даже не собирается утихомирить свою истерику. От бессилия опустив голову на грудь полностью окаменевшего и затихшего брата, она продолжает оставлять уже совсем слабые удары маленькими, хрупкими кулаками. Аккуратно, будто боясь испугать сестру, дрожащими руками, как маленького котёнка, которого им подарили на его пятилетие и за которым позже они ещё долго гонялись, в попытках приручить, Чонин пытается приобнять, чтобы хоть как-то успокоить внезапно накатившие на девушку эмоции. Они правда ссорились почти каждый день, да и Чонин не отличался никогда особой пунктуальностью, а что сейчас так вывело из себя сестру он даже не мог понять. Точнее, надеялся, на это. - Извини ты, клянусь больше не опаздывать на такие встречи, - говорит Ким, пытаясь больше успокоить себя и распознать истинную причину поведения Миён. На секунду снова в помещении воцарятся гробовая тишина. Чонин ощущает, как руки девушки напрягаются и готовится уже получить ещё пару тройку ударов. Но нисколько они являются причиной его страха, сколько вероятность, что догадки подтвердятся. - Хватит притворяться! И не держи меня за дуру! Ты прекрасно понимаешь в чём дело! Уже привычно потянув за воротник и заставляя больно удариться об края раковины, Миён сильнее оттягивает ткань, так неприятно давящую с обратной стороны шеи, и оголяет смуглую кожу. - Посмотри на это! Псих! Кто на этот раз?! – шипит девушка. От времени запёкшаяся тёмно-алая, капля крови мерзко красуется чуть ниже ключицы юноши. Миён через отражение смотрит за бегающими от зеркала на свою кожу глазами брата. Стирая застывшую пелену слёз тыльной стороной бледной ладони и в очередной раз громко и резко вздыхая, они уже оба продолжают сверлить взглядом друг друга через отражение, боясь дальнейшей реакции или слов. - Я спрашиваю еще раз – кто? – уже без истерик, по слогам выговаривает Миён. Ким громко сглатывает, некоторое время просто молча обдумывая оправдание у себя в голове. - Чонин, - с еще большей злостью отчеканивает девушка. - С чего ты взяла, что это человек? – сам не веря в глупость сказанного, выдает Ким. - Ты издеваешься?! – с новой силой начинает злиться Миён. – Что это может быть, что?! Был на скотобойне?! - Может и был! – не сдерживаясь выпаливает Чонин, лишь сильнее раззадоривая и без того расшатанные нервы Миён. Девушка грубо бьёт его по плечу, заставляя обернуться в её сторону. - Клянусь, если ты прямо сейчас не скажешь, я выйду и всем сидящим расскажу наш один семейный секретик, братец! Ким в страхе хватает сестру за руку, сжимая крепко костяшки худого запястья. - Нет... Стой… Кёнвон... - нескладно и невпопад произносит парень. Миён тянет руку в попытках вырваться из чужих оков. Хватаясь второй, чтобы в новой тщетной попытке снова испытать неудачу. Произнесённое имя, к личности которой девушка не испытывает сильную симпатию, больно бьёт по чувствам, подкидывая путающие, и не совсем подходящие мысли о предательстве. - Хоть о чьих-то чувствах ты начал думать, псих. Плевать на родителей, на сестру, на друга! Посмотрим, как долго ещё ты продержишь нелюбящего человека рядом с собой и как твоя Кёнвон отреагирует на такую прекрасную новость! – на одном дыхании произносит Ким. - Скажи сейчас же, над чьим телом ты поиздевался на этот раз?! Слова сестры уже кажутся чистым шантажом в синтезе с угрозой. Это и неудивительно, Миён с самого детства знала, как надавить на самое незащищённое, больное место, чтобы добиться своего и выйти из почти каждой ситуации условным, но победителем. Так и сейчас она прекрасно понимает, как каждый раз, вырванное из её уст чужое имя, сродни небольшой моральной пытке, которую юноша с почти со стопроцентной вероятностью не вынесет. - Местный барыга… Ты его не знаешь... - в попытках больше не слышать нелестные слова про свою девушку признается Чонин. – Только молчи… Не рассказывай никому, это уже не только моя тайна. Ким в ответ лишь разочарованно качает головой. Сколько раз она зарекалась рассказать о зверских, просто немыслимых преступлениях своего брата, о которых сама узнала, когда, тайком сбежав из дома вечером к подруге, ещё до рассвета решила вернуться обратно, пока никто не застал пустую комнату девушки. Услышав шум и притаившись за лавкой из плотно плетенных полос дерева, её взору предстала поначалу совсем обычая, как ей показалось, картина – просто брат снова вернулся с гулянки под утро - ничего нового. Но приглядевшись в полумраке, она с просыпающимся в душе мерзким и липким ужасом, заметила багровые пятна на подвернутых рукавах и рюкзак набитый до отвала и закинутый на одно плечо. Всё же скинув это на издержки своего дурного разума и не самой лучшей видимости, она попыталась стереть все мысли, больше походящие на эпизод одного из криминальных шоу, пока на утро того же дня по дому не пронеслась новость о пропаже совсем недавно к ним устроившейся горничной. Пытаясь переубедить себя, что её догадки просто последствия слишком бурной фантазии, Миён при первой же возможности пробралась в комнату брата, чтобы уже через минуту не перевернуть всё верх дном и держать дрожащими, покрытыми холодным потом, руками ожерелье с кулоном в виде распахнувшего крылья колибри, которое приглянулось и показалось милым девушке ещё только когда прислуга явилась в их дом. Пьяный в стельку брат, вошедший в комнату в меру то ли своего состояния, то ли в попытке раскаяться или просто попавшись на уловку слишком искусно владеющей навыками уговоров сестры, даже не стал отрицать, что пропажа его рук дело, окончательно развеяв страхи и заставив все внутренности сжаться, вызывая рвотные рефлексы с назревающей ненавистью к родному человеку. Что сейчас держит девушку и почему она до сих пор не призналась родителям о том, что знает истинное лицо серийного убийцы, она не понимает. Жалость? Или страх, что с братом после такого могут сделать всё, что душе заблагорассудится и самое ужасное – вполне заслуженно. А возможно, это и страх за себя – боязнь, что ты сама косвенно, но причастна к сокрытию убийств, что также не только запятнает чистейшую репутацию, но даже разрушит жизнь и ни к чему хорошему не приведет. - Однажды в этом списке окажемся и мы с родителями? Чонин уже собрался возразить, но стук за дверью и громкое паковское «ребят, у вас все хорошо?» подействовало, будто только что на него вылили ушат ледяной воды. - Семейные разборки, мы уже идём, - со спокойным голосом ответил юноша. Включив воду и тщательно рассмотрев все открытые участки тела, Ким промывает проклятое пятно на ключице, краем глаз наблюдая как сестра поправляет растекшийся по всему лицу макияж, пытаясь как можно аккуратнее смыть черные дорожки от туши. - Приди в себя, хотя бы ради этой Кёнвон, пока всё окончательно не вышло из-под контроля, - с этими словами Миён выходит первая, громко хлопнув за собой дверью и стуча небольшим каблуком туфель, в котором утонуло сказанное только губами облегчённое «спасибо». С громким стуком, чуть ли не вырывая со всех петель, Кёнвон одним резким движением захлопывает входную дверь, оставляя лишь пару сантиметров, чтобы не пришибить следом входящего мужчину. Смысла уже как раньше поправлять промокшие от ливня, спадающие отдельными прядями волосы и поправлять макияж на заплаканном лице, с слегка размазанной после времяпровождения с Чонином ярко алой помадой, нет. Почти выпрыгивая из своих каблуков, она на заплетающихся ногах ступает по прохладному паркету, оставляя за собой мокрые следы. Услышанный из динамика знакомый, за все эти годы едва ли изменившийся голос сначала ей показался глупой шуткой, розыгрышем. Но вот уже не один десяток минут продолжается переполох неразумных, неправильных и, казалось бы, воображаемых действий, не давая ни малейшего намека на пробуждение. Она уже готова была принять любого другого человека, будь то женщина или мужчина, но не Бэкхёна, к которому спустя шесть лет и миллиарды людей снова вернулся Чанёль. «На чужом несчастье счастье не построишь» - банальная фраза, которую многие пропускают мимо ушей, сейчас со всей мощью и жестокостью аукнулось Кёнвон. Но страх потерять мужа, которого ты добивалась, переступая через принципы и держала смертельной хваткой все эти годы, подавляет элементарное осознание предательства близкого друга, который в своё время был крепким плечом как для опоры, так и для, уже сейчас ставших незначительными, слёз. Слишком поздно пришло это осознание, слишком долго не снимались розовые очки. Оставив позади людей, которые ценили, дорожили, а самое главное – любили, в пользу одной цели, которая в конечном итоге не смогла дать ничего взамен всей слепой целеустремленности. Но если ты заколачиваешь в памяти прошлое, напрочь забивая его и трактуя так, как тебе спокойнее и легче, значит ли, что этого самого прошлого не было? В гостиной творится беспорядок не меньше, чем в голове и мыслях. Мокрый коврик из-за лежащей рядом когда-то вазы с нарциссами, развороченные книги, а самый яркий экспонат во всей этой картине – Пак Чанёль, распластавшийся на белоснежной кровати на фоне всего этого безобразия. Быстро вступив через перевернутый стол, Кёнвон одним рывком тянет мужчину за голень, в попытке разбудить слишком крепко спящего Пака. Тот же от таких действий вскакивает и оглядывает помещение, пытаясь сфокусировать свой взгляд, но слух внезапно режет громкая вопль супруги. - Где твой телефон?! – тормоша за широкие плечи заспанного Чанёля, понятия не имеющего, что сейчас происходит и что вселилось в его жену. – Где он?! Растрёпанные мокрые волосы, покрасневшее лицо и вздутые на висках вены, которых за годы знакомства Пак вообще не замечал – сейчас, всегда ухоженная Кёнвон предстала перед ним в совершенно ином живом виде. Не вдаваясь в подробности причин таких вопросов и происходящей ситуации, Чанёль, у которого после такого внезапного и громкого пробуждения всё ещё шумело в голове, заспанным голосом изложил относительно правдивые слова: - Остался на работе. - На какой работе? На какой ещё работе?! – на глазах звереет девушка, набрасываясь и, оставляя громкие шлепки ладонями куда только могут дотянуться руки. Чанёль не успевает защититься от не то чтобы болючих, но и не от самых приятных ударов и, не рассчитав, сильнее положенного отталкивает разъяренную супругу, в результате чего та, зацепившись за ножку злосчастного столика, громко падает на пол. Молча, опершись на стену, наблюдавший, за всем происходящим Ким, включается только когда видит лежащую Кёнвон. Он резко соскакивает с места и тянется к Пак в попытках помочь подняться, но та лишь отнекивается, не угомонившись, продолжая кричать на мужа. - Да что на тебя нашло?! - Ты не можешь так поступать со мной! Никто не полюбит тебя сильнее, чем я! –словно ребёнок, Кёнвон бьёт по мягкой поверхности ковра. - Никто! И уж тем более не Бэкхён! Неожиданное упоминание чужого имени из уст супруги, ставшим за почти шесть лет неким негласным табу в их семье, вводит в ещё более шоковое состояние, нежели, когда та набросилась на спящего мужчину. Полностью оцепеневший Чанёль, в попытке добыть хоть небольшую подсказку к разгадке происходящего, бросает взгляд своих округлившихся глаз на совсем притихшего наблюдателя. Чонин, не желая тянуть, так же устремляет уверенный взгляд на Пака и произносит слова, дающие начало новому этапу жизни: - Она всё знает. Привычный мир снова рушится, нос чувствует запах самой настоящей крови, то ли от волнения, то ли из-за самовнушения и давних воспоминаний. С одной стороны, Чанёль рад, что это произошло, ведь бесконечный цикл вранья должен был хоть когда-то прерваться. Но с другой - он ещё не готов к вороху проблем, которые, со стопроцентной вероятностью, последуют раскрытию секрета. Да и было бы более человечнее, узнай Кёнвон лично от супруга. Молчание в доме прерывалось лишь резкими вздохами девушки. Застывшие, словно слишком правдоподобные статуи, мужчины пока ещё переосмысливали сказанную и услышанную информацию. - Как долго это продолжается? – осевшим голосом спрашивает девушка. - Чуть больше недели, - оглушающий, слишком громкий раскат грома раздаётся вслед за яркой короткой вспышкой, что словно на старый фотоаппарат запечатлела последний момент их семейной жизни, чтобы позже убрать эти воспоминания в потрёпанный альбом, вырезав лицо когда-то родного человека. Кёнвон глубоко вздыхает, с ухмылкой разочарованно качая головой, давая холодным каплям дождя, скопившимся на кончиках смоляных волос, впитаться в мягкую поверхность. - Есть ли смысл просить у тебя ещё один шанс? - не поднимая головы, произносит девушка. Ранее немногословный Ким, после услышанного будто срывается с цепи. В моменте он хватает запястье Кёнвон, обращая на себя всё её внимание. - Мне мерзко смотреть как ты раз за разом втаптываешь глубже свою гордость ради псевдо-отношений, не стоящих даже твоего мизинца! Сколько лет ты ещё собираешься биться в закрытые двери, которые даже таковыми не являются, а их всего на всего подпирают с обратной стороны, дабы наверняка заблокировать вход? – не обращая внимания на присутствующего друга, дрожащим голосом, на последних силах сдерживая накопившиеся в уголках покрасневших глаз слёзы, в отчаянии почти кричит Ким. – Чанёль тебя не любил, не любит и уж тем более не полюбит уже никогда, потому что ключи от его замка у Бэкхёна! Но самое противное, я даже не могу быть для тебя примером, ведь лично, ровно так же бегаю за тобой и так же надеюсь на неосуществимую, призрачную каплю взаимности. Помещение охватывает полная тишина и напряжение. Чонин крепко сдерживает кисть девушки, смотрящую на него исподлобья, всё ещё тяжело дыша и взволнованно кусая губы. Хмуро окинув взглядом притихших друга и жену, Чанёль, ухмыльнувшись, подаёт голос: - Как цинично, Чонин, - Пак, качнув головой, облокотился о свои колени и нервозно прошелся пальцами по волосам. - Я раскаялся перед тобой! От безвыходности рассказал всё, что меня тревожило и душило не один год, а ты это взял и растрепал при первой же возможности! Пока я, дабы прикрыть твой гнилой и трусливый зад, отправил за решётку любимого человека, ты так просто растоптал тридцатилетнюю дружбу, в попытках увести мою же супругу! Это ты, - активно жестикулируя и указывая пальцем в сторону замершего Чонина, - всё это – результат твоих мерзких действий, на которые я так долго пытался закрыть глаза. Но Чонин, ты убил собственную сестру, и ты должен был прямо сейчас гнить в тюрьме, а не оценивать степень моей любви к супруге. Дыхания еле хватает для последней фразы. Чанёль зажмуривает глаза и глубоко вдыхает. Он ещё в тот самый злополучный день обещал себе никогда не напоминать другу о прошлом и раз уж принял его сторону, то идти до конца. Но в последнее время это получалось всё сложнее, а сегодняшний день стал отправной точкой для оглашения слов, долго таившихся внутри. Глаза Кима округляются, а лицо покрывается испариной, и он пару раз открывает рот, но голос просто отказывает прорываться. - Я клянусь сделать всё, что в моих силах, чтобы остаток жизни Бэкхён может и не прожил счастливо, но по крайней мере на свободе, чего бы оно не стоило – дружбы, брака, либо свободы. И да, пора ему почувствовать страх потерять что-то важное, потому что свой шанс мы упустили. А пока, молитесь Богам, чтобы он не узнал, что я женился на его подруге. В сердце Чанёля спустя столько лет проснулся безжалостный тиран, готовый примириться с горем людей, ради счастья того, кого он любит. Руки Кёнвон крепко хватаются за ворсистую поверхность ковра. Слёзы дорожками стекают по её фарфоровой коже, а губы обрамляет ухмылка. - Он знает. Хватает пары секунд, и пересечения некоторых фактов и ранее сказанных слов, чтобы рвануть с места и, чуть ли не перешагивая продолжающую сидеть на полу пару, схватить ключи от машины и в одной рубашке выйти под усиливающийся ливень. Чанёль прямо сейчас согласился бы въехать в дерево и перевернуться в автомобиле, чтобы через пару часов прогремела новость об опознании сгоревшего тела. Но на деле, он сильнее давит на педаль газа, нарушая все правила и ограничения скорости. Пак даже не до конца успевает осознать, как оказывается на территории больницы, промокая до последней ниточки и проклиная про себя несмышленую охрану, задержавшую его у ворот. Страх перед неизвестностью пугает до дрожи каждой клетки в теле. Он боится открыть двери в палату и убивает ещё несколько минут собирая силы в кулак. По ту сторону стоит гробовая тишина, а Чанёль ругает себя за такое сравнение. Наконец, выдохнув, он резко дёргает за ручку двери, боясь поднять взгляд. Но ноги сами делают несколько шагов, пока до слуха не доходит тихий шорох. Открыв глаза, Чанёль натыкается на разорванный лист бумаги, в то время как проклятый гром заставляет вздрогнуть. - Что-то ты быстро, доктор. Хрупкий карточный домик, который Пак пытался построить неделю, который он щепетильно оберегал и хранил, разрушился за доли секунд из-за короткого дуновения ветра, вызванного рассекающей сердце фразой. Интонация, ухмылка и наигранность вновь отбросили на самое начало пути. - Ты наверно за этим? – указывая на висящий на двух пальцах телефон, интересуется Бэкхён. Не совсем та реакция, которую Чанёль мог бы ожидать, что не делает ситуацию выигрышнее для него. Казалось бы, Бён спокойно сидит на кровати, свесив ноги и мило улыбаясь. Но что-то глубоко подсказывает, что это то самое затишье перед бурей. Чанёль не смеет ничего ответить, а его духа хватает лишь обвести палату взглядом и заметить, что почти на всех поверхностях лежат разорванные и скомканные листы из блокнота с рисунками мужчины. - Как жаль, что она уже всё растрепала, я хотел первый рассказать тебе о душещипательном звонке, объединившем давно забытых старых друзей. Телефон, еле державшийся на двух тонких пальцах, снова нещадно летит с грохотом на светлый пол. Бэкхён встаёт с насиженного места и медленно, словно хищник преследующий свою добычу, идёт в сторону так и замершего мужчины. - Зря старался Барни Стинсон вбить в милый мозг Кёнвон кодекс «братана». Я всё думал, куда же бесследно пропала подруга, а она всего лишь оседлала моего же мужчину. Как дёшево. Видимо первый же урок «братаны важнее цыпочек» пролетел мимо её ушей, - выливая тонны сарказма после каждой сказанной фразы, Бэкхён с лёгкой ухмылкой на устах подходит вплотную к окаменевшему Чанёлю, всё ещё истуканом стоящего у входа в палату. - И да, цыпочка, не советовал бы тебе наступать на сексуальное личико Кёнвон, она в конце концов твоя супруга, - невинно шепчет в чужое ухо мужчина, чтобы потом отойти в сторону и дать насладиться в полной красе всей проделанной за последний час работой. Помутнённый рассудок не даёт возможности сполна осознать ситуацию. Но когда взгляд опускается к своим ногам, перед Паком в полной мере предстаёт возможность обдумать слова Бэкхёна. Он резко отскакивает назад, словно его ноги испепеляла жидкая лава, руками опираясь об дверь. Рисунок, на который Чанёль при входе не обратил толком внимания, считая очередным пейзажем, что в последнее время облюбовал Бён, оказался портретом. Грубые, резкие, сделанные наспех штрихи в точности повторяли черты лица Кёнвон, а разорванная бумага и хитрый прищур Бэкхёна не сулил ничего хорошего. - Ты оказался ещё более бесхребетным чем я думал. Остолбеневшему Чанёлю не оставалось ничего, кроме как продолжать наблюдать за всем хаосом в палате и слушать какое обвинение на этот раз ему предъявит Бэкхён, чтобы окончательно потерять дар речи, осознавая, что каждое сказанное им слово чистейшая правда. - Ты проходи, не стесняйся, - улыбается Бён, - для тебя же старался. В глаза бросаются старые пейзажи, валяющиеся ненужной макулатурой по полу и частично на кровати и тумбе, пока взгляд не натыкается на ещё одно знакомое лицо. Чонин. - Рад, что заметил. Внезапно появившийся прямо за спиной Бэкхён, заглядывает через плечи, наблюдая как глаза Пака нервно осматривают ещё один лист, неуклюже разорвавший прямо по центру физиономию друга. - Ты не представляешь, как мерзко мне было рисовать его и как было приятно слышать будоражащий все нервные окончания звук рвущейся бумаги, - прикрыв глаза и смакуя каждое слово, произносит мужчина. – Я, наверно, теперь хоть на тысячную часть понял, что чувствовал этот человек, пока издевался над жертвами. - Бэкхён… - наконец Чанёль подаёт дрожащий голос. - Замолчи, - резко прерывая чужие слова, - никто не давал тебе права говорить, - спокойный голос, звучащий прямо за спиной щекотит уши. – Лучше бы ты был так же сговорчив шесть лет назад, когда, глядя в глаза нагло наврал, обрекая меня на эти муки. Знаешь, ты ведь недалеко ушёл от своего дружка, такой же гнилой трусишка. Но даже несмотря на это, я снизошёл и исполнил твою давнюю просьбу. Ну же, обернись. Пака пугает этот вызов до мурашек по телу, но другой выбор ему просто не предоставили. И он медленно оборачивается, пытаясь заглушить страх от безызвестности. Каждая клетка в его организме натянута как струна, а чувства обострились в несколько раз, словно чувствуя опасность. - Ну же, хватит медлить. Не сдержавшись, Бэкхён грубо тянет за его предплечье, обтянутое чёрной и сырой от осадков на улице рубашкой. Перед глазами Чанёля предстаёт он сам. Этот портрет значительно отличался от тех, что пару минут назад видел мужчина. Сейчас Пак лицезрел аккуратные спокойные штрихи и точно прорисованные даже самые мелкие, чужому глазу незаметные детали. В мыслях прокрадывалась уверенность, что чисто физически Бэкхён не успел бы завершить её в течение часа, и надежда - отличие от остальных, этот лист был совершенно цел – не разорван или скомкан. - Я помню, как ты в первый раз попросил запечатлеть тебя в своих работах и с каким восхищением ты на них смотрел. Где же это восхищение сейчас? Это ведь то, чего ты желал, почему же сейчас я вижу в твоих глазах только страх? – злобно размахивает листом перед лицом мужчины. – Разве моих рисунков ты должен бояться?! Где твоя благодарность?! – в сердцах повышает голос Бён. - Когда ты начал это рисовать? – Чанёль хватается за нижнюю часть бумаги, пытаясь остановить маячащий предмет. - Когда впервые задумался, как юрист стал доктором, когда твои слова потеряли последнюю каплю логики, рознясь с информацией от персонала. Да и твой жуткий непрофессионализм выдал тебя с потрохами. - Я хотел и до сих пор хочу помочь, Бэкхён. Да, купил и подделал десятки документов, но всё чтобы оказаться рядом с тобой или даже выпустить на свободу. Это прозвучит глупо, но попытайся мне довериться, и я сделаю всё, чтобы это заведение осталось только в страшных воспоминаниях. Бэкхён, не отрывая глаз, наблюдающий за каждым движением губ и вслушиваясь в каждое сказанное слово, горько ухмыляется, качая головой. А затем грубо и резко тянет за края рисунка, оставляя одну половину так и висеть на чужой руке. - Доверится тебе?! Довериться человеку, который убил мою мать, оставил сиротой Сону и отправил, глазом не моргнув, меня на суд упырей из тюремной камеры? Лучше сделай так, чтобы мой приговор хоть частично оправдал себя и все вы исчезли с лика земли! Сделай так, чтобы эти картины оказались нарисованы не просто так и прославили ещё раз «художника-маньяка»! Не успел Чанёль что-либо ответить или предпринять, как на весь шум снова собрались те же люди, что пару дней назад так и норовили утихомирить пациента. Но состояние мужчины и уж тем более беспорядок в палате, не играли на руку Чанёлю, чтобы, как и в прошлый раз успокоить их коротким «всё хорошо, не стоит». - Однажды я заставлю тебя почувствовать чужую боль сильнее, чем свой страх. С этими словами Бэкхён во второй раз получил свою дозу снотворного, медленно погружаясь в кромешную темноту. Чанёль лично собирая разбросанные по палате листы, запрещая кому-либо ещё к ним прикасаться, наткнулся на ещё несколько только начатых, но в приступе агрессии перечёркнутых зарисовок своего лица, сложенных в углу. И он вряд ли уже узнает, какие чувства переполняли автора во время творения этих работ. Ливень только усиливал обороты, обволакивая всё своим шумом, пока совсем юная санитарка, «совершенно случайно» подслушавшая чужие крики, глубоко в душе прониклась жалостью к пациенту.7
1 августа 2020 г. в 19:32
- Давайте только договоримся – вы не будете вести себя как влюблённые школьники, чтобы мне не пришлось чувствовать неудобство, наблюдая за всеми лобызаниями, - поправляя висящую на плече небольшую чёрную сумочку, бормочет Миён.
Прямо сейчас со стороны студенты выглядели как две вполне обычные пары, решившие после лекций немного прогуляться до ближайшего кафе, где они были уже частыми посетителями. Только любовные отношения связывали Чанёля и Бэкхёна, а персону последнего Пак вместе с двумя девушками ждал немного немало около получаса, пока тот закрывал свой зачёт и стоит признать вполне удачно.
Без слов взяв руку Бёна, Чанёль под удивлённые взгляды подруг, сплетает пальцы и просовывает в не рассчитанный для двух ладоней узкий карман своей куртки, в попытках укрыть от всё еще прохладного апрельского воздуха.
- Боже, Чанёль, люди смотрят, - продолжает высказывать недовольство Ким.
- Им разве не всё равно? Пяти метров не пройдут - уже забудут, - с улыбкой отвечает парень, пытаясь удобнее устроить обе руки. – Лучше скажите, где Чонин?
- Не знаю, мы утром поссорились, и я даже не хочу знать где он и чем занят.
- Ничего нового, - ухмыляется Чанёль, - вы за все годы жизни хоть один день провели без ссор?
Миён, выгнув брови, одаривает юношу недобрым взглядом и уже собирается возразить в ответ, как её прерывает другой женский голос.
- Он мне писал около часа назад, просто, как обычно, опаздывает. Вечно. Всюду. У него это, видимо в генах.
- Главное, чтобы в нужный момент не опоздал, племянники мне пока не особо нужны, - с непоколебимым спокойствием выдаёт Ким.
Парни оглядываются, понимая, что дело начинает пахнуть жареным и, если сейчас же не прекратить словесную перепалку, то всё их веселое времяпровождение накроется медным тазом, возможно, даже и не начавшись.
- Кёнвон, тебе повезло, что ты успела ответить одной из первых. Не представляешь, как она начала заваливать дополнительными вопросами каждого следующего студента, - наконец подал голос Бэкхён, переводя разговор в другое русло.
- У этой старой грымзы видимо любимый корм для её сорока кошек закончился, вот и она ходила весь день на нервах, пытаясь нет-нет так кому-то и насолить, - закатывает глаза девушка, в ответ слыша пару коротких смешков от парней.
- Это случаем не учитель Сон? – открывая двери в кафе и впуская туда друзей, интересуется Чанёль, пока его одаривают вопросительными взглядами?
- Ты откуда знаешь? – удивленно интересуется Бэкхён, продолжая идти за Ким, наметившей пустой столик в самом дальнем углу.
- Уверяю, госпожа Сон - любимый преподаватель Чонина, все четыре года только о ней и слышу. Кёнвон, на твоём месте я бы поднапрягся, - шутит парень, в ответ слыша немного картинный смех.
Наконец, рассевшись и сделав заказ, студенты продолжают оживлённый разговор в основном про учебу, лишь иногда прерываясь в тщетных попытках дозвониться до потерянного друга. Со временем напряжение почти полностью спадает и утопает в глупых шутках школьных лет, иногда и вовсе чуть ли не из младенчества - именно историях Миён о своём непутевом брате и Чанёле, которые по своей же воле с самого детства попадали в самые неловкие ситуации, временами загоняющие последнего в краску, но вызывающие слишком задорный смех у Бэкхена, а ради этого Пак готов был позориться целую вечность.
Официант уже в несколько заходов принёс весь заказ голодных студентов, сдерживающих себя, в призрачной надежде дождаться Чонина, который в свою очередь до сих пор не удосужился ответить ни на один звонок или сообщение.
- Думаю, нам не стоит ждать пока всё это остынет, а мой братик соизволит сдержать обещание, - беря в руки приборы, заключает Миён. – В противном случае - это его вина.
«И с этим человеком я делил один горшок» - знакомый запыхавшийся голос слышится сбоку, обращая на себя всё внимание.
- Где ты ходил? Мой желудок уже готов сожрать сам себя, - без злости возмущается Чанёль.
- Появились неотложные дела, - присаживаясь к Кёнвон и оставляя короткий поцелуй на её щеке, быстро проговаривает Чонин, - надеюсь, вы хоть заказали на пятерых человек?
- Ты не отвечал на звонки, – обиженно выдаёт девушка, убирая ладонь со своих бёдер и немного отстраняясь от парня в сторону его сестры.
- Прости, - как нашкодивший ребенок опускает взгляд Ким, - если бы мог, я ответил, ты же знаешь.
В ответ девушка лишь хмыкает, отворачиваясь в сторону накрытого стола, пока две пары глаз в лёгком смятении наблюдают за не совсем привычным поведением друга. Не то чтобы Чанёль и Миён раньше не видели и слышали, как Чонин извинялся перед своими возлюбленными, но факт того, что поведение последнего в отношениях с Кёнвон кардинально отличается от всех прошлых, нельзя не заметить. Юноша оставил вечное высокомерие и эгоизм и, наконец, кого-то поставил выше своей персоны, боясь ранить, а что ещё хуже потерять девушку.
- Надо же, Чонин чувствует вину. Не думала, что моего брата кто-то так быстро загонит под каблук, - ухмыляется Миён.
Она смотрит на выражение лица брата, ожидая обратной реакции на слова, которой не следует. В сердцах нахмурившись, она уже собирается выместить всю обиду уже не только за сегодняшнее утро, а также и опоздание ещё какой-нибудь колкой фразой, но её взгляд соскальзывает на почти сокрытую воротником кофты шею. Быстро оглядев всех присутствующих, Миён с чуть ли не вырывающимся из груди сердцем, соскакивает с места и обойдя мягкий диван, с какой есть силы тянет непонимающего брата за локоть, заставляя того от неожиданности запутаться в собственных двух ногах и скрыться в направлении уборных.
Следящие за всем этим студенты, с ещё большим непониманием наблюдают за странным поведением семьи Ким, а в особенности Миён. Нахмуренные брови и плотно сжатые губы девушки, немного расслабляются и она переводит взгляд на так же переглядывающуюся пару.
- Вот и посидели, – покачав головой, на выдохе произносит Бэкхён, облокачиваясь на спинку дивана.