***
Он лежит, распластавшись на кровати. Волосы его растрепались, щеки горят так, что на них можно свободно жарить тосты, но тело дрожит, словно от холода. Над ним нависает темный силуэт, и Чимин весь сжимается то ли от страха, то ли от предвкушения. Он не знает, что ему делать, бездумно комкает в пальцах простынь и тяжело дышит. Силуэт оглаживает его бока, живот и спускается ниже. Чимин начинает дышать чаще, чувствует приятное щекочущее чувство внизу живота и всхлипывает, не в силах сдержать эмоции. Он пытается подняться, но неожиданно слабые руки его не держат, он никак не может уйти от этих прикосновений. Колени тоже дрожат и никак не хотят сдвигаться вместе, словно эта темная штуковина напротив приклеила Чимина к кровати. И предельно ясно, для каких целей… Чимин не может сказать точно, но он почему-то четко уверен в том, что темный силуэт облизывается, как будто Чимин — самый вкусный десерт в этом чертовом мире. Черные руки перебегают на его бедра и там и застывают, неспешно оглаживая мягкую кожу. Чимин, затаив дыхание, наблюдает за чужими движениями из-за приоткрытых век, что стали тяжелее в два раза. Силуэт замирает на месте, словно над чем-то задумавшись, а потом поднимает голову и смотрит на Чимина, должно быть, глазами… Просто Чимин их не видит. Он не понимает, где у этого существа глаза, волосы, уши, нос, не понимает, кто перед ним, но все равно чувствует этот прожигающий душу взгляд, от которого ему хочется прикрыться. Прикрыться или отвернуться он не успевает — силуэт, так же не опуская головы, вдруг кладет руку прямо Чимину на член, и тот от неожиданности задыхается, заламывает брови и распахивает глаза еще сильнее. Приятное ощущение мелкими иголочками прошивает его насквозь, сердце скоро грудную клетку проломит, да и пусть. Зачем оно нужно, если Чимин точно уверен в том, что он умер и попал на небеса? Он нереально дрожит, дышит так часто и тяжело, словно у него истерика, и он никак не может успокоиться. А ведь силуэт не сделал ничего сверхъестественного… Но Чимин уже готов сделать все, что тот только пожелает, лишь бы только не прекращал. Силуэт, словно прочитав мысли, сжимает плоть, а потом начинает медленно двигать ладонью, и вправду доводя Чимина до той самой истерики, что заставляет его метаться по кровати и рвать простынь пальцами, сведенными судорогой. Чимин даже удивлен тому, что еще не кричит. Силуэт наклоняется к его уху и замирает всего на секунду, чтобы тихо прошептать ему на ухо таким невероятно знакомым голосом: — Постарайся, Чиминни… Чимин подрывается на месте, сжимая трясущимися руками то место, где отчаянно стучит сердце. Он, весь в поту, ошалело бегает глазами по своей комнате и убеждает себя в том, что это был всего лишь сон… Переводит взгляд вниз, откидывая одеяло, и тихонько воет от стыда, отчаяния и чего-то еще, что спросонья сам не до конца понимает. На тонкой ткани пижамных штанов вальяжно расплылось довольно-таки большое пятно, и Чимин скрещивает пальцы по пути в душ, в надежде на то, что у него просто ночное недержание из-за соджу, на которое он так активно вчера налегал. Все надежды рушатся в пух и прах, стоит только Чимину раздеться. Он убеждается в том, что пятно липкое, закидывает штаны в стиральную машинку, от глаз подальше, и поспешно залезает в душевую кабинку, попеременно выкручивая до упора то один кран, то другой. Он проснулся от того, что кончил во сне. Круто. Устроив себе контрастный душ, все еще злой и испытывающий стыд Чимин насухо вытирается полотенцем, вплоть до красных разводов на нежной коже, и осмеливается посмотреть в глаза своему отражению. В глазах плещутся испуг, злость на самого себя и капелька отчаянья. Злость от того, что первое, о чем он подумал, был масштаб пятна. Кто же тот мастер, что заставил его спустить так обильно от ненавязчивых прикосновений и томного шепота? Испуг от того, что они с этим умельцем явно уже общались, ведь голос Чимин отчетливо помнил. Он был ему знаком. Отчаяние от того, что голос-то не женский, а еще Чимин не знает, что ему теперь делать со всей этой информацией. Отличная смесь, ничего не скажешь. Он в растерянности выходит из душа и садится на кровать, стеклянным взглядом уставившись в окно. В мозгу была абсолютная пустота, мысли испарились, накатила неожиданная апатия. Чимин ненавидел это чувство морального опустошения, которое, приходя, закрывало для Чимина все двери, ведущие ко всем, кто ему был близок. Оно было ревнивым. Не хотело, чтобы Чимин вообще с кем-то контактировал, кроме него. Это всегда нужно пресекать на корню, прежде чем пустота постучит в двери, которые ты просто обязан будешь раскрыть. У Чимина, к счастью, всегда это получалось блестяще. В конце-концов, это просто дурацкий сон. Ну, эротический, и что в этом такого? Со всеми бывает. Чимин не уверен, что сон забудется, но сделать вид, будто ничего не было, проще простого.***
В просторной кухне уже большая часть коллектива. Джин готовит что-то аппетитно пахнущее на большой сковороде и изредка протягивает через плечо маленькие кусочки Чонгуку, удобно пристроившему свою голову у старшего на плече. Намджун и Хосок копаются в телефонах, о чем-то переговариваясь. Чимин выдыхает облегченно и впервые за утро чуть улыбается. — Доброе утро, — здоровается он первым и, взяв бутылку воды, стоявшую на столе, делает небольшой глоток. Парни отзываются нестройным хором, и Джин оповещает о том, что завтрак почти готов. Чимин кивает, хоть этого никто и не видит, и, покрутившись на кухне еще несколько секунд, уходит на поиски остальных. Тэхен находится в своей спальне до сих пор спящим. Чимин возмущенно поднимает брови, а в следующую секунду уже запрыгивает на друга, обнимая его всеми конечностями. Тот что-то возмущенно ворчит, но не отталкивает, а наоборот, обнимает в ответ. — Давай спать, — тихо говорит он своим хриплым голосом, который с утра кажется еще ниже, чем есть на самом деле. Чимин посмеивается, приподнимая голову, и замечает, что Тэхен и правда посапывает дальше. — Эй! — со смешком Чимин легонько ударяет Кима в плечо кулаком, и тот лениво разлепляет веки. Их игра в гляделки длится несколько минут, потом Чимин не выдерживает и смеется первым, слезая с Тэхена. Он хватает его за руки, стаскивая с постели, пока тот протестующе хнычет. — Давай вставай! Мы не в отпуске, чтобы столько спать. Ким присаживается на кровати, тяжело вздыхает и потирает руками лицо, просыпаясь окончательно. Чимин пинком выпроваживает друга в ванную, после выходя из его комнаты. Прикрыв за собой дверь, Чимин почти вздрагивает, когда видит Юнги в дверном проеме напротив. Тот так бесшумно открыл дверь, что Чимин и не заметил. — Ты меня напугал, — почти возмущенно говорит Чимин, но все равно немного улыбается, чтобы не обидеть Юнги. — Извини, — усмехается тот. — Джин еще не звал? — Нет, — отвечает Чимин, — но он уже почти закончил, так что уже можно спускаться. Юнги кивает и первым разворачивается в сторону лестницы, ведущей вниз. Чимин провожает его взглядом, а через мгновение ему на спину запрыгивает уже принявший душ Тэхен, и Чимин почти сбрасывает его с себя от неожиданности. Посмеиваясь и толкая друг друга, друзья спускаются на кухню, где еда уже стоит на столе. Неприятный утренний осадок выветрился, как пары вчерашнего соджу, и Чимин уже вовсю поддерживал разговор, параллельно нахваливая стряпню Джина. После довольно быстрого завтрака все разбежались, как тараканы, по своим делам. Намджун, Хосок и Юнги, как всегда, закрылись в своих студиях, Чимин и Чонгук отправились разучивать новую хореографию, а Джин и Тэхен поспешили на фотосессию — их будут фотографировать первыми, а потом подтянутся остальные.***
— Воу, Чимин-щи! — как всегда ехидно тянет Чонгук, стоит только Чимину сделать плавное движение бедрами вперед. Чимин смущенно смеется, прикрывая лицо ладонью, и возмущенно кричит Чону в ответ, чтобы тот его не отвлекал. Конечно же, Чонгук его не слушается. Вскоре наступает время ехать на фотосессию, и они завершают тренировку. Выйдя из здания, они направляются прямиком к поджидающей их машине. — Хорошо постарались, хён, — хвалит их Чонгук, а Чимин вдруг замирает на месте. «Постарайся, Чиминни…» — Хён? — обеспокоенно зовет его Чонгук, когда, обернувшись, видит застывшего Чимина, широко распахнувшего глаза. Тот промаргивается, стряхивая навязчивые воспоминания, и криво улыбается Чонгуку. Тот приподнимает бровь, явно показывая, что на такой дешевый трюк не поведется. Чимин обреченно вздыхает, отводит взгляд в сторону и неловко бормочет: — Чонгук… А ты не мог бы… — он мнется на месте, покусывая нижнюю губу. Чонгук терпеливо ждет, пока Чимин соберет мысли в кучку, подходя чуть ближе. Чимин от этого только сильнее нервничает, но в конце-концов осмеливается: — Назвать меня «Чиминни»? Чонгук распахивает глаза, явно удивленный странной просьбой Чимина. Он никогда его раньше о таком не просил, мало того, всегда бесился, если Чонгук, младший его по возрасту, пренебрегал вежливым обращением. А тут вдруг такое… Но все же, ничего такого в этом нет, поэтому Чон, умиляясь где-то в душе, с улыбкой протянул: — Конечно, Чиминни, — в конце он немного наклонил голову вбок, как бы спрашивая: «Что теперь?». Чимин, затаив дыхание, следил буквально за каждым шевелением чужих губ, по миллиону раз прокручивая в голове проклятую фразу из своего сна и молясь, чтобы его опасения не подтвердились. Он с облегчением выдохнул, когда понял, что чонгуков голос и близко не тот, что был в его сне и заставил его… Чимина передергивает. «Так! Хватит об этом вспоминать, Чимин!» — он мысленно дает себе подзатыльник, немного трясет головой и говорит уже вслух: — Слава богу… — тяжело выдохнув, он переводит взгляд с неба на Чонгука и тычет в него пальцем, — больше никогда не называй меня так. После чего, аккуратно обогнув растерянного младшего, он идет к машине, забираясь на заднее сиденье. Чонгук, постояв с непонимающим лицом еще пару минут, пожимает плечами и следует за старшим.***
— Меня всерьез забеспокоила эта ситуация, — неловко почесывая в затылке, делится Чонгук с Хосоком и Намджуном, ожидающими своей очереди для снимков. Сейчас фотографировали Чимина, и Чонгук, улучив момент, пристроился около тех, кому рассказывал все в первую очередь. Парни, внимательно выслушав взволнованного младшего, смотрели на вовсю позирующего Чимина. — Я думаю, ты не должен придавать этому большого значения, — высказался Намджун, глядя на Чонгука. — В этом ведь нет ничего такого. Хосок, оторвав серьезный взгляд от Чимина, несколько раз кивнул, соглашаясь. — Намджун прав. Его все так называют, ему это нравится. Вот он, наверное, и решил проверить, как это будет звучать из твоих уст, — Хосок тепло ему улыбнулся, поддерживая. — Да, вот только он мне потом сказал никогда больше его так не называть… — обиженно буркнул Чонгук, пока старшие, смеясь, обнимали его и ободряюще трепали по волосам. — Все, пожалуйста, пройдите на площадку для совместных фото! — громко оповестил фотограф, и обнимающаяся троица двинулась вперед. Конечно же, Чонгука поставили рядом с Чимином. Как же иначе. Тяжело вздохнув, Чонгук внимательно посмотрел на Чимина, но встретил лишь его смеющиеся глаза, безмолвно вопрошающие «в чем дело?». Чонгук лишь коротко покачал головой, как бы отвечая, и закинул руку старшему на плечо, уверенно посмотрев в камеру, как делал это всегда. Через пару часов Чонгук забывает про эту ситуацию.***
— Слушай, Тэ… — немного смущенно начинает Чимин. После тяжелого трудового дня они решили расслабиться, немного поиграв в приставку. Друзья уселись на пол, откинувшись на диван спиной. В руках джойстики, посередине миска с сырными шариками, на экране телевизора какая-то аркада — идеальное завершение вечера. Тэхен мычит в ответ, пережевывая и не отрывая взгляда от экрана. Чимин снова жалеет, что спрашивает такое. Ему и перед Чонгуком неловко было, но все-таки Тэхен его самый лучший друг… У Чимина никак не выходит из головы тот голос, все звучит и звучит у него в голове, как улей потревоженных пчел, и Чимину кажется, что если он не вычислит обладателя голоса, то точно сойдет с ума. Недолго совсем осталось. Но весь запал после первой фразы иссякает, и он решает начать издалека: — А ты… Ну, чисто теоретически, смог бы переспать с парнем? Как и ожидалось, даже такой деликатный вопрос не вызвал у него удивления. Они же бро, они привыкли обсуждать все на свете. Тэхен всего лишь задумчиво жмет плечами, глядя на экран, и погружает длинные пальцы правой руки в миску. Чимин следит за тем, как они обхватывают сырный шарик и тянут его к губам. Через секунду подушечки пальцев облизывает кончик языка, и Чимин срочно отворачивается, надеясь, что Тэхен не заметил, как он пялился. На экране светится счет — Чимин проиграл. — Смотря с каким, — отвечает он и облизывает губы, — как бы, я ничего не имею против, но если это жирный смердящий алкаш… — Фу, Тэ! — Чимин морщится, в ярких красках представив того индивида, которого описал Тэхен. — Я понял! Тэхен смеется, и Чимин отвечает тем же, но вскоре улыбка пропадает с его лица. Ему нужно знать. — Ну… А ты смог бы переспать, скажем… Со мной? — тихо, почти шепотом спрашивает Чимин. Тэхен промахивается, не попадая по кнопке, и тут же проигрывает. Экран высвечивает счет, пару секунд играет музыка, а потом все стихает. Чимин не двигается и, кажется, даже не дышит в ожидании ответа. Он отчетливо чувствует на себе прожигающий взгляд, но поворачиваться и смотреть в ответ слишком стрёмно… — Чё за вопросы, Пак Чимин? — Тэхен приподнимает бровь, а Чимин совсем поворачивает голову в другую сторону и нещадно краснеет. — Конечно переспал бы, ты свою задницу видел? — он снова тянется за сырными шариками, а Чимин поворачивается обратно так быстро, что у него хрустят позвонки, и в шоке смотрит на друга. Тот играет бровями, хрустя шариками, и снова гостиная наполняется смехом. — А это было предложение? — Тэхен откладывает джойстик в сторону, выключив телевизор. Чимин издает возмущенное «эй!», ударяя друга кулаком в плечо. Он встает, кладет джойстики в коробку и привстает на носочки, чтобы поставить ее на верхнюю полку. Сзади к нему бесшумно подходит Тэхен и, обняв его сзади за талию, шепчет на ухо: — А я почти согласился, Чиминни. — У Чимина перехватывает дыхание, он стоит словно громом пораженный, не ожидавший такого поворота событий. Тэхен тем временем шлепает его по заду и добавляет как ни в чем не бывало: — У нас шарики закончились, пойдем. — А-ага… — глухо отзывается Чимин, все-таки поставив коробку на место. Хоть ситуация случилась неожиданная, но Тэхен избавил его от необходимости просить одну смущающую вещь, за что Чимин был ему безмерно благодарен. Ну и еще за кое-что. Тэхен под голос тоже не подходил. — Погнали, — снова сияя обворожительной улыбкой, говорит Пак, разворачиваясь в сторону кухни, куда уже следует Тэхен. Тэхен забывает обо всем через минуту.***
— Главное, сука, блять, не материться. — Цедит сквозь зубы Чимин, ворочаясь на кровати. Вот уже три часа он не может уснуть, а ведь завтра (то есть, уже сегодня) дофига дел, и все они очень важные и не терпят отлагательств. Чимин и рад бы выпасть из реальности на несколько часов, да только вот не получается никак, несмотря на уже воспаленные глаза. Чимину страшно. Он боится, что как только сомкнет веки — сразу увидит тот кошмар. Бока уже болят, Чимин отлежал себе все, что только возможно. Он зло откидывает одело в сторону, поднимаясь. Не имея ни малейшего понятия о том, как ему уснуть без сновидений, Чимин принимается бездумно наворачивать круги по комнате. Он не понимает, зачем это делает, что вообще происходит и как он до такого докатился, но он уже стоит под прохладным душем, а правая рука уже скользит вниз. Чимин стискивает зубы, зажмуриваясь. Чертов ведущий, чертово интервью! Хватало и без этого проблем. Чимин крайне надеется, что этого недоделанного импровизатора уже уволили. Если нет, то Чимин найдет его, и у того просто не будет другого выбора. К нарастающему возбуждению примешивается еще и ярость, и Чимин сжимает пальцы на члене сильнее, упираясь левой рукой в стену. По лицу, спине, волосам — по всему телу стекают капли, и Чимин был бы рад распилить свою черепную коробку, чтобы отмыть и свой мозг заодно. Избавить его от навязчивых воспоминаний, что никак не хотят сами уползать. — Ч-черт… — он тихонько стонет, закусывая губу, и ощущает себя крайне жалко. До такой степени, что почти плачет. Утыкается лицом в сгиб локтя, отказывается признавать то, что сейчас творит. Он не должен вестись на чьи-то слова, позволять им брать верх над собой. Если бы он слушал каждого, кто хоть раз вставал у него на пути — точно бы уже с собой что-то сделал. И тем не менее, тот дурацкий вопрос привел к тому, что закрывать глаза по ночам Чимин теперь боится, а простые движения уже не приносят той разрядки, которую должны. Чимин сдается. Убеждает себя в том, что вспоминает это все только для того, чтобы закончить то, что начал. Он закрывает глаза. Темные руки снова окутывают его дрожащее тело из сна, а хриплый голос снова чудовищно-притягательно шепчет уже осточертевшее «постарайся, Чиминни». Пак невнятно матерится, всхлипывая. Да будь проклят этот чертов сон! Тело простреливает удовольствием настолько неожиданно, что Чимин едва не падает. Запрокидывая голову назад, он продолжает кое-как цепляться за стену ослабевшими пальцами, пока с губ срывается отчаянный и такой громкий стон. Стараясь не смотреть вниз, Чимин быстро отмывается, после выключая воду и абы-как вытираясь. Поспешно натянув нижнее белье, он на трясущихся ногах проходит обратно в комнату, без сил падает на кровать и засыпает сразу же, даже не укрывшись.***
Он потихоньку сходит с ума и свихнется окончательно, если не найдет того, из-за кого его продуктивность катится под откос. Только смирившись и покорно позволив навязчивым воспоминаниям снова ненадолго вернуться, Чимин смог нормально поспать. Но он не желает больше этого делать. Не хочет, чтобы кто-то смел им управлять. Не желает зависеть от кого-то постороннего. Он как безумный слонялся повсюду и для каждого встречного придумывал очередную байку, в конце-концов вытягивая на одно из двух слов, которые были ему нужны. Он понимал, что его поведение ненормальное, что нужно со всем этим что-то делать, но продолжал, как одержимый, запивать успокоительное водой перед сном и допытывать всех вокруг. И черт его пойми, зачем ему это нужно… Что случится, если он вдруг выйдет на обладателя того таинственного голоса и умелых рук? Ему станет легче жить? Скорее, все усложнится в несколько раз. Чимин не желает признаваться сам себе в том, что он хотел бы испытать это все на себе вживую. — Блядство… — тихо шипит он, скрючившись на высоком стуле в темной кухне. Он с силой сжимает волосы у корней, пытаясь болью перекрыть гудящий поток мыслей, что никак не хочет затихать. С таким шумом в голове Чимин живет уже примерно два дня и больше не хочет ни минуты. Из-за криков в голове он и не слышит, как в кухню проходит лидер. Намджун какое-то время стоит, опершись плечом о дверной косяк, и разглядывает маленькую дрожащую фигурку вокалиста, который ведет себя крайне странно вот уже несколько дней. У Намджуна щемит сердце. Непривычно видеть Чимина таким подавленным, беспомощным и местами даже испуганным. Чимин мягкий, открытый и очень добрый. Помогает всем, а себе помогать не позволяет. Уходит в себя, закрывает двери на железный замок и собаку ко входу приставляет, чтобы никому заходить не позволяла. Не любит он, когда ему помогают. Ему сразу кажется, что он жалок. Намджуну, честно говоря, сейчас плевать на то, насколько сильно гордость Чимина ущемится. Он не может пройти мимо. Чимин замечает его только тогда, когда чувствует у себя в волосах широкую ладонь. Он крупно вздрагивает всем телом и поднимает голову, встречаясь с обеспокоенным взглядом Намджуна, который пытается ему улыбнуться, чтобы скрыть свое волнение. Чимин смотрит в ответ блестящими глазами, не улыбается в ответ, а только нос чуть морщит. Хочет сказать «уходи», но не может. Совесть не позволяет прогонять переживающего за него человека. Вместо этого он только отводит взгляд снова в пол, а Намджун присаживается напротив. — Ну что же у тебя случилось? — спрашивает тихо, все пытаясь в глаза Паку заглянуть. Тот упрямо головой мотает, сжимает руки на коленях в кулаки и молчит. Намджун только выдыхает тяжело. Чимин всегда такой. Никогда не расскажет о своих проблемах, молчать до последнего будет, а не позволит себе доставлять кому-то беспокойства. Упрямый как осел. — Ничего. — Шелестит он в ответ. Как и ожидалось. — Люди, у которых ничего не случилось, так себя не ведут, — изрекает очевидное Намджун, потирая переносицу. Без зрительного контакта тяжело — Чимин не может врать, когда на него кто-то смотрит, поэтому Намджун опускается перед ним на корточки, кладя ладони ему на колени, и видит то, от чего сердце ёкает… Чимин еле себя сдерживает. С силой закусывает нижнюю губу, морщит лоб, часто-часто моргает — всеми силами пытается не заплакать. Когда он ловит взгляд лидера, то уже не выдерживает: всхлипывает тоненько, быстро рукавом лицо прикрывая, и зажмуривается, сутулясь еще больше. Намджун поспешно выпрямляется и прижимает Пака к себе. Его скрытое под ладонями красивое лицо исчезает где-то в районе груди Намджуна, пока тот обнимает вокалиста за плечи одной рукой, а другой аккуратно гладит по волосам. — Ну что случилось, Чиминни… — слишком аккуратно интересуется Намджун, боясь произнести лишнее слово. Чимин сейчас как маленький бродячий котенок, к которому подойти даже нельзя: чуть шелохнешься — и он испуганно от тебя убегает, а ведь ты не хотел ничего плохого. Чимин, как ни странно, после убаюкивающе-нежного тона сразу замирает в руках лидера и почти что сразу отвечает дрожащим от слез голосом: — Я очень… плохо сплю… — и молчит. Намджун чувствует, что фраза явно не закончена, что есть дальше «потому что», но его не следует. Его рука, до этого гладившая Чимина по волосам, замирает, а сам он все ждет этого «потому что», но его нет ни через минуту, ни через три. Вместо этого Чимин вдруг начинает трепыхаться в несильной хватке, вырываясь на свободу. Намджун в недоумении, но без объяснений он Чимина не отпустит. Крепко, но несильно взяв его за плечи, он смотрит в испуганные глаза напротив. — Так поч… — начинает он, но его неожиданно прерывает громкий возглас Хосока, который только пришел в общежитие и сейчас искал лидера. И Намджун, и Чимин вздрагивают и так же одновременно переводят взгляд на Хосока, нарисовавшегося в дверном проеме. — Что у вас тут происходит? — с улыбкой интересуется он, приподняв бровь. Чимин не дает Намджуну и слова сказать — быстро соскакивает со стула, отцепив от себя сильные руки, и уносится к себе в комнату мимо недоумевающего Хосока. — Круто… — поджимает губы Намджун, засунув руки в карманы и глядя вслед сбежавшему Чимину. Хосок виновато улыбается, ероша волосы, и Намджун спешит положить руку ему на плечо, чтобы сказать этим «ты не виноват». На следующий день к Намджуну подходит абсолютно безупречно выглядящий Чимин и просит прощения за вчерашний инцидент. Уверяет, что у него все хорошо, просто были небольшие временные трудности, и Намджун не может не поверить. Он с облегченной улыбкой треплет младшего по волосам, сжимая в крепких объятиях. Намджун окончательно забывает обо всем через час.***
— Да ты не понимаешь! Барабаны здесь только помешают, а вот гитара отлично вписывается, — с жаром доказывает Намджун сидящему на стуле Юнги, что задумчиво смотрит в экран компьютера и переслушивает трек уже по тридцатому кругу. Он хмурит брови, фокусируясь на том, что слышит, не повышает голос, как Намджун, легко выходящий из себя, а лишь снова отрезает: — Нет. Она здесь не звучит. А барабаны как раз-таки только помогают не сделать трек еще более унылым. — То есть, ты хочешь сказать, что моя версия звучит уныло? — складывает руки на груди Намджун, с вызовом глядя на Юнги. Тот в долгу не остается, так же смотрит в ответ, повернувшись вместе с креслом, и плевать, что снизу-вверх. Он чувствует свою правоту, поэтому отводить взгляд не собирается. — И скучно, — добавляет, невозмутимо отпивая черный кофе. Брови Намджуна подлетают вверх, но от возмущения его аргументы не желают достойно формулироваться, и все, на что его хватает, это: — Да ты не понимаешь! — и всплеснуть руками. Юнги пожимает плечами, отворачиваясь обратно, а со стороны небольшого диванчика прилетает уставшее: — Да вы оба достали уже, — и Юнги усмехается. Хосок, изможденный многочасовой работой, полулежит на диванчике, прикрыв глаза. Намджун снова заводит свою шарманку, и в конце-концов Хосок кидает в него небольшую подушку, прося помолчать и довериться Юнги. Проторчав в Genius Lab еще пару часов, двое уходят, оставляя самого гения и дальше корпеть над треком. Тот даже не замечает, как они уходят, отрешенно машет им на прощание, даже не обернувшись, целиком погруженный в работу. Заканчивает он в десятом часу вечера и довольно потягивается. Набирает Намджуна, чтобы довольно похвастаться тем, что гитара все-таки не звучит, но тот не берет трубку. Раздраженно цыкнув, Юнги сбрасывает звонок. Завтра в студии его уже не будет, а доказать-то надо! Намджун сейчас должен быть в общаге. Скорее всего, просто закинул телефон куда-то и не слышит. Следующим в записной книжке идет номер Чимина. Юнги набирает его, надеясь, что хотя бы Чимин ответит ему. — Да, хен? — через пару гудков слышит Юнги в трубке. Он не сдерживается и снова победно улыбается. — Чиминни, передай Намджуну, что флешка с песней завтра будет лежать у меня на столе. Ключи от моей студии у него есть. — Юнги на секунду замолкает. — И еще можешь сказать ему, что он лох, — не сдержавшись, добавляет он и, посмеиваясь, отключается. Сбросивший звонок Юнги не слышит, как на той стороне провода разбивается стеклянный стакан, выскользнувший из чужих рук.***
Чимин не может в это поверить. Сознание вопит о том, что это все — лишь злая шутка его воспаленного воображения, что он так сильно желал найти обладателя того красивого голоса, что начал его слышать уже повсюду. — Тихо, тихо, — Чимин, хватаясь за стенки, постепенно оседает на пол, дышит через раз, бегает глазами по всему и сразу, не зная куда взгляд деть, и в конце-концов хватается за голову с испуганным криком. На звонкий голос прибегает Хосок. — Что случилось? Я слышал… О боже, Чиминни! — Хосок испуганно зажимает себе рот рукой, когда видит разбитого Чимина на полу, окруженного осколками такого же разбитого стакана. Он сразу же бросается на помощь: аккуратно минуя острое стекло, подходит к Чимину, который, бледнее смерти, с силой сжимает волосы у корней, раскачиваясь на месте. — Что происходит? — из-за угла выглядывает Джин и тут же открывает рот от развернувшейся перед ним картины. Обомлев, он так и стоит, пока Хосок не окликает его: — Хен, помоги, — он обхватывает руками Чимина и тянет наверх, — Чиминни… Хосок не успевает объяснить Джину, что произошло. Чимин с безумным взглядом резко поворачивается к нему и, вцепившись в его плечи, шепчет без остановки: — Нет, не называй… Не называй… Джин, наконец отойдя от первичного шока, подбегает к ним и перехватывает Чимина у потерявшего дар речи Хосока. Вдвоем они тащат его в гостиную и усаживают на диван. Чимин то жмется к Хосоку, то отталкивает его с диким шепотом: — Не называй так… Хосок лишь поглаживает младшего по волосам и в сотый раз убеждает его в том, что больше так не будет. — Пойду, уберу осколки и принесу успокоительного, — тихо говорит Джин и уходит. Хосок заторможенно кивает, крепче прижимая к себе Чимина, у которого истерика заметно прогрессировала. Хосок знатно испугался, услышав рыдания младшего. Он попытался заглянуть Чимину в глаза и обо всем расспросить, но тот лишь начал отчаянно вырываться из объятий, почти захлебываясь в рыданиях. — Тише-тише, Чим… — Хосок вовремя запнулся и крикнул уже в дверной проем: — Джин-хен! Джин прибежал буквально через секунду, весь взлохмаченный, с белой таблеткой в одной руке и стаканом воды в другой. — Нет, хен, — на удивление спокойным тоном произнес Хосок, хотя он отчетливо чувствовал, как внутри все скручивалось от страха в тугой узел. С силой удерживая на месте брыкающегося и почти воющего Чимина, он перевел блестящий взгляд на бледного Джина. — Нужен укол.***
— Господи, мне еще никогда в жизни не было так страшно… — шепчет Хосок, поглаживая Чимина по волосам. После того, как Джин немедленно вызвал доктора, Чимину вкололи успокоительное, и через пару минут он уже спал. У Хосока тряслись руки, он отчаянно хотел поплакать, но ни одна слезинка почему-то не желала падать из его воспаленных глаз. — Хосок, тебе нужно отдохнуть, — поднимается Джин с кресла, — я посижу с ним. Хосок упрямо мотает головой и смотрит на красные отпечатки своих пальцев на бледных запястьях Чимина. Слезы все-таки катятся по щекам. — Прости, — шепчет он, поглаживая отметины. Джин закусывает губу. — Что же такого могло произойти… — Знаешь… — Джин присаживается рядом. — Я бы очень не хотел, чтобы это оказалось правдой, но, кажется, в этом замешан Юнги. — Что? — Хосок оборачивается, с недоумением глядя на Сокджина. — Хен, шутка не смешная. — Если бы я шутил… — Джин вздыхает и протягивает Хосоку сотовый Чимина, который он нашел на полу в кухне. Телефон не был заблокирован, на экране горел список звонков и последним там значился входящий «Юнги-хен». Хосок посмотрел на время звонка, а потом невольно перевел взгляд на часы. — Я не верю, — выдыхает он, но даже его тон доказывает обратное. Хосок откладывает сотовый в сторону и продолжает поглаживать Чимина по рукам. — Мы спросим у него, как только он придет, но я не верю!***
— Юнги! — Мин вздрагивает, как только переступает порог. Он еще не зашел даже, а его уже зовут так, будто отчитывать собираются. Он приподнимает бровь. Перед ним стоит Джин. — Надо поговорить. — В чем дело? — ворчит Юнги, снимая обувь. Выдохнув от усталости, он даже не сопротивляется, когда его ведут в гостиную. С облегчением он опускается в кресло, только потом заметив лежащего на диване Чимина и сидящего рядом Хосока. Все бы ничего, но Хосок выглядит заплаканным, Джин — серьезным, а Чимин слишком бледный. Юнги мигом подрывается с места. От усталости и следа не осталось. — Хосок? Что с Чимином?! — он подлетает к дивану, опускаясь перед ним на корточки. Хосок почему-то молчит, за него отвечает Джин: — Вот насчет этого мы и хотели с тобой поговорить, Юнги, — Джин опирается плечом о дверной косяк и потирает переносицу. — Со мной? — хмурится Юнги. Его что, обвиняют в том, что Чимин сейчас без сознания? — Спокойно, я объясню, — Джин поднимает в воздух палец. — Видишь ли, сегодня Хосок услышал крик из кухни и пошел посмотреть, что там. А там был Чимин, который корчился на полу. У него была истерика, да такая, что пришлось вызвать доктора. И это произошло примерно в десять ноль пять. После следует молчание. Юнги криво ухмыляется, не веря в происходящее. — То есть… Вы хотите сказать, что это произошло сразу после того, как я ему позвонил? Джин отводит взгляд, тушуется, губу нижнюю жует и молчит. Не может сказать, не может напрасно обвинить близкого человека. — Мы лишь хотели узнать, что ты ему сказал, — хрипит сбоку Хосок. Голос у него совсем тихий и измученный. Юнги сводит брови к переносице, вспоминая. — Ничего такого. Я вообще-то изначально Намджуну звонил, но он не брал. Решил, что он в общаге, позвонил Чимину и попросил передать, чтобы Намджун забрал флешку у меня в студии завтра. Вот и все, — с жаром доказывает Юнги, переводя взгляд с Хосока на Джина и обратно. В гостиной царит молчание, нарушаемое лишь мирным посапыванием Чимина. — Поверьте мне, — отчаянно говорит Юнги, переходя на шепот, — я бы никогда не сделал ему что-то плохое… — Все хорошо, Юнги, мы верим, — Джин тепло улыбается, кладя руку Юнги на плечо. Тот, с надеждой глядя на него, медленно кивает. — Не знаю, что за хрень, но предлагаю оставить это между нами. — Выносит вердикт Хосок, и с ним соглашаются все.***
Тепло, мягко… Чимин наконец-то выспался. Он, даже не открывая глаз, легонько улыбается. А потом он подскакивает на диване уже без улыбки. Хосок, до этого сидя дремавший рядом, вздрагивает, промаргивается и сразу же смотрит на Чимина. На пару секунд он запинается, а потом решает не обращаться к младшему по имени: — Как ты…? В его голосе и глазах даже не скрытая тревога, он ободряюще сжимает чиминову ладонь и готовится, в случае чего, сразу же хватать его в охапку и звать на помощь. Но Чимин ошарашивает его: — Почему я здесь? — тихо и испуганно спрашивает он, оглядывая гостиную. Хосок распахивает глаза. — Ты помнишь что-нибудь? — аккуратно спрашивает Хосок, решая ни в коем случае не открывать младшему правду, если он ее не помнит. Чимин придерживает голову свободной рукой, хмурится, пытается вспомнить, но сдается через пару минут, разочарованно качая головой. — Мм… Совсем нет… — бормочет он и переводит встревоженный взгляд на Хосока. — Хен, что произошло? — Ничего страшного, — тепло улыбается ему Хосок, — ты поскользнулся и ударился головой. Скоро придет доктор, осмотрит на наличие травм… — Хен! — распахивает глаза Чимин испуганно, и Хосок уже почти обреченно закрывает глаза, думая, что младший вычислил ложь. — Черт, хен, который час?! Мне нужно с Чонгуком… — Чимин! — вопреки всему повышает голос Хосок. Он возмущен и удивлен, но чувствует и невероятное облегчение от того, что Чимин не вспомнил ничего. Чимин затихает сразу же. — Я понимаю, ты головой ударился, но не до такой же степени, чтобы думать, что после такого ты будешь что-то делать! У тебя выходной. Все, лежи и отдыхай. — Хосок злится, а Чимин понуро опускает голову. Хосок не выдерживает спустя минуту. Крепко прижимает к себе Чимина и шепчет с дрожью в голосе: — Прости, — Чимин кожей чувствует, как хен дрожит. — Я просто так испугался, когда нашел тебя на полу… — на каком полу он его нашел, Чон решает не упоминать. Мало ли Чимин вспомнит. Чимин обнимает Хосока и знает, что это единственная фраза, где Хосок ему не соврал. Доктор говорит Хосоку, что после сильных стрессов такое бывает. Мозг человека может удалить часть воспоминаний, потому что они вредят нервной системе. Хосок предупреждает Джина и Юнги о том, что Чимин ничего не помнит, и забывает об этом через пару дней.***
Чимин спит, ест, работает, двигается, дышит, живет так, как и раньше. Он снова в форме, снова выкладывается на всю в спортзале, студии звукозаписи, танцзале — каждый день в новом месте, там, где требует работа. Мемберы вздыхают спокойно, радуясь при виде Чимина, который снова в строю. Все, кроме Юнги. Может, у него слишком паранойя развилась после того случая, а может и правда так, но ему казалось, что Чимин его избегает. Он решил понаблюдать за Чимином. На шоу, интервью, да даже банально в общежитии Чимин никогда не садился рядом; когда Юнги говорил с ним, Чимин отвечал не глядя на него; в коридорах общежития они больше не пересекались; ко всем остальным ребятам Чимин лез как и прежде, но к Юнги перестал даже прикасаться. Юнги, честно говоря, злила эта ситуация. Он ведь даже не знал, чем заслужил подобное отношение к себе. В один день он твердо решил все выяснить. В ближайший выходной в гостиной собрались все, кто не уехал к себе: Хосок, Чимин, Юнги и Тэхен. Для Юнги главным было то, что Чимин здесь. Только вот они сидели так уже два часа, а Чимин никуда не выходил. Юнги никак не мог улучить момент, когда они останутся наедине. — Чимин-ааа, — заныл Тэхен после очередного проигрыша. Они с Хосоком сидели на полу и играли в приставку. Тэхен еще ни разу не выиграл. Чимин, сидя позади него, массировал Тэхену плечи. Он хихикнул, заслышав нытье Тэхена, а тот, откинув голову назад, смотрел на Чимина несчастными глазами. — Чимин-аа… Ну почему не получается… — хныкал Тэхен. Чимин улыбался, умиляясь, и гладил Тэхена по голове, утешая. — Это нормально, Тэ-Тэ, — тепло проговорил он, но Тэхен только сильнее заныл, чем вызвал смех Хосока и Чимина. Тэхен рухнул на пол, и сколько бы Чимин ни просил его подняться, не слушался. — Чим… Хочу сок. Иначе буду умирать в муках. Сейчас только яблочный сок может спасти меня от неминуемой гибели… — монотонным голосом проговорил Тэхен куда-то в пол. Чимин, посмеиваясь, поднялся с места. Юнги не стал терять времени. Сделав вид, что ему позвонили, он вышел из гостиной вслед за Чимином. Хотя этого никто и не заметил, потому что Хосок был занят тем, что катался с Тэхеном по полу, громко смеясь. Чимин как раз наливал сок в стакан, стоя у барной стойки спиной ко входу. — Ты меня избегаешь, — сразу в лоб начинает он. Чимин дергается как от удара током, коробка с соком едва не падает из его рук. Он поспешно закручивает коробку крышкой и проходит мимо Юнги к холодильнику. — Ты что-то путаешь, хен, — спокойно говорит он, ставя коробку на место. — Да что ты, — скалится Юнги. Он хватает Чимина за предплечье, и тот начинает заметно паниковать. Юнги не обращает на это внимания. — А как ты тогда объяснишь то, что на носу запись твоей сольной песни, а ко мне в студию прийти ты не можешь? — Чимин вырывается, а Юнги лишь усиливает хватку. — Ты не садишься рядом со мной, не касаешься меня, не смотришь… — Отпусти или я закричу, — дрожащим голосом говорит Пак. Юнги против воли слушается. Чимин отступает на шаг назад, потирая предплечье, за которое так отчаянно цеплялся Юнги, и последнему становится не по себе. — Извини… — бормочет он, а Чимин перебивает: — Не важно, просто забудь об этом. — Он возвращается к стойке. — Ты себе что-то надумал, хен. — Ну нет, не смей мне врать. — В голосе Юнги скользят холодные нотки. Он подходит ближе, Чимин не оборачивается. — Я не слепой. Что происходит, Пак Чимин? — Ничего не происходит… Ты не виноват. — Тихо шепчет он. — Это все истерика… Юнги распахивает глаза. — Ты помнишь? — он тоже переходит на шепот. Чимин тихо угукает, жуя нижнюю губу. Разумеется, он все помнил. Воспоминания атаковали его едва он проснулся. Чтобы не доставлять больше проблем и переживаний своим хенам, он тоже решил соврать. Так будет лучше. — Но, Чимин… — Юнги осторожно касается его плеча. Тот снова вздрагивает, и Юнги поспешно отдергивает руку. — Что я сказал тогда не так? — Ничего, хен, — Чимин уже не шепчет. Голос у него срывающийся, хриплый. Он делает глоток сока, который предназначался Тэхену. — Ты не виноват, это просто… Не важно… — Просто что, Пак Чимин? — Юнги повышает голос. — Хватит уже, я сыт этим твоим «не важно» по горло. Я требую объяснений, я имею на это право! Чимин сжимает руки в кулаки, опускает низко голову. Его плечи подрагивают, но сам он не издает ни звука. — Мы все за тебя переживаем, пойми, — голос снова понижается. — Чиминни, ты же можешь мне все рассказать. Хен же ничего тебе не сделает… — Помолчи. — Чимин резко оборачивается. Он зол, в глазах застыли слезы, руки сжаты в кулаки, и Юнги бы непременно прикрикнул на младшего за неуважение, но он не может. — Помолчи и позвони остальным. Пусть тогда все уж знают. Они тоже «имеют на это право». — Цедит едко он и, схватив стакан с соком, выходит из кухни, чуть задев Юнги плечом. Юнги недоуменно лезет в карман за телефоном.***
Ребята приехали практически сразу же после скомканных предложений Юнги в трубку. На их обеспокоенные вопросы Юнги не отвечал, пребывая где-то в своих мыслях. Когда все уселись в гостиной, Чимин, устроившись в уголке дивана с ногами, робко начал: — Во-первых, спасибо, что вы все приехали. Мне очень не хотелось отвлекать вас от дел, но это вынужденная мера. Его никто не перебивает. Даже обычно беспечный макне сейчас внимательно слушает, и на его лице нет и тени улыбки. — Я думаю, вы все заметили, что в последнее время со мной происходило кое-что странное… — он затихает к концу предложения, рассматривая свои обтянутые плотной тканью брюк колени. Воцарившуюся паузу снова никто не смеет прерывать. — Мне… — Чимин кожей чувствует прожигающие взгляды. Его голос начинает дрожать от подступающих слез. Он не хочет провоцировать новую истерику, но видимо придется. — Мне правда так стыдно об этом говорить, и в то же время я понимаю, что ничего такого в этом нет… Чимин ходит по краю обрыва, уворачивается всячески от неприятной темы, но понимает, что убежать сейчас ему просто не позволят. — Мне очень жаль, что я такой впечатлительный, не умеющий выкидывать мысли из головы… — он едва слышно всхлипывает. Голос дрожит сильнее. — Но еще больше мне жаль от того, что во все это оказались втянуты вы. — Чим… — ошарашенно вздыхает Тэхен. — Что ты такое говоришь? — в тон ему спрашивает Сокджин. Чимин облизывает уже соленые губы, продолжая пилить взглядом свои ноги. Смотреть на парней сейчас особенно тяжело, но он собирается с духом и поднимает полные слез глаза на испуганного Юнги. От его искреннего переживания Чимину становится еще хуже. — Мне очень жаль, хен… Прости… Юнги дергается, чтобы подойти к младшему и обнять его, но Чимин останавливает его порыв жестом. — Неделю назад, после того интервью… — Чимин сглатывает. — Мне приснился сон. Эротический сон. — Кто-то переглядывается, кто-то приподнимает бровь, кто-то смотрит с осуждением — Чимин уверен. — В том сне я услышал голос… Он звал меня по имени. Чимин спотыкается на середине и глубоко вдыхает. — Вот почему я просил некоторых из вас назвать меня… — он снова обрывает слова, снова не договаривает до конца, потому что проклятое прозвище на языке горечью оседает, его выблевать вместе с воспоминаниями хочется. Он не договаривает, но все и так понимают, о чем речь. — Юнги, оказывается, это был ты, — Чимин нервно усмехается, переводя стеклянный взгляд на старшего. Он моргает пару раз, а потом не выдерживает и роняет голову на колени, безостановочно прося прощения у Мина. Чонгук и Тэхен сидят с открытыми ртами. Хосок и Намджун предельно серьезны, они хмурят брови и переглядываются. Джин молча поднимается с места, чтобы принести Чимину воды. Юнги уже плевать на запреты Пака. Он поднимается и идет прямиком к нему, следом обнимая его подрагивающие плечи и успокаивающе поглаживая по волосам. — Мне жаль, хен, так жаль… — все шепчет Чимин. — Прости меня… — Тише-тише, Чим, — убаюкивающим хриплым голосом просит Юнги. — Все хорошо, слышишь? Тот упрямо качает головой, всхлипывая. — Посмотри на меня. — Юнги поднимает его голову двумя руками и стирает большими пальцами чужие слезы. — Все хорошо, — он чуть улыбается Чимину и принимает из рук Джина стакан с водой. — Давай ты сейчас выпьешь водички и успокоишься. Я не понимаю, почему ты плачешь, Чим, я же не злюсь, не кричу на тебя, не бью… Чимин делает глоток воды. — И правда, Чим, нашел проблему, — выдыхает Тэхен. Чимин кивает, слабо улыбаясь. Остальные горячо поддерживают Тэхена, убеждая Чимина в том, что он ни в коем разе не виноват, что это тот интервьюер козел, и еще кучу всяких вещей, которые Чимин и так знает. Пока они переговариваются между собой, Чимин незаметно показывает Юнги на дверной проход и поднимается с места, чтобы отнести стакан в кухню. — Я плакал потому, что мне стыдно, хен, — измученно шепчет младший, прислонившись к стенке. Он настрадался за эту неделю на лет двадцать вперед. — Да что в этом стыдного, Чим? — со смешком произносит Юнги, радуясь, что Чимин идет на контакт. — Каждому из нас снились хоть раз такие сны и ни… — Мне стыдно от того, что мне понравилось. — Твердо говорит Чимин. Он уже не плачет. В голове только опустошение. С лица Юнги сползает улыбка. — Мне жаль от того, что я придумывал у себя в голове вместе с тобой, хен. Прости, — Чимин слегка кланяется и уходит в комнату, мимо ошарашенного Юнги. Ребята в гостиной облегченно вздыхают и забывают про эту ситуацию через пять минут.***
Чимин уезжает к себе в апартаменты этим же вечером. Никто его не удерживает, потому что банально не имеет на это права — он едет к себе домой. Чимину надо побыть одному, проветрить мозги и немножко забыть о том, как выглядит Юнги. Он не пересекается с Юнги ровно до того момента, пока не идет записывать сольный трек. В студии он ведет себя как обычно, как будто никогда ничего не было. Юнги все пытается завязать разговор, но Чимин уходит от темы, нагло перебивая и поворачивая разговор в сторону музыки. В конце-концов Юнги сдается, и они записывают песню. Проходит еще два дня. Чимин лежит на диване в зале, читая книгу и поедая виноград, и в целом наслаждается вечером. Мозг наконец-то отдохнул, а может, просто слишком устал за многочасовой работой, которой Чимин его нещадно нагружал. За окном начинает темнеть, вечерняя прохлада просачивается в приоткрытое окно, и Чимин с упоением ее вдыхает. Спокойствие нарушает резкий звук дверного звонка. Чимин откладывает книгу. На пороге нетрезвый Юнги, опирающийся о стену рукой для устойчивости. Он пожирает глазами Чимина, пока тот хмурится в недоумении. — Круто ты съебался… — ухмыляется Юнги. Чимин скрещивает руки на груди, пускать его внутрь явно не собирается. — И как мне теперь спокойно существовать с мыслями о том, что ты представлял, как я тебя трахаю? Не подскажешь? — Я такого не представлял, это во-первых, — спокойно отвечает Чимин, пожимая плечами. — А во-вторых, ты нетрезв… — Это для храбрости, — хрипло смеется Юнги. — По-другому я бы просто не решился на это. Он заходит внутрь, захлопывая дверь, и толкает Чимина к стене, держа его за запястья. — Что ты творишь? — цедит сквозь зубы Чимин. Юнги приближается прямо к его лицу, обдавая Чимина горячим потоком алкогольного духа. Виски, кажется. — Что я делал там, в твоем сне? Расскажи мне, — шепчет он. Чимин хмурит брови, вырывается, шипит «отпусти, хватит», но Юнги не слушает. А потом вдруг резко наклоняется и широко мажет языком по чиминовой шее. Тот замирает в хватке, распахивая глаза, и начинает мелко дрожать не то от страха, не то от удовольствия. — Что я там делал. — Снова цедит Юнги, заглядывая в испуганные глаза младшего. Тот сглатывает и тихо отвечает, отводя взгляд в сторону: — Трогал меня… Юнги какое-то время так и стоит, видимо переваривая информацию, чуть шатаясь на месте. А потом снова наклоняется к чужой шее и начинает уже смело покрывать ее поцелуями, укусами, пока Чимин, отчаянно пытающийся вырваться из крепкой хватки, сквозь слезы шепчет: — Хен, пожалуйста… Он закусывает губу и понимает, что мольбы бессильны, когда рука Юнги скользит вниз и сжимает его член через ткань домашних штанов. Он просто стоит и молча глотает слезы, кусает нижнюю губу до крови, ждет, пока Юнги наиграется. Он ничего не может с собой поделать — руки хена такие же умелые, а голос такой же прекрасный, как в его сне. Он снова позорно кончает, хотя хен ничего толком и не сделал. Все повторяется. Юнги отстраняется и довольно хмыкает. — Вот теперь я могу спать спокойно, — говорит и, шатаясь, уходит из дома Чимина, пока тот бесшумно сползает на пол и закрывает рот ладонью, чтобы не закричать. Юнги забудет обо всем на следующий день, когда протрезвеет. Чимин всего этого не сможет забыть никогда.