Приговор Персефоны

Персефона вновь хитро улыбнулась: - Ты имеешь в виду то, что хочешь, мой король. Но я думала, что пришла сюда за пеплосом. - Ты действительно пришла сюда за пеплосом. - Похоже, что нет… И в этот момент, внезапно, Аид выпрямился и отошел от стола. Откашлялся, поправил хитон на плече и пригладил волосы. Персефона заметила, что он пытается сдержать смущенную улыбку. Застенчивый. Она и раньше называла его застенчивым, а сейчас лишний раз убедилась, что была права. - Пеплос, - холодно повторил Аид. Персефоне это показалось еще более забавным, потому что Бог Мертвых, похоже, пытался вспомнить, что же такое пеплос. - Да, пеплос. Это же моя униформа, помнишь? Он быстро обернулся, его волосы вдруг стали длиннее, потекли по плечам, как чернила в воде: - Не слишком издевайся надо мной, Божественная Персефона. Я очень обидчивый Бог. Затем, не дав ей времени среагировать, Аид подошел к гладкому шкафу, что стоял в другом конце кабинета. Открыл дверцы и вытащил стопку тёмной ткани. Вернулся и торжественно вручил его Персефоне. Богиня Весны взяла и посмотрела. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что на самом деле одеяние было не черным, а темно-пурпурным, украшенным серебряной каймой по швам и подолу. Из плотной ткани, которая годилась для зимней погоды. Не нужно было быть экспертом по древней одежде, чтобы понять, что этот пеплос весьма дорогой. - О, это такой... довольно сложный цвет... - Это цвет королей и Богов. Ты думала, я дам тебе белый льняной? - Мне нравится белое... Но Аид был непоколебим и прагматичен. Он настаивал на своем: - Пурпур - самый благородный цвет, который ты можешь носить. Когда-то только олимпийцы носили его. Теперь это традиция. Это подходит твоей родословной, Божественная. - О, это так дорого, как кажется. Но, как Персефона уже заметила, для Аида экономическая ценность была очень расплывчатым понятием. Если пеплос и стоил дорого, ему было все равно. Он не дарил его Персефоне, чтобы удивить или показать, насколько он богат. - Тебе не нравится? - Нет! Нет, мне нравится, но... это будет сильно выделять меня между стажерами и..... Я не знаю, заслуживаю ли я этого. Тут Аид расслабил плечи. Слабый голубоватый свет, проникавший из одного из больших окон, ласкал мускулы его обнаженной белой руки. Он подошел, склонился к ней: - Я знаю, что ты скромна, Персефона, и не думаю, что пойму, почему ты так говоришь, - как всегда, честно сказал Аид, - но могу ли я дать тебе совершенно беспристрастный совет? Девушка кивнула, внезапно почувствовав его властность. Не такую, как тогда, когда он проводил слушания в Суде. Но все же власть. В ответ Аид сделал один из первых жестов физического приближения: положил свою большую руку на плечо Богини Весны. Еще больше наклонился, чтобы рассмотреть Персефону. - Я прожил в этом мире триста тысяч лет, - начал он нейтрально, - и понял, что если ты Бог, то всегда будешь не таким, как все. Ты - Богиня, Персефона. Прими это. Не пытайся быть похожей на других, не прячься, потому что все они все равно разоблачат тебя... Персефона посмотрела на его ясную, холодную руку, лежащую на ее плече, и вздохнула, чувствуя, что эти слова тронули её гораздо сильнее, чем она думала. Неумолимый сказал, что она знает, как расшифровать его, но это было правдой и в противоположном направлении. - Я не хочу прятаться, просто мне невыносима мысль, что я родилась привилегированной... - Привилегированной? – Бог Мертвых горько усмехнулся. – Боюсь: это очень человеческий взгляд на проблему. Персефона снова вздохнула и попыталась объяснить получше. - Я просто хочу сказать... Я хотела бы доказать, что заслуживаю то, что получаю. - Я знаю. Я понимаю и ценю это, поверь мне. Но будь осторожна, чтобы не попасть на другую сторону проблемы: если ты упорно думаешь, что ничего не заслуживаешь, ты ничего не добьешься. Персефона посмотрела на Аида чуть внимательнее. Она искала что-то в его тоне или взгляде, что могло бы помочь ей отгадать его загадки, но ничего не находила: Бог Мертвых не был ни сексистом, ни покровителем, ни снисходительным. Он просто был объективен, как и во время вынесения вердиктов. - Не пытайся быть тем, кем ты не являешься, - продолжал Аид, спокойный и холодный, как утреннее море, - не бойся завистливых или испуганных взглядов смертных, не обращай внимания на сплетни какой-нибудь придворной нимфы. Мы все знаем, как они видят нас, но это наша роль. Я прошу тебя о личном одолжении, Божественная Персефона: надень пурпур. И носи его с гордостью. Как только он закончил говорить, с изучающей, почти разочаровывающей медлительностью, то провел рукой по плечу девушки. Его пальцы поднялись вверх по шее, легко, едва касаясь. Он был так холоден, что у Персефоны мурашки побежали по коже от ключицы до подбородка. И тут же Аид остановился. На мгновение замер, обхватив ее лицо рукой, слишком большой для этого. Наконец, двумя пальцами он взял ее за подбородок и заставил поднять его, как бы показывая, чтобы она всегда держала его высоко. Они молча смотрели друг на друга, и на мгновение между ними словно протянулась прямая линия, нить, соединяющая их умы, своего рода электричество, которое поддерживало связь. Персефона слегка опустила веки, чувствуя себя совершенно расслабленной. Это был эффект уверенности, истекавший из перламутровых радужек Аида. Он делал Богиню Весны такой расслабленной, и она задавалась вопросом, оказывает ли ее способность к сопереживанию такой же эффект на Бога Мертвых. - Ну, - тихо пробормотала она, - я проявила бы жуткую безответственность, если бы отказала вам, Ваше Величество. Аид медленно кивнул, улыбаясь, так же расслабленно. - Хорошо. Если я могу злоупотребить твоей доступностью, я бы попросил еще кое-что. - Что? - Примерь пеплос. Сейчас. Тут есть туалетная комната. Иди, переоденься. Я бы хотел посмотреть, как ты будешь в нем выглядеть… но не в зале суда. Потому что в зале суда он, конечно, не смог бы выказать ей свою симпатию. Владыка Подземного Мира хотел посвятить ей пару минут наедине, и Персефоне это польстило. Она улыбнулась шире и согласилась. Аид показал дверь в углу, за столом, потайную. Персефона прошла туда, держа пеплос в руках. Это оказалась маленькая туалетная комната, ни разу не королевская. Там было так темно, как только Персефона закрыла дверь, что ей показалось, что ее поглотила черная дыра. По правде говоря, это больше походило на чулан: идеальное место, чтобы спрятаться от непрошеных гостей. Возможно, комнатка действительно была задуман для этой цели. Персефона с трудом заставила себя снять платье и не сразу сообразила, как надеть пеплос. Она была искренна, когда говорила, что никогда им не пользовалась. Деметра всегда была Богиней, ведущей более современный образ жизни, и, конечно, никогда не заставляла дочь носить древние наряды, даже для церемоний. Она потом уже сообразила, что полотнищ тут две: туника и длинный, широкий плащ, который мог полностью закрыть ее тело. Возможно, на маленьком плече его невозможно было бы удержать. А может быть... может быть, пеплос был слишком велик? А были ли вообще у пеплосов размеры? Наконец Персефона кое-как упаковалась в платье и посмотрела на себя в зеркало. Ну, она выглядела очень мило. Пусть даже в самом незначительном смысле, она увидела частичку того древнего вкуса, который ощутила в Аиде этим утром. Одно её плечо и рука тоже остались непокрыты, длинные каштановые волосы были распущены по плечам. Персефона прикинула, какую прическу лучше сделать для пеплоса и порылась в сумочке, выудила зажим. Подняла волосы, и внезапно увидела себя... такой, какой ей хотелось бы быть, в том возрасте, в котором она хотела бы родиться. Когда Персефона вернулась в кабинет, то потянула за все края пеплоса, чтобы убедиться, что одеяние лежит ровно, правильно, а плащ не соскальзывает. Она сделала несколько шагов, все еще пытаясь понять, как ходить в этом, не спотыкаясь. Когда подняла глаза, то увидела, что Аид смотрит на нее из другого конца комнаты. Неподвижный, непроницаемый, как портрет. - Ну как? – спросила девушка. – Я правильно всё надела? Он улыбнулся: - Ты справилась. Аид подошел и остановился в двух шагах. И снова ему пришлось немного опуститься, чтобы оказаться на уровне Персефоны, в то время как она сама тщетно пыталась подняться. - Можно мне? – галантно спросил Бог Мертвых, приподняв бровь. Персефона сочла обманом то, что он попросил разрешения, прежде чем сказать, что собирается сделать, но она согласилась, избегая дразнить его, потому что знала, что он был таким джентльменом, что никогда не сделал бы ничего неподобающего. По крайней мере, без официального соглашения, подписанного в трех подлинных экземплярах. На самом деле, Аид не был неуместен: он осторожно поправил плащ так, чтобы он лучше укрывал плечо девушки. Он вел себя так деликатно, словно не хотел портить ни Персефону, ни ее платье, рассматривая ее фигуру как произведение искусства. - Если тебе холодно, можно прикрыть и другое плечо. И он показал ей, как растянуть плащ, чтобы укрыть всю фигуру. Персефона усмехнулась, потому что у нее было смутное ощущение, что это было бы полезно, учитывая климат и ее тело, привыкшее к жаркой среде. Но Аид еще не закончил: он показал Богине Весны другой способ носить плащ: на обоих плечах, со складкой, словно капюшоном, на голове. Он оставил все как есть, убрал руки и мечтательно посмотрел на нее, склонив голову набок. Персефона начала смущаться и попыталась толкнуть его к разговору: - Как я выгляжу? Похожа на Пифию? Но Бог Мертвых ответил не сразу. Он вздохнул и выдал слабый стон из глубины горла: - Ты выглядишь, как воспоминание. И с этими словами, такими мечтательными и в то же время такими болезненными, Персефона поняла, что любовь Аида к традициям была не просто эстетическим вкусом или устаревшей галантностью. Он сам весь остался позади. Как отставшая от каравана, потерянная повозка. Изолированный в Эребе, в пространстве, во времени, живущий воспоминаниями и обычаями, которые он больше не уважал. Быть древним и могучим Богом оказалось совсем не просто, нет. По крайней мере, для Персефоны было нелегко быть новой богиней. Тогда она решила утешить его и подбодрить. Быстрым движением, изящным и молодым, она сотворила еще один цветок и протянула Аиду. Пурпурный нарцисс. - Для твоей коллекции, мой король. Он улыбнулся, взял его и понюхал. И, возможно, на этот раз почувствовал, что утроил свое богатство…