Приговор Персефоны

ГЛОССАРИЙ к главе: - Γειά σας - греческое официальное приветствие, как для прибывающих, так и для уходящих, вы можете прочитать его "хеа-сас" * Город проплывал мимо ее глаз, такой красивый, каким может быть только ночной Рим. Персефона смотрела в окно машины, нервничая, дрожа, кусая губы. Однако вспомнила, что накрасила губы, и попыталась остановиться: ей не хотелось выглядеть, как Джокер Хита Леджера. - Не волнуйся, милая, - ворковала Деметра, сидя рядом с дочерью, - это всего лишь ужин, ты отлично справишься! Ну, это был ее первый официальный торжественный ужин. Она уже посещала похожие мероприятия, но не такие роскошные и важные, а еще - никогда не оказывалась в центре внимания. А потом девушку сильно смущало то, что она собиралась проникнуть на ужин подпольно. Она нерешительно опустила взгляд, теперь больше, чем когда-либо, желая, чтобы Кейт пошла с ней на торжество . Она бы и пригласила подругу, но это была плохая идея: в отличие от Персефоны, смертную девушку наверняка заблокировали бы сразу у входа. И, по правде говоря, сама Кейт, как и любой человек, не стремилась оказаться в толпе сотни разношерстных Богов, постоянно боясь сделать комплимент одному и вызвать ужасный мстительный гнев у другого. На самом деле, Кейт оказалась совершенно права. Но она пообещала Богине Весны поддержку на расстоянии, и этого Персефоне было достаточно. Она сразу начала этим пользоваться: писать сообщения подруге о своем месторасположении и состоянии: «Мы подъехали… я счас обосрусь!» Тут же пришел ответ: «Если тебе нужно в туалет, скажи, что надо попудрить нос. Так в кино говорят». - Ты так и не сказала мне, почему передумала, - внезапно молвила Деметра, возможно, пытаясь через беседу расслабить дочь. И Персефона пожалела, что это оказалось неподходящей темой, чтобы снять напряжение. Она повернулась к матери и улыбнулась, так, как улыбалась всегда, когда ей было неловко. - Я не передумала, я всегда хотела побывать на таком ужине. Я просто подумала, что не могу ждать приглашения вечность. Отчасти это было правдой. Пусть идея проникнуть на ужин не являлась ее собственной, но Персефона не хотела сейчас об этом говорить. Не потому, что имела секреты от матери, а потому, что тогда пришлось бы рассказать и о кофе с Аидом. Это могло дать старт бесконечным лекциям от Деметры о том, как плохи её братья-Крониды, и о том, что они могут превратиться в животное и соблазнить невинную девушку. Но Персефона чувствовала себя достаточно сильной эмоционально, чтобы не поддаваться ухаживаниям лебедя или быка, так что она жила бы лучше без всей этой лекции. - Я одобряю это решение, моя милая. Так что держи голову высоко. И не порти свою помаду... Прозерпина. - Не называй меня так! – Персефона рассмеялась и игриво хлопнула мать по плечу. Деметра тоже усмехнулась. Она просто дразнила дочь. Некоторые из журналистов упоминали Богиню Весны в статьях, используя неправильное имя, и Деметра находила это забавным. - А почему тебе не нравится? Это мило! А потом ты должна привыкнуть к тому, что иметь тысячу разных имен - это часть нашей работы, знак того, что ты входишь в круг Богов. Вспомни об Аполлоне. Он сохранил греческое имя, но у него есть еще около двадцати. Чем больше смертные любят тебя, тем больше они дают тебе прозвищ. Принимай их, радуйся, не будь к ним слишком строгой... Персефона смотрела на мать и восхищалась ею. Ей нравилось всё: Деметра была так уверена в себе, так прекрасна со своим румяным лицом, пшеничными волосами, так хорошо ладила с человечеством. Вечернее платье, белое с золотом, очень шло Богине Урожая. Но прежде всего Персефона любила Деметру за ее нежность. Среди богов не были приняты хорошие отношения между родителями и детьми, но Деметра всегда показывала себя прекрасной мамой, заботливой и ласковой. О такой можно было мечтать. Иногда, правда, Деметра чересчур опекала дочь, но этим, наверное, грешили все родители. Но никогда, ни разу она не давала Персефоне повод сомневаться в ее любви. - Спасибо, мама. Я… спасибо за всё. И за то, что позволила мне пойти с тобой и... за платье… Деметра улыбнулась и протянула руку, чтобы ласково погладить дочь по щеке: - Ты прекрасна, Кора. Я горжусь тобой. * Машина остановилась в одном ряду с красной ковровой дорожкой, ведущей в шикарный отель, где в главном зале и проводилось важное мероприятие. Когда пришло время выходить, Персефона совсем смешалась. От машины до входа было всего несколько шагов, но ей они показались милями. Слева и справа – толпились поклонники и фотографы. Они шумели и толкались у ограждений, охраняемых работниками службы безопасности. - Ты готова? Сделай глубокий вдох! – шепнула ей Деметра и открыла дверцу авто. Великая Богиня Урожая умела делать все так, чтобы смертные любили ее. Выйдя к людям, она расплылась в такой широкой и искренней улыбке, что, казалось, принесла с собой все тепло Средиземноморского лета. Она приветствовала людей, наслаждаясь аплодисментами, и Персефона вдруг почувствовала себя виноватой за то, что ей пришлось выйти из машины и забрать себе часть внимания, которым люди одаривали Деметру. Стоя возле матери, она пыталась вспомнить, как нужно улыбаться, здороваться, стоять прямо, ходить элегантно, держать золотую сумочку-конверт, не давя её, и как не спотыкаться о подол своего длинного платья. Делать всё это вместе казалось намного, намного тяжелее, чем сдавать экзамен по уголовному праву. - Прозерпина! – крикнул кто-то. Она неохотно улыбнулась. - Персефона, - Богиня Весны попыталась сообщить свое настоящее имя толпе, но не была уверена, что ее слышат, потому все здорово шумели. Еще где-то хохотали и пищали девушки. Она поспешила за Деметрой, как ей и советовали. И не решилась приближаться к барьерам. Не захотела раздавать автографы (и к счастью, потому что сомневалась бы, какое имя подписывать), а просто пошла ко входу. Как и следовало ожидать, эти несколько секунд показались Персефоне часами. Когда она начала подниматься по ступенькам, то была уверена, что облажается и споткнется, а журналисты, конечно, это снимут, и завтра кадры задницы Божественной Прозерпины заблистают на первых полосах всех газет и таблоидов. Но она не упала, а поднялась, наконец, на большое крыльцо роскошного отеля, потом – в коридор и вздохнула с облегчением. Деметра ободряюще посмотрела на нее, тихо похвалила, и они затем направились к администратору, который приветствовал Богов на этом собрании. Деметра ступила первой, не представив свою дочь, потому что они так договорились. Персефона хотела представиться сама. Она подошла ближе и постаралась держать голову высоко, чтобы выглядеть, как весьма уверенный в себе человек. - Добрый вечер, Богиня, - поклонился администратор. – Извините, но я не имею удовольствия знать вас. Как ваше имя? Парень явно смутился. Бедняжка. Конечно, он не рассматривал возможность не знать кого-то на божественном ужине. Персефоне стало жаль его так же, как и себя. - Персефона, Богиня цветения и весны. Юноша нахмурился и начал листать свои списки. - О, я могу избавить вас от хлопот, меня там нет, - отозвалась Персефона. – Между нами говоря, я очень огорчена тем, что не получила приглашения. Она не была так уж несчастна, но ей приходилось жаловаться, и она жаловалась. Теперь молодой человек смотрел на нее так, как смотрят на самозванку. - Извините, но я не могу впустить того, кого нет в списке. Это событие предназначено только для Богов, а вы… Он намекал на то, что Персефона совсем не похожа на Богиню, и она сама была с этим согласна и не могла винить парня. Затем она улыбнулась и впервые в своей жизни использовала свои силы для чего-то другого, кроме домашнего садоводства: протянула руку, раскрыла ладонь, и через несколько секунд на свет появился плавающий бутон. Он раскрылся, освободил лепестки и под недоверчивым взглядом человека превратился в белую розу. Как только она полностью расцвела, Персефона вручила розу юноше. Он взял ее, околдованный. - Как я уже сказала, я Персефона, Богиня цветения и весны. Она навязалась, но сделала это с улыбкой, потому что знала, что бедняга ни в чем не виноват. Более того, он, должно быть, был ее ровесником. - Пожалуйста, входите. Парень пропустил ее, и Персефона пошла спокойно, изображая уверенность, которой у нее не было, стараясь не смеяться из-за своего обычного смущения. * Это оказалось, несомненно, самое роскошное место, которое Персефона когда-либо посещала. Теперь она думала, действительно ли Олимп мог быть лучше. Все вокруг сияло золотом: стены, большие люстры, перила мраморных лестниц, дверные ручки и все до единого украшения многочисленных круглых столов, укрытых белоснежными скатертями. Даже эмбиент-музыка звучала небесно. А гости? О, это всё были Боги, буквально. Все они выглядели фантастическими. Персефона увидела золотоволосого Аполлона, одетого в белый смокинг. Эроса в розовом костюме, с крыльями, сложенными за спиной. Была Скади в роскошных мехах, смуглая Морриган с перьями ворона в прическе и в великолепном черном платье. Блистала Гера, очень высокая, украшенная золотом с головы до ног. Она курила сигарету через длинный сверкающий мундштук . Рядом прохаживались золотобородый Зевс и одноглазый Один. Попался на глаза Анубис. Он разговаривал с Осирисом, чья зеленая кожа сияла, как изумруд. Мелькнул и индейский Бог-волк, весь в деревянных бусах и птичьих перьях. У столиков красовалась Кали, с бесчисленными руками, украшенными татуировками хной. Индуска была в прекрасном алом сари. Все были там... все действительно были там, и Персефона почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. - О, Боги!.. - она прошептала, зачарованная и пораженная. Она даже не могла решить, на что или на кого обратить свой взор, потому что роскошь была такова, разнообразие было таково, что её юный мозг не мог это вынести. Но Деметра не позволила себе растеряться и пустилась насильно представлять дочь, начав с самого простого. Сначала она представила Персефону Деве Гестии, самой трезвой и самой скромной из присутствующих. Затем переключилась на Богов из других пантеонов, а затем вернулась к эллинистам. Персефона чувствовала, что не может даже вспомнить их имена. Она знала их, но не могла постичь то, что сейчас происходило вокруг, потому что происходило всего слишком много. Иногда у нее даже возникало ощущение, что она выглядит неотёсанной, потому что ей нечего было сказать интересного, и она ничего не могла поделать, кроме как позволить матери таскать себя из стороны в сторону. Впервые она задумалась, правильно ли поступила, попав на этот ужин, в этот мир. Деметра следовала своей обычной манере выходить на сцену, которая была более или менее такой же, как и у всех остальных: выход из машины, подиум, улыбки, приветствия. Хорошо... Аид оказался полной противоположностью. Персефона подошла к огромному окну и увидела, как Владыка Мертвых появился через несколько минут после них. Он вышел из своего чёрного, как глухая ночь, авто слишком быстро. Ни к кому не повернулся, даже не поднял руку в знак приветствия. Выражение его лица ничуть не изменилось, и в два быстрых шага он оказался в отеле. Персефона поняла, почему так трудно его фотографировать. Оказавшись в холле, Аид быстро, даже грубо, прошел мимо администратора и направился в холл: он не стал дожидаться, пока его проверят по списку, потому что знал, что оно ему не нужно. Бледный, черноволосый, высокий Бог Мёртвых, в черном смокинге, галстуке-бабочке и тех очках, которые он всё ещё носил, не вписывался в блистательную обстановку. Никто не поздоровался с ним первым. Это была обычная привычка, очевидно, не только у смертных, - показывать Владыке Подземного Мира спину, когда он появлялся. Все уважали Аида, это было несомненно: они делали это потому, что большинство из них были ниже Неумолимого по статусу и могуществу. Но, с другой стороны, старший Кронид казался совершенно безразличным к этому страшному почтению, потому что оставался неподвижным. Он стоял и чуть поворачивал голову, осматривая присутствующих. И Персефона вдруг почувствовала, что он хочет свалить отсюда, как можно скорее. Девушка обернулась и заметила, что Деметра, всего лишь секунду назад стоявшая в шаге от нее, отошла, чтобы поговорить с Зевсом и Герой. Все трое теперь тихо беседовали, наслаждаясь шампанским. Персефона посмотрела на них, не зная, стоит ей тоже пойти туда, а затем снова повернулась к Аиду. Он выглядел слишком одиноким и мрачным. И она решила, что если кто-то и нуждается в компании, то это наверняка Бог Мертвых. Персефона собралась с духом и приблизилась, крадучись между Богами, которые были выше ее. Ей пришлось наклониться под большими белыми крыльями Эроса, чтобы добраться до места назначения, и наконец Аид увидел ее: повернул к ней голову и слегка улыбнулся. Он шагнул навстречу, глядя на девушку сверху вниз. - Γειά σας, - поздоровался он по-гречески, согласно традиции, - я вижу, тебе удалось сюда проникнуть. Это хорошо. Он взял руку Персефоны, поднял ее высоко и наклонился, пока не коснулся губами костяшек. Богиня Весны вздрогнула от холода, исходившего от его кожи, и от смущения рассмеялась, когда на ее обнаженной руке появились мурашки. - Γειά σας. А тебе, как я вижу, не удалось войти через чёрный вход. Аид тихо засмеялся, так что только она могла его услышать. Затем выпрямился и вновь обрел свой вечный нейтралитет. - Да, похоже, что красная дорожка была обязательной. Надеюсь, по крайней мере, что я проявил себя бесполезным для журналистов. И Персефона не сомневалась, что Бог Мертвых приложил к этому все усилия. Возможно, если бы это было возможно, он действительно вошел бы через чёрный вход только для того, чтобы не ловить на себе внимание живых существ. - Ты всё ещё носишь очки? – спросила Персефона, надеясь, что Аид снимет их и покажет себя. Она была уверена, что он должен стать менее напряжённым, когда его лицо откроется. - Прошу прощения, но это необходимо. - Сейчас ночь. - Яркая ночь. Персефона рассмеялась, отчетливо чувствуя, что и он смеется над ней. Однако она не настаивала. Вместо этого она оглянулась через плечо: увидела свою мать далеко, все еще занятую разговором с Зевсом и Герой. Затем, пока Персефона еще повернулась обратно, раздался голос Бога Мертвых, глубокий и уверенный: - Ты сегодня прекрасно выглядишь. Великолепный наряд. Комплимент прозвучал холодно, и, честно говоря, он даже не был похож на комплимент. Это звучало скорее, как описание, как факт. Как будто он просто говорил чистую правду. Но в любом случае Персефона была польщена. В тот вечер она чувствовала себя прекрасно. Ей очень понравилась прическа, украшенная венком из маленьких белых роз, и белая туника в греческом стиле, и легкая золотистая вуаль, покрывавшая плечи, украшенная по краю мелкой бахромой. Но больше всего девушке нравились её пояс и ожерелье, которые изображали лавровые листья и подчеркивали талию и вырез платья. Она никогда в жизни так хорошо не одевалась. - Я стараюсь соответствовать вашему уровню, ваше величество, - пошутила Богиня Весны. - Если ты говоришь о красоте, то нет, ты намного выше моего уровня. Если говоришь о росте, то мне очень жаль, но тебе следовало выбрать более высокие каблуки. На этот раз Персефона не смогла сдержать громкого смеха. Она обещала себе вести себя в соответствии со скромным этикетом, божественной элегантностью, а вместо этого уже смеялась. Она поддержала игру: слегка приподняла юбку, чтобы показать Богу Мертвых свои туфли. - Куда уж больше? Уже пятнадцать сантиметров, - призналась она. - Более того, они называются ходулями. Аид тоже был удивлен, хотя ему определенно лучше было не показывать этого. - Я ценю твои усилия. - Не слишком гордись. Отсюда открывается лучший вид… Персефона снова рассмеялась и подумала о том, как парадоксально легко разговаривать с Аидом. Она не могла бы сказать почему. Возможно, потому, что он был превосходным слушателем, он оставлял достаточно свободы для своих собеседников. Или, возможно, потому, что он проявлял уважение к иронии, столь важной для нее. Но какова бы ни была причина, Персефона находила ее очищающей. Она еще раз быстро проверила мать, но Деметра по-прежнему не заметила, куда ушла её дочь. Но Персефона знала, что не сможет быть без её опеки весь вечер, поэтому старалась вести себя и смотреть на все это, как взрослая Богиня, которой хотела быть. - А ты не хочешь присоединиться к ним? Боюсь, мы не сможем весь вечер провести в вестибюле. Как только она это предложила, Аид едва заметно вздохнул. Он тоже посмотрел на брата и сестер. Он, как всегда, держался нейтрально. Посторонний человек не знал бы, был ли Бог Мертвых полон энтузиазма, равнодушен или раздражен, но Персефона почувствовала, что он с удовольствием избежал бы общения. Однако он также знал, что не может оставаться в тени, поэтому кивком головы согласился. Персефона уже имела представление о Зевсе и Гере: первый был чрезмерен во всем, вторая - очень снобичной и всегда сердитой. Когда они подошли к ним, Богиня Весны заметила, что Верховный Король Богов пялится на какую-то полуобнаженную Богиню, чей зад был хорошо виден в разрезе платья, и грубо смеется, едва не разливая свое шампанское. Гера же подняла брови в гримасе крайнего отвращения и молча курила. Деметра безуспешно пыталась подавить гормоны Зевса. Однако то, что Деметра не могла сделать словами, несомненно, сделал Аид одним своим присутствием, потому что он заставил всю группу замереть. Зевс умолк, оставив в покое тело Богини, и повернулся к нему. - Братец! - он приветствовал Бога Мертвых с распростертыми объятиями, с фальшивой улыбкой, которую невозможно было не заметить даже за его ухоженной бородой. - Зевс, - Аид приветствовал его самым убийственным тоном, который Персефона до сих пор от него слышала. Она верила, что есть предел холодному нейтралитету, который Владыка Подземного Мира может демонстрировать, но вместо этого Аид нашел способ усугубить ситуацию. Зевс хлопнул его по спине, но Аид остался неподвижным и бесстрастным. Он никак не ответил на эту любезность, хотя из вежливости слегка наклонил голову в сторону Геры и Деметры. В этот момент Деметра бросила быстрый взгляд на свою дочь, поняв, что та прибыла вместе с Богом Мертвых. Но она ничего не сказала перед братьями и промолчала. Персефона была ей за это благодарна, потому что она уже довольно смутилась: среди четырех Кронидов, Богов высшего класса, она чувствовала себя не более, чем жуком. Кем-то таким, кого они могли сокрушить даже просто своей навязчивой личностью. - Мы не часто видим тебя среди нас, Аид. Что побудило тебя выйти и сделать нам подарок своим присутствием? – поинтересовалась Гера кислым, неприятным тоном. - Бизнес. У всех была реакция ждать дополнительной информации, но от Бога Мертвых больше ничего не поступило. Если он решил ответить одним словом, этого слова должно было быть достаточно. Но Гере не нравилось, когда с ней плохо обращались, и она настояла на своем: - Бизнес на вечеринке? - Я пожертвовал бриллиант для аукциона и хотел бы узнать, сколько он потянет. - Ага, значит, на нас всех тебе действительно плевать? - фыркнула Гера. Деметра широко раскрыла глаза, потрясенно глядя на сестру. И это говорило само за себя, потому что даже она не была склонна защищать Бога Подземного Мира. Но Аид остался бесстрастным. Он не рассердился и не расстроился: - Прости, если обидел тебя, сестра. Это было всего лишь формальное извинение, и Гера всё заметила. Она сердито выпустила струю дыма и, пренебрегая этикетом, ушла, оставив всех в облаке табачного дыма. Зевс не одобрил поведения своей жены, преувеличенно качая головой. - Женщины! - пожаловался он, нисколько не заботясь о том, что рядом еще Персефона и Деметра. - Тебе повезло, братан, что у тебя нет жены. Аид ничего не сказал, промолчал, не подтвердил и не контратаковал. Зевс, очевидно чувствуя себя обязанным заполнить образовавшуюся пустоту, продолжил свои афоризмы: - О, но я вижу: ты пришел с милашкой! Новая наложница? Повезло тебе. - Это моя дочь, Зевс! - свирепо рявкнула Деметра, ее желтые глаза почти сверкали от ярости. - Э… о… приятно познакомиться... Персефона, богиня весны. - О! Ну, это странно! Она слишком мала, чтобы быть из рода Крона, не так ли? В этот момент все присутствующие холодно посмотрели на Зевса. Но он был не из тех людей, которые это замечают, и если собрался уйти, то только для того, чтобы пофлиртовать с норвежской богиней, не обращая внимания на присутствие Геры...