Как давно это было..... Как все тогда было хорошо…
Тёплое лето, июльский вечер, холодный чай, крыша какой-то панельки и он… Куроо. Ласковый, заботливый и нежный. Его забота была даже слегка чрезмерной. Любой чих Кенмы он воспринимал с особым волнением, задавая ему вопросы по типу «как ты себя чувствуешь? Тебе не холодно? Дать тебе мою куртку?». Такое поведение Куроо даже смущало Козуме, хоть и безумно ему нравилось. Юноше нравилось чувствовать то, что он нужен, что его любят. Ох, как же он сейчас по ним скучает… Как же хочется вернуться хоть в один из этих вечеров, с ласковыми поцелуями, объятиями, прогулками за ручку и танцами под дождем. Козуме всегда смущало, когда Куроо лез целоваться в общественных местах, и он лишь отшучивался, отпихивая его и говоря что-то на подобии «Ну перестань, на нас все смотрят!..». Куроо же, наоборот, любил всё это. Тетсуро нравилось показывать, что Кенма принадлежит только ему. Здесь, сейчас, навсегда.
Но..... всё хорошее же не может длиться вечно?… Однажды что-то кардинально поменялось. В голове Куроо что-то щёлкнуло и он в первый раз поднял руку на Козуме, когда тот вернулся с прогулки с Хинатой на пол часа позже обещанного. Он сам понимал, что между его возлюбленным и жизнерадостным рыжиком из Карасуно ничего быть не может, ведь Шоё уже давно встречается с Атсуму. Тогда он всего лишь (в данной ситуации это корректное выражение, по сравнению со всем остальным, что он делал) ударил Козуме по лицу, оставив ему яркий след на щеке. Позже он стал не очень заметным синяком. Было больно, очень больно, обидно. Колкое чувство в груди не покидало Кенму ещё несколько дней, он даже не мог смотреть в сторону Куроо. Три дня после этого они не разговаривали, сидя по разным комнатам. Пудинголовый несколько раз выходил только чтобы что-то приготовить, сходить в душ, или ещё что-то. И всё это в полной тишине. В первый день Кенма просто бесшумно плакал в своей комнате, обнимая потрёпанного плюшевого медведя. Да, тогда всё это можно было назвать комнатой. Всё было на месте. И кровать, и компьютерный стол, всё, что было нужно для личного комфорта Кенмы.
Потом же, все его вещи постепенно убирались из комнаты младшего. Что-то было продано, что-то просто оказалось на помойке.
В следующий раз в ход пошла пепельница. И опять ни за что. Кенма просто чуть-чуть пересолил рис. Куроо безжалостно запустил в него тяжёлую, стеклянную пепельницу с ещё не потухшим окурком. Сея вещица сначала очень сильно ударила его по голове, а после вдребезги разбилась, упав на пол. Пока Кенма собирал все осколки, Куроо лишь едко усмехался, наблюдая за ним. Но слёз Козуме после этого достаточно сильного удара ему было мало. Очень мало. Он поднялся со своего места и пнул его руки, из-за чего Кенма выронил все осколки. Тетсуро просто придавил его ладони к полу, как раз к этим осколкам, от чего на ладонях юноши остались и маленькие царапины, и глубокие порезы.
Кенма ещё долго сидел на кухне, захлебываясь своими слезами и вынимая мелкие осколки из своих рук.
Кенме долго приходилось врать, почему он не выходит из дома, почему больше не приглашает Хинату в гости. Козуме просто ненавидел себя за эту наглую ложь, но по-другому было нельзя. Нельзя было, чтобы кто-то узнал. Сразу пошли бы слухи, сплетни, наставления старших и младших, что Куроо ему не подходящая пара.
Кенма не хотел в это верить. Ему было необходимо знать, что его любят, что он любим, что он нужен. Что его не выбросят у мусорки, как надоевшего котенка. Такие мысли очень угнетали Козуме, он старался гнать их подальше от себя, выкидывать их из головы. В чувства помогал приходить только ледяной дождь. И то, не всегда. К сожалению.
Я же любим?
Кенма каждый раз задавал себе этот вопрос, всегда положительно отвечая на него у себя в голове.
Конечно, я любим. Куроо меня очень любит. Просто…немного не так, как все.
***
— Сколько это можно терпеть, ты мне расскажешь??? Сколько?! — Куроо грубо хватал Козуме за волосы, сильно их дёргая. — Когда ты блять перестанешь шататься с кем попало?! Я тебе не давал разрешения на выход из дома!
— Н-Но Куроо!.. — Кенма захлебывался своими слезами, умоляя Тетсуро прекратить. — Я-Я был с Хинатой!.. Т-Ты же знаешь!… —
И снова удар по ребрам чем-то тяжёлым. Тупая боль горячей волной разливалась по телу, заставляя каждую клеточку тела Козуме содрогнуться.
Никогда. Никогда ответы беззащитного Кенмы не устраивали Тетсуро. Он грубо швырнул его в стену, не отходя от него ни на шаг. Козуме вскричал от ужаса и боли, сворачиваясь клубочком, пытаясь спрятаться от этой невыносимой боли.
Но зачем, если все бессмысленно? Куроо быстро подошёл к нему и со всей силы, нисколько не жалея Кенму, сделал несколько ударов ногой по его ребрам.
Стоя на коленях перед своим любимым садистом, Кенма прикрыл рот рукой, откашливая кровь. Все тело адски болело от недавних побоев. Куроо хмыкнул, ещё раз пнув Кенму и уйдя в свою комнату, громко хлопнув дверью.
Два сломанных ребра жутко ныли, отдавая резкой и острой болью от малейшего движения. Кенма просто завалился на пол, плача от своей беспомощности, боли и непонимания.
За что с мной так?… Что я делаю не так?.. Я…видимо я заслужил… Но он все равно меня любит…
Как жаль, что все это не так. Но отпустить Кенму Тетсуро не сможет никогда. Наверное, пока окончательно не сломает в нем личность, не убьёт его.
***
Часы монотонно тикали где-то в гостиной. Куроо сидел напротив Кенмы молча, сложив руки на коленях в замок, испепеляя взглядом Козуме.
Кенма покорно сидел на коленях перед Тетсуро, опустив взгляд в пол, опираясь руками о холодную плитку. Так было легче. Легче стоять в унизительной позе.
Все его изящное тело покрывали шрамы от ожогов, избиений, порезов. За все это можно было сказать
спасибо только лишь Куроо. Больше некому так издеваться над бедным Кенмой.
— Ко мне задом. Быстро. — приказной тон Куроо нарушил звенящую тишину, его злорадная ухмылка пугала бедного, беззащитного Кенму.
Нельзя было не подчиняться. Нельзя было своевольничать. Нельзя было ослушаться хозяина ситуации, его жизни — Куроо. Это могло закончиться ещё хуже. Лучше уж один раз
унизиться, может, будет даже не больно, чем вновь истекать кровью на старом матрасе в углу своей комнаты.
Поясница уже адски болела от резкий и грубых движений Куроо в тельце Кенмы. Громкие стоны срывались на хриплый крик о помощи и мольбы о пощаде.
Но Тетсуро его не слушал, продолжая свое начатое дело. Куроо нравилось сильно стягивать кожаный ремень на шее Козуме, царапать ногтями его и без того израненную спину в кровь. Ему доставляло удовольствие издеваться над его «игрушкой».
Кенма не знал, когда все пошло не так. Когда все изменилось в корне, что вместо ласковых объятий и поцелуев на смену пришли жестокие побои и насилие.
