Приговор Персефоны

Человечность Богов часто становилась предметом размышлений Персефоны. По крайней мере, в той же мере, в какой это была ее собственная божественность. Она удивлялась, как много человечности было в Деметре: она наслаждалась вниманием смертных и учила их секретам земледелия. Персефона удивлялась, как много человечности было в Анубисе: он никогда не упускал возможности смеяться, шутить и казаться таким открытым по отношению к смертным. Богиня Весны задавалась вопросом: сколько человечности в Аиде? В отличие от многих других Богов, он избегал внимания смертных и даже, казалось, не заботился о душах, которые принимал в Эребе. Не очень много от человека в Боге Мертвых, сказала бы Богиня Весны. И все же Персефона испытывала искушение изменить свое мнение, видя, как Аид общается с детьми. По правде говоря, он вел себя сдержанно: улыбался, но старался, чтобы это выглядело вымученно; получал удовольствие, но никогда не преувеличивал. Как будто сам себя убеждал, что не может позволить себе роскошь бескорыстного общения, хотя он был благодарен и в равной степени не мог признать этого из-за своей бессмертной гордости Бога и Короля. По этим причинам, когда наступало время прощаться с Алексисом и другими малышами, Персефоне нравилось думать, что всегда нейтральные и беспристрастные черты Неумолимого скрывали некое сожаление, пусть даже и маленькое. - Можно прийти сюда с тобой в следующую субботу? - спросила Персефона, глядя на Аида снизу вверх и замечая, как слегка дрогнул угол его челюсти. - Если тебе угодно, Божественная. Я позволяю тебе быть в Элизиуме столько, сколько ты захочешь. Персефона лукаво улыбнулась, сознавая, что дала ему хороший повод реализовать желание, которое было не только ее, но и его. - Спасибо, мой король. А я разрешу тебе обвинять меня перед другими, когда ты поймешь, что тоже любишь общество этих смертных. В глазах Аида мелькнуло веселое раздражение, затем он отвел взгляд и потерялся, любуясь потоком Леты… Они потом бесцельно бродили вдоль реки, собаки бегали туда-сюда, резвились, но далеко не убегали, всегда оставались рядом с хозяином, верные и хорошо обученные. Они встретили еще одну душу, потом еще. Все они бродили по Елисейским полям в одиночестве. Персефона наблюдала за их уединенным покоем с любопытством и уважением, гадая, сколько из них в конце концов решат испить воды забвения, чтобы перевоплотиться. Дар, дарованный только законным обитателям Элизиума, и еще более щедрый именно потому, что он был дарован Аидом, одним из самых жадных Богов. Наконец ближе к вечеру Персефона почуяла, что здорово устала. Она остановилась на берегу реки, где росла густая трава и позволила себе лечь. Вытянула руки вверх, расслабляясь, а вокруг нее росли цветы. «Тут можно спать долго-долго… тут же так тихо и покойно», - подумала девушка. Она взглянула на Аида. Бог Мертвых упрямо стоял рядом. Ей было неприятно видеть, что он никогда не расслабляется. Это было похоже на полет стервятника. Персефона подергала его за брюки, чтобы позвать. Аид опустил взгляд, вновь сунув руки в карманы и приняв официальный вид. - Приляг, мой король. - Звучит как приказ, Божественная. Персефона дерзко усмехнулась: - Тебя это оскорбляет? - Может быть. - Тогда я переформулирую: не хочешь ли прилечь, мой король? - Нет, мне это не нравится. Переформулируй еще раз. Персефона сузила глаза, молча бросая ему вызов. В ответ Аид изобразил на своем бледном лице двусмысленную улыбку. - Можешь прилечь для меня, мой король? - Охотно. Всё для тебя. И действительно, в третий и последний раз он подчинился: сел и наконец лег. Когда опустился на землю, то показался еще бОльшим титаном, тяжелым. Тишина окутала их, как легкое уютное одеяло. Как уже заметила Персефона, молчание Аида никогда не смущало, в нем всегда было что-то естественное. Так же естественно было теперь лежать рядом с ним. Девушка протянула руку и коснулась его холодной кисти. И услышала, как Аид умиротворенно вздохнул. Она приняла это за одобрение и продолжила: провела пальцами по его запястью и, наконец, взяла его руку, крепко сжала. Она тоже вздохнула и снова посмотрела вверх. Бесконечный свод пещеры сиял богатством Эреба. Алмазы теперь были похожи на маленькие галактики. - Их так много... - мечтательно прокомментировала она, восхищенная. Аид слегка сжал ее руку, тоже глядя вверх, но не двигаясь. - Они бесконечны, Божественная, - прошептал он, точный и довольный. – Так же бесконечно мое желание подарить их тебе. Всё, что тебе нужно – это просить. И как только он это сказал, Персефона почувствовала что-то в их соединенных руках. Она нахмурилась и чуть приподняла голову, чтобы лучше видеть. Когда убрала свою руку от руки Аида, то увидела, что на ее ладони осталось много маленьких бриллиантов, сверкающих, как и сама Лета. Они выглядели пылью. Только тогда Богиня Весны поняла, что слухи о Боге Мертвых были не совсем правдивы: он не имел Рога Изобилия, чтобы добывать алмазы. Он сам их создавал. Большим пальцем он погладил драгоценную пыль в ладони девушки. - Твои ухаживания не всегда легко понять, - улыбнулась Персефона. Шутка вызвала у Аида глубокий смех с закрытыми губами. - Не так сложно, как пытаться угодить вам, моя леди. Я, конечно, не могу дарить тебе цветы. И впервые с тех пор, как они познакомились, Персефона увидела, что он делает жест, явно выходящий из его зоны комфорта: Владыка Подземного Мира повернул голову, положил ее виском и щекой на траву, чтобы посмотреть на девушку, улыбнулся и подмигнул. Это вышло так просто, так естественно, но совершенно не подходило Неумолимому. Заметив, что её спутник попал в момент редкой, саркастической игривости, Персефона прибавила: - У меня сложилось впечатление, что ты делаешь это не только для того, чтобы доставить мне удовольствие. Кажется, ты слишком гордишься своими бриллиантами, мой король. И, как уже случалось с ней несколько раз, Персефона сразу же почувствовала, что осмелилась на слишком многое. Потому что Аид был таким: он внезапно мрачнел, становился серьезным, и эта вечная нейтральность, окутывавшая его черты, создавала впечатление, почти всегда неверное, что он сердится или обижен. Но нет, обычно он так не делал, и в этот раз тоже. На самом деле, он не сказал и не сделал ничего неприличного. Просто приподнялся на локте, глядя на нее, закрывая ее собой, но не прикасаясь. Персефона почувствовала, как ее захлестнули его большие, мертвенно-бледные радужки. - Да, я горжусь ими. Разве это плохо? Это был риторический вопрос, на который Кронид не давал никакого ответа, не говоря уже о вызове. Затем Персефона глубоко вздохнула, чувствуя тяжесть возбуждения в животе оттого, что он был так близко. Она подняла руку и коснулась его шеи, тонкой для его пропорций, но внушительной для нее. Провела пальцами по натянутым сухожилиям и венам. Она ничего не могла сказать, и Аид продолжил свою речь, серьезную и проникновенную: - Как ты думаешь, девочка, легко ли было всё это сделать? - его голос был тихим шептанием, чувственным, намекающим. - Когда мои братья и я разделили всё сущее, ты думаешь, мне, перворожденному сыну, легко было добровольно отказаться от своих законных прав на небо, самое соблазнительное из королевств? Как ты думаешь, легко было иметь необходимую предусмотрительность, чтобы инвестировать в королевство, которое все считали мрачной, бесплодной массой камней? Как думаешь, легко было найти терпение и настойчивость, чтобы создать Эреб из ничего? Было много других риторических вопросов, которые, как и первый, не требовали ответов. Просто инсинуации, которые все вместе вызывали ту безмерную гордость Аида, которой, собственно, и боялась Персефона. Боялась, потому что сама никогда такого не ощущала, и это почему-то все Боги решительно считали недостатком. Она ничего не говорила в ответ, но не переставала поглаживать шею Аида, спереди и сзади, медленно перебирая пальцами мягкие черные локоны на затылке и за ухом. Наконец, Аид после своей страстной речи, казалось, начал ощущать последствия плотской близости. Поднял руку и поднес ее к лицу девушки. Почти ничего не сделал, только коснулся большим пальцем приоткрытых пухлых губ Персефоны. Тихо вздохнул и закрыл глаза, спокойные и все же кипящие от вожделения. - Всё, что у меня есть, Богиня, это результат моей мудрости, - продолжил он, все еще с закрытыми глазами, задержав палец на ее губах, как будто на самом деле все богатство, о котором он говорил, ничего не стоило по сравнению с ее плотью. - Так что, да, я очень горжусь своими бриллиантами, своим дворцом и всем, чем могу хвастать. Потому что всё, что у меня есть, даже самый маленький кусочек необработанного алмаза или самая скромная человеческая душа, является неоспоримым доказательством того, что я умнее своих братьев и что я единственный, кто действительно ведет в игре. Игре, которая имеет единственно возможный конец: я побеждаю и беру всё… Персефона застыла от его прикосновения. Не из-за страха, а потому что необъятность его амбиций почти физически её раздавила. Она попыталась заговорить, едва касаясь губами его все еще прижатого большого пальца, и почувствовала, что голос пропал. - Всё-всё, Аид? Это... слишком много, чтобы претендовать… Никогда не говорите Богу, что для него есть что-то неподъемное. Аид расхохотался, саркастически, глубоко и страшно. Но не зло. Злобы в нём никогда не было. Только ужасная уверенность. Он смеялся, как человек, который был так уверен в своих притязаниях, что уже выиграл всё. Персефона никогда такого не испытывала и верила, что никогда не испытает. Бог Мертвых склонился над девушкой, уткнувшись лицом в ложбинку между шеей и плечом Персефоны. Богиня Весны почувствовала, как он дышит в ее обнаженную кожу. И тут, наконец, Аид подарил ей холодный, роковой поцелуй. Она ощутила, что почти умирает от мороза. Ее сердце застыло, когда она выгнулась под ним, а глаза Кронида сузились от холодной страсти. Наконец его серьезный голос коснулся ее уха: - Всё – это не что иное, как справедливое требование смерти, Божественная. Всё, что мне надо делать - это ждать. И Неумолимый оказался таковым во многих других отношениях, не ограничиваясь лишь залом Суда. Аид был хозяином Смерти, а тот, кто владеет Смертью, владеет всем. Потому что всё должно умереть, даже Боги, рано или поздно, в то время, которое вне Судьбы и даже вне прогноза Мойра. Но он был уверен, что всё закончится в Подземном Мире, и тогда упорство его Владыки будет вознаграждено огромным и вечным владычеством, которому Зевс и Посейдон могли только завидовать. Без кровопролитных сражений, без самонадеянных и импульсивных притязаний, которые привели бы только к нестабильности. Для Аида спешка являлась бесполезным понятием. Он был Неумолимым, потому что неумолим был конец света: так что Бог Мертвых предпочитал ждать у реки тела своих врагов, уверенный, что они проплывут мимо. Степень уверенности и терпения, честолюбия и гордости Аида была слишком велика для любого, кто не был великим Богом, для любого, кто не был самим собой. Юная Богиня Весны не могла ничем поддержать это великолепие Кронида, такого же непостижимого и громадного, как все его братья и сестры. И вот Персефона чувствовала себя раздавленной, хотя Аид едва касался ее, и только губами. Он покрывал ледяными поцелуями ее шею и мочку уха, и Богиня Весны чувствовала его сильное желание, которое он тщательно скрывал. И как может Бог, который желает всего, не испытывать плотского желания? Внезапно Персефона почувствовала, как в ее теле нарастает какое-то сладостное беспокойство. Это заставило ее выгнуться, снова напрячься. Наконец, внезапная мысль, словно стрела, пронзила ее мозг: необходимость остановить его, прежде чем ситуация унесет их обоих дальше, чем они ожидали. Богиня Весны преградила Аиду путь, похлопав пару раз рукой по его внушительному плечу. - Аид, Аид, - взволнованно выдохнула она, - я … я девственница. И, мгновенно, он застыл. Немедленно прекратил свое обольщение и отстранил лицо от ключицы девушки. От их контакта почти ничего не осталось, кроме прикосновения его руки к волосам Персефоны. - Мне так жаль, - сказал он ровным голосом. - я не хотел торопиться. Торопиться, Аид? Нет, совсем наоборот. Он ведь никогда не был импульсивным, никогда не торопился. И не сделал ничего неудобного. Это были просто поцелуи. И настолько отстраненные, что не совсем понятно было – потребует ли Аид большего. Но именно этого он не сделал, чтобы выразить тысячу скрытых смыслов: то, как он не прикасался к Персефоне всем телом, намекая, что хочет этого. Он никогда не был быстр. Его медлительность давала понять, что он сдерживает себя. Аид не пытался схватить девушку за грудь или бедра. Он сознавал, насколько безжалостно это будет, если он решит это сделать. Наконец, его молчание, ясно давало понять, сколько понятий он должен передать Богине Весны, понятий слишком больших и сложных. Они могли ранить ее не меньше, чем физическое проникновение. Но теперь Аид-Кронид отступил в сторону, уступая место Аиду-мужчине, всегда мягкому и всегда вежливому, который ничего не требовал и не навязывал. Персефона наконец смогла выдохнуть, чувствуя облегчение. - Нет, просто, ничего особенного. Я хотела тебе сказать... чтоб ты знал. И вот так вышло… Полуправда, чтобы скрыть, как сильно она позволила увлечь себя. Возможно, она была готова признать это по собственной неопытности. Но Персефона вовсе не была уверена, что Аид в это поверит, потому что на самом деле от него ничего нельзя было скрыть. Теперь Бог Мертвых смотрел на нее нейтрально. Его глаза были так близко, что девушка могла видеть тонкие темные капилляры в его черной склере. - От тебя часто исходят странные заявления, Кора. Он пошутил, хоть и тем самым нейтральным тоном. И Персефона подыграла ему: - Потому что я сама странная. Но я знаю, что тебе это нравится, мой король. Меня бы здесь не было, если бы вопрос о Стиксе не прозвучал на той лекции. Аид широко улыбнулся: - Конечно, тебя бы здесь не было… Теперь он был спокоен, умиротворен, как только может быть спокоен Бог Бессмертного Терпения. И, по сути, не настаивал на прежней позиции. Он просто медленно и целомудренно поцеловал Персефону в лоб, а затем полностью отступил и спокойно лег рядом с ней...