Ни солнце, ни смерть

      15:40 дня 9 апреля 2016 года       Эсминец класса эскадренный миноносец с радиоуправляемыми ракетами «Стокдейл»* ВМС США по назначению прикрытия авианосца класса «Нимиц» «Джон К. Стеннис»**       205-ти дневное боевое патрулирование в рамках операции Седьмого оперативного флота ВМС США       32°19' Северной широты 124°11' Восточной долготы       Воды Восточно-Китайского моря недалеко от южнокорейского острова Чеджудо       Твёрдой земли под ногами Тоня не ощущала с января и, казалось, должна была к этому привыкнуть, но, пытаясь прыгать на скакалке, очень отчетливо ощущала, что скучает по суше. Море было относительно спокойным на поверхности, но переднюю палубу с вертолетной площадкой едва заметно покачивало из стороны в сторону, и липкий, сильный ветер постоянно утягивал скакалку с её траектории. Тоня уже перестала вскрикивать каждый раз, когда натянутая эластичная резинка ударяла её по голым ногам. Но, когда с очередного прыжка неловко, едва не подвернув ногу, приземлилась на накренившуюся палубу, не сдержала злости и через сжатые зубы процедила:       — Ёб твою мать!       Сегодня был один из тех дней, когда её — и судя по настроению многих сослуживцев, не её одну — всё бесило. День выдался жаркий, душный, повисший над ними будто вакуумным колпаком. Солнце пряталось в неясной беловатой дымке, отчего слепило сильнее, чем прямые лучи. Утром перед выходом на своё первое дежурство Тоня выкричалась на двух попавших на судно аккурат перед отправлением рядовых. В любом другом настроении она бы лишь сделала строгое замечание, но в эту субботу сдержать раздражение не смогла.       На женскую каюту №4, вмещающую в себя койки для всех 24-х женщин-военнослужащих экипажа «Стокдейл», припадали три раковины и два туалета. Это означало по 8 лиц личного состава на раковину в самые загруженные часы, которые часто выпадали на утро или поздний вечер, когда большинство служб — не жизненно-необходимых, вроде инженеров или операторов радаров — сворачивали свою работу. Это означало строго ограниченное количество времени для каждой и соблюдение правила чистоты. Оно включало в себя даже вытирание зеркал и хромированных поверхностей раковин и столешниц от брызг своим использованным полотенцем. Но ранним субботним утром, будто на эсминце в боевом патрулировании суббота означала выходной, две рядовые, болтая о своём и громко гогоча, долго бесцельно стояли перед раковинами. А когда наконец стали собираться, завязав волосы в по форме низкие тугие узлы, не позаботились о том, чтобы собрать с раковины и слива выпавшие волоски. В условиях каждодневных придирчивых проверок офицерами кем-то оставленный беспорядок превращался в кому-то выпавшую лишнюю работу. А пропущенная офицером и не устраненная солдатами грязь означала нарушение санитарно-гигиенических норм, что в последствии могло привести к болезням. Те легко разносились по тесным каютам и техническим отсекам в жарком влажном воздухе, сваливая за раз все 380 членов экипажа.       В таких условиях каждое отдельное, самое мелкое действие и бездействие имело свои значительные последствия, и Тоня, не подбирая слов и не стесняясь мата, разъяснила это рядовым.       На 10:00 была назначена плановая калибровка крупнокалиберных пулеметов и автоматических пушек по правому борту. Это означало техническое обслуживание орудий, текущий ремонт механизмов или их замену, смазывание стволов, перезарядку, пробные выстрелы для предупреждения осечек, повторное смазывание и убирание рассыпавшихся по палубе гильз. Тоня нежной любовью любила именно эту часть своей работы. Ей нравилось оружие, за три года на службе она научилась в нём разбираться и с ним обходиться. Но из пистолетов и винтовок, сдаваемых ей для техобслуживания личным составом, на корабле пострелять не приходилось. Обслуживать торпедные установки — округлые продолговатые гробы на нижних палубах, всегда наполненные затхлым кисловатым воздухом — с её легкой формой нелюбви к замкнутым пространствам было в тягость. Нажимать на кнопку выпуска торпеды ей не выпадало. И со всего перечня входящего в её обязанности мелкого и среднего корабельного оружия, только с пулеметами и пушками ей доставалась некоторого рода свобода пространства и действий. Эту плановую калибровку с возможностью ощутить встряхивающую всё тело отдачу, услышать мелодичный металлический перестук падающих гильз, различить ритмичный ход поршня и бесперебойные, оглушающие хлопки выстрелов Тоня всегда ждала с нетерпением.       Кроме того, у команды из пяти человек под руководством старшины-артиллериста Флэтли — Плоскоголового Оуэна для своих — подобные манипуляции занимали до двух часов, и перед обедом они имели время посидеть в тени, протянув ноги или и вовсе свесив их за борт, покурить и поговорить о своём.       Но в этот раз всё пошло наперекосяк. Сначала на палубе развернулись пожарные учения, и команде артиллеристов-техников Плоскоголового Оуэна в полной амуниции — форме, бронежилетах, шлемах, защитных очках, перчатках — на тропической влажной жаре пришлось ждать, прикрывая собой от пробегающих мимо в противогазах и со шлангами наперевес ящики с боеприпасами. Затем во время закручивания в барабан пушки*** ленты 25-милимитровых патронов**** контролирующий вращение техник прокрутил его с неравномерно распределенной массой слишком быстро, ленту с силой потянуло в пушку, и та едва не вырвалась из рук выстроившихся в ряд троих техников, поддерживающих её на вытянутых предплечьях. Острый стык соединяющей патроны в ленту цепи и самого патрона ущипнул Тоню за открытый участок кожи кисти и с силой рванул. Царапина получилась глубокая и долго кровоточившая.       Когда Тоня вышла из медпункта с перевязанной рукой, сильно пекущей от обильно налитого обеззараживающего препарата, в столовой на линии раздачи почти ничего не осталось из еды. Ей пришлось перебиться слипшимся комком риса, остатками мясных шариков в подливе — больше похожими на кем-то выплюнутые, предварительно пережеванные тефтели — и обветрившимся, вялым кусочком ананаса. Оставшись голодной, Тоня отправилась в спортзал, но всё тесное пространство того, втиснутого в свободном отсеке между техническими помещениями, оказалось забитым под завязку. Так, взяв повисшую со стены скакалку, Тоня отправилась на верхнюю палубу, чтобы развеять голову. Но и тут ничего не получалось.       — Бенни! — Раздалось сзади, и она оглянулась. По палубе в синем перепачканном комбинезоне к ней шел старшина Флэтли. — Ну как ты?       Она подняла, показывая ему, свою перебинтованную кисть и ответила:       — Нормально. Кажется, они подумали, что я пыталась покончить с собой.       Плоскоголовый Оуэн, получивший эту кличку из-за совершенно плоской лысины на узкой, будто сжатой в вертикальном прессе голове, хохотнул.       — Я покончу с тем уёбком, если он подобное ещё раз выкинет.       — Просто не ставь его туда больше, — предложила Тоня, переступая скакалку, подхватывая и скручивая её вокруг кулака. — Пусть заметает после нас гильзы.       — Так и сделаю.       Попав на «Стокдейл» Тоня, как и всякий неквалифицированный, не имеющий особых знаний новобранец, начала с грязного труда. Долгих 4 месяца — от воспоминания о которых её кидало в дрожь — она проработала разнорабочей на подхвате у поваров и посудомоек. Смена начиналась в 4:30 утра с приготовления завтрака и заканчивалась после тщательной уборки кухни и столового помещения в 20:00. Оттуда её достал старшина Флэтли — ему были нужны твердые руки в помощь на мелкокалиберных стволах. И под его руководством, немного расхлябанным, порой чересчур мягким, она выучила всё то, что теперь знала об оружии. А знала она действительно много. За это и за то, что забрал её из разгоряченной толчеи кухни, Тоня была Оуэну благодарна.       — Огоньку? — Предложил он, вытягивая из нагрудного кармана смятую пачку сигарет.       — Мы тут уже три месяца, — кивая и подставляя ладонь, ответила Тоня. — А у тебя всё ещё есть курево. Сколько ты его запас?       Флэтли хитро прищурился и улыбнулся краешком губ.       — Ну, Бенни, я не в первый раз ухожу в море.       Они закурили, прошли к краю палубы и оперлись о поручень, рассматривая, как внизу литое металлическое брюхо вспаривало синюю гладь. Помолчали, а затем через несколько затяжек, Тоня негромко призналась:       — Я не хочу тут быть, — не оглядываясь на Флэтли, но ощущая на себе его близкий взгляд, она добавила: — Я попала сюда случайно, я даже не задумывалась об армии за минуту до того, как записалась в рекрутинговом центре. И в целом мне нравится, правда. Служить на базе в Сан-Диего было круто, но здесь… — Она оглянулась поверх плеча на нависающие над ними палубы и вращающиеся лопасти сильных радаров. — Флот — не для меня.       — Хочешь уйти в пехоту?       — Наверное.       Флэтли вскинул брови.       — Правда? Ты хочешь начать всё сначала — снова подготовительный курс, снова с самого рядового дна?       — А есть какой-то другой путь? — С иронией, уверенная в том, что знает правильный ответ, поинтересовалась Тоня. Плоскоголовый Оуэн кивнул.       — Есть. Спецназ. «Морские котики».       Тоня прыснула.       — «Морские котики»? Это разве не подразделение для избранных?       — Ты думаешь, они набирают только Ван Даммов и Шварценегеров? Типа вербуют как в разведку?       Тоня не ответила. О «Морских котиках» она вообще не знала ничего, как и в целом о военных структурах не имела ни малейшего понятия до попадания в ВМС. Она слышала что-то о спецназе и мифическом отряде «Дельта» из фильмов и имела приблизительно такое представление, но чем больше разбиралась в оружии и ведении боя, тем меньше доверяла почерпнутым из кино знаниям.       — Они набирают дважды в год всех желающих с 19 до 29 лет. Мужчин, женщин. Из военных и из гражданских — ограничений нет. У них жесткий отбор, и многие вылетают. У нас на «Стокдейле» есть парочка из тех, кто провалился. Могу вас познакомить. Но в целом… — он задумчиво уставился в дотлевающую сигарету. На фильтре проступило желтоватое пятно. — Нет ничего невозможного.       — Нет ничего невозможного? — Веселым эхом отозвалась Тоня, вытягивая вперёд забинтованную руку. — Сегодня, после того, как мне едва не вскрыли вену 25-милимитровым патроном, я готова в это поверить.