Ни солнце, ни смерть

      13:08 пополудни 14 августа 2018 года       База передового развертывания «Кэмп Телль-Абьяд»       Корпуса морской пехоты ВМС США       Поселение Эт-Телль-эль-Абьяд, мухафаза Эр-Ракка, север Сирии       Стук в дверь был хорошо Тоне знакомым: два коротких быстрых удара, пауза, ещё удар. Она вскинула голову и посмотрела на дверь. Встречи с тем, кто был по другую сторону, Тоня сейчас не хотела, не была готова снова выслушивать в свой адрес ругань, не могла остаться с ним в замкнутом пространстве. Но вместе с тем именно теперь отчаянно нуждалась именно в нём.       Тоня встала, переступив через сваленную грудой на полу форму, которую нужно было постирать, но выйти с которой в хозяйственный барак она не решалась, боясь именно этой встречи, и открыла дверь.       Безумный Макс выглядел поникшим и растерянным. В отличие от Тони, уже принявшей душ и переодевшейся в чистую футболку и короткие спортивные шорты, стоявшей на грубо сколоченном из досок полу босяком, капитан-лейтенант Максимилиан всё ещё был в форме. Он расстегнул китель и подвернул его рукава, из-под него виднелась растянувшееся по футболке пятно пота, на коленях отпечаталась грязь, берцы были припорошены пылью. Шея казалась темнее загоревшего, ещё гуще покрывшегося веснушками лица. Кожа под глазами устало осунулась. Они все были без сна уже больше суток.       — Сэр?       — Тоня, — выдохнул Безумный Макс, и её будто обдало ледяной водой. Раньше, уже очень давно, уже в почти казавшееся неправдой время между тем, называл он её Тоней или Бенитес, пролегала граница. По одну сторону которой они были инструктором и курсантом, по другую — любовниками. — Могу я войти, пожалуйста?       Он не называл её Тоней с того самого разбившего ей сердце дня, когда внезапно из чуткого и теплого Тайлера превратился обратно в отстраненного инструктора Максимилиана. С того самого дня, когда он узнал, что по окончанию курса индивидуальной квалификационной подготовки, Тоня попадёт под его командование. С того самого дня, когда он, не объяснив ей этого, не сказав вообще ничего, грубо её оттолкнул. С тех самых пор он не говорил ей и «пожалуйста».       — Да, сэр. Конечно, — она попятилась от двери, отталкивая пятками свою форму. Стены и без того небольшой комнатки вдруг резко сжались. Когда Безумный Макс переступил порог, казалось, он занял своей высокой крепкой фигурой всё пространство. Куда бы Тоня ни пыталась боязливо перевести взгляд, там оказывались его плечи, руки, ноги, веснушчатое лицо.       Он повернулся, закрыл за собой дверь, потом снова посмотрел на неё и сказал:       — Ты ослушалась моего приказа. Это раз. И подвергла себя неоправданной опасности. Это два.       — Неоправданной опасности? — Вспыхнула она. На очень короткое мгновенье она совершенно нелепо, неуместно понадеялась на то, что он пришел извиниться. Возможно, — какая горькая, какая низменная глупость — вернуть её. Но он пришел продолжать её отчитывать. А Тоне казалось, она получила уже сполна. — Отряд попал под обстрел!       — Но не ты!       — Я — часть отряда. Мы прикрываем друг друга. Разве не этому вы нас учили в Коронадо? Разве не этому меня учил ты: жизнь товарищей превыше всего?!       — Я не учил тебя подставляться, ёб твою мать!       — Ты что, на самом деле сейчас отговариваешь меня от выполнения моих служебных обязанностей?!       Удушающей густотой, будто накрывшей их с головами водой комната наполнилась их почти срывающимися на крик голосами. Дальше, казалось, только неизбежный взрыв, только повторение выговора в палатке. Но Макс вдруг очень тихо, с чем-то неразличимым в голосе, лишившемся раздраженности, спросил:       — А есть шанс, что у меня получится?       — Другому снайперу ты бы разрешил выстрелить, — также тихо выговорила Тоня, сама не до конца понимая, что вкладывала в эти слова. То, что он в неё не верил? То, что он дорожил ею?       Безумный Макс поднял руку и устало растер лицо.       — Блядь… — протянул он. — Я так жалею, что выгородил тебя тогда перед Бёрнсом. Ты бы вылетела из программы. И не попала бы сюда. И совсем ничего не произошло бы.       Ощутив неприятный укол куда-то вглубь между ребер, Тоня почти шепотом спросила:       — О том, что произошло… между нами… ты тоже жалеешь? Ведь этого бы не случилось, если бы я вылетела на второй неделе.       Он отнял руку от лица, и глаза его оказались покрасневшими, смотрящими в болезненном исступлении.       — Нет! — Воскликнул он и повторил: — Нет, нет, нет…       Макс шагнул вперёд, его большие руки сгребли Тоню и прижали к его горячей, влажной груди. От жесткой ткани кителя пахло Кефраей и боем. Ошарашенная Тоня сначала неподвижно замерла, а затем высвободила оказавшиеся зажатыми между ней и Максимилианом руки и обвила его туловище. На её затылок легла тяжесть его подбородка. В волосы пробралось горячее дыхание и слова:       — Ты вообще представляешь, как я наебнусь головой, если с тобой что-то случится?       Под впитавшейся в одежду горечью Тоня различила едва уловимые, ускользающие от неё нотки запаха тела Тайлера. Они возродили в ней память о том, какой неловкой, какой пугливой была их первая близость; какими неумолимо короткими казались ночи, разделенные с ним, как мало времени в них оставалось до подъема по расписанию; каким густым и вкусным был воздух, когда она, приютившись под его рукой, смотрела из-под накрытия рыбного ресторанчика в гавани Чула-Виста на обрушившийся с неба ливень.       — Я скучаю по тебе, Тайлер, — глухо выговорила Тоня и услышала, что он улыбнулся. По его улыбке она скучала тоже, потому выбралась из-под его подбородка и запрокинула голову, чтобы увидеть. Но как только она направила в его лицо взгляд, улыбка Тайлера погасла. Он посмотрел на неё очень пристально, как будто она барахталась в холодной воде залива, а он с лодки пытался различить — умирает ли она. Затем наклонился и поцеловал.       На его губах ощущалась соль усталости и напряженного боя, скрипучая на зубах горечь всего того неуютного напряжения, что было между ними с мая, когда Тоня прибыла на базу в распоряжение капитан-лейтенанта Максимилиана. Но то, как он целовал, как мягко касался её, как заигрывал с ней горячим языком, всё отменяло. Перечеркивало всё то, что было неправильно, и возвращало только лучшее в них.       Тоня жадно ответила. Она на самом деле соскучилась по нему. 26 недель в снайперской школе были для неё настоящим испытанием, но они не шли ни в какое сравнение с последними тремя месяцами на базе в такой предельной близости к капитан-лейтенанту Максимилиану, но бесконечно далеко от Тайлера. И теперь, пусть в минутном порыве, за которым последует сожаление и холод, хотела успеть насытиться им. Она даже не сдержалась и прикусила его нижнюю губу, с тихим рычанием оттянув её, а затем слизнув с неё следы своих зубов. Он засмеялся в ответ и крепче сжал её в объятиях. А затем отстранился.       Поймав её лицо в ладони, Тайлер снова внимательно на неё посмотрел и сказал:       — Прости за то, что накричал. Но ты должна пообещать мне, что не будешь подрывать мой авторитет, ослушиваясь моих приказов, и будешь очень осторожной.       — Так точно, сэр, — ответила Тоня, привстала на носках и потянулась к нему. Максимилиан опустил голову и коротко чмокнул её в губы.       — Всё, Бенитес. Мне пора идти. Меня ждут на звонок с главным командованием. Будут ебать меня в жопу за сорванную операцию.       Тоня заставила себя засмеяться, пусть звучание её фамилии полоснуло её по ушам, и отпускать Тайлера очень не хотелось. Она не понимала, что означал этот поцелуй, и боялась, что, как только он выйдет за порог, статус кво восстановится — они будут делать вид, что друг другу чужие.       — Спихивай всю вину на меня, — предложила она. Тайлер снова прижался к её губам и ответил:       — Ни за что.