Приговор Персефоны

... Когда они заняли свои места за столами, Персефона оказалась рядом с Деметрой и Гестией. Их рост давил на неё. Напротив за тем же столом сидели Аполлон, Эрос, полуобнаженная Афродита, воплощение совершенной красоты. Но Персефона не могла ни с кем поговорить, потому что все они были так поглощены своей болтовней, так жаждали посплетничать о вещах, о которых она ничего не знала, что ей не удавалось вставить ни слова. Поэтому она молча ела, выбирая вегетарианские блюда. И еда ей не нравилась: порции были крошечные, и всюду – авокадо. А Персефона его ненавидела. Короче говоря, нет, она не получала удовольствия от вечера. Она разочаровалась, ведь представляла всё совсем иначе. Персефона ожидала, что вызовет какую-то реакцию у других Богов, возможно, даже удивление, но все же хоть что-то. Вместо этого никто с ней не говорил, даже чтоб узнать из любопытства, кто она такая. Все занимались своими сплетнями, семейными драмами. Персефона раньше считала, что у нее хорошо получается проникать внутрь того или иного сообщества, а теперь разочаровалась и в самой себе. Но, может быть, её просто отвлекало кое-что… Хотя она предпочла бы не признаваться, но на самом деле она слишком много думала о Боге Мертвых. Персефона не могла понять, почему была так впечатлена им, но на самом деле Аид был единственным, кто казался на этом вечере таким же неуместным, как и она. Он не сидел с ними рядом. Он был прямо за ней, за другим большим круглым столом, вместе с Гекатой, Анубисом и тремя Мойрами, одетыми в черно-белые платья. Аид и Персефона сидели спина к спине и не смотрели друг на друга в течение всего ужина. Но после часа полного молчания Богине Весны стало скучно, она повернулась в кресле и посмотрела на него. Поджала губы, не зная, стоит ли беспокоить Бога Мертвых. Но она заметила, что он так же молчалив, как и она, и даже прежде, чем Персефона услышала саму себя, она протянула руку, тронула его за локоть, позвала его. Аид обернулся, слегка удивленный. - Скучно, да? – девушка пошутила, надеясь, что древний Кронид не посчитает ее глупой, молодой, навязчивой Богиней. Но он и в самом деле не выказывал никаких признаков беспокойства. Немного повернулся и тихо сказал: - Эти мероприятия всегда скучны. - Я думаю, что понимаю, почему ты никогда не хочешь в них участвовать. Долго ли это продлится? - Боюсь, всю ночь. Персефона сморщила нос и положила подбородок на спинку своего стула. Она посмотрела на профиль Бога Мертвых, теперь такой близкий, и была очарована прекрасным орлиным носом, резкими скулам. Они определенно делали Аида особенным. - Тебе не нужно никому ничего доказывать, ты можешь просто исчезнуть, - шепнула Персефона. - У меня есть причины остаться. - Ах да, бриллиант. Тень улыбки мелькнула на его тонких губах: - Можно мне сделать признание? Персефона с любопытством кивнула, и цветы в ее волосах оживились. - Если бы я увидел, что ты не пришла, я бы немедленно ушел… * Персефона не знала, как истолковать слова Бога Мертвых. Они были откровенны, и девушка сразу почувствовала, как краснеют ее щеки, почувствовала, что и розы в её венке покраснели, и она никак не могла скрыть свое смущение. Но в то же время, не понимала, насколько искренен был Аид. Не то чтобы он лгал. Но у него была способность заставить всё звучать так же очевидно, как факт, вплоть до того, что создавалось впечатление, будто он говорит определенные вещи только из простой и бескорыстной вежливости. Но, может быть, и нет, может быть, Бог Мертвых вовсе не был так равнодушен, как хотел казаться. Об этом свидетельствовало то, что он всегда был вежлив, но ни с кем не разговаривал и уж точно не расточал комплиментов ни одной другой Богине, в отличие от Зевса. В самом деле, Персефона даже понимала, насколько стоической была его способность хранить молчание. С ней, во время лекции и в кафе, он даже оказался разговорчив, потому что в тот вечер он показал, что по своей природе не должен говорить абсолютно ничего. Как только Персефона погрузилась в свое смущение, её спас Зевс: он взошёл на трибуну и объявил о начале благотворительного аукциона. Потом все замолчали. Эта речь была очень искренней, по крайней мере настолько, насколько и фальшивой. Персефона чувствовала притворство в каждом слоге. Может быть, она и была бесполезной Богиней Весны, но имела хорошее чутье на чувства и ложь, и чувствовала теперь каждой клеточкой тела, что в этот момент Зевсу плевать на голодающих детей в Африке, на школы, на высохшие колодцы и кампании против женского обрезания. Но она решила не фыркать с презрением, потому что в конце концов сбор средств сделал бы то, чего не могли сделать лицемерные слова Короля Богов. Как только Зевс закончил, аукцион начался. Боги представляли всё, особенно священные реликвии, которыми обменивались между собой ради символизма. Это был просто еще один способ заставить деньги двигаться по миру. Персефона увидела самые разные предметы: вазы эпохи Мин, древнее изображение молота Тора на камне, статуэтку Афины Паллады, найденную при раскопках в Микенах. И вот, наконец, настал черед лота Аида. У него не было мощей, статуй, икон, потому что никто ему не молился. В его честь не возводили храмы. Во всей истории человечества не нашлось ничего, что люди посвятили бы Богу Мертвых. Но это не помешало ему принять участие с одним из самых ценных предметов – огромным бриллиантом. Зевс с восхищением показал камень: он лежал в витрине на синей бархатной подушке. Прекрасный, сверкающий, его сияние можно было увидеть за много миль отсюда. Бриллиант был прозрачным и слегка голубым. Совершенным своими радужными гранями. Зевс начал торги. Все Боги, без сомнения, обожали бриллианты, и цена камня выросла в считанные секунды. В конце концов он достался африканскому Богу, которого Персефона совершенно не знала, за цену, которую она едва могла повторить словами. Девушка едва не упала в обморок при мысли, что это лишь малая толика богатств Аида. Зевс вызывал всех участников на сцену, вызвал и Аида. Богу Мертвых пришлось встать и с мрачным видом пройти к сцене. Как только Крониды стали рядом, весь свет был направлен на них. Один был одет в белое, другой - в черное, один с сияющей бородой, а другой без нее, один веселый и экспансивный, другой с похоронным видом. Они выглядели как два архетипа самих себя. - Леди и джентльмены, я представляю вам Аида, Бога Смерти. - Бога Мертвых, пожалуйста. - О, извини. Итак, старший брат! Ты всё ещё носишь очки? Свет - это плохо, не так ли? Зевс легко умел цеплять других, но все чувствовали себя обязанными смеяться, потому что нельзя было не смеяться над шутками одного из Королей Богов. Аид же был каменной статуей. Он не ответил, и Зевс продолжил: - В любом случае, мы хотели бы поблагодарить тебя за твой вклад. Мы знаем, что это бывает не часто, поэтому мы ценим весьма и весьма! - Это больше похоже на упрек. - О, старший брат, как ты обидчив! Зрители засмеялись. - Нет-нет, я говорил искренне, - продолжил Зевс. – Спасибо за огромный бриллиант. Надеюсь, он такой не потому, что тебе надо компенсировать какой-то другой недостаток, а? Снова раздался смех, и Персефона начала испытывать то пассивный, вторичный стыд, который испытываешь скорее из-за других, чем из-за себя. И она не испытывала ничего подобного из-за Аида, нет. Она чувствовала это из-за глупых шуток Зевса. Возможно, ей не следовало так уж заморачиваться, но она не могла этого вынести. Она взглянула на Деметру и прочла в ее глазах, что та думает о том же, но не осмелилась ничего сказать. Аид, охваченный непреклонной гордостью, не отреагировал на провокацию. Для такого Бога, как он, это было слишком низко. Он даже не принял это во внимание, а повел себя так, как будто не слышал уколов брата, или это даже не было выражено. Персефона восхищалась его хладнокровием, потому что она бы в похожей ситуации взорвалась. - Итак, скажи нам, старший брат, ты ведь пришел сюда не один? Захватил с собой суккуба? - В моей загробной жизни нет суккубов. Про них спроси Люцифера. - А в твоей загробной жизни есть хотя бы женщины? - Да. Все те, кто бежал от тебя. Зрители засмеялись, сам Зевс захохотал, и никто не понял, что это была вовсе не шутка. - Ну же, не стесняйся. Я видел, что ты уделяешь много внимания нашей новой Богине, Перс... Персефата? - Персефона, - ужасающе поправил его Аид, теперь уже с едва заметным подергиваем носа, выдававшим его раздражение. Персефона была ему благодарна. Она была благодарна, что он назвал ее настоящее имя, потому что в тот вечер никто пока этого не делал, кроме Деметры. - Да, Персефона. Богиня Цветов. - Богиня Весны и Цветения. - А в чем же разница? - Такая же, что между Богом Смерти и Богом Мертвых. И снова зрители засмеялись, не понимая, насколько велико было раздражение Владыки Подземного Мира. Однако, он хорошо это скрывал. Но Персефона почти видела, что все вокруг него погрузилось в ореол серого дискомфорта. Она была благодарна Аиду за то, что он взял на себя труд указать ей на все эти вещи, она чувствовала себя защищенной: по крайней мере, он выслушал ее накануне, когда она представилась. Напротив, она встретила Зевса всего час назад, и Король Богов уже забыл о ней. А потом Зевс пробрякал самую худшую свою идею: - Персефона? Божественная Персефона, встань! Покажись, пожалуйста! Богиня Весны широко раскрыла глаза и сглотнула. Она посмотрела на мать и увидела, что та жестом головы призывает ее повиноваться. Она чувствовала себя смертельно смущенной, ноги ее подкашивались. И снова она удивилась: обычно ей нравилось быть общительной, быть рассудительной, но не сейчас. Сейчас она не желала стать жертвой шуток Зевса, на которые она не могла ответить из-за иерархии. Персефона встала и натянуто улыбнулась. Почувствовала, как цветы на ее голове смыкаются, пугаясь, превращаясь в маленькие бутоны. - Итак, прекрасная Персефона, похоже, ты привлекла внимание моего старшего брата! Что ты с ним сделала? Она немного огляделась вокруг, стараясь сдержать улыбку. - Хм... Я... просто задала вопрос на его лекции. Все засмеялись. Снова. Но почему же? А что тут смешного? Это была не гребаная шутка. Что же это за больной юмор у них был? - А ты уверена, что стрела любви тут ни при чем? В этот момент вмешался Эрос: - Эй, Зевс! Клянусь, я не стрелял в него! Я никогда не обреку девушку на такое несчастье! Персефона, это не моя вина! Богиня Весны почувствовала почти непреодолимую рвоту из-а стресса, в то время как остальные зрители смеялись. Она взглянула на Аида, но увидела в нем стоика. Чертовы очки. Сейчас ей больше, чем когда-либо, хотелось увидеть его глаза, спросить, что она должна сделать, чтобы вытащить их обоих из этой скользкой ситуации. - Значит, стрелы Эроса не было, - продолжал Зевс, - значит, это естественное сродство. Я видел: Аид смотрел только на тебя. В этот момент Бог Мертвых подошел к нему и едва ли не вырвал микрофон из рук. Это был первый смутно импульсивный жест, который Аид сделал, чтобы положить конец насмешке. - По крайней мере, мои глаза предназначены только для одной, - низко и хрипло объявил Бог Мертвых. И все почувствовали, что это не шутка, потому что на мгновение воцарилась тишина. Все очень хорошо знали прелюбодейные привычки Зевса, и теперь присутствующие вели себя так, словно Гера сошла с ума за считанные секунды. Может быть, на самом деле они были взволнованы этой идеей, ведь потом можно было бы здорово почесать языки. Но ничего из того, чего боялись, не произошло. Аид полностью восстановив свое нейтральное обаяние, взял микрофон и насильно отказался от речи: - Благодарю вас за то, что вы уделили столько внимания моему бриллианту. Я уверен, что от вашей щедрости выиграют самые нуждающиеся слои населения. Я желаю вам спокойной ночи. И, не дожидаясь разрешения Зевса, он бросил ему микрофон и слишком быстро сошел со сцены. Король Богов снова заговорил, шутя, заставляя публику смеяться, а Аид удалился, широко шагая. Он торопливо подошел к столу, прямо, без малейшего отклонения. Кивнул Анубису и поставил свое кресло на место. Персефона, уже усевшись, смотрела на него широко раскрытыми глазами, гадая, не уходит ли он. Вскоре Аид это подтвердил. Даже повернулся к ней и наклонился, чтобы говорить тет-а-тет. Его голос донесся, как легкий ветер с зимнего моря: - Мне очень стыдно, Божественная Персефона. Мое присутствие здесь не способствует твоему дебюту. Γειά σας. И даже не дал ей времени ответить. Взглянул на Деметру и, казалось, молча извинился перед Богиней Урожая. Затем выпрямился во весь свой внушительный рост и быстро исчез... * Он уходил. Как обычно. Один… Персефона ощутила в животе чувство несправедливости, смешанное с ненавистью к Зевсу и к тому, что многое было правдиво. Включая ее саму, которая, возможно, могла бы лучше разыграть свои карты, избегая смущения для них обоих. Она резко повернулась к Деметре, в то время как Зевс неустрашимо продолжал свой аукцион. - Я должна остановить его. Деметра поджала губы и не скрывала своего неодобрения. - Нет. Оставайся здесь. - Они проявили к нему неуважение! И ко мне! Возможно, кто-то из ближайших гостей и услышал это, но Персефоне было все равно. Она никогда в жизни не чувствовала себя такой униженной. Но Деметра казалась непоколебимой. В этом отношении она была Кронидом до кончиков ногтей. - Нет. Оставь его. Но Персефоне было все равно. Возможно, из-за молодости и горячности, но она все же уже не была ребенком. Она сама могла принимать решение. Поэтому встала и покачала головой. И уже собралась идти, но почувствовала, что мать схватила ее за руку. Они нервно смотрели друг на друга. - Не стоит его недооценивать. Это был его выбор – позволить им так обращаться с собой. Персефона немного понизила голос, говоря ей на ухо тихим голосом, чтобы не подпитывать скандал. - Он позволил им так с собой обращаться, потому что реагировать было бесполезно! Все над ним издевались! - Он не котенок, Кора. Он всемогущий король. Если бы захотел, то мог бы сровнять это место с землей. Не думай, что он нуждается в твоей защите. - Я вовсе не дура, мама! Я не хочу предлагать ему защиту, я просто хочу быть доброй. Попробуй сама быть доброй, время от времени. Персефона с силой вырвала руку из пальцев Деметры. И в этот момент Богиня Урожая прошипела последнее предупреждение, сквозь стиснутые зубы. Ее шейные сухожилия были напряжены. - Он использует тебя. Побалуется, сожрет тебя, а потом выплюнет кости. Помни это! Но Персефона медленно покачала головой. Аид не такой, - она была уверена. Она не собиралась бунтовать против воли матери, нет. Все происходило потому, что Персефона могла чувствовать. Эмпатия, которую многие другие боги обычно игнорировали, включая Деметру. И еще она знала, что ее мать всегда плохо отзывалась о своих братьях. Образ, который она создала, безусловно, подходил Зевсу, возможно даже Посейдону, но в отношении Аида он ничем не оправдывался. Бог Мертвых никогда не выходил из Подземного Мира, чтобы насиловать девственниц. Он никогда не превращался в животное, чтобы соблазнять кого-то. Он никогда ничего не делал. Его пассивность, должно быть, заставила Деметру приравнять его к двум другим Кронидам мужского пола. Но Персефона не понимала, почему понятие невиновного, пока вина не доказана, не должно относиться к нему. Богиня Весны понизила голос, стараясь спокойно выразить всю свою убежденность. Задела мать за живое и не пожалела об этом. - Он спас тебе жизнь, мам. Неужели это ничего не стоит? Деметра застыла на мгновение, которое показалось бесконечным, а затем cмягчила наклон своих бровей, нервно выдохнула: - Держи свой мобильный при себе, дочь. И отпустила Персефону, не сказав больше ни слова…