Казнить нельзя помиловать

       Санса открыла глаза, едва рассвело. Сегодня ей не снились сны, впрочем, в последнее время это была не редкость. Примерно около года она спала либо очень крепко, либо лишь дремала и ворочалась, гонимая переживаниями и переосмыслениями о правильности своих действий. Звук корабельного гудка разбудил её. Сначала один, потом второй, и, наконец, третий. Несмотря на то, что веки разомкнулись с трудом, она чувствовала себя почти выспавшейся. Немного болела голова. Потянувшись, Санса поднялась и подошла к иллюминатору. Дождь так и не закончился, но теперь он моросил. Небо выглядело серым и затянутым, чуть меньше, чем её душа. Послышался ещё один гудок. Любопытство победило, и Санса покрутила замок и потянула круглую оконную дверцу на себя. Поток морского воздуха окатил её словно волна, ударяющаяся о скалу, хотя и совсем не испугал. Она подставила лицо навстречу свежести. Высунув голову наружу, она увидела борта ещё одного сухогруза. Судя по расцветке корпуса, принадлежало судно той же фирме, что и то, на котором она сейчас находилась. Пара минут и суда поравнялись друг с другом. По тому, как глубоко сухогруз сидел в воде, было понятно, что он идёт полностью загруженным. Сделав ещё пару глубоких вдохов, Санса забралась обратно в каюту. Только сейчас она обнаружила, что вчера уснула, не переодеваясь, а это означало только то, что она слишком углубилась в воспоминания. — Надо переодеться, — открывая чемодан, сказала она сама себе.       Выудив подходящий комплект одежды, подобный тому, что был на ней сейчас, отличавшийся пожалуй только оттенком, Санса уже хотела закрыть чемодан, но её взгляд задержался на мольберте, который занимал большую часть пространства в нём. Она вдруг подумала, что с тех пор как корабль отчалил из столичного порта, она ни разу не брала в руки карандаши. Быстро разворошив ворох тряпок, лежавших сверху, она вытащила мольберт. Установив его таким образом, чтобы свет попадал прямо на лист, она удобно устроилась прямо на полу, в позе йога, взяла несколько карандашей и начала рисовать. — Да, определённо, это именно то, что мне сейчас нужно, — опять обратилась она к себе вслух.       Штрих за штрихом ложился на бумагу, унося Сансу из реальности, а перед глазами появлялся незатейливый рисунок. Помнится, когда-то она училась в художественной школе. Тогда она не думала, что это умение вообще пригодится ей в жизни, а уж что оно принесёт какой бы то ни было заработок, тем более. На несколько лет она вообще забросила это занятие, предпочтя готовиться к поступлению в столичный университет на какое-нибудь престижное отделение, вроде юридического. А когда Старки перебрались в Королевскую Гавань, так и вовсе подзабыла о своём прошлом увлечении до того момента, пока не случился весь этот кошмар. Она опять вспомнила, как всё было. «Что ж, сейчас это происходит значительно реже. Возможно люди правы, когда говорят, что время лечит».       Раньше она помнила каждое движение: и его, и своё, и окружающих. Теперь остались лишь ощущения, ну и картинка. После того как Джоффри надругался над её телом, он тут же выставил её из своих роскошных апартаментов. Она с трудом смогла подняться с постели, натянула штаны, и, не издавая ни звука, поковыляла к выходу. Тогда ей казалась, что она провалилась в пустоту: она перестала дышать, а ещё прекратила распознавать цвета и звуки. Мир ненадолго стал чёрно-белым. Она не увидела разлитый ей же на белом мраморе коктейль. Стёкла от бокала врезались в подошву её туфель, но их она тоже не замечала. Намного позже пришло осознание, что это был шок. Джоффри тогда догнал её в дверях, и как ни в чём не бывало… предложил подвезти. Зачем? Возможно, хотел унизить ещё больше. Она на автомате села на сиденье рядом с ним. Потом был провал в памяти, который до сих пор не поддавался воспроизведению. Наверное, на некоторое время она отключилась. Санса очнулась, когда обнаружила себя лежащей на обочине дороги. Вот в ту минуту она почувствовала и нестерпимую боль между ног, и отвращение к «несостоявшемуся жениху», а ещё смесь отчаяния, стыда и разочарования, которая разрывала её нутро на тысячу осколков.       Санса сглотнула. Если сначала карандаши едва касались бумаги, дотрагиваясь до неё острым концом, то сейчас штрихи вдруг стали более глубокими, даже превратились в жирные мазки. Такие обычно оставляла гуашь. Сансу затошнило. Возможно от голода, но скорее всего, оттого, что память выплеснула события, которые следовали за изнасилованием. Когда она, наконец, добралась домой, её встретили непонимающие взгляды младших братьев, неожиданно наполненные жалостью глаза Арьи и осуждение матери. Санса не верила своим ушам. «Ты сама во всём виновата! — совершенно хладнокровным тоном говорила она. — Чем ты думала? Ты сама его спровоцировала! Что скажут люди? О Боги, а родственники? А отец? Нет, они не должны ничего узнать. Да и скандал с Ланнистерами нам не нужен. Это отразится на карьере Неда. Я переговорю с Серсеей, и я уверена, что мы всё уладим».       Обвинения со стороны самого родного человека, а Санса воспринимала её слова именно так, звенели в голове, как расстроенное пианино в руках неумелого музыканта. Впрочем, в одном она согласилась с матерью. Хорошо, что отец этого не застал. Эта его командировка оказалась, как нельзя кстати. Отчего-то она ощутила безмерное чувство вины перед ним. У неё не имелось ни малейшего желания в тот момент ни в чём оправдываться. Вообще захотелось закрыться ото всех где-нибудь в глубоком подземелье и не выбираться оттуда как можно дольше. Это было бы точно неверным решением, но в тот день она этого не осознавала. Хорошо, что рядом находилась Арья. До всей этой ситуации они не ладили. В детстве младшая сестра больше общалась с Джоном — их двоюродным братом. Но когда его родители переехали в Эссос, Арье оставалось только писать ему письма. Когда Джон поступил в университет, то первым делом перетянул туда и Робба. На момент переезда их семьи в столицу Робб уже второй год работал по специальности (где-то на Летних островах), а Джон заканчивал интернатуру в Миэрине. Интересы Сансы с младшей сестрой сильно расходились. Арья гоняла на скутере и занималась фехтованием, Санса же предпочитала театральные премьеры, дизайнерские курсы и танцы. Даже любимая еда у них была разная: младшая сестра любила фаст-фуд, а Санса терпеть не могла все эти бургеры и роллы, предпочитая им, например, салат с морепродуктами, политый лимонным соусом или запеченную форель на гриле, завёрнутую в листья салата. Они всегда спорили и подкалывали друг друга, по поводу и без него. Санса точно не предполагала, что в самый трудный момент жизни именно задиравшая её всю жизнь младшая сестра окажется рядом. Арья помогла ей привести себя в порядок и убедила, что нужно обратиться в полицию, что бы там ни говорила мама. Впрочем, в этом вопросе Сансе совсем не требовались уговоры. В чём у неё не имелось сомнений, так в том, что нужно наказать Джоффри, как положено. Собравшись с силами, она направилась в полицию, чтобы написать заявление. Там она поняла, что эта была плохая идея. Зачем только она туда полезла? Ей попался самый противный офицер в отделении — Меррин Трант, полноватый мужчина с залысиной на затылке. Хотя его и мужчиной-то язык не поворачивался назвать. Правильнее сказать — особь мужского пола. Он даже не предложил ей присесть. Слушая её рассказ, он безостановочно жевал жвачку. Сансе казалось, что ещё минута и у него изо рта закапает слюна, как у коровы. При других обстоятельствах, глядя на него, она скорее всего бы рассмеялась. Но тогда, перепуганная и замученная, она просто надеялась быть услышанной. Её услышали, но иначе, чем она себе это представила. Ровно через полчаса после её визита, в участок пожаловала леди Серсея и её собственная мать. Санса вновь готова была провалиться под землю от стыда и отчаяния. «О Боги, они сказали, что мы поругались с Джоффри, и я решила обвинить его неизвестно в чём», — эта мысль заставила Сансу выпустить карандаш из рук. До сих пор ей доставляли невыносимую боль воспоминания об этом отвратительном скандале, более острую, чем о самом изнасиловании. — Если бы мама хотя бы попыталась посмотреть на ситуацию по-другому, — Санса вновь обратилась сама к себе. Вздох сожаления вырвался из груди. Взгляд упал на только что нарисованный набросок. Санса отвлеклась от тяжёлых дум. Цвет на бумаге играл разными тонами: бледно-голубой переходил в бирюзовый, а насыщенно-синий в индиго, а потом и почти в фиолетовый. — А что? Мне нравится. Если вот тут добавить зелёного, а вот тут выбелить... — поразмыслила она. Желудок жалобно заурчал, вынуждая свою хозяйку отвлечься не только от печалей, но и от дел. Санса вспомнила, что не ела ничего со вчерашнего дня. — На корабле как раз время завтрака. Надо перехватить хоть что-нибудь, — сказала она, взглянув на настенные часы. — Да и вообще, надо умыться и переодеться. Чуть позже всё доделаю. Санса, наконец, обратила внимание на распахнутый чемодан и ворох тряпок, лежащий рядом с собой. Прихватив комплект одежды, она поднялась и направилась в душевую.