Приговор Персефоны

В последующем часто случалось, что кто-нибудь из любопытных спрашивал Персефону, трудно ли было приспособиться к Эребу. Ещё спрашивали, скучала ли она по солнцу в течение первых месяцев, не было ли проблемой приспособиться к холодному климату, не было ли трудно приспособиться к статичной меланхолии душ, которые обитали в Царстве Мёртвых. Персефона всегда отвечала "нет". Нет, это оказалось для неё не трудно. Было некое странное, стремительное переживание, выходящее за пределы человеческого понимания. Но не трудное. Потому что в глубине души у неё всегда было что-то, некое маленькое семечко, которое связывало её с мраком так же, как и со светом. А потом любопытные, после такого ответа, спрашивали ее: а был ли, по крайней мере, период, который Богиня могла бы назвать более сложным, чем другие. На это Персефона отвечала «да». Но не про первые недели стажировки и не первые месяцы отношений с Аидом. Нет, ее худшим периодом в Эребе, когда она действительно думала о том, чтобы уйти, бросить всё, когда она не могла понять, что происходит вокруг или что происходит во Вселенной, был тот короткий промежуток времени между Луксором и концом всего. Мрачное время. Короткий период, но Персефона запомнила его, как самый беспокойный. Ее напряжение было вызвано прежде всего работой, так как в Суде теперь толпились худые и костлявые души. Их было больше, чем обычно – из-за ужасного и упорного наказания Деметры. Они бродили и шуршали, как сухие листья, являя явные признаки голода. И дети тоже... тысячи. Персефона никогда не видела так много умерших детей и скоро узнала, что так бывает всегда во время войн или стихийных бедствий. Самые маленькие выглядели всегда самыми несчастными, а души нерожденных детей невозможно было и сосчитать. Они казались плавучими огнями и даже не задерживались в Суде: пересекали двор и летели прямо к водам Леты. Всё это беспокоило и нервировало служащих Аида. И сам Бог Мертвых не был исключением. Он прекрасно справлялся с делами, умел поддерживать безупречный порядок даже в условиях «часа пик». Его, вроде, не трогало обилие юных душ, но Персефона, напротив, страдала глубоко и часто: когда была в своём кабинете, когда работала с Аидом, и даже в свободное время, когда смотрела с террасы на Елисейские поля и видела их такими населенными, а Лету – такой сияющей. Из-за стресса, ответственности, глупого вопроса об узле и из-за титула королевы, про который Аид ей прошептал, они почти не разговаривали друг с другом. Слова стали редки меж ними, сухие, как умирающие в пустыне саженцы. Аид и Персефона не злились друг на друга, но явно скрывали много невысказанного. Но Бог Мертвых мог вынести молчание – он делал это всю свою жизнь... Персефона, напротив, не привыкла к такому, она не любила секреты. В то же время у Аида, казалось, их имелось несколько. Богиня Весны всегда смотрела на Кронида во время слушаний, работая в его кабинете или отдыхая ночью в его постели, но не осмеливалась ничего сказать. И он это знал. Смотрел на девушку, пока она первой не отводила взгляд. Молча смотрел обвиняющим, но в то же время любопытным, непримиримым и странно нежным взглядом. Аид, казалось, удивлялся в своем молчании: почему Персефона не выражает своих сомнений. «Почему ты молчишь, Весна? - возможно, он так думал. – Почему просто не спросишь? Чего ты боишься, девочка?» Персефона не знала. Она только знала, что очень боится, да. Боится услышать что-то, что ей не понравится. Или, возможно, даже больше: она боялась получить предложение. То, которое рано или поздно явилось бы на сцену, которое Аид хранил в себе в течение многих дней, недель, месяцев. Может быть, и долгих лет. Веков… * Иногда Владыке Подземного Мира нравилось сидеть на троне без дела. В нерабочее время зал Суда был пуст, свет почти отсутствовал, только алмазы мерцали далеко в вышине, видимые сквозь стеклянный потолок дворца. Аид сидел неподвижно, как мертвец, закутанный в темный хитон и гиматий, и думал о тайнах, о которых никогда никому ничего не говорил. Как в ту ночь в конце марта, ближе к концу стажировки, которая для всех была своего рода оправданием пребывания Персефоны в Эребе. Оправданием, которого больше не существовало. Сама Богиня Весны знала об этом. Понимала, что должна прояснить отношения с Богом Мертвых и его царством, а также с Деметрой. А потом у нее начались проблемы со сном. Обычно Персефона ложилась на несколько часов, погружаясь в беспокойные сны и часто просыпаясь среди ночи. В тот вечер одно из её пробуждений было более шокирующим, чем другие, потому что она не нащупала рядом своего партнёра. И Персефона отправилась искать Аида и нашла его бесстрастным, сидящим на троне, уставившимся в пустой зал. Богиня Весны вздохнула, как только заметила, что бледные радужки его глаз остановились на ней. Аид не повернул головы, но заметил присутствие девушки, и они оба знали, что бродят по Дворцу по одной и той же причине. Затем Персефона вышла на середину зала, пожимая плечами, кутаясь в свой халат. Они долго смотрели друг на друга: Аид сверху, суровый, как всегда, а Персефона - снизу, стоя у скамьи подсудимых. Она ждала. Надеялась, что Кронид заговорит первым. Так оно и случилось. Невероятно, учитывая, что это было совершенно противно натуре Аида. Но он был также любящим другом, и, возможно, дни отчуждения стали слишком тяжелыми и для него. Поэтому он сказал что-то слишком тонкое. Старался не звучать громко, тем не менее эхо полетело в огромное пространство Дворца – нимфа Эхо ответила на его слова теми же словами. - Есть мужья, которые готовы отдать жизнь, чтоб их жены молчали. А я бы отдал свою жизнь, чтобы услышать твой голос. Персефона вновь пожала плечами и стала вдруг маленькой, с застенчивой и грустной улыбкой. Она не придавала особого значения тому факту, что Аид всегда говорил о женах и мужьях, как будто они тоже были супругами. Тем временем Бог Мертвых почти лег на подлокотник трона, подпер подбородок кулаком. Неофициальная поза, которую он никогда бы не принял в присутствии кого-то ещё в этом зале. - В последнее время мне не очень хочется разговаривать, - сказала Персефона. – Прости… Она не сердилась. Даже не была разочарована. На самом деле, она даже не знала, какие эмоции испытывает: просто была в нерешительности, по всем фронтам. - Хм, - лаконично пожаловался Неумолимый, - нехорошо, если мы оба будем молчать, Божественная. Условия нашей сделки не таковы. Это ты должна вытягивать слова из моего рта, а не наоборот. Аиду удалось подарить Персефоне спокойное хорошее настроение. Кратко. - Я просто запуталась. Я не люблю переходные периоды. - Но ты сама суть перехода, Весна. - Тогда я все еще не уверена в моих тайнах. Это должно было ранить его, потому что Персефона увидела, как он внезапно закаменел, будто его поразила в сердце болезненная стрела, а не Стрела Эроса. Аид горестно вздохнул, его огромная грудь отчетливо вздымалась в ночи и тишине этого пустого зала. Не производя ни малейшего шума, незаметно, он поднялся с места. Складки украшенного хитона зашевелились, словно впервые за много веков. Тусклый свет отражался в темноте от длинных и шелковистых волос Кронида, от мускулов плеча, от браслетов, которыми он украсил свои запястья. Выпрямившись, Аид не двинулся с места. Он протянул руку и жестом пригласил Персефону подойти. Она послушалась, нерешительно восходя по ступеням. Она почти чувствовала, как трон Эреба отталкивает ее. Когда она встала рядом с ним, Аид отошел в сторону, приглашая её садиться. Глаза Персефоны расширились. Он никогда раньше не предлагал ничего подобного. - Нет, я не могу… Но чем больше Аид молчал, тем более властным становился. Он стоял неподвижно, смотрел на Богиню Весны, нахмурив брови и наморщив нос. Тихий, как отлив, и могучий, как движущая сила. Когда он был в таком состоянии, отвечать было некому. Неважно, на кого он смотрел, любой бы сдался. Аид выразил такую уверенность в своем приказе, что простое неповиновение стало немыслимым, поскольку было очевидно, что правильнее всего поступить именно так, как он предлагает. Способ управления, который не ограничивался только передачей приказов: он состоял в передаче их, как если бы они были единственным логичным и разумным выбором. Персефона села на трон, сглотнув. Она не сводила глаз с Бога Мертвых, потому что хотела показать ему, что может всё вынести. С течением месяцев это стало легче, но ненормально, и никогда бы не стало нормальным. Наконец, слова сорвались с холодных тонких губ Владыки Мира Мертвых: - Если у меня когда-нибудь и были сомнения насчет твоей природы… когда я видел тебя счастливой на солнце… Но теперь они все исчезли. Ты выглядишь великолепно на этом троне... Я готов умереть, чтобы ты поняла, как сильно я сейчас в тебе уверен, Божественная. - Ах, не волнуйся, я тоже это чувствую. - Очевидно, недостаточно. Персефона прищурилась и вздохнула. Слегка опустила голову и почувствовала, как холод пронизывает ее платье. Он шел отовсюду: от Эреба, от Аида, но также и от каменного трона, который был настолько жестоким, что ранил ее ноги под коленями. Она подумала, что это самое неудобное место во Вселенной. - Если бы речь шла только о том, чтобы остаться, все было бы прекрасно. Но ты сказал это – про королеву и... я не готова, Аид. Я не могу взять на себя такую ответственность. - Ты должна взять эту ответственность - это наша роль во Вселенной. Ты Богиня, такая же могучая, как Кронид. Сиди прямо. Ответ пришел резкий, металлический, как сталь, воткнутая в лоб. Но последующие жесты Аида не соответствовали его голосу, потому что он ничего не делал, только касался подбородка Персефоны пальцами, нежно, будто трогал цветок. Владыка заставил девушку поднять голову, посмотреть прямо вперед, в бесконечный зал Суда. - Поверь мне, я бы с удовольствием строил этот дом вместе с тобой с самого начала. Я не хотел красть Богиню Плодородия из-под солнца, - тихо пробормотал Аид. – Но ты решила показаться миру слишком поздно, и я ждал тебя. Ты даже не можешь себе представить, как сильно это королевство страдало от отсутствия королевы. Как сильно я страдал. Персефона нахмурилась. Она хотела посмотреть на него, но прежде чем она успела это сделать, Аид вошел в поле ее зрения: он был перед ней, спустившись на несколько ступенек, чтобы находиться на одном уровне. Или, может быть, чтобы понизить свой авторитет. Теперь Богиня Весны сидела на троне с прямой и жесткой спиной, ее руки тяжело лежали на подлокотниках, слишком далеко друг от друга. И Неумолимому в кои-то веки пришлось смотреть вверх. - С тех пор как ты здесь, Персефона, души спят спокойно, - продолжал он искренне, ободряюще, - с тех пор как ты здесь, они пролили меньше слёз в этом Дворце. Война твоей матери внезапно стала терпимой, потому что ты здесь, чтобы исправить положение. Последнее, о чём люди думают перед смертью, это о том, что если здесь, во мраке, тоже есть Весна, то, может быть, Мир Мёртвых - не такое уж страшное место. - Но я здесь всего пару месяцев... И она действительно так думала. Ладно, Персефона была готова остаться, но как мог Аид ожидать, что всё изменится за одну ночь? Персефона не могла понять: то ли он слишком торопится, то ли это она отступает от страха. - Ты уже достаточно здесь живёшь, Персефона. Посмотри на себя: ты больше не Кора в белых одеждах. Аид протянул руку и коснулся ее, тяжело опираясь на подлокотник. Улыбнулся. Но Персефона не улыбнулась в ответ. Теперь, когда он назвал ее девушкой, он заставил все сомнения всплыть на поверхность, особенно насчет таинственного узла. Персефона не собиралась быть холодной, но на самом деле она не могла понять. - Аид, ты ничего не хочешь мне рассказать? Она спросила тем же резким и прагматичным тоном, которому научилась у него. Пожалуй, это был первый раз, когда Персефона испытывала Бога Мертвых так твердо. И Аид всё заметил, потому что убрал руку. На мгновение попятился, опустился ещё на одну ступеньку. Он принял эту инсинуацию, высказанную с божественной строгостью, и впервые в истории Неумолимый казался подданным, а не Королем. - Да, я должен кое-что рассказать тебе, моя королева, - строго прошептал он, - только если ты спросишь меня об этом. Оба знали, что этой ночью ситуация не разрешится, как бы им этого ни хотелось. Потому что Персефона не была достаточно храброй, чтобы выдержать собственную аскезу, и ничего не просила. Она не сказала, что ее беспокоит, и Аид не дал ей никакой поддержки. Владыка Мира Мертвых горько улыбнулся. Повернулся. Спустился по лестнице. Даже если он ничего не говорил, Персефона все равно слышала его безмолвное послание: «Если у тебя не хватает смелости спросить меня, то сейчас не самое подходящее время для этого…»